Вчерашнее завтра

Тишина леса уже не казалась Музе такой пугающей. Это по-началу, когда они с Уо только покинули резиденцию в Авроре, фея разума вздрагивала буквально от каждого шороха, крепче прижимая к груди Мию, которая тут же, будто понимая, что чувствует мама, начинала надрывно плакать. Однако это всегда помогало переключиться, внимание Музы тут же целиком и полностью посвящалось дочке, непонятные шорохи оставляли её мысли, и девушка принималась тихо-тихо напевать колыбельную, которую хорошо помнила с детства: — За тобой ещё нет Пройденных дорог, Трудных дел, долгих лет И больших тревог. И надежно заглушён Ночью улиц гул. Пусть тебе приснится сон, Будто ты уснул.* — Какая глубокая песня, — прошептал Уолтер, вороша костёр, чтобы его пламя не потухло. Покачивая на руках притихшую Мию, Муза невольно улыбнулась, после чего ответила, продолжая с улыбкой смотреть на дочку: — Мне её пела мама очень-очень давно… — Честно говоря, я всегда думал, что колыбельные — это не про смысл. Спел — ребёнок успокоился и уснул. А тут вон оно как! Даже взгрустнулось немного… Что-то я совсем расклеился, совсем на меня не похоже. Муза невольно поджала губы, пытаясь скрыть за этим всю ту гамму эмоций, которую считывала у Уолтера. Он был подавлен — пожалуй, это слово лучше всего описывало его состояние. — Я тоже скучаю по Ривену, — без ошибок определила она корень проблемы. Уолтер внимательно посмотрел на Музу, которая в этот момент не сводила с него взгляд, и поддерживающе кивнул, будто говоря «Ничего от вас, фей разума, не скрыть». — Не ожидал, что придётся так быстро расстаться с сыном, — добавил он уже вслух, его глаза в этот момент заволокла печаль, и было в этом нечто завораживающее. — Вроде только судьба свела, а снова приходится расставаться. Даже грустно от того, сколько вам двоим пришлось преодолеть… — Вместе, но врозь, — будто продолжила Муза слова Уолтера. — Даже мыслей на первом курсе не было, что наши с ним пути так переплетутся. Извините — всё-таки он ваш сын, — но Ривен вёл себя как полный придурок! — Да что уж там! — невольно хохотнул Уолтер, несколько оживая от слов Музы и теперь внимательно слушая её взволнованную речь. — Наверное, если бы не Скай, его лучший друг, никто бы из Винкс не воспринимал бы его всерьез… Ну хотя бы иногда, — усмехнулась девушка. — Всё-таки стоит признать, когда он не дурачился и не пытался всем своим видом показать, что это он король вечеринки, он не вызывал раздражения. Почти, — тут же добавила она, снова вызывая смех у Уолтера. — Что касается тренировок… — Муза даже несколько засмущалась. — Знаете, не думала, что это скажу кому-нибудь, тем более вам, но… Ой, да ладно! В общем, на тренировках на него многие пялились. Теперь Уолтер смеялся уже в голос, запрокинув голову. Было непонятно, так его рассмешили её слова, ситуация или же смущение девушки, но теперь, казалось, Муза стала красной, трижды успев проклясть себя за желание поговорить с первым же человеком о том, что не решалась обсудить даже с девочками. И тут на тебе — сразу Уолтер! — Почему вы смеётесь? — наконец выдавила она из себя, но Уолтер лишь отмахнулся, покачав головой, а потом всё-таки ответил: — Забавная ты, Муза! Вот вроде мы с тобой не так давно знакомы, а уже такая родная! Иди сюда, доченька! Дай обниму! — Я с Мией, — заливисто рассмеялась девушка, уворачиваясь от медвежьих объятий Уо. Но тот был не так прост! В конце концов Уолтер победил: Муза с Мией на руках оказались в его объятиях. Муза от всепоглощающей нежности прикрыла глаза и почувствовала себя дома, а не где-то в лесу Солярии. В этих объятиях девочка невольно вспомнила своего отца, которого практически не помнила — только его крепкие сильные руки, которые ещё её, малышку, заключали в объятия, будто говоря: «Никому тебя не отдам». Вот и сейчас, в этих объятиях, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, а не женщиной, доченькой, а не мамой. Как снова было приятно переложить на кого-то груз своих проблем, как в детстве, и забыться… Так они и молчали. Её покачивали руки Уолтера, она качала Мию, считывающую всё вокруг, запоминающую. «Будто понимает всё, — невольно подумала Муза. — А мы вот не понимаем». А сердце невольно грел недавно приобретенный не самым легальным путём документ в нагрудном кармане. Документ, где черным по белому значилось: «Муза Э-Ра́ Аддерли». И если в начале все казалось абсурдным и нереальным, то сейчас девушку уже ничего не