Престарелые инвалиды

– Знаешь, я ещё никогда так с природой не уединялся, как сейчас. – Да? – Ага. – Гм, и что ты чувствуешь? – Подними левую ногу. – Мужчина, спустя полсекунды, слабо улыбнулся выполненной просьбе. – Видишь? – Я задавил цветок? – Именно, Мадара. – Ну, прости. – Учиха подпёр рукой щёку и тоже улыбнулся уголками губ, размыслив должен ли он извиняться перед другом или перед цветком. – Что-то ещё чувствуешь? – Ты взволнован чем-то. – На собеседника раскрылся один глаз и чем-то хитро заблестел в карих радужках. – Что у тебя на душе? – Я не выспался просто, не обращай внимания. - Отмахнулся брюнет и перевёл взгляд на небо. – Расскажешь что-нибудь ещё? Кареглазый созерцатель хмыкнул и закрыл глаз, понадеясь, что сможет что-то сцедить у друга позже, и снова окунулся в шёпот растений и перекликания цветков. Но всё ему чувствовался чужой взгляд на себе, он знал, что Мадара уже не смотрит на облака и чего-то ждёт. Нет-нет, не того, что бы его он поругал за ещё один придавленный цветок, будто чего-то очень важного, что мужчину передёргивает от мысли, что он видит чего-то очевидного и, тем самым, расстраивает Мадару. Он не осмеливается чего-то очень прямо спросить, боясь задеть что-то хрупкое внутри него, ведь на плечи Учихи свалилось не мало проблем и горечи с момента, кажется, их знакомства, озабочиваясь мыслями об ещё одной несчастливой душе с самого детства, о сердце, стук которого ему теперь знаком. Кажется, что Мадара был всегда, будто сложно вспомнить тот момент, когда он вошёл в чужую жизнь, как лихо всё перевернул и… Мадара, он был как подарок небес или то, что небеса всегда недодавали раньше, не упавшая звезда, это скорее момент сумерек, когда ты пытаешься ухватится за последний красноватый раскатный луч солнца. Мадара, он был таким всегда, хотя, кажется, закрывает это в себ- – Ты там уснул? – Хохотнул мужчина и положил руку на чужое плечо. – Хаширама? – Прости! – Сенджу неловко хохотнул тоже, раскаянно подняв брови и зажмуривши сильнее глаза. – Задумался. Ты что-то говорил? – Нет-нет, просто убедился, что не отбросил коньки раньше времени. – Хаширама всё ещё не открыл глаза, но будто увидел, как Мадара рядом облегчённо вздохнул. Какой сегодня он загадочный, интригует! – И, м-м… – Замялся, шумно мотнув мочалкой волос. – Может, угостишь чаем, я бы согрелся. – Конечно! – Встрепетнулся шатен, обрадовавшись, что Учиха не собрался уходить. – О-о-о, мы с Тобирамой такой нашли, невероятно вкусный! Хаширама торопливо скрылся за полузакрытой сёдзи, откуда начали доносится чьи-то неаккуратные шаловливые пальчики и изящный стук того, что может сегодня и разбиться при таком стечении настроения Хаширамы. – Не жалко для меня? – Нискоколечки! – Засмеялся Сенджу. – И что же, он правда так хорош? – Заинтересованно прохрипел Учиха, зачувствовав мимолётный аромат открывшейся банки с чайным набором. – Ну, не лучше того с цедрой и.. – Начал свою песню мужчина, зарекомендовавший себя как самый активный чаеман среди шиноби и подсадивший на это брата. – Или с листьями мелиссы и гибискусом, или корицей из Страны Песка, той, особой, красной вроде, тогда Тобирама ещё себе наверное немного припрятал, или вот я пробовал в Стране Молний на конференции, не знаю что они туда добавили, но его вкус до сих пор чувствую у себя на языке! – О-ой, я сейчас засну! – Прыснул Учиха и скрестил руки на груди, с улыбкой повернувшись рассматривать внутренний сад Сенджу, пока его друг переживал ещё один приступ депрессии. – Как грубо.. Не то чтобы терроризировать Хашираму - дело всей его жизни, но ноги по какой-то неведомой причине снова его несут к нему, будь то встреча у реки или джентельменское приглашение поразбираться в снабжении кланов и бумажках, заснуть где-нибудь рядом с уже прикурнувшим другом, чтобы утром заметить катастрофически много новых проблем после вытирания слюней о чужое плечо. Конечно, назвать это - “вот тот мир, который был нам нужен” - нельзя, ну то есть можно, есть некоторые личности, которые даже и рады такому, они ещё от чая без ума, но пальцем показывать Мадара не будет, в любом случае это всё лучше крови и убийств за какую-то незримую цель или столетнюю месть. С этим сложно смириться, со смертью кого-то, и Учиха долго, скрипя зубами, смотрел на белую макушку, постоянно как-то попадающуюся на глаза. Да и выходит всё как-то по-дурацки! – О-о-о! Дождь заморосил? – Раздалось из темноты дома. – Да.. – Отстранённо ему ответил брюнет в попытке не забыть на чём остановил свою мысль. – Тебе не холодно там? – Нет. – В какой момент ему вообще могло бы вообще стать холодно, если дождь начался минуту, не больше, назад? Мужчина вытянул руку. – Он тёплый. – Правда? – Наконец-то высунул нос Хаширама, ступив на доски энгавы. – А чай? – Кипятится. – Наскоро бросил ему в ответ собеседник и спрыгнул в траву под открытые небо. –