I've told a million lies but now I tell a single truth There's you in everything I do
«I Bet My Life», Imagine Dragons
Дорогой Себастьян! Когда это письмо тебя застанет, мы с отрядом будем уже совсем рядом, в Вустершире. До нашей встречи, если тому не помешают непредвиденные обстоятельства, останутся считанные дни. Одна мысль, пока пишу эти строки, заставляет руку дрожать. Извини, что они такие неровные. Рыцарь Расселл блестяще сражался, когда-нибудь он станет прекрасным Командиром Ордена. В бою он яростен и бесстрашен, как и подобает настоящему подданному Короны. Его сила и ловкость восхитили даже опытных воинов, а хитроумный рывок, предложенный им во время обсуждения плана наступления и затем прекрасно исполненный в сражении, удивил и меня. Полагаю, мы можем им гордиться. В освобождённом городе осталось 27 наших воинов. Я знаю, что Нико непременно захочет съездить и посмотреть на земли самостоятельно, и он возьмет всех вас с собой. По дороге, когда будете проезжать Бромсгроув, найди предлог, чтобы заставить его заглянуть туда, хотя бы ненадолго. У местных жителей превосходный сад: розы, лаванда, лён с крупными голубыми цветками… Там волшебный воздух. В день нашего возвращения, вечером, в замке будет торжественный праздник. Но я очень рассчитываю поговорить наедине. Буду ждать тебя на нашем месте. Утром. Я уйду, пока Нико будет спать. До скорого, Льюис Себ прикрыл глаза и повторил письмо про себя, проверяя, всё ли запомнил. Оставить его он не мог, – слишком велик риск. После прочтения он всегда их сжигал, но в его голове, как в упорядоченной педантичным хранителем библиотеке, каждое нежное, выученное им тихое признание занимало своё место. ...заставляет руку дрожать. (я тебя люблю) В кабинет громко постучали. Себ смахнул лист и конверт в камин, прямо в плясавшее пламя. – Себастьян? – послышался звонкий голос Нико. – Ваша Светлость? – быстро отозвался он, выравнивая дыхание. Встав из-за тяжёлого стола тёмного дерева, он вмиг оказался у двери и почтительно распахнул её перед герцогом. Тот коротко кивнул, уверенно шагнул в комнату, поправляя полу накидки, подбитой норковым мехом. Его хрупкие пальцы сжимали кусок сероватой бумаги. – Льюис написал, – подойдя к столу, он опустил письмо поверх его разложенных карт королевских владений и близлежащих территорий. Здесь же лежало и «подставное» послание – «Схемы боёв для С. Феттеля, ответственного за теоретическую подготовку рыцарей». – Они недалеко от Вустершира. Надо переговорить с казначейством, успеть подписать указы о наградах. Всё должно быть решено к их возвращению. Себ скользнул глазами по мятой поверхности, незаметно фокусируясь чуть дальше, на огне в глубокой каменной выемке. Его письмо растаяло, истлев тусклыми лепестками. Извини, что они такие неровные. (извини, что этого недостаточно) Нико продолжал, чуть тише: – Послезавтра, как ты помнишь, прибудут король и королева. Пока я займусь их досугом, надеюсь, ты проконтролируешь рыцарские нужды. Чтобы достали припасы, подушки, чтобы они могли увидеться с семьями. Их участки, новое оружие, доспехи... – Да, мой герцог, – заверил его Себастьян, заставляя себя приподнять уголки тонких губ. – Начнём подготовку сегодня же. Нико в сдержанном одобрении качнул головой. Когда стройная колонна рыцарей преодолела ворота, на одном из бастионов, занятом по случаю праздника вместо лучников трубачами, раздался громкий приветственный гул. Роско, покачиваясь, грузно ступал мощными ногами по каменистой дороге, удерживая на себе своего не менее сильного хозяина. Стены крепости были украшены цветными флажками, радостные горожане столпились вдоль пути до самых жилых частей замка. Льюис легонько махал всем рукой. Король Торгер и королева Сьюзи стояли на широком балконе донжона, в одеяниях из светлых дорогих тканей с изящными серебристыми узорами. Слева от них – ярким пятном, в белоснежной тунике – его муж, герцог Росберг. Так, втроём, они хлопали, чествуя их отряд. Джордж, уставший и счастливый, вежливо кланялся им: его впервые встречали в городе как победителя после посвящения. Льюис