– Ай-ай-ай, Крис, так ты куришь? – покачал головой Чонин, рассматривая вещи на кофейном столике у окна. Его взгляд вдруг зацепился за пепельницу из толстого гранёного стекла цвета янтаря. – Я думал, что ты у нас за здоровый образ жизни.
– Я не курю, – фыркнул Чан, стоя у плиты. Чонин, уже по обыкновению, валялся на диване и временами посматривал на мужчину, жалея о том, что фартук был надет не на голое тело того. Всё же одежда не мешала Яну наслаждаться видом на широкую спину полицейского, от движения которого мышцы едва заметно перекатывались под тонкой тканью футболки. – Если ты про пепельницу, то это моего отца.
– Кстати, а где он? Я давно не видел его, так, лишь проездом, – обратился с вопросом младший.
Сколько Чонин помнил себя, он постоянно видел Криса с его отцом. По ним можно было сказать, что в их семье царит спокойствие и взаимопонимание, потому что господин Бан активно принимал участие в жизни своего единственного сына, приобщал его к различным хобби типа стрельбы или, скажем, обычным видам спорта в средней школе. Крис всю свою жизнь жил с отцом, потому что мать бросила его сразу после рождения и уехала к себе на родину. Мальчик рос, восхищаясь родителем и его выдержкой, с помощью которой он смог дать сыну хорошее воспитание и образование. Чонин, наблюдая за их тёплыми взаимоотношениями, внутри грыз себя вопросом: «Почему мои отношения с отцом не такие?». Он завидовал, искренне и болезненно, смотря каждый раз на проезжающую машину четы Бан. Родители самого Яна обычно пропадали на работе по большему времени, а единственный брат уехал сразу после того, как отучился. Чонину тогда было шестнадцать лет, возраст, когда мальчики зачастую вырастают слишком быстро и им особенно необходимо присутствие в жизни «правильного» взрослого мужчины, который будет примером для подражания и другом, сумевшим поддержать в нужный момент. Конечно, во многих семьях мальчики отлично воспитываются и женщинами, вырастая порядочными и вполне себе счастливыми людьми, но у Чонина будто бы не было обоих родителей вовсе. Отец зачастую отмалчивался, боясь вставить лишнее слово меж непрекращающегося потока слов матери Яна, а та и радовалась. В детстве мальчик думал, что его мама просто строгая, поэтому она часто была с ним холодна и любила наказывать за незначительные проступки вроде забытой в школе сменки. Когда он вырос, всё встало на свои места. Он понял, что женщина просто любила себя больше всех в этой семье и ей ужасно нравилось идти по головам в достижении своих целей. Ей нравилось указывать, упрекать и заставлять, из-за чего в доме едва можно было вдохнуть лишнюю дозу кислорода, не попав под её внимание. Чонин ещё подростком отдалился от родителей, хоть сейчас и понимал, что хотя бы его отец всё ещё видит в нём всего лишь своего младшего сына, а не какую-то собачку на побегушках. Именно поэтому даже сейчас, будучи в бегах, парень не мог отказаться от контакта с мужчиной. Ян понимал, что его отец просто не такой сильный человек, чтобы дать отпор когда-то любимой женщине, подарившей ему двоих детей, и Чонину было грустно на это смотреть, поэтому он завидовал не полной, но счастливой семье Криса.
– Отец на службе получил травму, так что ушёл пораньше на заслуженный отдых, – монотонно ответил мужчина, помешивая что-то в горячей сковороде.
– Жаль его, конечно, – вздохнул Ян и поднялся с дивана, шлёпая опять же босыми ногами по полу. За окном смеркалось. – А где он теперь?
– В загородный дом переехал, занимается мелкой охотой.
– Получается, этот дом полностью на тебе? Семью не думал завести? Ты ж уже немолодой, – пошутил Чонин, усевшись на высокий барный стул у обеденного стола. Как и ожидалось, он начал кружиться. – Такой хороший и одинокий, удивительно.
