Мир не видит твоей простоты Просто ты не знаешь как сказать Мир не видит твоей простоты Просто ты обиделась опять Перемотка — «Мир не видит твоей простоты».
Снова привыкать к жизни с кем-то оказывается легко. Марго он знает уже тридцать семь лет, и он давно выучил все её привычки и научился с ними мириться. Конечно, годы разлуки даром не прошли, и Феликс замечает в девушке некоторые изменения. Теперь она встаёт очень рано, словно по будильнику, хотя раньше она любила нежиться в постели до обеда. Проснувшись, он обычно находит её на кухне с чашкой кофе и газетой. С растрепавшимися после сна волосами и в одной сорочке она кажется такой домашней и безобидной, что Юсупов каждый раз замирает в дверном проёме, чтобы полюбоваться на неё. Никто из них не затрагивает тему о её переезде. Оба привыкли к существованию бок о бок, и это кажется само собой разумеющимся. Разве может иначе быть? Они говорят о многом, но никогда о войне. Марго не рассказывает больше ничего, а Феликс почему-то не отваживается спрашивать, хоть ему очень интересно, чем она занималась после того, как пришла в Ленинград с простреленным животом. Может потом она расскажет? Через несколько месяцев он начинает видеть в Марго то, что не бросилось ему в глаза сразу по еë возвращению. Теперь она некомфортно ощущает себя в людных местах, а на вопросы Феликса, только отмахивается и говорит, что ей просто нужно привыкнуть к тому, что не нужно бояться за свою жизнь. Он готов был смириться с новой мрачной девушкой и с тем, что она больше не безжалостная кокетка и обольстительница, но он не был готов принять то, что она больше не поëт. Еë пение, так часто звучавшее только для него, пропадает, что для него становится настоящим ударом. Он всё ещё помнит какой у неё нежный, чарующий голос, как горят её глаза, стоит только пальцам коснуться клавиш пианино. В середине 20-х они частенько пели дуэтом в каком-нибудь кабаре и имели немалый успех у публики. Какие приятные и одновременно тоскливые воспоминания. По тем годам он скучает просто безумно, но его жизнь, не смотря на прошедшую войну и шумный, отстраивающейся после бомбëжек Лондон, становится почти прежней. Он снова чувствует себя молодым, снова всë кажется ему в радость и тот факт, что у него почти нет денег, не способен омрачить его праздное существование. Он знакомится с интересными людьми, посещает закрытые балы русских вампиров-эмигрантов и везде, словно собачку, таскает с собой Марго. Ей такое отнюдь не по душе, но она стойко терпит все его закидоны и даже соглашается съездить с ним в полузаброшенную деревушку в трëх часах езды от Лондона, к ясновидящей, которую Феликсу все очень настоятельно советовали. Он понимает, что это всë шарлатанство, но ему так любопытно послушать, что про него скажут, что он, оставив в стороне здравый смысл и не замечая ворчания Марго, платит нужную сумму, предвкушая невероятнейшую забаву. Некоторые слова гадалки оказываются верными и приходятся ему по душе. Она точно угадывает, что он из дворянского рода и предсказывают, что ждут его впереди несметные богатства. Рядом фырчит Марго, но настоящий апогей еë веселья начинается, когда Феликсу говорят, что умрëт он в тридцать лет, упав с лошади и сломав себе шею. Он бы посмеялся, ведь тридцать ему было сто семьдесят четыре года назад, но тема собственной смерти его малость пугает. А может и не малость, потому что лошадей после посещения ясновидящей Феликс начинает обходить стороной. Жутковато, даже не смотря на то, что даже если предсказанное всë же сбудется, кости у него срастутся. Марго, в отличие от него, уделяет время развлечением лишь в одном случае, если он на этом настоит. Свободные часы она тратит на изучение английского и на поиски работы, где нужно преимущественно молчать. Язык ей даëтся не особо сложно, но всë портит сильно-заметный французский акцент. Оно и не удивительно, ведь по еë словам во Франции она прожила шестьдесят девять лет. Очень приличный срок, учитывая, что ей всего сто восемь. С каждым днём Феликс всё больше начинает осознавать, что ему срочно нужны деньги. Марго, подучив английский, устраивается посудомойкой в ресторане напротив дома. Как же изменился мир, раз даже она, не проработавшая ни дня, начиная с 1907 года (именно тогда она вышла замуж. Юсупов до сих вспоминает про её мужа с удивлением), пошла работать. Хотя ладно, она ведь бывшая крепостная и была рождена для работы. Вот он совсем другое дело. Он князь, наследник великого рода, в его жилах течёт кровь Ногайского хана, чьи корни уходят к самому Чингисхану! Его прадеду сам Пушкин стихи посвящал, его семья издавна считалась на Руси одной из самой богатых и известных. И разве может он, убийца Распутина и спаситель России, опуститься до того, чтобы горбатиться за гроши? Да ни в жизни! — Феликс, я, конечно, понимаю, что живу в твоей квартире и не имею права тебе указывать, но тебе не кажется, что только на одну мою зарплату мы не проживём? — спрашивает Марго, вернувшись домой после смены и теперь с наслаждением попивая кровь из хрустального бокала. — Я что-нибудь придумаю, — как мантру повторяет Юсупов в десятый раз за пару дней. Ничего он не придумывает. Деньги нужны, но гордость не позволяет ему опуститься до того, чтобы начать работать своими руками. По его мнению не любой труд красит человека. Весь год приходится жить на небольшую зарплату Марго, которая, увы, не может покрыть все хотелки Феликса. А весной 1949 года происходит не иначе как чудо. Вместе с образованием НАТО под его крылом появляется международное вампирское объединение, подобных которому никогда раньше не было. Самое прекрасное, что и ему так находится место. Никакой грязной работы, только бумажная скучная канитель. Юсупов теперь следит за тем, чтобы не было никаких самовольных обращений в вампиров, подписывает разрешения на обращение и даже пробует себя в роли дипломата. МВО, как коротко называется это объединение (он зовëт их "Мудаками В Очках", но когда он говорит так при Марго, она беззлобно смеëтся, что единственный мудак в очках там — это он. В солнечных, но всё же.), ведёт переговоры с СССР, требуя вернуть русским вампирам-эмигрантам хотя бы часть их состояния. Сама идея кажется бредовой и невозможно поверить в то, что страна советов согласится на подобное. Переговоры идут тяжело. Каждый день, возвращаясь из штаба МВО, Феликс хочет только ширнуться и напиться до состояния беспамятства. Лишь через год удаётся договориться. СССР требует взамен, чтобы одна треть русских вампиров вернулась и встала под красные знамёна. Юсупов без понятия являются ли нелюдями советская верхушка, но видимо нет, раз им требуются вампиры, большинство из которых покинуло страну после революции. Феликс было бы плевать на условие, но он очень боится, что именно его могут отправить обратно на Родину. Туда он вернётся лишь в том случае, если рухнет тамошняя система. К счастью, многие эмигранты добровольно соглашаются уехать. До войны такого нельзя было представить, но после победы Советского Союза, коммунизм завладел многими головами. Ещё через полгода Феликс получает такую большую сумму, что от счастья хочется рыдать. СССР половину его состояния честно вернула, но половина от этой половины поступила на счёт МВО. Понятно, что иностранные вампиры хотели извлечь из всего этого выгоду, но мужчине всё равно, ведь даже тех денег, что теперь у него есть, хватит на несколько жизней. Юсупов уверен, что именно он, как главный богач уже несуществующей Российской Империи, принёс вампирскому объединению больше всего прибыли. Ошалев от денег, он принимается тратиться на всё подряд, как в старые добрые времена. Он заказывает новую мебель из палисандра, покупает себе гору одежды и заваливает Марго подарками. Мужчина покупает себе машину, нанимает водителя и заводит мопса (Маргоша не против). Теперь за день он тратит столько, сколько в последнее десятилетие не тратил и за месяц. Феликс снова ощущает себя защищённым от всех напастей и бед. Ничего не грозит тому, у кого карманы лопаются от золота. — Ты пойдёшь завтра со мной? — спрашивает Юсупов, делая глоток из хрустального бокала. Как же приятно пить хорошее вино, а не ту бурду, что раньше носили знакомые. Марго, что-то пишущая, отрывает глаза от бумаги и рассеянно хлопнув ресницами, интересуется: — Куда? Феликс показательно закатывает глаза. — Ты совсем отстала от жизни, дорогуша! Завтра Ночь костров. — Точно. Нет, я не пойду. У кого-то праздник, а у кого-то ночное рандеву с горой грязной посуды. — Издеваешься? — Юсупов цокает и отставляет от себя бокал, — Ты работаешь без выходных, а мне скучно. Имей совесть и удели мне хоть каплю внимания. К нему на кресло запрыгивает собака. Он треплет мопса по голове и сердито замечает: — Даже Ричи проявляет ко мне больше интереса, чем ты. — На меня не свалились деньги с неба, мой дорогой, — язвительно цедит Маргарита. — На меня тоже. Всё, что я получил и так принадлежало мне. — Может и так, — она равнодушно пожимает плечами, — Но ты не сам заработал своё состояние. — И какое это имеет значение? — Феликс позволяет Ричи улечься к себе на колени лишь по той причине, что на нём расшитый золотыми нитями халат, а не костюм, на котором отчётливо видна каждая шерстинка, — Будто бы ты так не хотела. — Хотела бы, но от наследства моего мужа давным-давно