шарил глазами по стражникам, сквайрам, помощникам и другим членам аристократии. Где же ты? Себастьян затаился внизу, в одной из арок, среди других высших военных слуг герцогской свиты. В отличие от вельмож, военное сословие одевалось в тёмные, строгие однотипные камзолы, плотные брэ без драпировок, сапоги. Весь этот мрачный наряд удивительно шёл к его волосам – солнечно-жёлтым, как спелая рожь, как созревшая поздним летом груша на ветке. Сквозь расстояние, сквозь мельтешение и шум людей, Льюис не оставлял надежды поймать его взгляд. Где-то там, под твёрдой кольчугой и латами, под суровой кожей и закаленными в сражениях мышцами, билось его могучее рыцарское сердце. Ни один враг не вселял в него и толики страха, но этот взор, собранный, внимательный, красивый, как голубой грот, заставлял его беспомощно замирать. Издалека, неотрывно встречая его, Себ тепло улыбнулся в ответ. В груди снова застучало, теперь будто в два раза быстрее. Неужели придётся ждать до рассвета? После конюшен, купальни, облачения в чистые вещи и других приготовлений, воины наконец вошли в рыцарский зал. Все уже сидели, возбужденно переговариваясь в ожидании пиршества, однако, стоило виновникам торжества переступить порог просторной гостиной, как люди один за одним повскакивали со скамей и стульев. Величаво, с природной плавностью, поднялись и король с королевой. Первым делом Льюис и его освободительный отряд встали перед ними на одно колено. – Ваше Величество, – его тон как всегда был вкрадчив и мягок. – Добро пожаловать в крепость Бриксбург, в дом навеки верных Вам герцогов Росбергов, Ваших подданных. Благодарим Вас за оказанную честь. Довольный, Король Вольфф смотрел на них сверху-вниз. – Благодарим вас за службу, – начал он с глубоким почтением, – За защиту нашего прекрасного королевства. За храбрость и мужество. За доблесть, какую можно встретить только в душах подлинных рыцарей, – и, указав на расположившегося по правую сторону Нико, добавил. – За гостеприимство и за оказанную нам честь. Воины вновь встали в полный рост. Росберг вышел вперёд, обойдя край стола, остановился, протянул к выпрямившемуся Льюису слабые руки. – Любовь моя, – Льюис примкнул губами к его костяшкам, сжимая обе его холодные ладони в своих. – Приветствую Вас. Нико сухо, и вместе с тем крайне бережно поцеловал его руки в ответ. – Добро пожаловать домой, мой лорд. Зал дружно захлопал. Кто-то улюлюкал, бренчали лютни. Себастьян, который сидел чуть поодаль, за столом герцогских помощников, опустил глаза. Нико по крови был наследником титула, воздушный, как кастард, с тонким, резным лицом, не сопоставимо благородным по сравнению с его собственными грубыми чертами: вытянутым лбом, большим подбородком и какими-то крупными зубами. Герцог много болел, часто бывал взнервлён, бледен, но мудр, рассудителен и, по мнению короля, должен был стать блестящей партией для сильнейшего из его рыцарей, волею Господа не имевшего среди предков аристократов. ...Если бы король не поспособствовал нашему браку с Нико, мы с тобой никогда бы не встретились. Я часто думаю о твоих словах, что, быть может, дальше нам уготована совсем иная жизнь. Сегодня вечером, когда заходило солнце, и вода в море окрасилась, точно вино в кубке, я видел двух птиц. Ветер дул им навстречу, а они упорно летели к горизонту, два упругих силуэта, устремленных к свободе. Мы и есть две эти птицы. Как знать, вдруг там, после смерти, вокруг одно небо?.. А где-нибудь – одинокая скала. На ней и наше гнездо из прутьев, и у меня клюв, полный глины, чтоб его укрепить. Чтоб его не содрогнул ни один порыв... Себ тяжело вздохнул. Блюдо в центре стола, на котором громоздилась горка закопченных с травами перепелов, аппетитно дымилось, но ему от одного его вида дурнело. Теперь эти часы, оставшиеся до утра, тянулись, как долгие месяцы, и совершенно невыносимо изводили его. «Их» место скрывалось за склоном, под гигантской кроной старой черешни. Дорога от замка занимала не так много времени, но всё же, если идти бодрым шагом, под конец можно было ощутимо устать. Нельзя было