Невзначай брошенная фраза отразилась на лице Криса затяжным взглядом в кафельные плитки позади плиты, но Ян этого не видел, продолжая нести какую-то чепуху. Чан снял фартук, накрыл глубокую сковороду крышкой и сменил огонь на медленный.
– Скоро будет готово, так что достань пока тарелки, – сказал лишь в ответ, обходя стол и следуя к лестнице наверх. – Забыл форму подготовить для дежурства.
Чонин проследил за ним взглядом, слегка прикусив губу. У старшего заметно испортилось настроение, только Ян не понимал из-за чего именно. Джисон давно ему говорил, что младший имеет свойство не затыкать вовремя рот, тем самым обижая людей или заставляя их чувствовать себя не в своей тарелке, но раньше он этого не замечал. Сейчас же у него даже живот как-то поджался от почти физического ощущения дискомфорта.
Постаравшись отбросить мысли, Ян выполнил просьбу Бана и накрыл стол, дожидаясь Криса внизу и не желая беспокоить лишний раз. Тот вернулся нескольким позже и разложил ужин в виде рагу из морепродуктов по тёмным тарелкам.
– Ты… до скольки обычно дежуришь? – решил разрядить обстановку младший, глядя из-под чёлки на уставшего с виду Криса. Тот медленно жевал, периодически отпивая воду.
– Как и в тот раз с тобой, до шести.
– А, значит мы ещё пересечёмся утром, хорошо. Я уж думал у тебя ключи своровать, – хохотнул Ян, радуясь хотя бы тому, что Бан не проигнорировал его.
– Сколько ты ещё планируешь тут пробыть? – спросил Крис в лоб, подняв взгляд. Чонин так и застыл с чёрной ракушкой в руках, посмотрев в ответ.
– Ну-у-у… У меня есть друг, к которому я могу пойти, если я слишком мешаю тебе, – ответил парень, продолжив маяться с моллюском. – На самом деле у меня через месяц последние экзамены и я уеду отсюда насовсем. Мой папа сказал сегодня, что занимается какими-то бумагам для этого. Мне было бы удобнее пока остановиться у тебя, потому что дома меня мать загрызёт, а тот друг... он…
– Джисон писал мне о нём и предупреждал, чтобы ты туда не шёл. Этот Лу не вариант, – нахмурил брови Крис. Сейчас его заинтересовало другое. – Так ты уезжаешь?
– Ага. Наслаждайся моим обществом последние мгновения, – похихикал Чонин, закашлявшись на миг. Бан протянул ему воду в графине, из которого младший прям так и отпил. – Не в то горло.
Кристофер смотрел на парня, всем своим видом показывая, что наслаждаться его обществом он точно не будет, но на задворках его мозга всплыли определённые мысли, омрачающие лицо постепенно.
– Да что у тебя за рожа сегодня, Крис! От любого слова то ступор, то вон какое недовольство! – психанул парень, поставив прозрачную посудину на место. – Если хочешь, чтоб я ушёл, так и скажи. Нечего мне помогать было вообще тогда!
– Закрой рот и ешь уже спокойно, никто тебя не выгоняет! – в итоге подпалился и Чан, пододвигая тарелку ближе к взбешённому Чонину. Ему срочно нужно было перевести тему.
– Как я с закрытым ртом есть буду? – показав мужчине язык, Ян всё же принял тарелку и продолжил уплетать. – Но я вкуснее готовлю!
– Ну, тут спорить не буду, – завершил диалог Крис, уже успев успокоиться. Чонин застопорился, недоверчиво хмурясь и ожидая следующего выпада в его сторону. – Всё, я на работу. А ты давай готовься к универу на завтра, нечего мой диван оккупировать сутки напролёт.
– Так точно, папочк…
Не успел Ян отреагировать, как ему в лицо прилетело кухонное полотенце с такой скоростью, будто Бан планировал мелкого прихлопнуть как муху.
