Безрассудная забота

      Ах, восхитительное Ванильное королевство. Такое чужое и живущее по своим удивительным правилам, и в то же время такое родное и уютное. Мудрый предок великой Кремовой республики, мать робототехники и великих наук, место, где некогда каждая печенька была счастлива ясными днями и темными ночами.       Виды вафельных шпилей и ванильных башен, карамельной брусчатки и прекрасных рулетовых деревьев, дивных садов с желейными цветами и уютных домов из застаревших кубиков сахара заставляли сердце Мадлена биться чаще, пока по его щеке катилась скупая слеза восхищения и тоски по родному дому. Прошло всего несколько дней, а он уже скучал по республике так, словно не был там годы или даже десятилетия. И Ванильное королевство, не ведая того, навевало на него лишь большую грусть, которую было так сложно сдержать.       И все же он, великий Мадлен, не мог так легко пасть духом. Его второе невероятное путешествие по дивным и загадочным просторам Хлебоземья только началось, и он обязан был завершить его с рядом помпезных побед и героических историй за плечами. Ради любимого дома, ради лицея, ради родных и ради своего сияющего величия! Он донесет весть о себе и республике до самых дальних уголовков их мира, прольет Божественный Свет на каждую встреченную им печеньку и узрит все могущество и упадок далеких земель.       Но прежде чем отправиться в дальний путь, Мадлен должен был убедиться в благополучии Ванильного королевства, которое не так давно возродилось и вновь засияло на карте Хлебоземья, притягивая к себе пожилых и молодых печенек со всего света.       По сравнению с шумной республикой, древнее государство было тихим и спокойным местом. Даже несмотря на толпы мигрирующих, здесь редко можно было услышать громкие возгласы торговцев, манящих приобрести товар наивысшего качества, перепалки буйных воинов, приводящие к безрассудным дуэлям, плач или радостный визг маленьких печенюшек, носящихся из стороны в сторону. Жители разговаривали и смеялись, но делали это так безмятежно, что звук их голосов превращался в нежный шепот.       Это была особая магия, к которой Мадлену было сложно привыкнуть. Королевство будто не принимало его, не считало своим потерянным ребенком, из-за чего среди жителей он выглядел как-то не так. Слишком шумный, слишком яркий — отталкивающий своей громогласностью и чистотой. Но все же он был нужным здесь, значимым, как и любая другая печенька. Когда он слишком громко смеялся, другие поддерживали его, а не просили быть потише, как это было в лицее; когда он помогал, прохожие присоединялись, а не безразлично шли дальше, как это обычно случалось на улицах республики.       Печеньки здесь были такими разными, но дружными и сполоченными, будто они всю жизнь знали друг друга и уже стали большой крепкой семьей. Король (если бы он был) равнялся простому жителю, а простой житель был равен королю. Такая странная система не укладывалась в голове Мадлена, привыкшего, что были они — знатные печеньки, обладатели титулов, богатств и целых домов, походивших на маленькие государства внутри большого, и те, другие — бездомные и грязные, слабые и зависимые, живущие ниже, живущие не так, как он.       Это равенство было чуждо, вызывало какое-то неприятное отвращение, но в то же время притягивало к себе и находило отклик в привередливой, но доброй кремовой душе. Мадлен не думал, что республика может стать такой же, но он надеялся, что Ванильное королевство не превратится во вторую республику — поделенную на верх и низ, на свет учения и тьму безграмотности, на пирующее богатство и голодную бедность. Слишком грустным казался ему этот исход, когда он видел, как печеньки радостно делают то, что хотят, и при этом заботятся о своем доме кто как может.       Вообще-то он был не из тех, кто вот так просто чувствовал все чужие тонкости. Обычно он был погружен в восхитительного себя, предпочитая не изучать, а чтобы изучали его, желательно не забывая восхищаться вслух и восхвалять его яркость. Однако Ванильное королевство будто само рассказывало ему о себе.       