ничего не осталось. Поэтому мне и приходится работать. Думаешь мне самой доставляет удовольствие каждый день мыть тарелки? Конечно же нет, но я не могу остаться без заработка. — Да зачем тебе деньги? У меня они есть, и я вполне могу обеспечить нас двоих, — великодушно, но всё равно с очень заметной заносчивостью произносит он. — Очень любезно с твоей стороны, но я бы не хотела от кого-то зависеть. — Ну как знаешь, — Юсупов чешет мопса за ухом, поднимается с кресла и подходит к девушке, — Что ты так долго пишешь? Он заглядывает ей за плечо, но Марго не стремится его любопытство удовлетворить и закрывает рукой то, что успела написать. Она могла бы этого не делать, ему бы всё равно понадобилась не одна минута, чтобы расшифровать её убогие каракули. — Письмо. — Кому? — не отстаёт он. — Ивану Алексеевичу, — коротко отвечает она, ожидая, когда Феликс прекратит нависать над ней, подобно коршуну. — Бунину? — удивляется мужчина, — Ты когда успела начать с ним опять общаться? Мне помнится, что ты прекратила с ним переписку, после того, как узнала, что он поддерживает Гитлера. — Да, но вернувшись из Советского союза, я узнала о том, что почти сразу же после вторжения немцев в Россию, он поменял своё мнение. Он укрывал евреев на своей вилле в Грассе. И не только их. — Мило, — саркастично комментирует Юсупов, — Кому ты ещё решила дать второй шанс? Мережковским? — Они оба умерли ещё до окончания войны, — Марго переводит на него взгляд, полный холодного неодобрения, — Ты судишь этих людей, хотя сам общался с немцами. И судя по слухам, отношения у вас были очень дружеские. Впервые со своего возвращения она сама заговорила о тех годах, что они провели порознь. Феликс презрительно морщится и более уязвлённо, чем ему хочется, произносит: — Веришь сплетням? — Не особо, но я не сомневаюсь, что множество вещей, которые мне сказали про тебя за ту неделю, что я провела в Париже, пытаясь выяснить, где ты находишься, — правда. Всему я не верю, иначе бы не приехала в Лондон. — Я просто пытался выжить, — он и не думает оправдываться, но выглядит это всё равно так, будто бы он пытается себя выгородить, — Я только делал вид, что поддерживаю их идеи. Если тебе интересно, — он напускает на себя оскорблённый вид, — я тоже спас многих. — Я бы с удовольствием послушала про это, но у меня нет никакого желания возвращаться в те годы. Не понимаю, почему люди до сих пор каждый день говорят о войне. Я бы предпочла просто забыть то время. Феликс прекрасно её понимает. Пусть на войне он был лишь раз и то очень давно, но он слишком хорошо помнит, что кровавые эпизоды преследовали его днями и ночами. Его, чистокровного вампира, мутило от вида крови неделями, его выворачивало наизнанку, когда Священная Дружина отправляла его во главе отряда на места преступлений, и перед глазами представали чьи-то разорванные тела и ошмётки органов. Даже Руневский, бывший тогда совсем ещё мальчишкой, держался мужественнее его. Юсупов водружает голову Марго на макушку, а она сжимает его руку, и он, переполняемый внезапной, неизвестно откуда взявшийся нежностью, думает о том, что она его мысли слышит и понимает. Если бы не понимала, то он бы не был к ней так сильно привязан.***
С середины пятидесятых Лондон начинает надоедать. Феликс устаёт от вечной серости неба(его до сих пор бросает в дрожь, когда он вспоминает, что в 1952 году из-за смога погибло 3000 человек) да и одинаковые пейзажи уже порядком приедаются. Они с Марго долго спорят куда же им поехать. Ему хочется в Канаду, её тянет то в жаркие южные страны, то в Норвегию. К единому соглашению придти не удаётся до тех пор, пока вампирша не предлагает просто написать название стран на бумажке. Какую вытянут — в такую и поедут. Выпадает Чехословакия, а точнее Прага. Маргарита видимо решила проявить чудеса воображения, раз написала это. Выбора нет и приходится паковать вещи, параллельно жалуясь на то, как сложно было добиться того, что МВО одобрила этот переезд и перевела его в чехословацкий филиал. В Праге они поселяются в просторной, очень светлой квартире с белым роялем посреди гостиной. Юсупов занимает самую большую спальню, но места ему всё равно не хватает, поэтому без всякого смущения он раскладывает свои вещи по всему дому и сам же об них то и дело спотыкается. Марго тоже не по душе тот бардак, что он устроил, хотя большую часть времени она проводит в редакцию, куда она смогла устроиться машинисткой. Ему нравится рутинная, уютная жизнь вместе с Марго. В те моменты, когда в их доме не толпятся толпы гостей, они обычно устраиваются на балконе: девушка с чашкой кофе или чего-нибудь покрепче, а он с сигаретой и со своим бесконечным, всегда неутолимым желанием потрепать языком и посплетничать. Маргарита всегда с интересом слушает его пустой трёп, а он, польщённый чужим вниманием, иногда выбалтывает то, чтобы он предпочёл держать при себе. Сначала неловко, а потом ему всё больше становится всё равно. Вампиршу он уже начинает воспринимать, как часть себя. Столько лет дружбы даром не проходят, и с годами он не стесняется вообще ничего: ни наготы, ни своих мыслей. Больше всего на свете Феликс не любит две вещи: скуку и одиночество. Что первого, что второго всегда было у него в достатке. В тоске не было ничего удивительного, ведь эта плата за долгую, почти вечную жизнь. А вот одиночество всегда угнетало. Все вокруг были такие нудные и пресные, что хоть вой. Никто не мог искренне восхититься его нарядам, никто не воспринимал его всерьёз. Даже Руневский в своё время на свадьбу не позвал! Да и с места главы Священной Дружины его сместили совсем не заслуженно. Давно это конечно было, но осадок остался. Горький такой и неприятный. Как от дешёвого кофе. И плевать, что Руневский мёртв, а Дружины больше нет. Марго иногда говорит: — Ты как ребёнок, Феликс. Ребёнок, которому не хватает внимания. Да, она такая. Любит говорить неприятную правду с гаденькой, издевательской улыбкой. Юсупов иногда серьёзно и глубоко задумывается. Не уж то ему правда просто внимания не хватает? Звучит глупо, будто он и правда дитё малое. Каждый раз он приходит к неутешительным выводам, что Маргарита права. И каждый после этих выводов ему хочется ещё больше начать выделываться. Марго знает Феликса хорошо. И его это просто выводит из себя, потому что она кажется знает его лучше, чем он сам. Бесит невыносимо. Но ему всё равно с ней хорошо. Лучше чем с кем-либо. С годами они ссорятся всё реже. А если и ссорятся, то бесится только Феликс. Марго и на его визги реагирует равнодушием, скупыми насмешками и театральными обидами. Знает, что Юсупов потом будет свою вину незаметно заглаживать. Незаметно потому что не резон ему, великому князю, перед ней унижаться. Порой её холод выводит из себя, и он, не сдерживаясь и не думая ни о чём, срывается на крик, колотит посуду и мебель, ругается громко, истошно и с матом, как дешёвая уличная потаскуха, получившая вместо обещанных грошей пару затрещин. Маргарита только улыбается, словно он забавная зверушка или шут гороховый, ломающий комедию, чтобы потешить других. Юсупов даже перестаёт замечать, что она будто воспитывает его под себя. Вроде стойко терпит все его истерики и визгливые крики, как вышколенный солдат терпит дурной нрав своего командира, а потом он неожиданно обнаруживает, что кокаин спрятан, а любимая Маргоша с ним не разговаривает. Манипулировать она любит и делает это так хорошо, что иногда Феликс до самого конца не понимает подвоха. А когда понимает, то конечно и злится и обижается, но делает это недолго, не в силах сердиться на неё. И всё же Феликсу с ней нравится. Интересно с этой девушкой просто до жути. Маргарита любит читать и читает много, стремительно и запоем. В хорошем настроение она безостановочно цитирует Достоевского или Гомера, сыплет шутками и остротами и вообще становится приятнейшим человеком на земле. Ей нравится мода, и она всегда с таким восторгом восхищается новой шляпке или сумочке Юсупова, что он до сих пор не верит в то, что кто-то впервые в жизни может оценить его вкус по достоинству. Она с удовольствием таскается вместе с ним по всем бутикам и показам, всегда советует, что надеть и с интересом слушает его высокопарные рассуждения о упадке модной индустрии, хотя знает, что ему новая мода нравится, и что болтает он об этом просто потому что ему нравится выставлять себя знатоком во всех сферах. Марго, в отличии от Феликса, не сразу привыкает к тому, что мир моды окончательно избавился от всех оков и предрассудков. Однажды она не без смущения говорит, что ей всё ещё неловко носить короткие юбки, а Юсупов машинально кивает, водя взглядом по её острым, теперь всегда открытым коленям. На ней поразительно хорошо смотрятся клетчатые платья, белые гольфы и туфли на низком каблуке. Такая одежда делает её молодое лицо совсем юным, и он невольно задаётся вопросом, во сколько же лет её обратили. Он спрашивает, и она признаётся, что в девятнадцать. — Странно, что к такому возрасту у тебя не было мужа. — Ничего странного. Я была слишком слабой для работы и через чур тощей для деторождения. Единственный её страх — её же прошлое. О нём она не говорит ни слова. Просыпается по ночам от кошмаров, пьёт успокоительные и кофе с ликёром, а иногда колется морфием, как Булгаков, чьи книги она зачитала до