Больно ли любить сатира?

      Ли Юэ встречает богато, отстранённо и слегка испуганно. Людей можно понять — не каждый день с целого корабля сходит всего дюжина человек, ещё и в одинаковой форме, давно, хоть и косвенно, знакомой каждому, кто хоть раз выходил из дома и слушал новости.       В конвое из восьми человек, прикрытых масками, единственный с неприкрытым лицом, подобен преступнику, Аякс переступает бордюр пирса. На плече лишь лёгкая спортивная сумка, в которой Мондштадское вино и пара счастливых трусов с кружевом — приказом было «взять только самое важное». В спину летят редкие капли от высоких волн, а в глаза бьёт отблеск золотых украшений на домах и портовых лавках.       Улыбка натягивается сама, — быть приветливым и добродушным учили с детства — быть может, люди не будут коситься так уж открыто, если поймут, что их видно? Впрочем, их взгляды всё равно будут восприняты, как комплименты — нет, Аякс не подсос в какой-то мелкой мафиозной группировке, только глупец мог бы так подумать… Аякс один из капитанов «Фатуи». И это то, чем можно гордиться.       Длинные когти Фатуи расходятся по всему континенту и даже островам, беря начало на его родине, в его доме, которому он обязан абсолютно всем в своей недолгой жизни — как и самой жизнью. Там, среди десяти пальцев-предвестников, ладони-Капитано, основание этой сети держит в хрупких руках Царица. Быть одним из её главных орудий, быть мечом, пистолетом или даже самодельным детским луком в её повиновении — высшая награда для любого, Чайлд в этом уверен. И пусть статус одиннадцатого капитана-предвестника уходит далеко за границы самых приближённых к Царице людей, оставляя его скорее в тени, — на званые ужины его не приглашают, мягко говоря, но ему и не нужно — сам факт того, что в двадцать два он является самым младшим на такой высокой должности, греет ледяное сердце. Воспоминания о первом взгляде Капитано в его глаза, об изящной женской длани с длинными ногтями, протянутой в его сторону, разливаются в мыслях, подобно мёду.       И пусть несколько лет приходилось заниматься чем угодно, но только не выходить на свет, сейчас окупается каждая секунда его ожидания в тихом Мондштадтском институте, сейчас он — главное орудие, тот коготь, который нанесёт глубочайшую рану врагам его первой леди.       Маску, знак принадлежности, практически равный дражайшей медали, выплетает из спутавшихся грязных волос, что стали такими за дни путешествия — да, ему говорили носить её на лице, но как можно не поддаться соблазну показать каждому в этом городе, кого они должны будут возненавидеть? Кто станет выше почитаемого ими местного главы альянса, что называют себя «Архонтами», уподобляясь богам, поставив его перед собой на колени. Теневое правительство? Другая мафия? Якудза? Ничто не важно, если приказ уже был отдан и вперёд ведёт голос королевы.       Нет ничего плохого в том, чем он занимается — он уверен, что люди просто не понимают великой цели его пути. Филиал северного банка совсем не похож на родной дом, но восхищённые взгляды подчинённых сглаживают напряжённую атмосферу города — его боятся и ненавидят, его любят и уважают, и такой контраст способен довести до эйфории одним лишь фактом того, что каждый в радиусе километра думает о нём. Уже знакомые маски на лицах вещают человеческими голосами, готовыми следовать любым его желаниям — лишь бы угодить, отметиться перед старшим по должности услужливостью и повиновением, такими ценными навыками в нынешнее время.       Лишь пара человек, ничем не отличные от остальных, помалкивают и говорит лишь по делу, оставаясь в стороне от небольшой толпы, окружившей предвестника. Их имена запоминаются быстрее и впиваются глубже, чем остальные, впрочем, всё же забудутся на следующий день. Они говорят о личном кабинете и номере в отеле, о продолжающемся полном финансировании его пребывания на задании — здесь месячное жалование ещё больше, чем раньше, пока он был занят лишь обучением, что звучит вполне логично и обоснованно. Чайлд смеётся — Царица разбаловала и его самого, и его семью.       