Бродя по ярким улочкам города, по паркам и садам, по невероятных размеров дворцу, он не просто осматривался, но и слушал, о чем рассказывало ему древнее государство. Будто сам Божественный Свет заговорил с ним таким необычным способом и рассказывал о своем рождении. Это было невероятное чувство, опьяняющее и в то же время проясняющее липкий джемовый разум, в котором не оставалось ни одной дурной мысли: только кристально чистые размышления о былом и грядущем.       Интересно, будет ли с ним то же самое в других королевствах Хлебоземья?       Мадлен не знал, да и не задумывался об этом. Ему хотелось лишь выплеснуть весь яркий теплый свет на кого-то еще, поделиться этим внезапным просветлением души и теста с кем-то, кто не просто возжелал бы выслушать его, а остро нуждался в этом. Это должна была быть печенька, которая еще не восхитилась всей сладостью и нежностью Ванильного королевства, еще не погрузилась в эту повседневную безмятежность и не ощутила всю силу Провидения, наполнявшую это место.       Его вечно занятой друг обязан был наконец прочувствовать все это на себе.       Подходя к ангару, в котором с недавних пор обосновался Эспрессо, Мадлен чувствовал нарастающее с каждым шагом благоговение от мысли, что совсем скоро он сможет поделиться всеми переполняющими его чувствами. Это ощущение преследовало его с самого утра. Пока он пожимал руки всем печенькам в округе и освещал их жизнь своим ликом, в голове неустанно появлялись новые слова для возвышенного разговора о светлом. Ах, как замечательно будет говорить об этом всем за чашечкой кофе, сидя где-нибудь на людной улице!       В огромном ангаре было тихо и пусто. Лишь вафлеботы похрустывали шестернями и конечностями от залетевшего внутрь ветра, грозя в любой момент встать и внезапно напасть. Разумеется, это была лишь разыгравшаяся фантазия. Эти милые роботы уже давно перестали быть воинами и стали верными помощниками печенек в восстановлении королевства, способными поднимать тяжелые кирпичи сахара, перемешивать тестовую основу домов и ровно укладывать вафельные черепицы крыш.       Среди этой армии строителей восседала маленькая печенька, увлеченно перебиравшая детали одного из ботов и даже не заметившая своего сияющего гостя. Мадлена немного обидело это безразличие, ведь он, сам великий паладин, пришел сюда. Разве не должны были местные работники тут же заметить такую важную персону и восхищенно рускоплескать его появлению? И его свет! Он точно должен был привлечь внимание тех, кто работал в полумраке ангара.       — Кхм, прошу прощения! — начал Мадлен, наконец чувствуя на себе взгляд неизвестной печеньки. К сожалению, в нем не было ни капли восхищения, лишь раздражение и легкое любопытство. — Да прибудет с тобой Божественный Свет Провидения, добрый друг.       — Сорок процентов самовлюбленности, шестнадцать какой-то там божественной силы, двадцать глупой самоотверженности, семнадцать бисквитной мягкости и... что это за семь процентов? Что это такое? Не могу понять... — любопытство в глазах этой странный печеньки стало ярче, а раздражение почти исчезло. — Ты, наверное, к Эспрессо, семь процентов неизвестно чего?       — Попрошу, меня зовут печенька Мадлен! Великий паладин Кремовой республики, лучший выпускник лицея паладинов, служитель Божественного Света и Провидения, которые...       — Ну все, хватит. Ты такой шумный! — зло воскликнула печенька и вернулась к разбиранию робота. — Комната Эспрессо за вторым поворотом налево. И постарайся ничего не снести своими громадными плечами.       — Благодарю, неизвестный друг!       — Ага. Можешь называть меня Креп. Хотя я уже надеюсь, что мое имя тебе не пригодится.       Мадлен не обратил внимания на эти ядовитые слова, направляясь в указанную сторону и действительно чудом ничего не задевая по пути.       Короткий коридор вел к комнате без двери, зайдя в которую можно было сразу понять, что в ней жил настоящий ученый. Странные приборы с неизвестным Мадлену назначением, большая доска из грильяжа, исписанная научными формулами, множество записей, приклеенных жвачным клеем к стенам в каком-то особом порядке. На небольшом столе стояло несколько опустевших чашек с черной гущей на дне, тарелка с недоеденным обедом и нагромождение книг, папок и отдельных листов с надписями, кривыми чертежами и цифрами. Мадлен даже не знал названия чисел, которые были выписаны на одном из листов с вычислениями.       