дыр. Порой она с головой уходит в работу и не ночует дома по несколько суток, а порой забивает на весь свой график и ударяется в какое-нибудь новое хобби. То учится готовить, то начинает играть на гитаре, безжалостно насилуя струны и без того расшатанную нервную систему Феликса. Он безбожно и жёстко критикует её по началу бездарную игру, а потом, когда у неё начинает получаться, восхищается с такой же силой, как до этого ругал. За гитарой идёт скрипка, но такого кошмара Юсупов уже не выдерживает. Стенания инструмента, больше напоминающие вопли грешников в аду, навевают неприятные воспоминания о том, что ему то скрипка в своё время так и не далась. Узнать получится ли у Марго не выходить. Он избавляется от этих струнных раньше, чем девушка успевает одолеть хотя бы азы. Обижается она до тех пор, пока ни капельки не раскаивающийся Феликс не преподносит ей в качестве подарка сумочку из новой коллекции Prada. Купить её расположение легко, но гораздо сложнее удержать его в своих руках. Не смотря на их перепалки, обиды и некоторые разногласия, Юсупов готов вслух признаться, что более подходящую ему женщину не найти во всём свете. Только Марго может терпеть стремительные перепады его настроения, его самовлюблённость, эгоизм и сильную тягу к алкоголю и наркотикам (он не готов признать, что зависим). Правда порой Феликс не понимает: ей просто всё равно или у неё в самом деле такое ангельское терпение? Он мог часами сидеть в ванной, из-за чего она опаздывала, или полдня висеть на телефоне, пока до неё пытается дозвониться начальник, а её это почти не тронет и из себя она не выйдет. Самообладание, кое она имеет, наверняка появилось не сразу и ей пришлось потратить не одно десятилетие для его появление. В 1964 году её хвалёная выдержка летит к чертям.***
Феликс любит окружать себя теми вещами, которые подчёркивают его статус. Одежда от самых выдающихся кутюрье современности, дорогие украшения, квартира в самом центре Праги, "дружба" только с теми, кто может принести выгоду. Лучшему лучшее. Марго, в какой-то степени, тоже дополнение к его жизни. Ядовитое, обладающее какой-то мрачной красотой, но в тоже время вежливое, никогда не пренебрегающие этикетом и лишённое таких лишних эмоций, как злость или грусть. Она даже живой ему не кажется, настолько у неё вылизанный образ. Его это устраивает. Он осознаёт, что бывает порой слишком истеричным, но видеть рядом такую же девушку он не хочет. Пусть Маргарита строит из себя кого угодно, пусть пытается быть идеалом, которым она в самом деле не является. Пусть. Ему это по душе. Если треснет её маска, то осколки заденут и его. Маска трескает. Вернувшись из штаба МВО, Юсупов надеялся забраться к Марго под бок и попросить её почитать что-нибудь вслух, без разницы что, хоть Булгакова, который ей нравится, а ему нет. Он хотел выпить вина, послушать пару-тройку пластинок и пораньше лечь спать. Вполне обычные желания для того, кто целый день ругался с секретарём из комитета по сохранности вампирского рода. Тот почему-то считал, что пора начинать обращать не только политиков и богачей, но и обычных людей, чтобы вампиры не выродились совсем. Вот уж глупости. Вместо ожидаемого отдыха он стоит на входе в спальню Марго, не решаясь войти и не веря своим глазам. Она плачет. Она даже не смотрит на него, хотя точно знает, что он здесь. Её полуобнажённые, гладкие плечи сотрясаются от рыданий, и Феликс замирает, не понимая, что ему делать. Он не верит, что это она. Марго ведь такая безразличная, такая равнодушная ко всему. Она просто не может плакать. Не умеет, как думалось Феликсу. Ведь за столько лет он ужу свыкся с тем, что именно он играет роль визгливой истерички, а Маргарита терпеливо выносит все его закидоны. Она бывала разной: холодной, артистичной или игривой. Но всё это фарс. В ней не было искренности. Она муляж, что однажды появился в его жизни и теперь скрашивает серые безликие дни своим лживым лицом. Она не умела быть настоящей. Не умела, но сейчас её слёзы более чем настоящие, и в них Феликс верит, как не верил никогда и ни во что. — Марго, — он окликает девушку и сам удивляется своему голосу. Такому мягкому, что это можно было бы принять за обеспокоенность. — Уходи, Феликс, — сипло шипит она. Юсупов медленно выдыхает, чувствуя как внутри разгорается раздражение, копившееся в нём все эти дни. Он не позволит себе сорваться. Только не сегодня. Феликс кидает пальто на кресло и медленно подходит к кровати. Мягкий матрас проседает под его весом, и Маргарита утыкается лицом в колени, пряча своё лицо за ширмой взъерошенных волос. — Ну что случилось, милая? — осторожно спрашивает он и касается её спины. Твёрдые позвонки на её спине бунтуются против его любезного жеста. Она дёргает плечами, скидывая с себя его руку и говорит: — Не трогай меня. Феликс поджимает губы, берёт её за плечи и резким движением разворачивает к себе. Лицо вампирши распухшее от слёз. На нём злые покрасневшие глаза, а под ними чёрная потёкшая тушь. Вокруг рта ореол размазанной помады. К мокрой коже липнут ниточки волос, и Феликс лёгким небрежным движением убирает их с лица. — Ну что такое, Маргоша? — ласково шепчет он, — Дочитала очередной роман? Она даже не пытается выдавить из себя улыбку. Кривится только, словно от отвращения, и отстраняется, будто бы он причина её слёз. Юсупов замечает в пальцах смятую бумажку. Видимо письмо. — Дашь посмотреть? Он уверен, что Маргарита откажется, но на удивление прежняя колючесть исчезает из её глаз, и она вкладывает в протянутую ладонь то, что судя по всему разбило ей сердце. Феликс разворачивает бумагу и полушутливо спрашивает: — Кто вообще сейчас пишет письма? Это оказывается телеграмма. Юсупов терпеть их не может, но на этой смысл ему вполне ясен. "Игорь умер. Инфаркт". Надо же, кто-то потратился на большие буквы и знаки препинания. — Кто такой Игорь? — интересуется он, откидывая в сторону смятую бумажку. — Жених, — запальчиво отвечает Маргарита. Феликс вскидывает бровь и присвистывает: — Какой жених, милая? Ты вдова. — Бывший жених, Юсупов. — Ну так если он бывший, то зачем так плакать? Марго разъярённо выпускает воздух. — Вы правда такой придурок, князь, или просто притворяетесь? Она всхлипывает, и её глаза снова наполняются слезами. Феликс досадливо цокает и проигнорировав её слабое сопротивление, притягивает к себе. Ему нестерпимо хочется сжать её в своих объятиях сильнее, но он лишь может дрожать от осознания того, что она так близка и что у него нет ни единого шанса коснуться её тела или хотя бы губ. — Ну что ты язвишь, Маргоша, — шепчет Феликс ей в макушку, — Если ты будешь только реветь, то я ничего не пойму. Она молчит несколько долгих, напряжённых минут. Феликс не торопит её, хотя очень хочется. Аккуратными движениями он перебирает прядки её волос, и впервые она не злится, что он её трогает. — Я встретила его в 1902 году, — тихо начинает Маргарита, — Тогда я впервые приехала в Россию совсем одна, поэтому мне было очень одиноко. Я познакомилась с ним в каком-то ресторане, сейчас название не вспомню уже. Игорь мне сразу понравился. До этого и никогда не видела такого весёлого и доброго человека. Он много шутил, любил читать и был так благодарен, что я даже не верила поначалу, что такие люди вообще бывают. Каждый день мы проводили вместе, и он даже познакомил меня со своей семьёй. Всё быстро закрутилось и спустя полгода он сделал мне предложение, несмотря на то, что его родные были против. Я была так счастлива в тот момент, что хотела остаться в России навсегда, — Маргарита делает паузу и зажмуривается. По её лицу текут слёзы, и Феликс осторожно вытирает одну из мокрых дорожек. Девушка кажется даже не замечает этого, снова погружаюсь в воспоминания, — Он не знал, что я вампир. Я понимала, что мне придётся рассказать ему об этом, но я откладывала этот момент, пока не стала слишком поздно. В ночь перед свадьбой я услышала на улице какие-то звуки и решили проверить что же там такое. В гараже был какой-то мужчина, и я подумала, что это вор. Я не пила кровь уже несколько дней, и у меня появилась такая жажда, что я растерзала его прямо там, как какое-то животное. И потом... потом, — она всхлипывает громко, надрывно, но находит в себе силы продолжать, — Пришёл Игорь, и я узнала, что это его брат. Я никогда его не видела, ведь он учился за границей и почти не бывал дома. А тут приехал на свадьбу, и я убила его. Это была ужасная ночь, Феликс. Игорь кричал и плакал одновременно, а я всё рассказала ему. Он был в ужасе и только по одним его глазам я поняла, что он никогда не сможет меня простить. Он прогнал меня, но тайну мою никому не выдал. Чтобы я не делала, я не в силах искупить эту вину. Даже перед собой. Феликс слушает внимательно, и у него даже выходит изобразить какое-то жалкое подобие сочувствия на своём лице. Ему не плевать, но Марго он не понимает. Никогда наверное не понимал. Он не умеет любить так сильно, как любила она, и от того еë чувства кажутся ему далëкими и будто бы не настоящими. Разве может она любить кого-то и при этом оставаться так по-жестоки равнодушна к тому, кто живëт с ней бок о бок не одно десятилетие? — Ты говоришь обо всём этом так, словно любишь его до сих пор, — Юсупов выдавливает из себя короткую улыбку, а обида внутри требует выхода наружу. Он впервые не позволяет