月と鼈。 Tsuki to suppon. Небо и земля
Хатаке наблюдал. Хрупкая фигура подчиненной одинокой кариатидой возвышалась среди служебных машин. Ветер трепал полы хлипкого пальто, заставляя девушку мелко трястись и нетерпеливо постукивать по влажному асфальту носком ботинка. Короткие волосы растрепались и неустанно лезли в глаза, заставляя то и дело смахивать тонкие пряди. От детектива волнами в воздухе разливалось недовольство, рисуя вокруг зону отчуждения. Хатаке тоже был раздражен. Одно ее присутствие в отделе не обещало для расследования ничего хорошего, потому что в таких профессиях женщинам не было места, и причина крылась вовсе не в пресловутом женоненавистничестве. Слишком хрупкая девичья сущность раз за разом оказывалась просто не приспособлена к подобным потрясениям. Сражаясь с чудовищами изо дня в день, можно самому ненароком стать им… или сломаться. Хатаке едва не стал. Рин сломалась. Охота на монстров выедала все хорошее, что было в человеке, оставляя тонкую оболочку, натянутую на кости. Хатаке жил так, будто уже мертв. И это существование не подходило женщине, как не подходит хиганбана юной невесте. Какаши был уверен, что у девушки есть веские причины встать на путь, усеянный трупами и улитый кровью, и он уважал этот выбор, хоть и не одобрял его. Капитана не злила исходящая от нее ярость, было совершенно плевать на плотно сжатые губы и взгляд, способный перерезать глотку. Обычная реакция на грубое пересечение границ. Он мог смириться с развязностью Нары и неряшливостью Акимичи, закрыть глаза на атрофию у всей команды чувства дисциплинированности, на пренебрежение Уставом. Единственное, что его волновало — убийца, разгуливающий на свободе, возомнивший себя «право имеющим», уверенный в своей безнаказанности, и то, насколько слаженно и эффективно сработает команда при его поимке. Харуно вполне могла стать камнем преткновения в этом деле; нужно было быть круглым идиотом, чтобы не догадаться об истинной причине, по которой отдел лишился одного из детективов. Причина порывисто заправила за ухо выбившуюся прядь, чертыхнулась, разворачиваясь к ряду припаркованных машин. Поняв, что еще немного — и девушка превратится в ледяную статую, мужчина не торопясь продолжил движение.***
— Вы опоздали. — Сакура так и не успела забраться в салон, спасаясь от колючего ветра. — Это не рабочая машина. Слова шариком для пинг-понга отскакивали от одного игрока к другому. — Считаю, что не стоит привлекать лишнее внимание, капитан. Почти у всех служебок выжженное погонями сцепление, в пластик салона намертво въелся запах пота и дешевых ароматизаторов для машин, а вместо магнитолы — приемник, настроенный только на диспетчерскую. Она не вынесет и полчаса тишины в замкнутом пространстве наедине с этим адовым человеком. Хатаке в ответ небрежно нырнул ладонями в карманы идеально отутюженных брюк, рассматривая ее с высоты своих моральных устоев. Девушка замерла испуганным зверьком под взглядом хищника. По какой-то непонятной причине окружение вокруг капитана мгновенно пропитывалось его леденистым, разрушающим безмолвием, становясь враждебным. Линии и границы предметов заострялись, словно лезвие наточенного кинжала. Сакура буквально ощущала, как ввинчивается в переносицу раскаленный гвоздь его внимания. — Хорошо, — мужчина обошел капот и через секунду исчез в салоне, оставив озадаченную коллегу наедине со своими мыслями. Внутри было так же противно-холодно. По привычке глянув в зеркало заднего вида, детектив заметила забытый пакет, бесцеремонно вываливший наружу все свои внутренности. Перчатки для тренировок стыдливо прикрывались легкомысленным томиком Мураками, пачка бумажных полотенец соседствовала с забытым кульком яблок и шампунем — трофеями из супермаркета. На секунду девушка испытала неловкость за идею пустить в машину незнакомца: слишком много личных деталей, позволяющих внимательному пассажиру узнать о ней больше, словно это знание способствовало