У зеркал есть уши

Этот, лысый и одышливый, будет просто и незатейливо бить. Слишком толстый для подвижности, слишком ленивый для богатой фантазии. За столько — сколько, кстати? — часов я уже составляю себе колоду действующих лиц. Хуже всего второй в их иерархии, «Ведьма» по позывному, длинноволосый, красивый, наглый, презрительно кривящий пухлые губы. Вот он придумает что-то поинтереснее, чем удар в корпус-удар в лицо-«кто тебя послал?»  Я встряхиваю звенящей головой, отгоняя красное с периферии; влага летит с волос, как с мокрой псины — отливали водой, значит — смешиваясь с кровью, но контроль над сознанием возвращается.  «Кто тебя послал» появляется благословенным ветром, остужая пылающее лицо, охлаждая горящий лоб, успокаивая, утешая. Хорошо, что кроме меня, Его никто не может увидеть.  — Они выехали из города, едут сюда: и покупатели, и… товар, — реверберирующий не-человеческий глас спотыкается на последнем слове. Вот чудо-то какое, а, эонолетнее чудо в перьях (без перьев), почему-то именно тебе есть дело до людишек. Подростковый бунт, назло папе буду вмешиваться в человечковые дела на уровне африканских торговцев людьми?  Снова повожу головой: кружится, болит, тошнит, пить хочется — сотряс явный и множественный, и как всегда, это ерунда, костюм все вылечит, но… — …но пока нельзя. Они могут избавиться от товара в пути, если посчитают подозрительным молчание. Мы не успеем их остановить. Они все погибнут. — Я вообще-то так никуда отсюда не собираюсь… — Что ты сказал?! — Ведьма подрывается от карт и подходит, хватает за волосы, заглядывает в лицо. Блять, а. Вот чего мне не молчалось? Он смотрит укоризненно, качает головой. В руках Ведьмы нож размером с Венесуэлу — и мне это оч-чень не нравится. Мне нужно дождаться, пока две группы доедут сюда — пустой точки на карте, а по факту, старого танкера-баржи-хер-пойми-чего, где они обменяют вкусненьких (наверное, а может еще каких) детишек на сумки вечнозеленых бумажек. И вести себя я должен хорошо, как образцово-показательный пленник, чтоб все доехали, чтобы «все тихо», чтобы включить режими мясорубки, когда все соберутся ко столу. А вот нож размером с Венесуэлу мирному ожиданию не способствует никак. — В какое место ты засунул себе микрофон, выкидыш шайтана? — лезвие режет кожу на горле, какие дешевые пугалки. — М-м-м, можем поиграть в медицинский осмотр, красавчик? — я мерзко шевелю бровями и успешно добиваюсь, чего хочу — Ведьма в ярости, пинает меня и орет. Потом резко успокаивается, с ответно-мерзкой улыбочкой заходит за спину. — Я буду отрезать тебе по пальцу в десять минут, пока ты не начнешь отвечать. Рука на ящике, лезвие трогает кость. Ай. Но время идет, машины едут. Ситуация рабочая, я потерплю. Ай-ай-ай-ай.  Отрезать пальцы — это больно, блять. Лунный свет дрожит на границе зрения, и я почти чувствую черные бинты, готовые вырваться, залечить раны, восстановить кровопотерю, удесятерить скорость, силу, ловкость и прочее, но-но-но еще рано, не доехали. Может, они не успеют передать сигнал, может, они не подорвут грузовик с товаром — а, может, и да. Не то (те), чем (кем) можно рисковать. Он стоит в поле зрения, я буквально осязаю Его взгляд. Иногда что-то говорит — или не говорит, а просто утешает, жди, терпи, еще немного. — Упс, рука-то кончилась? —  хрипло смеюсь Ведьме в лицо.  — Наоборот, рука как раз только началась. Э нет-нет-нет, это уже никуда не годится!..  