смущало. Приняв абсурд, она будто бы возвысилась над всем этим, готовая, казалось, пережить что угодно, — так она на тот момент думала. Что удивительного в том, что они сошлись с Ривеном и у них дочь? Что странного в том, что она зарегистрировала брак без мужа? Что страшного в том, что они сейчас на пути в столицу? Всё это обязательно кончится, и тогда они вместе посмеются. Пусть началось не так, как у остальных, но на то это и их история, уникальная и неповторимая. — Скучаешь по нему, значит? — в тишине послышался голос Уолтера. — Скучаю, — в тон ему ответила Муза и кивнула. — Тогда позвони, а я побуду с Мией, — предложил Уолтер. — Заодно узнаем обстановку, вдруг какие новости, а то мы с тобой как какие-то туземцы, не дошедшие до цивилизации. Кто знает, может, Себастьян уже захватил Солярию, а мы голову ломаем, что делать. — Да вы что! — тут же встрепенулась Муза, с укором посмотрев на этого туземца. Мия тут же заплакала. Ей явно не нравилось, когда кто-то повышал голос. Муза принялась её успокаивать, снова напевая колыбельную: — Может быть (всё может быть), Много лет пройдёт — Сможешь ты повторить Свой ночной полёт. Мия перестала плакать, и Муза уже шёпотом обратилась к Уолтеру: — Не говорите так. Этого не может быть. Но Мию всё-таки осторожно передала на руки дедушке, доставая свой телефон. Кивнув Уолтеру в благодарность, боясь лишний раз нарушить тишину леса, Муза несколько отошла от костра, скрываясь за первыми деревьями. Сосредоточившись, она призвала магию и проверила уже в который раз за эти дни: нет, рядом никого не было. Тогда Муза набрала номер Ривена и принялась вслушиваться в мерные гудки — мужчина не заставил себя ждать. Его голос был несколько встревоженным: — Муза, что случилось? Почему ты так поздно звонишь? — И я тебя рада слышать, Ривен, — пробурчала Муза, мысленно закатывая глаза. — Не беспокойся, просто хотела услышать твой голос и узнать, всё ли у вас нормально… — Ну ка-ак сказать, — протянул Ривен таким тоном, будто они всё ещё были в Алфее, а делом чести — подколоть соседа. Сердце девушки забилось в два раза быстрее. — Что случилось? — сбивчивым тоном спросила она, мысленно представляя уже тот самый вариант, который недавно озвучил Уолтер. — Приехал Скай, — не стал скрывать Ривен, — и много чего рассказал… Андреас мёртв, Алфея пала… — О боже… — выдохнула Муза, обессиленно прикрывая глаза. Почему всё становилось только хуже и хуже? — Будьте осторожны, сейчас нигде не безопасно, — сквозь пелену донёсся голос Ривена. — Вы пока не добрались до Солярии? — Нет, — устало ответила Муза, — но, думаю, завтра уже будем в столице. — А как Мия перенесла дорогу? — тут же был задан новый вопрос, и губы Музы невольно застыли в улыбке: — Лучше, чем я ожидала. Она довольно тихая девочка, я бы даже сказала понимающая. Мне иногда кажется, будто ей не нужны слова, она и так знает, как себя вести. — Тогда она явно не от меня, — тут же загоготал специалист. — Ривен, блин! — не в силах сдерживать рвущийся наружу смех, только и смогла выдавить из себя Муза, но мужчина продолжал: — Ты же знаешь меня и моего отца! Какой «понимаем без слов»? Она явно не в нашу родню. Муза уже смеялась вовсю: — Может, и хорошо, что она пошла в меня? — Эй! — наигранно возмутился уже Ривен. — Я скучаю, — внезапно добавила Муза, поднимая взгляд к затянувшемуся ночными тучами небу, покрепче прижимая к уху телефон. Она уже ожидала очередную шутку в духе «Только недавно расстались», но душу согрел уже такой родной голос: — Я тоже. Муза расслабленно прикрыла глаза. Будто груз с плеч. Она не одна. Они ещё немного поговорили, Муза пообещала связаться сразу после того, как выяснится её положение в столице, пожелала удачи самому Ривену, передала привет Скаю. А от Стеллы вестей так и не было… Только Муза сбросила вызов, как почувствовала холодные и липкие скользящие по ногам растения. Глубоко в горле перехватило, да так, что девушка не смогла выдавить из себя ни звука. Первым делом она вновь вспомнила о Ривене, который недавно повесил трубку, Мие, покачивающейся на руках Уолтера, самого Уо, ждущего её у костра. И тогда Муза уже пожалела, что является всего лишь феей разума: не может сжечь растения как Блум или приказать им убраться как Терра или Флора. Она могла лишь из последних сил снова призвать магию, которая упорно твердила, что рядом никого нет. И тогда Муза почувствовала, как земля уходит из-под ног — сознание упорно куда-то уплывало.