негласному сближению, чего девушке абсолютно не хотелось. На панели неустанно кивала головой нелепая лягушка, как бы подтверждая ее умозаключение. Бросив беглый взгляд на сидящего по левую руку мужчину, Сакура попыталась понять, что он сейчас чувствует. Разочарование? Скуку? Презрение? Застывшая на лице маска апатии не давала никакой информации, однако по скованной позе девушка догадалась, что капитан испытывает дискомфорт. Довольно оскалившись, Харуно привычным движением сняла ручник и, врубив передачу, выехала со стоянки. На первом же светофоре она с особым упоением ткнула пальцем в кнопку магнитолы, позволяя Dir en Grey заполнить застоявшуюся в машине тишину. Краем глаза детектив заметила, как дернулся уголок рта Хатаке, словно ее музыкальные предпочтения нанесли настоящий удар по его самолюбию. Легко крутанув колесико звука, Сакура ощутила, как упавшее было ниже ватерлинии настроение быстрыми скачками приходит в норму. Ректор явно заслужил свою порцию неудобств, отчитав их команду и почти низведя до нуля все результаты их работы. Еще через квартал тонкие пальчики легко барабанили по рулю в такт музыке, губы беззвучно едва проговаривали отдельные слова. Здесь у Хатаке не было власти. Здесь он — безликий пассажир на переднем сиденье, удел которого — слушать выбранную водителем музыку и помалкивать. Словно уловив ход ее мыслей, капитан сменил положение, расстегнув пуговицы и небрежно разметав края пальто в стороны. Тонкая смесь ветивера и черного перца, запущенная движением руки, коснулась крыльев носа, вызвав непреодолимое желание втянуть в себя порцию воздуха побольше. Хатаке в машине становилось слишком много. Ненавязчивый запах духов, менее чопорная поза, укоризненно изогнутая бровь, когда Харуно резво подрезала излишне медлительного водителя. Ее пространство проминалось и искажалось, словно сидящий по левую руку капитан был гребаной черной дырой. Улучшившееся настроение шариком покатилось вниз и окончательно пробило дно, когда выходящий из машины ректор мрачно пообещал отправить ее на пересдачу экзамена по вождению. Протест мгновенно зажужжал внутри разъяренными осами, готовясь вырваться язвительным ответом, но вместо этого детектив лишь хмуро запахнулась в пальто и ускорила шаг, стараясь не отставать от длинноногого капитана, втайне надеясь, что все равно не догонит этого Ахиллеса, что кабина умчит на верхние этажи без нее. Если, конечно, лифт выдержит вес непомерного эго и не рухнет вниз. Однако боги сегодня явно были не на ее стороне. Вошедший первым капитан издевательски оказался чуть позади, нещадно давя на психику своим существованием. Девушка тяжело вздохнула, о чем моментально успела пожалеть. Хатаке, изгнанный студеным влажным духом ноября, тут же коварно закрался обратно в легкие, наполнив их до краев. Двери захлопнулись, словно лезвие гильотины, отрезая от внешнего мира. Искаженное серебристым металлом отражение позади ее собственного вызвало в горле скользкий ком, заставив откашляться. Капитан стоял совершенно неподвижно, но от этого путы иррационального напряжения сковывали все сильнее. Движение закончилось легким толчком и милостиво открывшимися дверьми. Детектив так спешила покинуть импровизированную камеру пыток, что едва заметила ожидающего у лифта мужчину. Собственная поспешность сыграла с девушкой злую шутку, заставив ногу подвернуться, а тело по инерции накрениться в сторону незнакомца. Услужливая ладонь моментально поддержала ее под локоть, обещая стать устойчивой опорой. Зеленые глаза встретились с голубыми. — Осторожней, — тонкая, немного змеиная улыбка расчертила лицо пополам, заставив девушку поймать равновесие и отшатнуться. Кожа под одеждой, где пальцы касались ее, начала неприятно гореть. — Извините. — Блондин с явным удовольствием тем-самым-взглядом снимал слой за слоем одежду, проникая сквозь кожу к самому нутру. Оказавшаяся на ее месте Яманака давно бы уже стекала на пол лужицей сиропа. — Не