встречаться поблизости: их мог выследить и дозорный, и заметить случайный зевака – всё это вызвало бы массу подозрений. Едва светало: медленно, белёсо, поначалу лишь прелюдией к заре. Льюис быстро переступал ногами, стараясь не сорваться на бег. В предрассветной тиши он слышал, как шептались деревья, как клонилась к земле сырая от росы трава. Всё звало его. Иди, иди. Льюис увидел его с вершины холма. Тот стоял, опираясь спиной о тёмный ствол, устало привалившись к нему, будто бы досыпая. Волнующий жар, разгорячивший кровь, изо всех сил погнал его вперёд. Он был почти совсем рядом, когда Себастьян отстранился от шершавой черешни и двинулся к нему. Спустя миг они глухо ударились друг о друга, схлестнувшись в жёстком объятии. Льюис подхватил Себа и закружил их, утыкаясь лицом в обветренную материю его камзола. – Дай, – тихо забормотал Себастьян, удерживая его голову. – Дай посмотреть на тебя. Льюис издал какой-то радостный животный звук, переходивший в смех, и, переложив руки ему на талию, легко подбросил его, приподнимая над собой, задирая к нему счастливое лицо. Глаза у Льюиса мерцали, как умели мерцать только звёзды в ночном небе. Себ готов был вечность глядеть в них. Он осторожно обрамил ладонью его заросшую щёку. Льюис щекотно подул на его чёлку, разметав в стороны золотые пряди. – Лучик. – Льюис, – он прикрыл один глаз, смешно жмурясь. И наконец трепетно поцеловал его в губы. Себастьян знал, что ещё недавно, в большом и тёплом ложе, он целовал другого. Знание болезненно полоснуло его изнутри, но он стал только сильнее ласкать его, позволяя всей бывшей в груди безнадежной нежности струиться сквозь этот долгожданный поцелуй. Назови его своей любовью хоть перед всем миром. Какое это имеет значение, пока с твоего языка срывается моё имя, пока мы делим вдох, пока дрожит пишущая рука?.. Себ отпустил его. – Я так рад, что ты невредим, – он снова провёл по его невозможному лицу кончиками пальцев. – Так рад, что ты цел, Льюис. Тот, улыбаясь, донёс его обратно под густые ветви, возвращая на землю, зажимая между собой и деревом. – Ну здравствуй, – сказал он, раскрывая воротник его камзола, его льняной туники, мокро и жарко прихватывая кожу открывшейся шеи. – Себастьян. Себу казалось, что ещё немного, и его ослабевшие колени подогнутся сами по себе. Но рыцарь пощадил его: он вдруг замер, отодвигаясь, серьезно всматриваясь в его глаза и потянув к себе за подбородок. – Ты хранишь меня, – он пробежал по нему вниз, к губам, и снова наверх. – Если ты ждёшь, значит, я вернусь. Прорезавшееся солнце отразилось в наполнившихся слезами глазах Себастьяна недолгим бликом. Они опять обнялись: страстно, беззаветно; укрытые листвой. – Худющий, – Льюис укоризненно укусил его, раздетого и раскинувшегося на смятой одежде, несильно смыкая зубы на его проступавшем ребре. – Я видел, что ты ничего не ел на ужине. Себ хохотнул, упираясь затылком в землю, позволяя Льюису делать с ним всё, чего бы ни взбрело тому в голову. – Не хотелось, – он огладил его сильные руки. На правом плече у Льюиса было несколько затянувшихся бурых рубцов – шрамы от ударов клинком. Себастьян накрыл их ладонью. – Я был так взволнован тем, что мы скоро увидимся... Не мог есть. Льюис склонился к нему, беря его за локти, призывая обернуть руки вокруг своей шеи. – Держись, – и он развернул их, плюхаясь на спину, устраивая его сверху, чтобы тот не лежал на пусть летней, но стылой ночной земле. Себ, теперь всем весом на него навалившийся, сразу почувствовал, как соприкоснулись через ткань брюк их желания. Это ощущение не было для него новым, и всё же неконтролируемый румянец пионами распустился на щеках, шее и груди. Рыцарь смотрел на него испытующе, с вдохновенным жаром. Всхлип Себастьяна потонул в очередном рьяном поцелуе. Черешня заботливо их прятала, а ветер уносил тихие стоны тайных любовников в зелёные долины, всё дальше и дальше от замка. Как и предсказывал Льюис, после отъезда королевской четы Нико приказал готовиться к путешествию в освобожденный Вервуд. Теперь самому рыцарю предстояло в качестве герцога