Это место выглядело грязновато, но приемлемо. Эспрессо тут определенно нравилось, раз он даже поставил в угол тесную кроватку, а не ночевал в «Вороньем гнезде». Или это было сделано для экономии ценного времени. В любом случае, этой странной печеньке стоило задуматься об уборке и более приличном интерьере. Где прекрасные картины с пейзажами и портретами знаменитых печенек? Где золотистые узоры на стенах? И мебель! Мебель здесь была просто ужасной. Древние деревянные стулья, столы и полки, которые могли развалиться от одного лишь взгляда.       Странно, но Эспрессо среди этого беспорядка он не заметил. Может, он отошел за очередной чашкой кофе? Или благоразумно решил подышать свежим воздухом. О, а может, он сам решил сходить к Мадлену и предложить прогуляться, а они так некстати разминулись? Это была бы очень неловкая ситуация. Кроме того, если все действительно так, то как Эспрессо мог не заметить его издалека?! Вчера он как раз отполировал свой доспех, так что должен был сиять в три раза ярче.       Нет, он явно думал не в том направлении.       Постояв еще пару минут в ожидании чудесного появления друга, Мадлен обеспокоенно стал вновь осматривать комнату. Может, он чего-то не заметил своим зорким глазом? Записки, следов битвы, легендарной мантии-невидимки! Нет, первые два пункта можно было смело вычеркнуть, ибо такое он пропустить никак не смог бы.       Услышав странный скрип, Мадлен повернулся в его сторону и увидел открывшуюся дверь. Вот чего он не заметил! Тайного (лишь для него) прохода, за которым и прятался все это время Эспрессо. Как хорошо, что он решил подождать еще немного, а не бежать искать его в городе или замке, молясь Провидению, чтобы эта печенька не попала в очередную передрягу. Ради него он бросился бы в сражение с любым противником, но омрачать такой прекрасный день суровыми битвами очень не хотелось.       — А я так надеялся, что ты уже уехал, — с привычным недовольством проговорил Эспрессо, подходя к рабочему столу и проверяя, все ли на месте. — Что-то важное? Хотя даже спрашивать не стоит, и без того понятно, что нет.       Вид у него был, мягко сказать, потрепанный. Тесто под глазами слегка потемнело из-за бессонных ночей, волосы подтаяли, а руки тряслись от переизбытка кофеина и слабости. Мадлену даже показалось, что он побледнел. Интересно, когда в последний раз он вообще выходил на улицу и грелся в теплых лучах солнца?       — Я тоже рад тебя видеть, мой добрый друг! Вижу, ты, как всегда, весь в делах и заботах. Опять забываешь про еду. И сон, — он пытался придать своему голосу грозный окрас, но вышло плохо. Не получалось у него опускаться до таких низменных эмоций, как злость и раздражение. — У меня возникла прекрасная мысль...       — Пожалуйста, не продолжай, — прошептал Эспрессо.       — ...Нам нужно прогуляться по королевству! Найти хорошее местечко, выпить по чашке кофе, съесть чего-нибудь. Сегодня Провидение особо благосклонно к такого рода занятиям! Отдых, развлечения, приятные беседы с яркими и мудрыми личностями. Погуляем до заката, а после ты крепко уснешь и проспишь полноценные восемь часов. Что думаешь?       — Скажи, что именно тебе непонятно в словах «сон и развлечения — лишняя трата моего драгоценного времени»?       — Мне не понятно, почему ты так безжалостно мучаешь себя, отказываясь от обычных протребностей, присущих каждой печеньке.       — Это не удивительно, — он устало вздохнул. — Мы с тобой находимся на разных уровнях осознанности. В твоей голове недостаточно джема, чтобы хотя бы представить, как важны в моей работе полная сосредоточенность и погруженность. И именно поэтому я не могу позволить себе отвлекаться на всякого рода глупости.       — Поверь, все это необходимо и мне, чтобы поддерживать то сияние, что я несу другим печенькам! И все же я нахожу время на сон, еду и прогулки. Потому что это важно, — Мадлен гордо выпятил грудь. Он был уверен, что уж к этим правдивым словам его друг придраться не сможет.       — Я не намерен продолжать этот бесполезный спор. Мне нужно вернуться к работе, — спустя минуту вдумчивого молчания сказал Эспрессо, потирая голову. — Но раз уж ты здесь. Не мог бы ты принести мне кофе? Крепкий кофе. Без молока.       — Сколько условий. Мы можем пойти вместе, чтобы ты сам выбрал то, что тебе нужно!       — Я предпочту немного... полежать. Если ты не можешь справиться с такой легкой просьбой, то ничего. Я и не ожидал, что ты резко станешь полезнее.       — Ха-ха-ха, твой юмор с каждым разом все лучше, добрый друг. Будет тебе кофе. В конце концов я, Мадлен...       — И побыстрее.       Ну конечно, на бахвальные речи не было времени! Ему нужно поторопиться, чтобы Эспрессо не пришлось слишком долго ждать. Вот, прошло всего несколько секунд, а он уже так заскучал, что уснул на этой ужасно неудобной на вид кровати.       Мадлен спешно направился к выходу, когда его взгляд зацепился за раскрытый дневник, лежавший на захламленном рабочем столе. Не то чтобы ему было любопытно... но да, было!       Подойдя ближе, он стал рассматривать свежие записи, иногда отвлекаясь на ворочающегося Эспрессо, который мог проснуться и выгнать его прочь в любую секунду. Толстые листы бумаги были ровно расчерчены по горизонтали, создавая множество строчек. На каждой такой строчке красовались дата, время и краткое описание того, что хозяин дневника сделал в этот период. Почерк у него был на удивление размашистый, но вполне читаемый.       Ему довольно быстро наскучили попытки вчитаться в названия каких-то заковыристых эскпериментов и хотя бы отдаленно понять, какую важность они представляли для научного сообщества печенек. А вот встречающиеся между ними перерывы на примы пищи и сон очень заинтересовали Мадлена. И тут же разочаровали. Их количество было просто до безобразия мало, а сухие и короткие записи даже не давали толком понять, достаточно ли много Эспрессо ел и как долго спал. Ничего удивительного, но... все же он надеялся на большее.       Возможно, ему вновь стоило вмешаться и поговорить с ним. Серьезно поговорить. А еще лучше предпринять какие-то радикальные меры, прежде чем его друг превратится в крошки раньше срока.       Вот только какие?       Разговоры никогда не приводили ни к чему существенному. Как бы Мадлен не наставлял его, вспоминая древние заповеди Путей Света и учения проповедников Провидения, Эспрессо никогда его не слушал, скептически фыркая и удаляясь прочь. Применять силу... он просто не мог и не имел права. Его Божественная праведность была слишком могущественна и могла навредить, а именно этого их учили избегать в лицее, строго настрого запрещая использовать способности вне боя и без крайней необходимости. Его сияющий авторитет тоже никогда не действовал должным образом. Что было просто невероятно!       Нужно было что-то еще. Что-то не слишком правильное, но действенное и безопасное. Какой-то план, какая-то хитрость.       В голове тут же возникло слишком много странных вариантов. Ему совсем не нравилось думать о чем-то таком — темном и коварном, — но как еще повлиять на друга он просто не знал. В какой-то момент во всей этой жуткой черной массе появилось нечто, что и на цвет, и на вкус было не так ужасно, как все прочее. Эта нечто не блистало, как это обычно делали все действия, слова и мысли Мадлена, но и не источало ауру зла, как все другие идеи, от которых он мигом избавился, сияя от счастья и озарения.       Еще раз пробежавшись взглядом по столу, он схватил первую попывшуюся под руку папку и пролистал ее. Отчеты, зарисовки, формулы. Ничего, что было бы ему хоть как-то понятно. Но важно не это! Во-первых, проект явно не был закончен, а значит, Эспрессо очень нуждался в этих записях, во-вторых, чернила на последних страницах только недавно высохли, и это уже означало, что работа здесь шла полным ходом. Мадлену даже не пришлось толком думать, чтобы понять, что он нашел идеальную вещь для... он предпочел назвать это жестким убеждением.       Ему и самому не приносило удовольствие то, что он делал. Провидение жестко карало за воровство, не делая поблажек никому, даже такому сияющему и восхитительному паладину, как он. Однако Мадлен довольно быстро смог убедить себя, что у него точно получится замолить этот маленький грех, особенно когда он очень четко и с гордостью объяснит, ради чего это было сделано. Пусть будет наказание — его свет никогда не поблекнет, пока он будет знать, что делал все правильно.       Оставалось только придумать, где спрятать папку. И не забыть про кофе!