стоит, но я не против, чтобы столь прекрасный цветок рухнул к моим ногам. Выхолощенная манерность мужчины гармонично подчеркивалась дорогим костюмом. Невысокий блондин сочился духом богемы: запахами дорогой кожи, бамбука и дерева, глянцевостью витрин бутиков, коктейлями на тоненьких ножках. Его улыбка — с легкими нотами фамильного безумия — принуждала вскинуть вверх руки и сдаться на милость судьбе. Сакуре казалось, что пальцы сильнее впиваются в рукав, но когда голос капитана хлыстом прошелся по хребту, она с изумлением заметила, что ее никто не держит. — Детектив Харуно, — фигура Хатаке застыла в ожидании. Игнорируя свербящий взгляд, девушка с явным облегчением зашагала навстречу меньшему из зол. — Надеюсь, еще увидимся, детектив, — слова незнакомца подхлестнули, заставляя быстрее шевелить ногами. Сакура не переносила такие прикосновения. Чужие руки на ее теле тут же вызывали вспышки неприятных воспоминаний, отчего сердце заходилось в бешеной пляске. Блудливый оскал блондина, плотоядный рентген глаз, шарящих по ее фигуре, налипли на кожу так сильно, что нестерпимо захотелось вымочить себя в хлоре. Предплечье все еще неприятно зудело, словно руки мужчины были выпачканы кислотой. Зато Хатаке теперь казался пушистым зайчиком. Девушка постаралась выбросить этот эпизод из головы, отвлекаясь на бежевый коридор, встречающий их стройными рядами кашпо и начищенным до зеркального блеска полом. Впереди маячил ресепшен с каштановой макушкой сидящего за ним секретаря. Идти подле капитана, утопая в густом молчании, как в киселе, стало вдруг почти комфортно. — Я думал, вы хорошо уяснили, что стоит разграничивать личную жизнь и работу. Слова повисли между ними. На секунду детектив испытала весь спектр эмоций — от смущения и возмущения до первобытной ярости. Бестактность этого человека поистине не знала границ, и если бы не миловидное личико секретарши Сенджу, любопытно высунувшееся из-за стойки, Сакура незамедлительно вывернула бы перед капитаном все свои мысли о нем наизнанку. Хатаке же в очередной раз потерял к ней всякий интерес, полностью переключившись на работу. Секретарь расторопно выслушала, изучила жетоны, то и дело бросая быстрые взгляды на аккуратный профиль мужчины, и пташкой упорхнула в сторону высоких дверей, чтобы через секунду сообщить, что их ждут. В кабинете пахло вишнёвыми сигаретами и тяжелыми ирисовыми духами. Аскетичным его назвать было достаточно сложно: Цунаде любила роскошь в виде помпезных статуэток с претензией на концептуальность, дорогих диффузеров, которые не справлялись с терпким запахом табака, надежно пропитавших каждый клочок комнаты; многочисленные награды, любовно помещенные в рамочки, украшали стены охотничьими трофеями. Негостеприимное одинокое кресло открыто намекало на то, что здесь никому не рады. Сама Сенджу, питавшая особую слабость к эффектным появлениям, встречала посетителей, облокотившись на край рабочего стола, заваленного бумагами вусмерть. Алая помада оставляла на фильтре кровавый след. — Ну надо же. Все интереснее и интереснее. Она с чувством затянулась. Медленно, с неприкрытым оттенком сексуальности, разглядывая гостей сквозь полуопущенные ресницы. Воздух в кабинете начал подрагивать от дыма и напряжения, мгновенно заменившего собой воздух. Общее прошлое, незримое, но осязаемое, тянулось между этими двумя, сшивая грубыми нитками. Кошачий взгляд Цунаде цепко перебрался с капитана на Харуно. — Маленькая Сакура-чан. Тебе стоит быть разборчивее в связях, — ехидная улыбка врача в паре с намекающей интонацией заставила Сакуру нахмуриться. — Не морщься, девочка, — рассмеялась женщина, наведя кончик сигареты на капитана, — этот зануда пылает страстью только к своей работе, и тут, поверь, он будет к тебе безжалостен. Об этом Харуно за считанные часы их знакомства успела догадаться сама. — Затуши сигарету, — непоколебимому спокойствию капитана можно было только позавидовать. Кажется, на него вязкий, как