***

— За тобой ещё нет Пройденных дорог, Трудных дел, долгих лет И больших тревог. И надежно заглушён Ночью улиц гул. Пусть тебе приснится сон, Будто ты уснул.* Голос, знакомый с детства, убаюкивал Музу, словно качая на руках. Колыбельная, спетая голосом матери, наполняла энергией, в груди распускались цветы — вот только сердце, непослушное сердце, никак не желало успокаиваться (наоборот, услышав дорогой голос, оно забилось в два раза быстрее). Зная, что это попросту невозможно, но веря душой, не в силах бороться с чувствами, Муза распахнула глаза и увидела перед собой мамино лицо. Мама улыбалась так, как умела только она, нежно поглаживая свою дочку по голове, время от времени перебирая пряди челки, совсем не уложенной, живущей своей жизнью, жизнью леса, где Муза любила играть, когда была совсем маленькой. Маленькой… Наконец Муза заметила, что она была дома, в своей любимой кроватке, теперь казавшейся такой огромной, что мама спокойно могла сидеть рядом. Сколько же ей лет?.. — Муза, дорогая, ты чего плачешь? — услышала она голос мамы и только сейчас поняла, что её щеки влажные. Да, она плакала. Не в силах сдерживаться, она зарыдала уже в голос, то и дело втягивая носом воздух, захлебываясь в горечи и неверии. — Мама… Мама… Мамочка! — еле выдавила из себя Муза и, подскочив с кровати, обняла её, только после этого понимая, что всё это время боялась понять, что это не реальность, а сон, что мамы нет и она не сможет её обнять, но сейчас всё было по-другому: Муза чувствовала пальцами тепло, родное и ободряющее. «Я дома», — вновь подумала Муза, и её губы задрожали. Всё закончилось. Всё. Закончилось. — Какая же ты всё-таки ещё маленькая! — вновь ощутила еле уловимое касание Муза. Мама перебирала её волосы. — Нет, мамочка, — невольно перешла на шёпот та самая маленькая девочка, — я уже большая. Очень большая. Даже чересчур. Словно колокольчики, прозвенел мамин голос: — Конечно, большая! Постоянно об этом забываю. — Я бы тоже хотела забыть… — шёпотом в никуда. Но только не от мамы — она всё услышала; впрочем, она всегда всё слышала. — Не надо так говорить, — покачала она головой, аккуратно подцепляя пальчиком подбородок дочки, чтобы заглянуть в её заплаканные глаза. — На то мы и люди, чтобы взрослеть, совершая ошибки. И ты когда-нибудь тоже станешь взрослой, у тебя тоже будет такая милая-премилая дочка, что уж там, немножко плаксивая — этого не отнять, — губы Музы дрогнули в улыбке, а мама продолжала: — Ты будешь смотреть на неё и будешь улыбаться, понимая в тот миг, что если надо, и жизнь за неё отдашь, чтобы она продолжала плакать, а лучше — смеяться. В этот момент Музе показалось, что её сердце остановилось. Она лишь продолжала заглядывать в глаза самого родного человека, как в бездну, пытаясь отыскать ответ лишь на один вопрос: — Неужели, всё то, что происходит сейчас — это правда? Но маму, казалось, этот вопрос только рассмешил: — Ты сегодня какая-то странная. Конечно, правда. А разве может ею не быть? «Может», — невольно повисло в воздухе, и тут же Муза распахнула глаза. В этом мире её щёки тоже были мокрые. — Бывает же бесполезная сила… — услышала она, будто издалека, к сожалению, знакомый голос. — Что ж вас, фей разума, так мало, что никак нельзя отыскать парочку-тройку нормальных? — не шёпот, скорее рык. Муза невольно сглотнула. Наконец помутнение прошло и перед глазами начал выстраиваться отдалённо знакомый образ — впрочем, по голосу она уже его узнала. Себастьян. Он был один, совсем не боялся и явно чувствовал своё превосходство. Смотрел на неё то ли со скепсисом, то ли с насмешкой. Глаза говорили одно, губы — другое. Холодно… Внезапно осознание того, что она всё ещё в лесу, прострелило голову. Тогда, может, Уолтер недалеко