Огонь восторга от предвкушения настоящего задания в его глазах смешивается с ещё детскими искрами веселья.       Бумажная волокита по приезде раздражает, каждый подчинённый хочет чего-то своего, каждый занимается отдельной отраслью — с того момента, как Аякс зашёл в кабинет, прошёл, по меньшей мере, час, за который он ни минуты не пробыл в одиночестве. Сам кабинет не выделяется особенной роскошью, что слегка разочаровывает — весь банк внутри и снаружи сливается со стилем города, повторяя его в каждой мелкой детали. Жарой и яркими цветами на улицах он пресытился ещё в Мондштадте, но здесь всё иначе. У этих регионов радикально противоположные атмосферы — веселье и осмотрительность, свобода и закон, легкомысленность и надменность. Переключиться оказывается не так просто, как ожидалось от самого себя. Разразившись почти неконтролируемой яростью, порождённой усталостью, язвит и выгоняет всех, кто начинает снова стучать в двери кабинета. Аякс клянётся сам себе — ещё один стук и эта дверь полетит с петель прямо в сторону нарушителя его покоя, проламывая его череп, ломая каждую кость в…       Тук-тук       …его конечностях. — Ебать, вот это они зря… — опускает голову на рабочий стол, зарываясь в собственные волосы, царапая кожу головы так, что жжение боли затмевает желание выстрелить то ли в себя, то ли в стоящего за дверным проёмом. Почти затмевает… Планы о том, чтобы постричь ногти, откладываются — длина его ногтевой пластины неожиданно становится той невесомой ниточкой, на которой держится безопасность жителей Ли Юэ. — Зайдите.       Сохранять спокойствие — только сохранять спокойствие. К вечеру этого дня в его постели должно быть минимум двое, чтобы загладить весь пережитый стресс. Чайлд обязательно позаботится об этом сразу же после очередного приёма. Дверь не спешит открываться, погружая кабинет в тишину, которая в своей растянутости раздражает ещё больше, чем наполненность незнакомыми голосами. Там кто-то оглох или передумал, блять? Если над ним здесь кто-то посмеет издеваться, растрачивая драгоценные секунды первого же дня на новой позиции — никому в этом банке головы не сносить. — Я же сказал — входите! — вжимается в пол пятками дорогих туфель, которые стали одним из приветственных подарков от служащих банка, до скрипа, до пульсации прямо по голень. Голос повышает лишь на несколько секунд, чтобы выдохнуть, услышав поворот механизма ручки.       Дверь открывается неспешно, рукой, облачённой в плотную чёрную перчатку — похоже, кожаную. Из-за косяка выглядывает почти надменное — хотя многие охарактеризовали бы его лишь невозмутимым, но не Аякс — мужское лицо. Кожа его загоревшая — местный. Костюм слишком уж плотный и многослойный для местного климата, длинные рукава доходят до границы перчаток, не оставляя ни миллиметра открытой кожи — не похоже, что обычный уличный или портовый рабочий. Слишком уж статно одет для работника банка, даже будь он обычным местным. — Прошу прощения, что не зашёл сразу. По древним традициям Ли Юэ хозяин, выказывая уважение и гостеприимство, открывает дверь гостю, а не наоборот. — начинает разливаться грубый, слегка хрипящий, но всё ещё уверенный и почти пещерно-глубинный голос. — Как жаль, что послы Снежной не обладают достаточными знаниями о манерах страны, в которой находятся. Ох, прошу, не принимайте на свой счёт — я наслышан и о недавнем инциденте с другим послом в Мондштадте, когда был нагло сорван великолепный концерт местного исполнителя. — мужчина усаживается напротив, перекидывая на плечо хвост каштановых волос. Кажется, его улыбка почти доброжелательная. Когда он не открывает рот, что на данный момент случается нечасто, можно подумать, что он действительно знает, к кому пришёл.       