патока, магнетизм Сенджу не оказывал ровным счетом никакого влияния. — Тебе не идет. Цунаде, которую Сакура знала, непременно взвилась бы в ответ разъяренной коброй, и сочащиеся ядом клыки молниеносно впились бы в горло нахала. Но эта женщина лишь хмыкнула, плавно опустила руку к столу, не разрывая зрительного контакта, нарочито вжала тлеющий фитилёк в хрусталь пепельницы. — Ну и? Это был зашифрованный диалог давних знакомых, который велся взглядами, жестами, едкими полутонами, окрашивающими слова. Сакура перманентно ощущала себя лишней, как слишком пестрая картина, неожиданно оказавшаяся на стене выдержанной в нейтральных тонах комнаты. Когда капитан начал излагать суть дела, красивое, тронутое временем лицо женщины становилось все более хмурым, борозда на переносице углублялась, печать возраста становилась четче. Девушка хорошо помнила ее молодой; одиннадцать лет назад, когда черты лица еще не поплыли, утратив контур, глаза не глядели на мир потухшими черными ониксами. Та Сенджу снисходительно наблюдала за ревущей, растрепанной девчонкой, перемазанной кровью, и в словах ее не было ни капли жалости, только одобрение, потому что пятнадцатилетка умудрилась правильно оказать первую помощь при ножевом ранении. Пусть и безрезультатно. — Исключено, — резко выдохнула женщина, порывисто отрываясь от стола и обходя его по кругу, чтобы сесть в высокое кожаное кресло. — Мы ведем строгий учет препаратов. У нас просто не может быть такого. По губам, вытянувшимся в алую нить, и тону голоса Сакура поняла, что врач едва ли не оскорблена озвученной гипотезой. Сенджу была щепетильна в вопросах своей больницы, во всем стремясь к безупречности, как и сама Харуно. — И все же я прошу тебя проверить. То, с каким нажимом капитан обозначил свою просьбу, вызвало между ними очередную дуэль взглядов, в которой, похоже, Хатаке снова одержал верх. Женщина с размаху влепила ладонью по телефону, рявкнула в трубку распоряжение и с вызовом уставилась на мужчину, спокойно созерцавшего этот маленький спектакль. — Умница. — Это слово было неуместно и неправильно. После такого капитана как минимум ждало медленное и тщательное освежевание, но Цунаде лишь криво усмехнулась в ответ, на автопилоте потянувшись к полупустой пачке Мевиуса. Чиркнуло колесико зипповской зажигалки, пламя страстно лизнуло кончик, распаляя тонкую бумагу. Поведение главного врача не поддавалось никаким логическим объяснениям. — Иди в задницу, Хатаке, — женщина хитро прищурилась, выпуская в его сторону струйку дыма. Когда секретарь принесла наконец документы, Цунаде жадно впилась взглядом в белоснежные листы, глаза бегло скользили по строчкам, чадила никотином в зажатых пальцах забытая сигарета. Сакура застыла восковой фигуркой в томительном ожидании, внимательно следя за мимикой врача. Сначала лицо женщины было спокойным и сосредоточенным. Потом сосредоточенность сменилась озабоченностью, а за ним — злостью. Сакура поняла это по тому, как низко задрожал ее голос и тушка сигареты смялась в изящной руке. — Ты прав, он есть, — процедила врач сквозь плотно сжатые зубы, словно этот факт приносил ей физическую боль. — Убирайтесь. Все допросы завтра. Видеозаписи с камер вам вышлют на почту. Категоричность ее тона не оставляла даже шанса на пререкание. Об импульсивности Сенджу ходили легенды; секундное промедление грозило летящей в неугодную голову пепельницей — гонцам, приносившим плохие вести, в лучшие времена срубали голову с плеч. Хатаке слегка наклонился вперед, как вышколенный дворецкий и, не проронив ни слова, покинул кабинет. Сбросив оцепенение, Сакура скомканно попрощалась, спеша побыстрей убраться с глаз закипающего главного врача.***