***

      Когда Мадлен наконец вернулся в ангар, гордо неся два бумажных стакана с кофе и небольшую коробку со сладостями, Эспрессо давно проснулся. Выглядел он значительно лучше, чем часом ранее, но даже это не стерло с его лица недовольство. Зато всего один глоток горького кофе заставил его засиять так, словно он действительно высыпался и достаточно ел всю прошедшую неделю, не забывая конечно же и про прогулки на свежем воздухе. Всего лишь временный эффект бодрости, но зато какой!       — Так значительно лучше, — Эспрессо довольно улыбнулся, с любопытством смотря на второй стакан в руках Мадлена. — А у тебя что?       — Гляссе с двойным мороженным, шоколадом и карамелью. Что бы сиять, мне нужно больше сахара в моем джеме, — он громко замеялся, увидев перекошенное от негодования лицо друга.       — Мне не стоило спрашивать. Надеюсь, ты не будешь есть вместе с этим... напитком пончики.       — Вообще-то собирался. Но если ты хочешь еще, то бери. Умение делиться — важное качество, которым обладают лишь величайшие из печенек! — Мадлен смахнул с лица выбившуюся прядь волос, очень жалея, что в этот момент в комнате не было еще кого-то.       — Да-да. Благодарю.       Их маленькая совместная трапеза прошла в приятном молчании. Эспрессо выглядел более чем довольно, а значит, Мадлен отлично справился со своей миссией, чувствуя, как Божественный Свет награждает его за это приятным чувством тепла во всем тесте. Ему нравилось осознавать, что даже такие мелкие поручения приносили свои плоды. И он бы никогда не отказался помочь нуждающейся печеньке, даже если ее просьба могла показаться бесполезной и незначительной в масштабах всего Хлебоземья или даже республики.       Это был путь великого паладина. Путь Света и добра, которым он безмерно гордился.       Когда стаканы опустели, а последний пончик был доеден, Эспрессо с облегчением выдохнул и встал с места, подходя к рабочему столу и делая в дневнике несколько пометок. Судя по его секундному недовольству, он немного выбился из запланированного графика. Однако привычных возмущений не последовало: он не жалел об этом перерыве, это Мадлен понял и без распросов, радуясь сильнее прежнего и гордо поднимая голову, чего, к сожалению, опять никто не видел.       Похоже, Эспрессо вовсе не шутил, когда говорил, что не желает отвлекаться на прогулку. В его взгляде была полная сосредоточенность на работе, а в движениях больше не было дрожи и усталости, что совсем немного разочаровало терпеливо ждущего Мадлена. Он-то рассчитывал, что после перекуса его друг неожиданно осознает, как прекрасно иногда отвлекаться от своих обязанностей и сам предложит ему прогуляться по Ванильному королевству. Реальность же разочаровала его завораживающим зрелищем.       Он и сам не понимал, почему продолжал смотреть, но то, как Эспрессо ходил из стороны в сторону, как быстро писал что-то на доске и так же быстро стирал это, хмурясь и качая головой, как элегантно подносил руку к лицу, закрывая глаза и напряженно над чем-то размышляя — все это заставляло его оставаться на месте и иногда даже задерживать дыхание. Ему казалось, что любое неверное движение разрушит эту странную атмосферу, оставив ему на последок лишь смутные воспоминания об этом чудесном моменте.       Вся сказочность сломалась в тот миг, когда Эспрессо решил найти свои записи. Мадлен успел пожалеть о принятом сгоряча решении бесчисленное количество раз, наблюдая за беспорядочными поисками друга. Но быстро одернул себя. Это было сделано ради его блага, не со зла, не чтобы неприятно подшутить, а для того, чтобы он наконец стал жить в нормальном ритме, а не загонять себя до крошения.       — Не понимаю, я точно помню, что оставлял их где-то здесь... — нервно шептал Эспрессо, разбрасывая по столу ненужные книги, бумаги и папки. Неожиданно он остановился и пристально посмотрел на сидящего в углу Мадлена. — Ты.       — Что? Я? Тебе нужна моя помощь? — с наигранной гордостью спросил он.       — Мне нужны ответы. Здесь не было никого, кроме тебя. Где мои записи, Мадлен?       — Ты думаешь, что это я? — Мадлен шокировано раскрыл глаза, полагаясь на свою прекрасную актерскую игру. К сожалению, Эспрессо было сложно провести. Он даже не дрогнул, продолжая пристально смотреть на него. — Ха-ха-ха! Ладно, мой добрый друг, ты меня раскусил.       — Что?! — в голосе Эспрессо смешались первобытная ярость и действительно искреннее удивление.       На секунду Мадлену показалось, что он набросится на него с кулаками или использует всю свою превосходную магию, чтобы испепелить, собрать, снова испепелить и развеять его по ветру. К счастью, этого не случилось. По крайней мере пока что. Эспрессо просто начал метаться из стороны в сторону, несдержанно громко высказывая все мысли, накопившиеся в его голове за эти мучительные секунды молчания:       — Я не могу поверить. Я только подумал, что ты... неважно! Это было очевидно. Кто еще состоит на пятьдесят процентов из безумия, а на пятьдесят из непроходимой тупости, чтобы додуматься до такого? О чем я только думал? Как мог довериться тебе и оставить наедине с такими важными вещами. Нет, ты что, правда... Ты издеваешься?!       — Успокойся. Я могу все объяснить. Понимаешь, это такой план...       — Мне не нужны твои жалкие оправдания! У меня нет на это времени. Просто... Просто верни мне мои записи и убирайся отсюда!       — Да выслушай же меня! Я просто хочу тебе помочь! — тут уже не сдержался Мадлен.       Его голос отразился от старых сахарных стен комнаты, на секунду оглушая их обоих. И все же первым пришел в себя именно он.       — Ты неподобающе относишься к себе и своим потребностям! — начал очередную поучительную тираду Мадлен. — Мало ешь, плохо спишь, не дышишь свежим воздухом и не делаешь перерывы в работе. Это никуда не годится. Провидение учит не только работать на благо печенек, но и отдыхать! А ты пренебрегаешь этим всем в пользу... в пользу чего? Если ты думаешь, что графики и безостановочная работа помогут тебе сделать какой-то там научный прорыв, то ты глубоко ошибаешься. Ты просто доведешь себя до того, что рассыпешься раньше, чем твое тесто полностью иссохнет!       — Не надо меня учить, как мне распоряжаться своим тестом и временем! Ты не знаешь, что такое дисциплина и настоящий труд. Уверен, в детстве ты даже не слышал такого слова, как работа. Да и сейчас вряд ли знаешь, что это такое.       — Зависть это плохо, мой добрый друг. А еще хуже, когда ты бросаешься такими громкими обвинениями, ничего не зная об обучении в лицее паладинов. Я стал таким, какой я есть, благодаря усердному обучению, нескончаемым тренировкам теста и духа и труду на благо самых обездоленных и несчастных печенек республики.       — Каким это «таким»? Напыщенным зазнайкой, умеющим только махать мечом и через раз думать два слова совершенно сухой головой?! В Верхнем городе это не достижение, а заурядность.       — Неужели ты сам не понимаешь, какие ужасные слова говоришь?!       — Действительно. Опустим эту ужасающую правду, — Эспрессо подошел к нему вплотную, угрожающе смотря снизу вверх. — Верни. Мои. Записи.       — Нет, Эспрессо, — Мадлен печально покачал головой. — Пока ты не успокоишься и не поймешь, о чем я говорю — тебе будет лучше без них.       С минуту Эспрессо просто стоял на месте и продолжал сверлить его гневным взглядом. Но это не могло сработать на нем. Он уже принял решение во что бы то ни стало донести до него свою правоту, поэтому стоял и терпел эту пытку с твердой уверенностью и неподдельной грустью в глазах. Громкий крик и совершенно неощутимый удар по броне заставили его лишь слегка вздрогнуть.       Это было больно.       Не физически, а морально и душевно. Он чувствовал и видел, как Свет друга и его собственный Свет с каждой секундой становятся все тусклее, почти исчезая в кромешной тьме, сотканной из сожалений и обид. В этот раз его оставило даже Провидение, не давая ответа на вопрос: поступает ли он правильно или все же нет? Может, это было еще одно испытание на его нелегком пути великого паладина и вестника Божественный силы? И он должен был справиться с ним сам. Без помощи и без вторых и третьих попыток.       Так, как умеет только он, Мадлен.       