Точёные черты взрослого лица смягчаются взглядом янтарных, почти золотых глаз — такие на чёрном рынке стоили бы намного дороже настоящего золота, и это единственное, о чём удаётся думать под гнётом наглости гостя. Зубы сжимаются сами собой, скорее рефлекторно, чем осознанно, после чего рисуют на бледном лице оскал, прикрытый ладонью в тихом восхищении, смешанном с неприязнью. Даже под столькими слоями одежды кажется, что тело мужчины такое же идеально выточенное из камня, как его скулы и лоб — такой экземпляр, если бы не болтал столько лишнего, Аякс не прочь был бы заполучить в своём номере сегодня ночью. — Итак, господин, по какому делу вы решили нанести визит в наш банк, ещё и лично ко мне? — внутри обещает себе, что это точно последний принятый сегодня посетитель, иначе это здание, хорошо бы, если не весь порт, полетит на воздух и в последствии потонет в этом же море, к которому выходит. Складывает руки в замок перед собой, откидываясь на своём кресле — голова приятно касается его спинки, предвещая возбуждающее чувство превосходства в диалоге. — По вашим словам могу предположить, что вы ещё не осведомлены о моём визите, господин Тарталья. Моё имя — Чжун Ли… Я должен оказать вам поддержку в вопросах истории, менталитета Ли Юэ и других интересующих вас тем в целях ускорить ваше расследование в рамках вашей миссии. — осторожно кладёт руки на колени, спину не гнёт и не жестикулирует, будто действительно — статуя, не человек. Лишь живо толкающаяся вена на еле открытой шее напоминает о том, что перед ним — живое тело.       Что-то инородное и отталкивающее соприкасается в его голосе, в его позе, в его одежде, с чем-то столь манящим, что до безумия доводит. — Господин Чжун Ли, получается… — вглядывается, на миг теряя положение и возвышенность. — …сколько вам лет? Достаточно ли вы опытны, чтобы оказывать поддержку Фатуи? Знаете ли вы что-либо о миссии, предначертанной мне в этом городе? И какова ваша оплата за эти консультации? — заваливает несущественными вопросами, лишь бы поскорее отделаться от надоедливых людей — в любом случае уверен, что Чжун Ли откажется от содействия, как только узнает о цели нахождения Чайлда здесь. В Ли Юэ каждая мышь уважает своего «Архонта», хранящего их безопасность и порядок. Никто не стал бы добровольно помогать его разыскать. — Мне сорок пять. Я знаю, что вы разыскиваете так называемого Моракса. Полагаю, моего опыта в изучении истории и культуры будет достаточно для ответов на любые интересующие вас вопросы — вы сможете сами проверить это. К тому же, вы ничего не потеряете — я не собираюсь брать оплату за свою работу, если вы не будете давать слишком уж утомительные для меня задания. Сами понимаете, возраст берёт своё. — впервые наклоняется, упираясь локтями в натянутую на коленях ткань брюк, а глазами сверкает, лишь подтверждая серьёзность каждого своего слова. — Мои личные мотивы схожи с вашими, Чайлд. Я не считаю, что народ Ли Юэ может вечно жить под надзором и охраной теневого правительства. Нам пора двигаться вперёд и писать новую историю, а не держаться за старые методы. — улыбается так открыто и честно, что, пусть даже это была бы ложь — Аякс бы с удовольствием в неё поверил. И ошибаться ой как не хочется, ведь сам абсолют его сознания не имеет права на ошибку, показывающую лишь несовершенства. — Для безопасности нашей совместной работы предлагаю заключить контракт, описывающий наши обязательства друг перед другом, если вы, конечно, согласны принять моё предложение.       