Атмосферу в машине не рассеивал даже ведущий, увлеченно болтающий о начале очередного выпуска популярного радиошоу. Медлительность пробки заставила время замереть на месте. Хатаке молчал, невидящим взглядом следя за движущейся перед ними красной маздой, похожей на огромный глянцевый леденец. — Что происходит? Вопрос возник сам собой, губы озвучили его без одобрения разума. Мужчина с усилием повернул голову, оторвавшись от увлекательного созерцания машин. — Серийный убийца потрошит невинных людей, — буднично констатировал капитан. Пальцы сжались на руле. — Вы знаете, о чем я. Не нужно водить хороводы, — возбуждение от зацепки, которое непременно ворочалось бы в другое время внутри детектива, начисто смылось желанием расставить все точки над i. — В чем проблема? Наша команда настолько ужасна, или тот факт, что я женщина, как-то ущемляет ваше достоинство? Я знаю таких мужчин, обычно они опасаются за свою мужественность. Она выпалила это на одном дыхании, не оставляя себе ни малейшего шанса передумать и снова сожрать горькое унижение. Хатаке не отвечал, упорно глядя на дорогу перед собой. Когда он, наконец, разлепил губы, девушка уже не надеялась получить ответ. — Я не считаю женщин вторым полом, если вы так отчаянно намекали на сексизм. Моего интеллекта достаточно, чтобы не самоутверждаться за чужой счет. Но, — его голосом можно было резать металл, — вы действительно несколько… неуместны. Хатаке медленно наматывал ее внутренности на кулак. Девушка глубоко вдохнула, получив прямое подтверждение своей догадки. Не он один считал, что «месить грязь» — не женское дело. В представлении общества женщине была отведена роль красивой декорации, вынужденной постоянно бороться за экстерьер. Не то чтобы Сакура была против амплуа утонченной, ухоженной девицы, меняющей тонкие юбки с ацетатными подкладками и замшевые туфли. Только где та методичка, позволяющая примкнуть к рядам дев, исправно наносящих на лицо черт-знает-сколькиступенчатый уход, каждый вечер принося дань Аматэрасу в виде потраченного времени? Обладай она таким мощным знанием, не задумываясь пополнила бы эту стаю бабочек-однодневок. Лучше ярко сгореть, по дурости слетевшись к пламени, чем годами гнить среди нечистот. К сожалению, ее жизнь вращалась вокруг других ценностей. И главной из них был пресловутый сон в промежутках между поисками очередного психопата, возомнившего себя мессией или богом. — Семнадцать раскрытых дел за два года. Семнадцать беспрецедентных случаев, когда полиция расписалась в своей беспомощности. Семнадцать, капитан. — Скажи это Сато. Тормоза заверещали, машину дернуло. Намотанные на кулак органы размазались по лобовому, разметав алые капли от силы удара. На миг в глазах потемнело. Сумире Сато было девять, когда один из убийц вогнал в нее нож, пока его «напарник» удирал от Узумаки. За полчаса до этого Учиха с пеной у рта кричал, чтобы она осталась снаружи, не мешала, не лезла на рожон. И она послушалась, покорная, ведомая извращенным чувством любви. Саске нашел убийцу в одной из комнат, безумного, прикрывающегося худеньким дрожащим телом. Девочка даже не плакала, болтаясь в его руках тряпичной куклой. Когда психопат с гомерическим хохотом исчез в дверном проеме, пихнув в детектива несчастного ребенка, вокруг не осталось никого, кто мог бы ей помочь. Послушалась… не останься она тогда снаружи, раненая Сато получила бы шанс выжить. Саске морщился, когда она билась в неистовстве, кричала, срывая связки, стараясь вытошнить криком из себя душу. Но боль не проходила, перед глазами мороком стояла белая простыня, неточно повторяющая контур маленького тела. Что-то в ее любви тогда дало трещину. Когда истерика закончилась и девушка, обессиленная, сидела на ледяном полу ванной, уставившись отсутствующим взглядом в безликий кафель, Учиха произнес небрежное: «Ты не спасла бы ее, как не спасла Намикадзе». И не было ни минуты, когда Сакура не проклинала себя за эту покладистость, когда не питала к себе такой всепоглощающей, смалывающей в труху своими жерновами ненависти. Теперь правда, вытащенная на свет из подвалов памяти, брошенная в лицо так просто, что девушка едва удержалась, чтобы не выжать педаль газа, тараня стоящую