своей тëмной стороне сорваться с поводка, — Прошло больше шестидесяти лет, чувства столько не живут. — Чувства живут пока живëт человек, — Марго утирает слëзы, смазывая чëрные зигзаги туши, — Я давно не видела Игоря, но во мне всё ещё есть память о том, как я его любила. Как он любил меня. Столько лет живу и знаешь что? Никто меня так не любил, как он. Со мной произошло много ужасных вещей, и я так боялась доверять людям, что даже спать ложилась с ножом под подушкой. Я боялась всех и всех же ненавидела. А потом пришëл Игорь и показал мне, что можно жить иначе. Он открыл мне глаза, показал красоту мира и тогда я впервые поняла, что жизнь может быть в радость. Я ведь никогда до этого счастлива не была. Я жила только кровью и желанием отомстить всем своим обидчикам. Игорь... Феликс раздражëнно перебивает еë: — Он так любил тебя, что бросил, когда узнал о том, что ты вампир? Марго поднимает взгляд. Глаза у неë большие, наполненные каким-то противным снисхождением. — Он просто был слишком хорошим человеком, чтобы терпеть плохое в других. Я не держу на него зла. Я не сдержала себя и убила его брата, а он не захотел видеть рядом такое чудовище, как я. Никто бы не захотел. — Я же хочу, — брякает Феликс и прикусывает себе губу заострëнными клыками. Больно и кажется даже до крови. — Вы с ним слишком разные, и наверное именно поэтому я живу с тобой. Ты не боишься чудовищ, потому что сам один из них. Доброту Игоря я никогда не понимала, потому что сама не умела быть такой, а тебя понимаю. Думаю, мы с тобой очень похожи. Не могу сказать, что меня это радует, но гораздо легче быть подле того, чья сущность тебе ближе. Правда меня уже много лет мучает один вопрос. Я много думала, наблюдала за тобой, но одного так и не смогла понять. Ты меня любишь или просто хочешь? Феликс стискивает зубы. Не было ничего хуже, чем такие прямые и даже в какой-то степени нагловатые вопросы из уст женщины. Он натягивает на себя лёгкую, едва заметную улыбку и молчит, чувствуя как Марго прожигает его взглядом. Что ему ответит, если он сам не знает? Ни один человек не задерживался в его жизни так надолго. Были мимолётные увлечения, продолжительные симпатии и даже какое-то подобие друзей, но таких, как Марго не было никогда. Она не была особенной, не была не такой, как все, и Феликс знает, что её легко можно заменить, но признаться честно, заменять её не хочется. Она интересная, а большее в людях или вампирах его никогда и не интересовало. Хочет ли он её? Однозначно да. Любит? Навряд ли. Юсупову она нравится, но также ему нравятся десятки других женщин, а значит это просто влечение. Ничего необычного в этом нет, Марго нельзя не желать. В ней определённо есть шарм, и Феликс уверен, что каждый из её "друзей" отымел её в своей голове во всевозможных позах. Разве он сам не занимается подобным уже пятьдесят четыре года? — Не молчи, — в голосе Марго привычный металл, но Юсупов различает скрытую мольбу, — Ответь, прошу. Феликс пропускает сквозь пальцы шёлк её волос и водружает голову ей на макушку. Она не отталкивает его. — Любо-о-овь, — насмешливо тянет Юсупов, — Я слишком много прожил, чтобы быть способным на столь... — он задумчиво замолкает, подбирая подходящее слово, — человеческие чувства. Марго усмехается, и в этом коротком смешке он слышит что-то горькое и надрывное, как во всхлипе. У него в груди что-то болезненно ёкает от этого короткого, тяжёлого звука. До чего же сентиментальным он стал за годы жизни с ней. — Ты очень азартный и раздражительный. Это тоже свойственно людям. Разве нет? — Эти чувства временные. Любовь — нет. — По-твоему если ты полюбить, то это навсегда? — Марго с интересом поднимает голову, сталкиваясь с ним взглядом. Он лукаво улыбается, хотя внутри что-то неприятно воет. Хочется курить. — Ничего в этом мире не вечно, — с тоскливым вздохом отзывается Феликс, — Но любовь — это надолго. Очень и очень надолго. Я в таком не нуждаюсь. — А я нуждаюсь, — искренне признаётся она. — Ты слишком человечная, — Юсупов пытается говорить с отвращением, но сам слышит, что у него это не больно то выходить. Ну и чёрт с ним. — Ох, как бы мне хотелось, чтобы так и было на самом деле, — с сожалением произносит Марго, — Я всегда осуждала жестокость, но сама стала бессердечным монстром. И знаешь, что самое ужасное во всём этом? Мне совсем не жаль. Я пытаюсь найти в себе отголоски жалости, прежней доброты и не нахожу, — она высвобождается из объятий и хватает его за руку, — Мне так страшно, Феликс. Раньше я боялась всего и всех, а теперь я боюсь только саму себя, — она замолкает на пару секунд, давя в себе слёзы, — А ещё мне так одиноко. Не сейчас, а вообще всегда. Я вообще не понимаю, зачем говорю тебе это. Ты бы смог меня понять, но есть одно но: тебе плевать. И я настолько к тебе привязана, что не могу винить тебя за это. У Юсупова появляется ощущение, что она пьяна или обдолбана. Он даже мельком рассматривает её зрачки и незаметно втягивает носом воздух. Алкоголем не пахнет и глаза ясные, хоть и красные от слёз. Не может быть, что Марго говорит с ним откровенно, будучи абсолютно трезвой. Она самый скрытый человек, если не в мире, то хотя бы в его жизни. Она тщательно бережёт не только своё прошлое, но и свои мысли. Она полвека берегла свои тайны, чтобы сейчас выболтать ему их за один вечер? Феликс переводит взгляд на стены, на окно, на книжную полку, лишь бы не видеть её глаз. У белых покойников под белыми веками такие же глаза. Мёртвые, пустые, отдающие то ли тоской, то ли полнейшим безразличием. Марго сгорела под натиском собственных надежд, а Юсупов каждый раз добавлял в костёр хвороста, чтобы тот, не дай бог, не погас. Иногда она ведь пыталась выбраться из огня, но Феликс этого не хотел. В ней ведь и правда было что-то до глупости человеческое. "Мне нравится делать людям больно, мне нравится убивать, и я корю себя за это" — сказал она лет пятнадцать назад. Феликс тогда был пьян, Марго ещё пьянее, поэтому он всерьёз её слова не воспринял, а она лишь отшутилась. Небо алое-алое, как огненное зарево, но с горизонта стремительно наползают тяжёлые, грязно-серые тучи. На стене смазано-расплывчатые отблески заката, а выше, у самого потолка, косая тень от люстры. Пахнет духами, сигаретами и немного пылью, и Феликс ловит языком эту смесь запахов, выуживая из них тот аромат, от которого сердце в груди заходится в истерическом припадке. Никто во всём мире не пахнет так, как Марго. К слабому запаху ванили подмешивается тягучий, тяжёлый запах крови. Нечеловеческой. Вампирской. Юсупов даже пугается, когда чувствует в животе тугой ком желания. Вампира не может возбуждать кровь такого же, как и он сам. Это неправильно и ужасно. Он же не каппа, в конце концов. Может, не может, но пахнет от Марго так притягательно, что Феликсу даже хочется зажать себе нос, лишь бы не чуять этот сводящий с себя аромат. Мужчина высвобождает свою руку из её хватки и равнодушно говорит: — В кое-то веки ты не права на счёт меня. Я тебя не понимаю, но мне не плевать. Сама же говорила, что мы друзья. — С ума сойти, мой Феликс никогда бы никого другом не назвал. Ты под кайфом? "Мой Феликс". В этой короткой фразе вдруг умещается такая нежность, такая сердечность и мягкость, что он впивается ногтями себе в ладонь, чтобы не показать бестолковой радости, что оплетает его сердце. — Ты никогда меня так не называла. — Я ещё о многом тебе не говорила, — Марго опускается на подушку, вытягивая ноги, — Сейчас, когда я узнала, что Игоря больше нет, ко мне пришло осознание, что я вообще никогда не говорила чего-то хорошего тем, кого люблю. Все они уже мертвы, а значит слишком поздно. Только ты у меня и остался. На улице начинается дождь. Сильный, шумный и косой из-за стремительных потоков ветра. Большие капли принимаются барабанит по стеклу, и Юсупов невольно поёживается. Погода мерзкая, словно он вернулся в родной Петербург. А ведь только начало сентября. — А ты меня значит любишь? — лукаво интересуется Феликс, удобно располагаясь головой на животе Марго. — Люблю конечно, — задумчиво отвечает она и запускает пальцы в его взлохмаченные кудри, — Не как мужчину, но и не как друга. Ты просто мне дорог. Он зажмуривается , когда длинные пальцы чуть оттягивают его волосы. Боже мой, как же прекрасны её руки! Сразу понятно, что пианистка. — Спой мне что-нибудь, — хрипло просит он, — Я так соскучился по твоему пению. — Например? Феликс замирает в радостном предвкушении. Неужто спустя столько времени он снова услышит её голос? — На твоё усмотрение. Марго задумывается на несколько минут, продолжая перебирать светлые пряди. Ему хочется, как коту, отозваться на эти движения и приластиться к её нежным рукам, но он не двигается и даже дышит через раз, боясь спугнуть сладкую истому из тела. — Как на счёт Цветаевой? Юсупов утвердительно кивает. Что угодно, лишь бы пела. Марго устраивается поудобнее, убирает за ухо волнистую прядь и прокашливается, чтобы убрать из голоса хрипоту. Она начинает петь, мягко растягивая слова и привычно грассируя звонкую "р":Мне нравится, что Вы больны не мной, Мне нравится, что я больна не Вами, Что никогда тяжелый шар земной Не уплывет под нашими ногами. Мне нравится, что можно быть смешной, Распущенной - и не играть словами, И не краснеть удушливой волной Слегка соприкоснувшись рукавами.