Ну конечно. Второе слово в топе популярности этого региона после «архонт» — «контракт». Кажется, его здесь заключают по поводу и без, лишь бы обезопасить себя от лжи и предательства. Слишком сильно отличается от менталитета Снежной, где для того, чтобы спросить с тебя то, что ты пообещал, нужно лишь знать твоё имя, где на доверии друг к другу строятся целые города и открываются любые тайны. Ещё больше бумажной волокиты… Однако… Взгляд напротив выжидающий и уверенный, почти граничащий с опасностью. От простых консультантов такого взгляда не дождёшься, что значит лишь одно — Царица знала, кому здесь можно доверять. И Аякс не смеет ослушаться её рекомендаций. — Тогда… Что будет входить в наш контракт? Какого рода услуги вы готовы оказать для меня, господин Чжун Ли? — мечет молнии, вспышками мурашек расходящиеся по коже в предвкушении ответа, бросает вызов, проверяя преданность ещё до согласия её принять. Играет в игру, правила которой известны лишь ведущему. Конечно же, их нужно угадать.       Воздух теплеет, согревая заледеневшие ладони, короткими импульсами дрожи пробивая пальцы ног. Дешёвое подобие адреналина, синтетические рефлексы, ненастоящее чувство опасности, не становящееся от этого менее притягательным — всё это наполняет тело, наполняет каждый угол просторной комнаты, подстраивая свою сферу под её формы. Центром этой сферы становится загорелое тело с горящими глазами, слегка склонённой вперёд головой — уверенность и стойкость самой древней породы, за которую борются археологи и похитители сокровищ, породы с вершины обдуваемой тысячей ветров скалы. Уверенность, которой можно позавидовать в тесном контакте с этим молодым, ещё необузданным океаном, что бушует без определённой цели, без какого-либо предлога — только лишь ради собственного удовольствия. — Всё, что пожелаете, господин Тарталья… — смотрит так жадно и показательно, хватая инициативу из чужих рук, заставляя темнеющие глаза превратиться в остаточные лужи после проливного дождя — цвет их становится совсем грязным и меняется с каждой секундой, хватает блики и отражения перед собой, цепляется за образы, оголённые участки кожи и глубокие отблески янтаря, закованные в клетку горных наростов. — Что ж, господин консультант… — складывает руки в замок, отодвигая своё кресло от столешницы ногами и раскидываясь на нём, аки полный король ситуации. — На колени. Покажите мне, чем вы можете быть полезны. — шепчет, как самую большую тайну, как самую крепкую непристойность.       Тяжесть атмосферы сбрасывается, оголяя тихие отзвуки чужого дыхания, и кажется всё почему-то таким правильным и ожидаемым, что начинает раздражать. В нетерпении закусывает губы, прожигая янтарно-медную уверенность мужчины напротив — бьющая горная река всегда побеждает камень. Движения медленные, тягучие, будто выученные; движения жаркие, резкие, неумелые.       Проходит несколько секунд до понимания правдивости происходящего, ещё несколько секунд медлительности, — боится спугнуть отодвинувшимся от стола креслом — пока даёт больше пространства для тела, так идеально вписывающегося в эту зону промеж его ног в трениках. Ещё с десяток секунд в осторожности подъёма и перехода по другую сторону стола, пока полы плаща дрожат от каждого шага. К моменту принятия удобного положения на коленях, в идеально правильной сэйдза, — вряд ли каждый консультант в этом городе обладает такими умениями — проходит не меньше минуты, сопровождающейся шумом голосов под окнами, но тишиной в головах.       Пульсируют вены на бледной шее, пальцы дрожат в предвкушении восторга — в приятном тянущем чувстве превосходства, которое испытываешь, бросив беглый взгляд на мужчину, стоящего перед тобой на коленях. Тот прожигает дыру в глазницах Аякса, вопросительно и провокационно уставившись наверх. Ну что, ещё и объяснять ему всё нужно? Может, ещё и научить? Притягивает к своему паху чужую голову, удивительно податливую хватке за затылок — лучшее качество, которое можно проявить в таком положении. Щека прижимается к изредка подрагивающему под тканью члену, создавая сверху невероятный вид на зажмуренные карие глаза. Чжун Ли совершенно не выглядит удивлённым или озадаченным — раздражает. Раз понимает всё, пусть начинает делать то, что должен, а не смотрит, как последний идиот.       