впереди машину, спицей пронзала мозг. Слова, юлой вертевшиеся на языке, мигом испарились, оставив лишь горький привкус желчи. Туше. Похоже, Хатаке изучил их дела слишком хорошо, не побрезговав даже отчетами психологов. Бил по больному, безжалостно и быстро, сминая ее волю в одно мгновенье. Выпотрошенная тушка ныла тупой болью, глаза жгло, но слезы не шли. Харуно не плакала очень давно. Целую вечность. Свою скорбь она предпочитала выплескивать в себя, позволяя яду медленно разъедать ее кости. — …из полиции, — проскрежетал голос, сочащийся из магнитолы. — Ого, друзья в полиции! Может быть, нам стоит с вами подружиться? — хохотнул ведущий. Сакура вздрогнула, переключаясь на голоса. Один из них, какой-то искусственный, искаженный, словно звучащий из нараки, заставил детектива вслушаться. — Раз за разом подкидываю им загадки, которые они все никак не могут разгадать, — голос гипнотизировал. — Всматриваются в туман и поэтому могут внушить себе, что цель уже близка. Но туман рассеивается, а цель еще не видна. Интересно, сколько людей должно умереть, чтобы обо мне заговорили СМИ, господа полицейские? Ведущие рассмеялись, принимая монолог за шутку. Нутро детектива затянулось изнутри ледяной коркой. — Это… — Клонирование звука, — закончил за нее Хатаке. — Звони Нара, пусть отследят звонок на радио. Несмотря на видимую несовместимость, их мысли двигались в одном направлении. Сакура потянулась к телефону, сердце забилось в груди дикой птицей, угодившей в силки. Зачем безобидному слушателю, решившему испытать удачу в викторине, изменять свой голос? Зачем ему говорить о смертях и заигрываниях с полицией? Телефон растягивал гудки, пока на том конце не раздался знакомый голос Шикамару. Харуно скупо описала ситуацию, экономя время, каждая минута была сейчас на счету. Она прекрасно понимала возможную бесплодность этой попытки. Звонивший мог оказаться придурком, решившим нагнать мистики, это могла быть уловка студии в попытке привлечь к программе побольше внимания. Шанс, что реальному убийце наскучила неуловимость и он решил добавить ощущениям «остроты», был невысок. Но он был. Ответ от программиста пришел незамедлительно и с кратким отчетом: адрес звонка вел к закрытому на реставрацию зданию. Сакура протянула телефон с окном диалога Хатаке, негласно спрашивая разрешения. Изучив адрес, капитан кивнул, давая девушке карт-бланш на выбор маршрута. Колонна машин позади них уже истошно сигналила, не понимая причину задержки. Какой-то бойкий мужичок выбрался наружу, воинственно направляясь к ним. Сакура пальчиком нажала на кнопку, опуская стекло, второй рукой шаря под сидением в поисках полицейского проблескового маячка. Мужчина, увидевший открытое окно, ускорился, вовсю предвкушая грязную ругань. Детектив хмыкнула, закидывая маячок на крышу машины. Лицо потенциального скандалиста тут же перекосилось, напористый шаг замедлился, превратившись в неуверенный. Орать на представителей закона было неперспективно и потому малопривлекательно. Детектив деликатно включила поворотник и резко вырулила на встречную полосу, вжимая, наконец, педаль в пол.***
Девчонка домчалась до нужного адреса на удивление быстро, ловко виляя между машинами. Здание уже было оцеплено, уродливые машины штурмовой команды виднелись издалека. Хатаке поджал губы, пытаясь понять, начался захват или нет. Быстро опускающиеся на город сумерки путали взгляд, сливая деревья, дома и людей в одну сплошную мешанину, разбавленную вспышками света. Одинокие прохожие недоуменно оборачивались, тревожно ускоряя шаг. Едва машина замерла, капитан выбрался на улицу, с удовольствием впитывая широту города: находиться в столь замкнутом пространстве долгое время было некомфортно. Не позволив себе насладиться свободой, он сразу же направился к группе людей, бестолково толпящихся возле машины SAT. Среди ряда обезличенных формой силовиков знакомые глаза уже метали в него искры. — Хатаке. — Учиха. Если бы неприязнь