Феликс закрывает глаза, позволяя чужому голосу окутать его сознание. Он плавает между явью и какой-то удушливой, слабой полудрёмой, которая плавит его тело и мысли. Красивый, чарующе-нежный голос Марго проникает в грудь и оплетает сердце, стук которого иногда заглушает всё остальное.Спасибо Вам и сердцем и рукой, За то, что Вы меня, не зная сами, Так любите: За мой ночной покой, За редкость встреч закатными часами, За наше не-гулянье под луной, За солнце не у нас над головами, За то, что Вы - увы! - больны не мной. За то, что я - увы! - больна не Вами...
Марго замолкает, и комната погружается почти что в тишину. Слух ласкает шелест дождя и далёкие, рокочущие раскаты грома. Иногда небеса разрывает на части светлая, кривая полоса, но она гаснет быстро, успевая лишь на долю секунды осветит потолок и стены. Феликс открывает глаза, замечая, что комната теперь полностью погружена в вязкую, душную полутьму. Пару раз моргает, чтобы прогнать из глаз муть, и зевает, лениво и расслабленно, как и полагает тому, кто не обременён никакими заботами. Живот у Марго твёрдый и напряжённый, а пальцы всё ещё покоятся в его волосах. Юсупову хочется схватить её за запястье и выцеловывать каждую костяшку, каждый маленький шрамик, каждую неровность, которая говорит о том, что изящная и женственная Марго в прошлом не была такой белоручкой, как сейчас. Он видит, что она безумно стесняется всех этих отметин, пряча их под перчатками и меховыми муфточками, как преступник прячет следы своих деяний. На её икрах, на спине, на бёдрах длинная, витиеватая история, которую во всём мире дозволено было видеть только ему, Феликсу. Он дорожит её доверием, потому что знает, доверие Марго — хрупкая вещь. Она не верит людям и не верит самой себе, зато верит такому, как он. Он ценит это, хотя за всю жизнь он ценил лишь две вещи — своё состояние и свою родословную. Что от того, что от другого осталось немного, поэтому теперь и остаётся наслаждаться такой непостоянной, людской глупостью — чужой верой. — Ты спишь? Феликс мычит в ответ что-то утвердительное. Марго поднимает колено, стряхивая его с себя, как провинившегося кота. — Ну и зачем ты это сделала? — обиженно интересуется он, наблюдая за тем, как она поднимается с кровати и присаживается у туалетного столика. — Я хочу спать, так что нужно смыть то, что с утра ещё было отличным макияжем. Помада между прочим новая, а ты даже не заметил. Она включает лампу, и Юсупов по началу жмурится от слишком яркого света. Когда глаза привыкают к желтоватому свечению, он обращает внимания на лицо девушки. Помада и правда новая, но на это ему сейчас плевать. Тушь теперь совсем размазана, а в равнодушном металле глаз всё ещё блестят слёзы. Неужто она продолжала молча реветь, пока он нежился на её животе? Без всхлипов, без тяжёлого дыхания и нервных сотрясаний тела, как полагает любому нормальному человеку или вампиру. Феликс так не умеет, возводя в абсолют каждую эмоцию. Он страшен в гневе и жалок в истерике, но он яркий, он живёт, а не существует, влача серое тоскливое существование, которым довольствуется Марго, словно стыдясь того, что у неё могут быть негативные чувства. Она — загадка за семью печатями. Маргарита поднимается с места, расстёгивает замок на юбке, долго возится с пуговицами на жакете. Пальцы у неё дрожат. Незаметно почти, но Феликс смотрит внимательно, поэтому видит каждую вещь в её поведении, которая отклоняется от привычных для него канонов. Волосы она не заплетает в косу, как обычно делает на ночь, а оставляет струится по спине волнистым водопадом. Чуть слышно шепчет: — Не уходи сегодня. Пожалуйста. Такая просьба явно лишняя. Они и так ночуют в одной постели чаще, чем следовало бы. А сегодня Феликс бы тем более остался. Для себя любимого конечно же. Не для неё. Из одежды на ней остаётся только нижнее бельё. Марго отвернуться не просит. Слишком долго они живут вместе, чтобы чего-то стесняться. Девушка снимает с себя бюстгальтер, прекрасно понимая, что Феликсу уже как лет двадцать без разницы на её тело. Он видит её обнажённой постоянно, так что его не привлекает ни россыпь веснушек на левой лопатке, ни обнажённые груди. Желание в его теле всё ещё сильное, но оно уже так привычно, что Марго нужно сделать что-то большее, чем просто раздеться. Вампирша надевает на себя сорочку, приглаживает волосы расчёской и требовательно говорит: — Я не позволю тебе ночевать в моей кровати в той же одежде, в которой ты шляешься по барам. Феликс смеётся, хотя ничего смешного она в общем-то не сказала. Смех у него давно как рефлекс, вырывающийся по наитию, по воле той его натуры, которая считает уместным заявиться на собрание МВО обдолбанным и язвительным, а в какой-нибудь жалкий притон одетым с иголочки и обвешанным дорогими цацками, словно только-только он кутил на Рю-де-ля-Пэ. Улыбка — инстинкт, не более. Юсупов избавляется и от рубашки и от брюк, но ему всё равно жарко. Марго, чувствительная к сквознякам и холоду, поэтому окно открыть не позволит. Зимой она укутывается с ног до головы, а Феликс шутит, что ей бы следовало бы побывать в Сибири, зима в которой гораздо более страшная, чем в Чехословакии, где даже в январе можно было заметить траву и цветы. Шутит то шутит, а сам в такие моменты с тоской думает, что он бы даже в Сибирь поехал, лишь бы вернуться в Россию. Марго залезает под одеяло, мужчина устраивается рядом, чуть содрогаясь, когда к его тёплой коже прижимается чужое бедро. Оно такое ледяное, будто рядом с ним уже остывший труп, а не живая девушка. Даже сейчас, лёжа под тёплым одеялом в тёплой квартире, она мёрзнет. У Феликса тело горит, но ему тоже не хватает тепла. Не физического, а простого и человеческого. Спустя столетия он смог это признать перед самим собой. Спустя ещё век он может быть даже сможет сказать это вслух. — Я редко говорю тебе что-то хорошее, но знай, что ты мне правда очень важен, — полусонно шепчет Марго, — Ты моя семья, и другой мне не надо. — Что-то пробило тебя сегодня на лирику, — Юсупов позволяет своему голосу быть немного насмешливым, потому что знает, вампирша понимает его чувства и без всяких громких слов. Это ему еë не понять, пока она сама не позволит. — Старею, — с еë губ слетает горький смешок. Феликс нервно улыбается. Марго кажется ему красивой теперь не только телом, но и душой. Стареет видимо и он.***
Юсупов открывает глаза посреди ночи, не совсем понимая, получилось ли по-настоящему уснуть. В комнате очень темно и душно. Дождь, кажется, прекратился, и теперь капли, стекающие с крыши, стучат по карнизу с заунывной ритмичностью. Феликс выбирается из постели, потеряв всякое желание спать. Марго этой ночью много вертелась, видимо борясь с очередными кошмарами. К нему сны приходят так редко, что хватит пальцев на руках, чтобы пересчитать их все. — Ты куда? Он вздрагивает, не готовый к тому, что она проснëтся. Хотя, зная какой у неë чуткий и беспокойный сон, этого следовало ожидать. — Прогуляться, — коротко отвечает Феликс, надевая брюки и застёгивая ремень. Девушка приподнимается и включает настольную лампу. Она растрёпанная и помятая после сна, но он всё равно засматривается на её спутанные пряди и грудь, так хорошо видимую через тонкую ткань сорочки. Разум и тело не до конца освободились от оков сна, и наверное именно поэтому он игриво закусывает губу и томно выдаёт: — Какое же прелестное у тебя тело. Век бы любовался. — Ты почти век и любуешься, — хмуро говорит она, — Я не понимаю, чего тебе не спится? — Говорю же: хочу воздухом подышать. Душно здесь. Марго пытливо осматривает его с головы до пят, кривит губы. — Ты поехал к проституткам, — утверждает, а не спрашивает она. Феликс делает вид, что увлечён собственным отражением в зеркале. Он усаживается на пуфик, вытягивая свои длинные ноги, и проводит пальцем по раскрасневшимся от духоты щекам. Глаза у него лихорадочно блестят, и он еле удерживается, чтобы не подмигнуть своему отражению, поддавшись очередному приступу самолюбования. — Мне есть кого посетить, кроме шлюх, — сдержанно