и, если она закричит, то?.. Мия. Новая мысль — и уже ядерной бомбой. Нет, это не выход. Если закричит и Уолтер придёт на помощь, то с Мией на руках (он не сможет оставить её около костра). Тогда лучше бы ему не приходить. Но что тогда делать? «Если надо, и жизнь за неё отдашь, чтобы она продолжала плакать, а лучше — смеяться», — эхом в голове и ножом в сердце. «Так вот, что ты имела ввиду, когда говорила это, мама…» Холодно… Мозг замораживался, и слова Себастьяна будто откуда-то издалека. Что он хотел донести этим до абсурдности глупым монологом? Никогда ведь таким не был. Впрочем, она его никогда не знала, не ей судить. — Вот что мне, правда, нравится в вашей силе, феи разума, так это уникальность, — продолжал он с философским замахом, а Муза внезапно ощутила, как скользкая противная тварь ползёт по её оголённой лодыжке. У девушке перехватило дух, глаза распахнулись так сильно, что кожа вокруг них предельно натянулась и заболела. Это определённо были скребки, она помнила их ещё по последней встрече, не сказать, что она была приятной. Сердце зашлось галопом, пошевелиться не было никакой возможности, запястья туго перетянуты какими-то растениями и привязаны к ветке. А тварь всё ползла вверх, медленно, не нападая, будто издеваясь. Себастьян же всё продолжал: — Если не знаком с феей разума лично, не дружил или не сражался, то вряд ли знаешь, какой силой она обладает. Например, тот парень, которого мои скребки нашли вчера возле Блэкбриджа… Бедняга решил скрыться от королевы, дезертировал. Как выяснилось, не все феи разума бегут сломя голову выполнять её приказ. Но судьба его подловила, и он попал ко мне в руки. Скребки передали его магию, а что за магия, ты сама видела — погружает в сон и выворачивает душу наизнанку. Человек видит то, что дорого его сердцу. Но он оказался слабеньким: раз-два и всё, магии как ни бывало. Другое дело, например, Розалинда. С ней, конечно, вышло поинтереснее. Внедрение в сознание, просмотр воспоминаний, м-м, — Себастьян аж начал причмокивать, закрывая глаза, всем своим видом давая понять, что упивается ситуацией. — Красота, — добавил он и цинично усмехнулся. — Теперь вот думаю, что делать с тобой. С одной стороны, неплохая способность — я бы отвёл ей хорошее место в своей коллекции. С другой стороны — чьи эмоции мне считывать? Может, ей есть более умное применение? — задал он в конце риторический вопрос, чуть наклоняясь в сторону Музы. Теперь он был ближе, от чего девушке стало не по себе. Она задышала чуть быстрее, её грудь начала вздыматься, ладони парализовало от страха. Да, страха… Ей было страшно. Она даже на долю секунды забыла о скребке, как вдруг почувствовала, что и по другой её ноге вдруг стала взбираться такая же тварь. — Сомневаюсь, — прошипел Себастьян. Услышав его очередной смешок, Муза невольно подняла взгляд и из-под дрожащих ресниц встретилась глазами с ярко-белыми глазами Себастьяна. Этот призрачный свет она тоже помнила. Однажды на неё так смотрела Розалинда. И это было последней мыслью перед тем, как её тело пронзила дикая, животная, раздирающая боль. Кажется, она пыталась сцепить зубы, чтобы не орать во всё горло. До смерти боялась, что её услышит Уолтер. Но она не помнила… Она не помнила, что было! Если ад и существовал, то он был здесь. А боль, казалось, только усиливалась. Всё её тело будто пронзили тонкими иголками, кажется, в шее что-то хрустнуло, возможно она мотала головой, пытаясь вырваться хотя бы из замка растений. Её ноги сводило судорогой, с руками связь была потеряна окончательно. Если бы она могла двигать конечностями, то, наверное, разодрала бы себя до крови, пытаясь избавиться от этой гадкой, вонючей корочке, покрывшей будто бы каждую клеточку её тела. Пульсирующая