выражалась, например, в денежном эквиваленте, всех денег мира не хватило бы, чтобы выразить степень нетерпимости, возникающей между этими двумя людьми, когда их профессиональные дороги пересекались. Какаши замер, разглядывая хмурое лицо Учиха, отмеченное хронической усталостью. Они не виделись несколько лет и плодотворное, хоть и недолгое сотрудничество осталось где-то в прошлой жизни. — Твои люди уже в здании? Темный взгляд Итачи метнулся за спину Какаши, следя за чьим-то приближением. Худенькая фигура детектива возникла по правую руку, словно здесь было ее законное место. Присутствие Харуно заставило капитана мгновенно пожалеть о том, что он не приказал подчиненной остаться в машине. — Да, — холодная сдержанность Учиха была не чем иным, как данью уважения капитану, как равному себе. Какаши кивнул, оборачиваясь на серый массив здания, бесстыдно пялящийся на них черными прогалами окон. — Нашли бомбу? — Саперы сейчас ею занимаются. Преступника, как и ожидалось, нет. Слишком осторожен. Призрак, видимо, счел, что его скромной персоне уделяют слишком мало внимания. Ни одной сводки о серии убийств, никаких выпусков в новостях, тишина на радио. Вся эта поп-культура, выстроенная вокруг маньяков, обходила его стороной и, похоже, заставила добавить спектаклю зрелищности. В чем Хатаке был абсолютно уверен, так это в том, что все серийники хотят быть пойманными. Призрак, опьяненный своей безнаказанностью, похоже, решил пробежаться по лезвию, проверяя полицейских на прочность, меняя характер убийств, самонадеянно выходя с ними на связь и расставляя ловушки. Совершая все больше и больше ошибок. — А вторую? Какаши слишком хорошо понимал психопата, чтобы не догадаться о еще одной порции взрывчатки. Все было взаимосвязано: звонок на студию во время самой популярной среди полицейских передачи, намеренно искаженный голос, почти признание себя убийцей, сигнал, который так легко удалось отследить… Учиха переспросил. Хатаке ответил. Выругавшись, Итачи сорвал с бронежилета рацию, выкрикивая в нее команду. Бег времени начал ощущаться невообразимо остро, капитан буквально чувствовал, как сыпятся крупицы в песочных часах, отсчитывая секунды до взрыва. Вокруг поднялась бестолковая суета. Неуместно долгий взгляд подчиненной сверлил висок. Всего двадцать минут назад она была полностью уничтожена, разобрана по винтикам словами, и он не собирался щадить ее, трепетно оберегая от реальности нежную душу. Достаточно того, что это делали все вокруг, тактично закрывая глаза на «незначительные» ошибки, которые в один момент могли перерасти в промахи посерьезнее. Если девчонка так упорно хотела иметь дело с монстрами, ей следовало отрастить панцирь попрочнее. Сейчас детектив стояла рядом мрачная и донельзя собранная, но все эти старательно прилаженные к лицу маски смело подчистую, когда небо сотряс грохот. Когда часть штурмовой команды так и не успела покинуть здание.***
Свербящее возбуждение щекотало ребра кончиком пера. Снова и снова воображение рисовало ему синеватые пальцы, хватающиеся за край плота «Медузы», и зеленоватые лица «тонущих» он видел не только с плота, но и с неба, наблюдая за неизбежным со всевозможных ракурсов. Эта невольная параллель с морской катастрофой, изображенной на полотне французского живописца, почти заставила пожалеть о выборе способа. Но все же огонь был куда более завораживающим и контролируемым, чем непредсказуемая текучая вода. Он был надежнее, скрывая в себе все что угодно. Разыгрывающаяся как по нотам мистерия звучала в ушах полетом Валькирий, оседала на рецепторах привкусом дорогого пастиса, облегала пах тугим лоном девственницы. Еще немного — и случится искусство. Придет смерть, чистая и прекрасная. Все эти маленькие фигурки, так смешно суетящиеся внизу, вот-вот падут жертвой его тягучей, разогретой иронии. — Готовься к смерти, тогда и смерть, и жизнь приятней будут, — проговорили красивые губы, и за окном полыхнул взрыв.