Утончённые пальцы в тёмной перчатке медленно ведут по ноге, начиная с голени и поднимаясь всё выше, вызывая приятно бегающие по стеснённой одеждой коже мурашки. Эти же пальцы останавливаются на внутренней стороне бедра, — совсем близко — чтобы кончиками прочертить несколько линий, царапая скорее силой, чем остротой не пробивающихся через плотную ткань ногтей. Аякс, наконец, находит в фигуре перед собой то самое, что искал эти долгие секунды — отпускает загривок, закидывает руку за голову, вторую оставляя на подлокотнике — наблюдает. Аяксу нравится смотреть. И он это знает.       Движения не становятся быстрее ни через несколько мучительно затянутых минут предварительных ласк, ни через четверть часа, когда рыжие волосы от невыносимой влаги липнут к лицу, а пот стекает уже небольшими струйками по шее и груди под футболкой, задёрнутой до самого подбородка и свёрнутой самой в себя. Всё так же медленно губы движутся, облегая каждую выпирающую от напряжения венку, язык так же медленно проходится по уретре, когда голова мужчины отдаляется на приличные несколько сантиметров — жутко неприличные несколько сантиметров! Сколько ещё его собираются мучать медлительностью и затянутостью всего процесса, он не понимает — как и то, почему в кабинет за двадцать пять минут никто даже не постучался, хотя думать в последнее время не дают от слова совсем. Слюной заполнен весь рот — не успевает даже сглатывать, зависнув во всём внимании на происходящее внизу. Брюнет рядом, кажется, совсем не напряжён таким медленным течением времени и выкладывается на полную, если не сверх человеческих возможностей — да он даже не такой потный, как Чайлд с почти насквозь пропитанной одеждой. Чертовски хорош. Грубая ткань на руках продолжает хозяйничать на уже голых бёдрах, иногда задевая особенно чувствительные зоны у основания члена. Всё это невыносимо, мучительно, медленно до ужаса, до ужаса приятно и вытянуто, как ниточка горячей золотой карамели — кажется, что никогда не закончится, если только не взять её прямо в свои руки, полностью и надолго прилипнув.       Когда терпеть больше практически невозможно, по привычке хватает те волосы на макушке, до которых успевает дотянуться в крупной дрожи рук до самых грудных мышц, нажимая на не препятствующую ничему голову, а пятками упирается в пол так сильно, что, кажется, он слегка скрипит. Закладывает уши от того, как хорошо — долгожданное освобождение, лёгкость, сравнимая со смертью, не меньше, искры по яркости не уступающие звёздам в далёком от городов поле. Горячая струйка спермы стекает с края всё таких же мягких, но уже чуть опухших губ — единственный показатель того, что с этим человеком что-то произошло. Слава Царице, хоть это осталось, иначе Аякс бы точно заподозрил, что тот робот.       Пока пытается вернуть дыхание в норму, ещё с десяток раз содрогаясь всем телом, так и не выпустив из кулака зажатые в нём волосы, приходит к окончательной мысли — какой бы контракт мужчина перед ним не захотел заключить — Чайлд, вероятно, подпишет его, не глядя. Может быть, рыбы в море действительно полно, но от такой добычи не отказался бы ни один охотник, а если и отказался — прослыл бы последним идиотом, не имеющим вкуса. Отпуская из затянувшейся хватки чужую голову, последний раз пробегается взглядом по аккуратно отпускающим его плоть губам, молча и, скорее себе, кивает.       Позволяет ему подняться и занять привычное место напротив, по ту сторону стола, не обременяя лишними разговорами. Лишь глазами провожает, пока тот поправляет галстук, будто из вежливости, а не истинной надобности. — Так что там, говорите, за контракт, господин консультант? — улыбается резво, по-юношески наивно прикрыв глаза. Эта добыча будет принадлежать только ему. — Вы не ошибётесь в своём выборе. Как я и сказал, вы можете называть меня Чжун Ли…