отзывается он. Марго насмешливо вскидывает бровь. — Это новость. Юсупов щëлкает языком, но ничего не отвечает, не имея желания спорить. Слова еë немного бьют по самолюбию. Он ведь и правда собирался просто прогуляться. Ехать к проституткам, когда тело ещë хранит запах и ощущение кожи Марго — слишком даже для него. Не уж то она считает, что он настолько низко пал, что поедет трахаться, едва-едва выбравшись из еë объятий? Феликс думает, елозит языком по внутренней стороне щеки и с неким раздражением понимает, что это было бы вполне в его духе. Но это же не значит, что следовало говорить подобное вслух! — Пойдëшь на неделе в оперу? — спрашивает Юсупов, старательно не замечая недовольного взгляда Марго, — Я слышал, что к нам с гастролями приехала Ирина Архипова. Интересно узнать, что сейчас слушает советский люд. Девушка гневливо выдыхает воздух. — Порой ты бываешь таким невыносимым! — Все мы не без греха, — отзывается Феликс, продолжая любоваться на своë отражение, — Так что на счëт Архиповой? — Пусть твои шлюхи слушают еë. — Мои шлюхи предпочитают "The Beatles", а не оперных певиц, — Юсупов не сдерживает издевательской улыбки. В кое-то веки он чувствует себя хозяином положения, — И вообще, — он наконец отрывается от зеркала и поворачивается к Марго, — С каких пор тебя вообще волнует с кем и как я провожу время? Не ревнуешь ли часом? Вместо того, чтобы оскорбиться или заорать, как наверняка бы сделал Феликс, она смеëтся, но злость с её лица не исчезает. — Столько лет с тобой живу, а всë никак не могу запомнить, что ты на редкость нарциссичен. Я не ревную, нет, но знаешь, мне немного неприятно, что ты способен лишь на похоть, — улыбка исчезает, и Марго сдвигает свои тонкие, резко очерченные брови к переносице, — Знаешь почему я так и не дала тебе не единого шанса? Дело в том, что я сама тебе не нужна. Ты ластишься ко мне, как котëнок, ищешь нежности, зовëшь другом, а сам думаешь лишь о том, как бы поскорее уложить меня в постель. И как только это случится — я тебе сразу же наскучу. Тебя манит лишь запретный плод. Если сорвать с дерева яблоко, то оно уже не будет казаться таким желанным. Феликс ехидно приподнимает уголки губ, взлохмачивает волосы пятернëй и легко поднимается с пуфика. Его движения небрежны, а взгляд весел. Он ни за что не покажет Марго, что еë слова его задели и всë равно не сможет сказать ей в лицо, что она не права. Ему плевать. Пусть думает, что хочет, он слишком устал что-то ей доказывать. Чтобы он ни делал, чтобы не говорил, она всë равно считает, что его максимум — это животное влечение. Маргоша способна на сильную любовь, но почему-то никак не может поверить в то, что возможно и Феликс способен на такие чувства. Он и сам пока что в этом не уверен, но то, что он испытывает, давно находится за гранью обычной страсти. Марго ведь так хорошо его читает, так почему она не видит столь очевидных вещей? — Сегодня ты совсем не в себе, — равнодушно говорит Юсупов, — Смерть твоего женишка на тебя странно повлияла. Я бы предпочëл слушать твой плач, а не этот бред. Марго ничего не отвечает. Она сужает глаза, отворачивается, и Феликс сразу понимает, что после его ухода она и правда разревëтся. Может она всë-таки любить его и просто боится это признать? Так и не дождавшись ответа, мужчина произносит: — Я так понимаю, что в оперу мне придëтся идти одному? Снова молчание. Юсупов громко цокает, берëт своё пальто с кресла и выходит, специально хлопнув дверью. В коридоре темно, холодно и ожидаемо пусто. Феликс с трудом, но признаëт, что если бы Марго попросила, то он бы остался. Для неë он был готов иногда пожертвовать своей гордостью. Жаль, что она не была способна пожертвовать своей.***
После известий о смерти Игоря и откровенного разговора, последовавшего за такой новостью, между ними повисает заметное напряжение. Феликсу тяжело даже думать о том, что у него могут быть какие-то чувства к Марго, но ещё тяжелее ему от того, что девушка в курсе этого. Его невысказанное признание повисает над ними дамокловым мечом, и он понимает, что когда-нибудь эти чувства сослужат ему дурную службу. С любовью, если это, конечно, она, иначе не бывает, от неё лишь одни беды. За более чем двести лет жизни он неоднократно в этом убеждался. К счастью, на чужих примерах. Напряжение уходит спустя месяц, но Юсупов всё равно держится особняком, ограничивая себя в любой тактильности по отношению к Марго. Разбираться в своих чувствах оказывается трудно, и он так до конца и не понимает, переросло ли обычное влечение в нечто большее. Как ему понять это, если все века он любил только себя? Общение с ней было просто развлечения ради, и он не мог знать, что всё зайдёт так далеко. Господи, за какие такие грехи она свалилась на его многострадальную голову? Он не ангел, конечно, но такого дьявола он не желал видеть рядом с собой. Бегут месяцы, и этот разговор забывается как-то сам собой. Феликс по старой привычке уходит в кутежи, а Марго устраивается фотографом. Она очень сильно увлекается этим, и вскоре все стены в её комнате увешаны чёрно-белыми, редко цветными, снимками. Она фотографирует всё: начиная от бездомных тощих кошек, крутящихся на пражских улицах, заканчивая Юсуповым. Ему определённо нравится её новое хобби, и он позирует ей с нескрываемым удовольствием. Их отношения становятся почти прежними. Ей продолжают сниться кошмары, и он, возвращаясь домой поздно ночью, нередко застаёт её за чтением или за просмотром телевизора. «Всё хорошо, мне просто не спится», — лживая гримаса, лживая улыбка и лживый взмах ресниц. Феликс делает вид, что верит. Марго делает вид, что не знает о том, что он в курсе её проблем со сном. Строит общение на вранье оказывается просто. В 1968 году из Праги приходится эмигрировать. В ночь 21 августа в город, по указанию советского руководства, входят танки, и Юсупов, в тысячный раз проклиная Советский Союз, пакует вещи, с ужасом понимая, что ничего, чёрт возьми, не помещается. Ни огромный гардероб, ни множество виниловых пластинок, ни даже толстая стопка его фото, сделанных Марго. Зато девушка подозрительно легко расстаётся со всем своим богатством, говоря, что для счастливой жизни ей нужен только фотоаппарат да бутылка хорошего французского вина. Уезжают впопыхах. Тёплая августовская ночь пахнет машинным маслом, полынью и танками. Юсупов морщит нос каждый раз, когда до него долетает тяжёлый запах мужицкого пота и дешёвых сигарет, знакомый ещё с дореволюционных лет. Кривится, глумливо посмеиваясь, но всё равно держит нос по ветру. Стоит освежить память и вспомнить о том, как пахнет родная земля, чтобы убедиться в том, что он ни капельки не скучает по России. Убедить себя не выходить. Феликса захлёстывает такая невообразимая тоска по прошлому, что всю дорогу он молчит, обрывая на корню все попытки Марго завести разговор. Они едут во Францию, которая не видела их больше двадцати лет. Когда-то хорошо знакомый Париж теперь абсолютно другой, что вызывает у Феликса новый приступ отчаяние. Жизнь ещё более непостоянна и переменчива в своём настроении, чем сам князь, и острая ностальгия по давно минувшим дням заигрывает в сердце новыми, удушающе-мрачными красками. Куда несётся мир, и что же теперь делать им, вампирам в такой обстановке? Что делать самому Юсупову? Годы стремительно утекают в никуда и впереди такое же, дурное и страшное ничего. Впервые за всю жизнь Феликс понимает, что же означает такая долгая, почти бесконечная жизнь. Его упадническое настроение не обосновано ничем, кроме внезапно-вспыхнувшего, никогда ему не свойственного пессимизма, но избавиться от мыслей совсем не получается. Боже, он же прожил столько, что ни одному человеку и не снилось, так почему же на душе так тягостно? Разве интересовали его когда-нибудь бредовые рассуждения про смысл жизни и про скоротечность лет? Он всегда жил одним днём, брал от жизни всё и не задумывался над тем, что годы то бегут, унося с собой привычный уклад. Стареет он что ли? Не спасают от дум шлюхи, не спасает кокаин. А