Вдохнув поглубже, он вернул на лицо привычную сияющую улыбку. И это неожиданно помогло ему окончательно прийти в себя и понять, что Свет еще с ними и ему просто нужна помощь, чтобы разгореться ярче прежнего.       Ситуация была неприятная. Он знал, что мог придумать что-то еще, что поддался секундному искушению тьмы, а после уже не смог остановиться. Но это была всего лишь ошибка, а не трагедия. Пусть на него злятся, пусть Провидение потешается над его глупостью, но он не сдастся, точно не на такой унылой ноте, как сейчас. Им просто нужно попробовать еще раз. Первым делом решение первопричины конфликта, после вдумчивый разговор, в котором собеседники слышат друг друга, а уже потом какие-то действия.       — Эспрессо, — громко позвал Мадлен, медленно подходя ближе к нему.       — ...Если попробовать стабилизировать осколки, то можно будет обойтись и без целых джемов души... — тот не обратил на него никакого внимания, погруженный в собственные рассуждения. Или он просто игнорировал его.       — Эспрессо, — вновь попробовал Мадлен, вздыхая при второй провале. Эта печенька умела обижаться, нечего сказать. — Эспрессо!       — Я не собираюсь разговаривать с тобой, пока... Нет, я не собираюсь с тобой вообще разговаривать, — он наконец повернулся к нему, тут же широко раскрывая глаза.       Мадлен держал в руках ту самую папку, из-за которой и произошла эта страшная ссора. Нет, вообще-то он сам положил начало всему, что произошло, но за это стоит извиняться только после того, как ценный предмет будет возвращен хозяину в целости и невредимости. Теперь он даже был рад, что так и не придумал, куда спрятать записи. Хранить их под доспехом было куда более безопасно, чем закапывать в землю или оставлять без присмотра в любезно отведенных ему апартаментах. Правда, все страницы пропахли его сладким тестом, а лакричная обложка слегка прогнулась из-за жара.       Постояв в ступоре полминуты, Эпрессо неуверенно выхватил из его рук драгоценные записи, тут же быстро пролистывая их, и вздохнул с небывалым облегчением. Теперь он выглядел не таким злым и обиженным. Этого, конечно, было мало для того, чтобы они так быстро и безболезненно помирились, особенно учитывая вредность этой эксцентричной печеньки. Но лично Мадлену уже стало легче. Когда он понимал, что теперь у него хотя бы нет чужой вещи, взятой без спросу, его кристально ясный разум не метался от одной плохой мысли к другой.       Лучезарно улыбнувшись на прощание, он медленно направился к выходу. В подобных ситуациях главное красиво взмахнуть плащом и загадочно уйти, чтобы через время вернуться и продолжить незавершенную беседу. Тем более, он слишком устал.       Мадлен мог терпеть колкости и оскорбления друга до бесконечности (возможно, в этом был какой-то особый подтекст, которого он не видел или не понимал в самом себе), сравнимой с его величием, но даже при такой силе стоило соблюдать меру. Эспрессо нужно было обдумать все услышанное и поработать, а ему помочь энному количеству жителей и с чувством выполненного долга лечь спать.       Ну, это были только его планы и теории.       — Подожди меня, — неожиданно проговорил Эспрессо, скрываясь в «тайной комнате».       Через минуту он вышел к нему в любимом плаще, все еще поправляя замявшийся ворот и проверяя, насколько презентабельно выглядит его прическа в отражении какого-то из устройств.       — Ты все же решился показаться на публике? — Мадлен не переставал улыбаться.       — Нам есть, что обсудить. Учитывая твой подлый поступок... но быстрое осознание его полной бесполезности, я начинаю думать, что неправильно тебя оценил, — Эспрессо недовольно скривился, а после надменно улыбнулся. — Мне интересно.       — Что интересно?       — Интересно, чем же я не угодил твоему этому Провидению, раз оно послало мне такого болвана, как ты.       Мадлен лишь громко засмеялся, принимая все сказанное за шутку и пропуская друга вперед.       Он знал ответ на этот забавный вопрос. Провидение просто желало, чтобы две сияющие печеньки работали сообща и делали жизнь в землях Хлебоземья в два раза лучше. Это бы понял даже ребенок, который только начал изучать азы Божественного Света.       Все случайные встречи рано или поздно приводят к великим событиям.