Остановись и гори

— Каково это? — спрашивает он, поглаживая уродливыми когтистыми пальцами её тонкое хрупкое горло. — Застрять где-то посередине, оставаясь запертой за пределами досягаемости разума нашей общей знакомой? Макс никогда не отвечает, скованная животным страхом, диким и неконтролируемым, низменным, работающим где-то на уровне инстинктов. Страхом и тугими шершавыми лианами, которые подконтрольны ему, как и всё вокруг в этом мельтешащем больном изнаночном безвременье. Ответов Векна и не требует, способный считать каждую её эмоцию и каждую промелькнувшую в сознании мысль, ему даже говорить с ней необязательно, но он словно наслаждается звуком своего скрипучего властного голоса. Иногда он склоняется над ней, вглядываясь в её искажённое ненавистью лицо, пахнущий гнилью и разложением поехавший извращённый ублюдок, и прижимается холодным мерзким языком к её щекам, вылизывая солёные дорожки слёз. Ему нравится, как она вздрагивает от отвращения, пытаясь отвернуться, нравится собирать её волосы в горсть, оттягивая за них голову назад, обнажая нежное горло, чтобы оставить своими губами ниточки липкой вонючей слюны. Иногда, наигравшись, он её отпускает, давая зыбкую надежду на спасение, позволяя скрыться в поисках убежища или действующих врат между реальностью и Изнанкой, сквозь которые она сможет пробиться или, хотя бы, подать знак. Отпускает, но всегда находит в итоге, закольцовывая происходящее в бесконечно повторяющуюся петлю стыда и страданий. Однажды Макс встречает Питера, принимая его сначала за галлюцинацию, а затем за хитроумную ловушку, прежде чем он доказывает ей обратное, помогая спрятаться от преследующих её демодогов. У него ласковый голос и острый взгляд, и она не собирается ему доверять, но Питер спасает её раз за разом, рассказывая больше об Изнанке и её обитателях. Питер становится её якорем в этом хаотичном безумном мире, и, кажется, только благодаря его присутствию рядом, Макс чувствует, как тают оковы, связывающие её с Векной. Он позволяет ей выплакаться в своих тёплых объятиях, когда она ломается, просыпаясь от очередного кошмара, продолжая шептать ей на ухо успокаивающие глупости и перебирая мягко спутанные волосы. Иногда Макс начинает казаться, что она придумала его, чтобы не сойти с ума. Она видит в нём старшего брата, которым никогда не был Билли, цепляясь за него при любой возможности, желая продлить физический контакт, чтобы почувствовать немного живого человеческого тепла, и он позволяет держать себя за руку или спать с ним рядом, переплетая пальцы. Макс целует его первой, теряя всякую надежду пробиться в реальность. Ей ещё никогда не удавалось скрываться от Векны так долго, исследуя недосягаемые ранее границы Изнанки, плотно закрытые и тщательно оберегаемые потусторонними тварями. И когда всё кажется бесполезным и пустым, она льнёт к чужому красивому лицу, целуя его первой, и восторженно замирает, когда Питер целует её в ответ. Макс забирается к нему на колени, подставляя шею под ласковые губы и умоляя о большем, и он умело и нежно раздевает её, покрывая мягкими поцелуями веснушчатые плечи, сминая подушечками пальцев маленькие розовые соски и оставляя под ключицами единственный алеющий на бледной коже засос. Питер укладывает её спиной на свою грудь, и она чувствует через его рубашку своими узкими лопатками его острые соски, прижимается гладкими ягодицами к его твёрдому члену, обжигающему даже через ткань брюк, прикрывая глаза и шумно выдыхая, когда его пальцы проникают между её влажных половых губ. Его прикосновения становятся грубее и жёстче, изгиб его плеча у неё под затылком меняет форму, а мускусный запах кожи вытесняется сладковатым гниением, мгновенно забивающимся в ноздри. Макс распахивает глаза, пытаясь сняться с преображающихся прямо внутри неё длинных пальцев, с ужасом наблюдая, как красивое лицо Питера трескается и осыпается шелухой, сменяясь изуродованными чертами Векны. Он не выпускает её, прижимая к себе теснее, нежную светлую кожу к своему липкому и перекрученному бугристому телу, отвратительно близко и интимно. — Отпусти меня или убей, — шепчет Макс дрожащими губами, слёзы такие горячие, что обжигают её лицо. — Не могу, — он вынимает из неё пальцы, собирая слезинки кончиком длинного когтя. — Мы заперты в ловушке твоего разума.