боль в висках, сбитое дыхание и наконец чьи-то пальцы на шее, которых там никогда не было. В преступной близости шёпот, где-то у раковины уха: «Всё это того стоит? Выбирай меня», — и снова будто прыжок в неизвестность. Теперь уже и перед глазами пустота. Пальцы сжались на шее чуть сильнее, мир потемнел и лишился красок. Нет мыслей, всего лишь пустота. И она одна в этой пустоте. Кричала ли она? Наверное. «Хоть бы Уолтер не пришёл, хоть бы Мия была в порядке», — на повторе. И страх, страх, что узнает о них, пытаясь проползти, словно склизкий червь, в её голову. Под одеждой вдруг стало холодно и… мокро. Нет, это был не пот, хотя от боли всё её тело можно уже было выжимать. Тогда и осознала фея, что это тот самый скребок, забравшийся как можно ближе к коже, теперь прокладывающий дорожку к груди, чтобы остановиться возле сердца и ждать команды. Одно слово Себастьяна — и ей конец! Отчаянно хотелось забыться, отмотать время назад и не ходить в лес. Но спасло бы это её от помешанного?.. Чёрт его знает! Ходить в лес… Лес… А сбросила ли она вызов Ривена? Слышал ли он всё это? Даже это она не помнила, понимая, что все эти мысли снова уходят на второй план, когда скребок прополз по животу — у Музы перехватило дыхание. Кажется, она до крови искусала все губы. По крайней мере, вкус железа будто преследовал её, пока Муза задыхалась с лёгкой руки Себастьяна. Жизнь… Так ли она ценна, чтобы цепляться за неё, ставя всё на карту?.. Внезапно захват чуть ослаб, Муза смогла сделать короткий вдох и тут же поперхнулась обжигающим лёгкие воздухом. — Ну что, перейдёшь на мою сторону? — снова возле уха чересчур самоуверенный шёпот. Таким голосом можно кричать с трибун. Так почему же она глохнет от тишины, наступающей после его вопросов? Нет сил. Нет сил, чтобы послать его. Нет сил, чтобы плюнуть в лицо. И магия бесполезна, чтобы бежать. Она такая слабая. Беспомощная. «Нет», — не сказала, но еле заметно покачала головой. И тут же отхватила наотмашь пощёчину. Было так плохо, что даже не больно. Могла бы — Муза просто рассмеялась этому подонку в лицо. Злодей всея Солярии, а тратит время и силы на то, чтобы уломать какую-то девушку, не принцессу и не будущую главнокомандующую, не стратега и не сильнейшего воина, а самую обычную девушку, не закончившую обучение, ставшую мамой подростком и вышедшую замуж незаконно. Мир сошёл с ума, и она сошла с ума в этом мире первой. Кожа на щеке всё-таки предательски загорелась. Оказывается, она всё ещё могла чувствовать боль. Зачем? Чтобы стало только хуже? И снова его рука на её шее, снова перехватило воздух, а у уха уже разгневанный шёпот, от которого мурашки по коже: — А я думал, что ты умная девочка и мне не надо будет объяснять, что случится с тобой и твоей малюткой, если вдруг ты решишь перечить мне. Хочешь жить — умей предавать, девка. Выбор за тобой. Хотя постой, выбора-то у тебя и нет. «Малютка», — набатом в голове. Он знал про Мию. Муза обессиленно прикрыла глаза, будто со стороны слыша, как из её лёгких обрывочно выходит воздух через нос. Её накрыла истерика. Она ужасная мать! Её кошмар не закончился! Он знает про Мию! Он знает! Знает! Муза открыла рот, чтобы закричать, но внезапно поняла, что ни один звук не выходит — она сорвала связки. Зато из глаз текли слёзы. Воды было предостаточно. — И я надеюсь, мне не надо объяснять тебе ещё и то, что утаить что-то будет твоей последней идеей. Последней для тебя и твоей дочери, — не слова, а плевки в душу. Муза дрожала, пытаясь отключить разум, но он продолжал записывать и сохранять всё в долгосрочную память. — Будешь глазами и ушами в столице. Ослушаешься — и твоя дочь умрёт. Не сомневайся, я всегда буду где-то рядом, по близости. Всегда. И в лесу наступила мёртвая тишина.