Марго спасает. Пишет статьи для какой-то малоизвестной газетёнки, тратит на работу большую часть своего времени, но всё равно старается не бросает. На её лице то ли маска, то ли живой искренний оскал, и Феликс живёт лишь в те моменты, когда она рядом. Она, состоящая из лживой сладкой патоки слов и сигаретного дыма, оказывается тем единственным оплотом, тем единственным островком реальности, который дарит приют и успокоение. Феликс ловит отблески её глаз и ловит изгибы её губ. Плевать, что искренности в ней не больше, чем в нём самом. Он готов стерпеть любую ложь, если она будет сказана из её уст, обведённых красной помадой, как кровью. Кровь он любит, и видимо любит и саму Марго. Или это просто больная привязанность, чтобы скрыться от тяжёлого пресса внешнего мира. Скрыться, потому что скучно просто до одурения. И страшно. В МВО, как назло, нет ни одного мало-мальски интересного дельца. Феликс теперь ежедневно шерстит новостные сводки, надеясь найти для себя занятие. Он с удовольствием ввязывается в опасные авантюры, не заботясь о том, что в результате его безумных выходок гибнут люди. Марго вытаскивает его из всевозможных передряг, но теперь она не иронизирует по этому поводу, а злиться, и злость эта настоящая, а не наигранная, как раньше. — Я с ума сойду с твоими выкрутасами, а тебя твоя глупость доведёт если не до реальной могилы, то хотя бы до смерти. Представляешь что будет если ты умрёшь на чьих-нибудь глазах? Проблем не оберёшься, — сердится она, и слова её оказываются почти пророческими. Он получает три серебряных пули от человека, чьё имя он даже не знает. Тот походит на безумца, что-то бормоча о убитой жене, о мерзких упырях, которых покрывает правительство, и о возмездии, коего заслуживает Феликс. Юсупов пытается припомнить, когда он успел убить какую-то женщину, и как её муж смог не просто выйти на него, а ещё и узнать кто он такой и как с такими, как он бороться. Ответов нет, зато есть серебро, ядовитое и жгучее, причиняющее такую адскую боль, что хочется содрать с себя кожу и выблевать органы прямо в переулке, в котором он эти пули получил. Человека этого он убивает. С трудом, но всё же. Феликс не помнит, как добирается до дома, но зато помнит ужас в глазах Маргариты. Трясущимися руками она помогает снять ему окровавленную, уже успевшую прилипнуть к телу одежду, ругая его дрожащим, то и дело срывающимся голосом. А потом резко становится серьёзной, лицо её приобретает какое-то странное, через чур хладнокровное выражение, и она извлекает пули с ювелирной точностью, не обращая внимания на его стенания и скулёж. Морщится правда немного, когда Юсупов сдавленно вскрикивает и дёргается, стоит пинцету слишком сильно царапнуть по ране, и просит заткнуться, обещая закрыть ему рот сама, если он произнесёт ещё хоть один звук. Он старается молчать. Клыками прокусывает губу, цепляется пальцами за диванную обивку, превращая её в не пойми что. Боль застилает глаза, и какое же облегчение наступает, когда последняя пуля падает в железную коробку. — Это ты на войне так наловчилась? — хрипло интересуется он, чуть приподнимаясь, чтобы Марго могла завязать узел на бинтовой повязке. Двигаться и дышать всё ещё тяжело. — Да, — коротко отвечает она и будто бы специально царапает ногтем кожу. По её мрачному виду понятно, что начинать какой-либо диалог у неё нет никакого желания. Марго усаживается на кресло, закидывает ноги на подлокотник и берётся за чтение, не удостаивая Феликс даже взглядом. Она показательно поджимает губы, хмурит чёрные тонкие брови и барабанит пальцами по острой коленке, отрываясь лишь чтобы перелистнуть страницу. Она недовольна и показывает это всеми возможными способами. Юсупов проводит языком по губам, слизывая с них собственную кровь и прищуривается, разглядывая имя автора на тёмно-зелёной обложке. Увидев, он ненадолго задумывается, пытаясь откопать в своей памяти какой-нибудь отрывок, подходящий для того напряжённого молчания, что царит в комнате. — Святая, святая была тишина! Какой-то высокой печали, Какой-то торжественной думы полна. Маргарита кривится и раздражённо цедит: — Рассмотрел, что я читаю Некрасова? Молодец, но я бы предпочла читать сама, а не слушать, как ты похваляешься своей чудесной памятью. Феликс закатывает глаза и слишком театрально, слишком неискренне спрашивает: — Ну на что ты обиделась, Маргоша? На то, что я пули эти получил? Так знай, я не нарочно. Встряска зато какая! Она откладывает книгу, приосанивается и разгневанно шипит: — Встряска была бы, если бы пули продырявили тебе жизненно важные органы. Мне бы тогда не визги твои слушать пришлось, а заказывать гроб. — Нет, гроб не надо, потому что я хочу, чтобы меня кремировали, — деловито отзывается он, ощущая как медленно пульсирует и зарастает продырявленная кожа, — Есть что-то забавное в том, чтобы сжечь вампира после смерти. — Лучше бы тебе в глотку серебра напихали. В таком случае я была бы спасена от твоих речей на ближайшие несколько часов. Марго зла, и Феликс ощущает то, как её гнев расползается по комнате горячими, тяжёлыми волнами. Ему нравится, как еле заметно раздуваются её тонкие ноздри, как она сжимает челюсти и как запальчиво блестит зелень в её глазах. Редко когда удаётся вывести её на эмоции, поэтому каждым разом Юсупов наслаждается как первым. Ему нравится видит чужое раздражение, особенно если раздражение это настоящее, а не поддельное, которое так любила изображать Маргарита. Каждая искренняя улыбка на её губах, каждый недовольный взмах ресниц дают ему ощущение власти. Он чувствует, что медленно, но верно ломает задубевшую кору её сознания, заставляет её чувствовать и жить. С годами она становится эмоциональнее, громче, ярче, всё больше трещин появляется на безразличной маске, что она выдаёт за своё истинное лицо. Сказывается долгая совместная жизнь с тем, кто истерит и психует по любому поводу. Они многое перенимают друг у друга. Феликс против воли меняет свои приоритеты. Любую шлюху, любой наркотик он променяет на времяпрепровождение с Марго. Она это понимает и пользуется этим без зазрения совести. Юсупов знает: не смотря на то, что теперь он чаще чувствует себя в главенствующей роли, Маргарита всё ещё ведёт в их так называемой "дружбе". И чем дальше, тем меньше он сопротивляется её шефству. Ему порой нравится изображать покорную псину, хотя они оба понимают, что он сильнее, а значит послушным и всепрощающим он будет до поры до времени. Пока что она может говорить что угодно своим на редкость длинным и острым язычком, а потом Феликс найдёт ему более интересное применение. Через несколько часов, когда солнце уже заходит за горизонт, Марго позволяет снять повязку. Юсупов возится с ней долго, огрызается, отказываясь от помощи, и пальцы у него чуть подрагивают. Он всё ещё чувствует слабую, зудящую пульсацию внизу живота(по словам вампирши, ещё сантиметр, и он бы остался без почки), и она его сильно беспокоит. Что если не зажило? Окровавленные бинты отправляются на пол. Он с опаской переводит взгляд вниз и тут же истерично вскрикивает: — Ни черта не изменилось! Маргарита присаживается на колени и аккуратно касается незажившего места. Мужчина кривится и отбрасывает её руки. Пальцы у девушки, как всегда ледяные. — Очень даже изменилось, — она хмурится, — На плечах отметин не осталось. Возможно эта просто ещё не успела зажить. — Как это не успела?! Четыре часа прошло! Господи, у него теперь это на всю жизнь останется? Это же уродство! Придётся навсегда попрощаться с любимыми полупрозрачными блузками и платьями, оголяющими живот, а переодеваться с закрытыми глазами, чтобы, не дай Бог, не увидеть этого. — Ты не молодеешь, милый, — задумчиво говорит Марго, — С годами тело регенерирует медленнее, и некоторые раны могут не зажить вовсе. У меня же тоже есть шрам от серебряного подсвечника. Феликс её не слушает. Он быстро приближается к зеркалу, по пути чуть не споткнувшись об бинты, которые он пытался пнуть от злости. Гладкая, блестящая поверхность, увы, не показывает то, что