***

Рыбка🔥 Сегодня, 21:14 Я был с Дилюком, снежинка Прикинь?! Фотки очень красивые! Там и правда так жарко? Ты… Как тебе там? Надолго ты?..       Телефон издаёт несколько протяжных писков, посылая уведомления в верхней части экрана, которые оказываются быстро смахнуты за наличием более интересной картины на экране. — Не припоминаю, чтобы в нашем контракте был пункт о съёмке, господин Чайлд. — мужчина замирает, чуть поджимая под себя затекающие ноги. Смуглая кожа его бёдер медленно скользит по бёдрам бледным, покрытыми родинками и веснушками, собственный член сочится смазкой от ощущений внутри него, пока молодой предвестник, откидывая одну из рук мужчины за свою голову, совершенно не скрытно записывает видео всего процесса, сопровождая это не совсем приличными комментариями. — Это правда. Я дописал его от руки в самом низу. — закатывает глаза от очередной волны удовольствия, не пропадающего ни на секунду с тех пор, как в заднице «господина консультанта» оказался его член, так давно не чувствующий чужого тепла вокруг себя. И, о, это тепло было именно тем, о чём можно было только мечтать. Тугой, узкий — явно нечастый пользователь подобных методов расслабиться, или, как минимум, не в той позиции, в которой находится сейчас. Позволить этому закрытому мужчине побыть наездником на нём — всего лишь протянутая рука помощи в борьбе с его напряжением, не так ли?       Тёмная водолазка Чжун Ли полностью помята и сейчас не выглядит, как часть дорогого костюма, часть имиджа и репутации такого работника, как он. В данную секунду он — лишь тот, кто следует чужим приказам и Аякс обязательно щедро наградит его по всем нормам приличия, как он того и желает. Иначе за чем, если не за деньгами, лезть под крыло к предвестнику? Может быть, вся эта напускная роскошь — последствия огромных долгов, что Чайлда, вообще-то, совсем не заботит. С момента подписи контракта этот человек стал негласно принадлежать только ему.       Делает несколько грубых толчков, напоминая сидящему на нём, зачем они оба здесь находятся. Выносливость этого консультанта — одна из главных его заслуг, в этом нельзя сомневаться, чего Аякс себе и не позволяет — найти такой самородок в груде слабых, безжизненных партнёров, попадающихся под руку — удача совершенно возвышенного масштаба. Лишь разжигающий его желания раздражённый взгляд напротив, прямо в глаза, сквозь экран телефона, трепещущий от каждого следующего движения. Чайлд уверен — эта история продлится немало. Чайлд уверен — эти глаза когда-нибудь станут его искушённой погибелью. Чайлд уверен — это решение положит к его ногам всё, о чём он когда-либо мечтал. Если бы сам дьявол явился перед ним с контрактом, объявляющим Аякса властителем мира — оказался бы послан нахуй. Сейчас каждая из этих мыслей кроется на подкорке, в самой глубине телефонной камеры, в искрах зрачков, отражающихся от экрана. Когда-то интуиция сыграет с ним плохую шутку, но всё это будет потом — когда уже выключится запись; когда из его горла вырвутся последние стоны этой ночи; когда угодно, но не сейчас.       Чжун Ли спокоен, сдержан и излишне сосредоточен — это раздражает. Хочется сломать, уничтожить всё, что стоит на пути к его повиновению, полному подчинению по долгу их позиций. Ещё ни один пассив не остался с ним таким спокойным, и он не посмеет. Эти тупые пункты контракта, которыми он так озабочен — не раздевать его без его желания, не назначать смертельно опасных приказов и… всё! Абсолютно все требования этого консультанта заканчиваются в рамках голого тела и смерти. Сука, смешно. И, если умереть ему Аякс и так не дал бы, то вот с первым условием становится сложнее с каждой секундой — что-то запретное манит к себе лишь с большей силой. В конце концов, он сидит на его члене голым задом, а протянутые к перчаткам руки всё ещё одёргивает, до дрожи доводя от злости, ярости, медленно капающей во внутреннюю чашу тягучей, вязкой субстанцией.       Телефон еще несколько раз пищит в темноте, заглушаемый скрипом, шлепками, вскриками юного голоса. Потом.       Кэйя ведь поймёт.       Всегда понимал.