остаться в крепости, а мужа и его свиту в сопровождении нескольких воинов снарядить в дорогу. Джордж вызвался быть личным стражником герцога Росберга, и Льюис со спокойным сердцем поручил ему эту роль. Они покинули Бриксбург через две с половиной недели, незадолго до сентября. Себастьян обещал писать. Первое письмо, совсем короткое, было вложено в конверт с уточненной и дополненной картой местности. Проехали Бромсгроув. Мне очень понравилось. Дышал и думал о тебе. Люблю, Себ Следующее, ещё неделей позже, было от Джорджа. Командиру Ордена Сэру Льюису Росбергу. До Вервуда три дня пути. Встретили по дороге их гонца: варвары обстреляли южный форт. Все встревожены, полагаю, необходимо отправить отряд бриксбургских воинов по тому же направлению, что идем мы. Мы отобьём короткий набег, но если они решат снова захватить крепость, понадобится подкрепление. Феттель и Крамер со мной согласились. Это важно в том числе и для безопасности Его Светлости герцога Нико Росберга. С почтением, Сэр Джордж Расселл Льюис с тревогой сосчитал дни: гонцы запаздывали как минимум на пять, а может и нескольким больше недели. Значит, они уже в Вервуде. Выезжать надо было немедленно.***
Он понял, что они опоздали, ещё не добравшись до крепости, – столб чёрного дыма возвышался над казавшимися крохотными, помещавшимися в ладонь башнями. Осадить её варварам не удалось, но южный форт был почти полностью обрушен и сожжён. Льюис помнил, каким они оставляли его: теперь же он был обуглен, почерневший и разваленный. Джордж, грязный и мокрый, стремительно вводил его в курс дела, пока они шли по галерее зубчатой стены: сколько захватчиков, каковы их потери, с каким оружием они шли в атаку. – Они метают с помощью высокой деревянной постройки воспламененные копья. Не рибодекин, что-то другое. Башню разбили большим тараном, скорее всего, с выплавленным из железа заточенным наконечником. В него запряжены шесть лошадей, – он утёр блестевшее от пота лицо. – Стрелы лучников отравлены. Какой-то яд, мы пока не знаем, что именно. Томас, Николас, Осберт, Себастьян и Эревард ранены. Они лежат в палате на третьем этаже. Льюис решительно кивал, а у самого никак не получалось втянуть в легкие воздух. Джордж заметил его замешательство и быстро добавил: – Его Светлость в подвалах, в погребе с припасами. С ним всё хорошо. Командир все же сумел вздохнуть. – Те, кто ранен… Они умирают? Яд смертельный? – Да, – голос Джорджа стал почти неслышным. – Лекарь сказал, их души в руках Господа. Каспар был ранен в живот, сегодня ночью он умер. Если отравлена кровь, надежды почти нет. – Можем мы навестить их? Сказать, что Командир здесь? Чтобы они молились? – сверкнул Льюис глазами. – Конечно, мой герцог, – от его взгляда у рыцаря неприятно обдало холодом спину. – Разумеется. Себастьян лежал на одной из кроватей, поверх одеяла, с перемотанным разорванной простынёй животом. Судя по засохшим тёмно-алым пятнам, стрела попала ему в бок. Льюис сдавил челюсти. Раненые воины либо лежали бесшумно, либо, как Эревард, мучившийся в горячке, бредили. Они были на грани жизни и смерти, они не представляли никакой угрозы. Лекарь отсутствовал, вероятно, ушел за водой. Но Джордж, остановившийся на пороге, находился в сознании. И Льюису предстояло открыть ему их секрет – тот, что они столько времени хранили, словно величайшее сокровище. Слегка повернувшись, он через плечо подозвал его: – Сэр Расселл, мне нужно, чтобы вы поклялись вечно блюсти молчание относительно того, что сейчас увидите. Поклялись честью. Джордж смотрел на него так пристально, что, казалось, он совсем не моргал. – Клянусь, Командир, – твердо произнёс он, резко выдохнув. – Клянусь честью рыцаря Священной Короны. Льюис опустился у кровати Себа на колени. Он взял его руку – бездвижную, тяжёлую, тёплую. Он держал её как чахлого, выпавшего и недогретого, но вылупившегося птенца. – Лучик, – шепнул он, кусая край языка, чтобы не позволить слезам показаться на свет. Себастьян медленно раскрыл веки. Льюис был прав, что после смерти вокруг небо, но не морское, не синее – тёмное. Звёздное.