ему хочется, как в сказке. Небольшой, но очень заметный красный рубец смотрится на молочной коже просто отвратительно. Он закусывает губу и жалобно тянет: — Это кошмар! Марго подходит к нему и ободряюще улыбается. — Даже если это останется у тебя навсегда, то не всё так плохо. Вспомни, ты же сам говорил, что тебе нравятся мои шрамы, и что ты бы хотел себе такие же. — Я же несерьёзно, — буркает он, всё ещё не в силах оторвать взгляд от своего отражения. — Значит шрамы мои тебе всё-таки не нравятся? — она произносит это с явно выраженной обидой, но глаза её лукаво поблёскивают. Юсупов их не видит и решает, что расстроилась от его слов она всерьёз. — Они прекрасны, и от своих слов я не отказываюсь. Но я не хочу, чтобы у меня был рубец от пули. Это же ужасно некрасиво! Марго вздыхает, заслышав в его голосе те самые нотки, которые могут обозначать только надвигающийся скандал. — Послушай, Феликс, — она берёт его за руку, он против воли вздрагивает, — Ты же понимаешь что какая-то мелкая царапина не сделает тебя хуже. Ты теперь наоборот выглядишь очень мужественно. — Правда? — он закусывает губу, ещё внимательнее чем прежде вглядываясь в своё отражение. — Клянусь. Мне даже нравится. Не понятно: врёт или нет. А в общем-то без разницы, ведь всё равно приятно. Может всё не так плохо? Со временем он всё-таки свыкается с тем, что теперь его красивое тело украшает шрам. Через шесть-семь лет совсем перестанет бросаться в глаза. В начале 70-х Феликс перестаёт бездельничать и снова возвращается в мир моды, не как обычный ценитель. Весной он позирует для обложки мужского журнала "GQ", выдавая себя за своего же сына. Успех оказывается головокружительным, многих очень интересует "потомок" убийцы Распутина. Юсупов с удовольствием даёт интервью, покоряя людей своей ангельской внешностью и эксцентричностью. Марго вполне искренне радуется его успехам, хоть и считает, что вампиру небезопасно показывать свою лицо. Феликсу до её предостережений нет никакого дела. Ну что такого в том, что его может кто-нибудь узнать лет через десять и удивиться тому, что он совсем не постарел? Он таких встречал уже не раз, и проблемы из-за этой встречи были отнюдь не у него. Засветившись на обложках нескольких модных журналов, попав под объективы папараци вместе с Жаном Маре(этим знакомством Юсупов очень гордится), а позже и с Анук Эме, Феликс становится для парижской богемы очень лакомым и привлекательным кусочком. Он и не против особо. Чужое внимание очень льстит его самолюбию, а вот Маргарите оно здорово осложняет жизнь. У людей не ушло много времени узнать, что русский князь живёт не один. По правде это и не трудно выяснить, ведь Юсупов мало где бывает без Марго. Он до сих пор отдаёт предпочтение её компании, считает её незаменимой спутницей в своей жизни, и на вопросы о том есть ли у него отношения, он предпочитает отшучиваться. А что отвечать, если он сам на протяжении нескольких десятилетий не понимает, что между ними происходит? Дружба? Просто смешно. Друзья не живут вместе столько времени и уж точно не спят в одной постели. В апреле 1972 года его французское веселье заканчивается, хотя он его даже распробовать до конца не успел. Марго, отличающаяся от него тем, что никогда не попадает в неприятности, почему-то решает, что сейчас самое подходящее время умереть. В тот день она возвращается домой ранним утром, когда он, зевающий и ещё не до конца оклемавшийся после сна, сидит на подоконнике и разговаривает по телефону. Длинный провод растянут на всю комнату, на завтрак у Юсупова ничего кроме сигарет. Он болтает свешенными наружу ногами, периодически стряхивая пепел на цветы у соседей снизу. Как только он замечает Марго, появившуюся в дверном проёме, то удивлённо распахивает глаза и чуть не вываливается из окна. Он кладёт трубку, не попрощавшись в собеседником. — Что случилось? — оторопело спрашивает он и спрыгивает с подоконника. Пятки тут же утопают в мягком зелёном ворсе. Она стоит в окровавленной одежде, на её узких плечах чужой пиджак, а лицо выглядит очень усталым. Прежде чем ответить, она снимает с себя платье. Светлое нижнее бельё тоже пропитано кровью, и она опускается на диван под негодующий возглас Феликса. Он этот диван вчера час отирал от вина, а она закинула на него свои тощие грязные ноги! — В морге я была. — Устроила покойникам фотосессию? — он садится рядом, не сводя с неё любопытствующего взгляда. Марго качает головой и поясняет: — Меня вчера машина сбила. — Насмерть? — хитро прищурившись, интересуется он. —Насмерть, — подтверждает вампирша, — Ещë и на глазах как минимум двадцати людей. — Ужас, — притворно вздыхает Феликс, — И как тебе морг? — Холодно и лежать неудобно, — тон в тон отвечает она, — Пахнет кровью, много молоденьких симпатичных санитарок и трупы. В общем то же самое, что на твоих пирушках. Разве что кокса нет. — Ну тогда я туда не хочу, — Юсупов дует губы, — А выбралась как оттуда? — Мне повезло. Один из санитаров оказался вампиром. Он позвонил Луи, ну тому вампиру, с которым мы познакомились в прошлом году на карнавале в Ницце. Я с ним в последнее время много общаюсь, и он меня забрал. Санитар, правда, появился только под утро, и мне пришлось всю ночь лежать и мëрзнуть. — А мне почему не позвонила? — мужчина с наигранной обидой сдвигает брови. — Потому что мне нужно было решить проблему, а не создать десяток новых, — усмехается Марго, — Сейчас я схожу в ванную, — она с неохотой поднимается и потягивается, — а ты пока собирайся. — Куда? — Гроб мне покупать. Через три дня похороны, и ты приглашëн. — Спасибо, я польщен. Мне стоит плакать у гроба или достаточно просто траурно молчать? — На твой усмотрение, — девушка зевает, — И кстати, нам придётся уехать из Парижа. Чем быстрее, тем лучше. Сам понимаешь: я официально мертва. Феликс категорично произносит: — Через две недели я должен быть на благотворительном приëме. Не знаю кому мудаки в очках опять помогают, но там должно быть весело. Говорят, что там будет Катрин Денëв, а я давно хотел с ней познакомиться. — Какой приëм, дорогой? — Маргарита складывает руки на груди, — Там будет полно прессы, считающей ваши вампирские посиделки сходкой парижской элиты. А из-за того, что ты вечно светишь своей мордашкой где не попадя, и меня многие знают. Представь какая шумиха будет, если ты выйдешь в свет сразу после моей смерти. — Е-ру-нда, — Юсупов капризно выпячивает губу, — Я пойду, и ты меня не остановишь. Девушка на секунду прикрывает глаза и со свистом выдыхает воздух. С годами она становилась раздражительнее и вспыльчивее, но она всё ещё достаточно стойко могла терпеть его характер. Это было похвально, потому что он порой сам себя не выносил. — Хорошо, ты можешь поступить, как считаешь нужным. Это твоё дело. Я уеду сразу после похорон. Феликс по-турецки складывает ноги и облокачивается на свои колени, подпирая подбородок рукой. — И где мы теперь будем жить? Лично мне бы хотелось в Нью-Йорк, я давно там не был, и этот город мне по душе больше, чем твои любимые жаркие страны. — Можно и в Нью-Йорк, — задумчиво говорит Марго, — Но не сразу. Не хотелось бы вам, князь мой, в Афины съездить? Отпуск, так сказать. — Такой отпуск мне нравится, — довольно соглашается он, — Может ты всё-таки задержишься в Париже? К чему торопиться? Отсидишься в квартире, дождёшься, пока МВО тебе новые документы сделает. Да и новый загранпаспорт нужен. Я, конечно, подсуечусь, чтобы быстрее было, но всё равно нужно время. Сейчас ты мертва и сможешь незаметно доехать разве что до выезда из Парижа. И то в лучшем случае. Девушка морщится и нехотя признает его правоту: — Ладно, ладно, останусь. Феликс улыбается во весь рот, обнажая клыки. Уговорить её оказалось несложно, и настроение у него поднимается. Обидно, что придётся уехать из Парижа в такое интересное время, но делать нечего: расставаться с Марго он пока что не готов. Потом это неизбежно случится, он уверен. И пока это пресловутое "потом" ещё не наступило, нужно наслаждаться каждой минутой, что у них есть.