Я слышу свой крик, эхом мечущийся меж ржавых переборок. Ведьма смеется, давя рифленым протектором обрубок (бывшей) моей ладони и россыпь пальцев. Блевал бы я, дальше чем видел, было б чем. Ведьма отходит, скаля белые зубы напоследок. Кровь журчит тонкой струйкой, и очевидно, приходит пора выбора: я сдыхаю тут, истекая кровью, или призываю костюм и крушу всех и вся? Поднимаю голову, ищу Его взглядом, жадно, сильнее, чем пить даже, хочу Его увидеть. Уплываю, уплыву — не очнусь, костюм не самопризывающийся, недоработочка… — Мой воин, посмотри на меня, — Он заглядывает в глаза и в душу, гладит по затылку, где стоит Его печать — и я вижу-чувствую, как обматывает кровоточащий обрубок моей руки бинтом от своего одеяния. Кровь перестает литься потоком, едва капает. Я вздыхаю, так хочется ласки вознаграждения… — Притворись, что потерял сознание, воин. Уже скоро. Подчиняюсь, напоследок целую ладонь, принесшую избавление. Главное, не вырубиться по-настоящему.  Но жду недолго, минут через двадцать начинается движ, тараканчики забегали. Господин Ночного Неба самолично разведывает обстановку, пользуясь невидимостью и всепроникаемостью, рассказывает мне, куда загнали грузовик с детьми, а где будет проходить сделка. Предвкушение перекрывает даже усталость и боль, сейчас по-ве-се-лим-ся. А пока думаю лениво, что бы такое отрезать Ведьме, чтоб не сразу сдох, а хорошенько помучился. — Призывай костюм, человечек. Пора. Как я ждал этого. Боль от призыва костюма как всегда яркая, острая, вспарывающая, бла-го-слав-ля-ю-ща-я — бинты словно произрастают из меня, из позвоночника, питаясь моей плотью, костями и кровью. Ничтожная плата за бессмертие и всесилие, впрочем. Полминуты жду, пока костюм соберет мне новую руку из моего же тела и восстановит шкалу здоровья на максимум. Ведьму убиваю походя, не до него сейчас. Все происходит даже слишком быстро (я же не выпендриваюсь с летающими цацками-полумесяцами, а не гнушаюсь использовать старый добрый огнестрел). Большинство собралось в одном помещении, так удобно их запереть и перестрелять. За разбежавшимися тараканами приходится побегать, но ничего. Мое Небо мне помогает — преследует, направляет. Эффективная командная работа. Смешно, даже с Интерполом разговаривает само божество — через меня. Ну а как, голос палить нельзя, Мистер Красивая Укладка и так замазан в наемнических чатиках, мало ли, кто где нынче работает, узнают еще, а Стивену прилетит. Все, теперь ждем, пока подгонят спецслужбы и Интерпол. Не стоит оставлять детей одних, мало ли, кто на шум приползет.  Кстати о товаре. В грузовике жарко как в духовке, воняет потом, мочой и страхом; мелкие измотаны до предела уже, даже не ревут, когда я открываю кузов. Выпускать дальше шлюза их не стану, нечего им смотреть на кровавые кучи и мозги по стенам, посидят подождут помощи… трачу десять минут, чтобы собрать им что-то пожрать и несколько бутылок воды. Знаками показываю сидеть тихо, шикаю на самого активного, кто полез в дверь. Приходится припереть. Устраиваюсь на местном троне с бутылкой воды и своей долей провизии. Магия магией, а восстанавливает повреждения костюм из моей же тушки, так что жрать хочется до головокружения. Научный подход к лечению, ученый, врач… Ищу глазами Его. Господин Ночного Неба появляется ветром, оглядывает, по-птичьи вертя головой. — Как твое состояние, человечек? — Отменно, док! Пожрать, попить, еще бы помыться и потрахаться, — шевелю бровями. — Не наглей, червяк, — о, я знаю, что Он не гневается на самом деле. (Как Он гневается, я тоже знаю). — М-гм, — бодаю лбом Его ладонь, я заслужил. Он оказывает милость. — Вертолет на подходе. Прячься, человек. Я прикидываюсь рельефом, пока не убеждаюсь, что это не очередная банда, а действительно — условно — свои. Ночь лунная — и Он переносит меня прямо на крышу заброшенной клиники рядом с домом. (Надо будет, кстати, еще поесть, чтобы Стивен не проснулся голодным). Мое Небо благодарит меня за службу и я, как всегда в такие моменты, понимаю, зачем я существую — в этом мире и этом теле. По правде говоря, плевал я на все и на всех: справедливость, людей, детей, животных и прочие растения — я пойду убивать и умирать только за свое Небо. Ну, наверное, еще за cariño и peluche. Хотя несколько припрятанных в костюме пачек баксов все-таки приятно поднимают самооценку. (Стивену на учебу и Марку на гель для волос).