После шести часов вечера Чан уехал на ночное дежурство, на свой страх и риск оставляя Чонина одного в доме. Парень пообещал, что дом Криса не подлетит на воздух за одну ночь, так что старшему нечего было бояться (самого Бана это обещание не слишком успокоило, но что поделать). Ян сам помыл посуду в благодарность за ужин, а после созвонился с Джисоном.
– Я-то думал, что вы уже покоряете морские просторы, а вы недалеко от нас обитаете! – возмущался Чонин, роясь в рюкзаке в поисках сменной одежды на завтра и придерживая телефон плечом.
– Ничего не поделать, да и госпожа Ли не виновата в своём самочувствии. Я только рад побыть здесь, может помогу чем и отплачу Минхо за то, что навязался, – вздохнул Джисон в динамик. На заднем фоне слышался ветер. – Домой мне в любом случае путь заказан, отец и мать трезвонят каждый час и говорят возвращаться.
– У меня мать вообще не парится из-за моего отсутствия, ну нет меня и ладно, – хмыкнул Чонин. – Ну ладно, зато с отцом связь есть. Он тоже уже откровенно говоря заебался.
– Что-то планирует делать? – поинтересовался Хан удивлённо.
– Кажется, созрел для развода. Давно пора было, если честно.
– Нин-и, мы не были в его шкуре, так что не можем осуждать.
Друзья проговорили какое-то время, обсуждая насущные проблемы и планы на будущее. Как оказалось, у Чонина уже было всё решено в плане переезда и общения с матерью. На вопрос Джисона про его любовь к Крису, младший задумался всего на долю секунды.
– Я же знаю, что ему дела до меня нет. Думаю, моя любовь выглядит всего лишь как какая-то детская забава, которая ему надоела ещё несколько лет назад. Я хоть и наглый малый, но зачем мне стучаться в закрытую дверь?
– Ты так говоришь, будто хоть раз с Крисом прямо обсуждал эту тему, – фыркнул Хан. Чонин выяснил, что тот сидел на веранде в это время.
– Мои намёки всегда были ясны! – возразил Ян, психуя на друга. Самому парню всегда казалось, что он прилагал целую кучу усилий, чтобы подобраться к Бану и донести до него свои истинные чувства.
– Да ты только и делал, что лез к нему чуть ли не в штаны по поводу и без, как извращенец какой-то! Даже несмотря на твоё долбоебическое поведение, Чан тебя ещё ни разу не послал даже, хотя на его месте любой бы тебя уже посадил в обезьянник, – контратаковал Джисон, удивляясь тупости своего друга. Говорить о том, что даже поступок Чана в ночь побега Яна на самом деле много значит он уж не стал, потому что у мелкого бы жопа сгорела от мыслительного процесса. Да и выдавать старшего не хотелось, а в особенности его краснеющие уши каждый раз, когда Чонин выруливал на горизонте. Бан был хорошим человеком и не заслуживал подлянки, но всё же они с Чонином создавали идеальной тандем под названием «тупой и ещё тупее». Перепалка парней на этом и закончилась, когда Джисона вдруг позвали в дом, чтобы показать комнату.
Чонин со стресса аж вышел во внутренний двор, усевшись на качели и закурив одну из сигарет в рюкзаке. Над городом зависло очередное покрывало из мрачных туч.
– Не июнь, а сентябрь какой-то, – с сигаретой в зубах проворчал Ян, еле как зажигая ту зажигалкой. Потягивая белесую горечь на самое дно лёгких, Чонин бродил взглядом по мятой траве под ногами, в некоторых местах среди которой росли какие-то непримечательные белые цветки. Поднявшийся вновь ветер зашевелил густую крону над его головой, создавая беспокойный шелест. Нин поднял взгляд вверх, рассматривая множество влажных после недавнего дождя листьев бука, к одной из самых толстых ветвей которого и были привязаны самодельные качели. Пока не до конца смерклось, Ян ещё мог разглядеть глубокий зелёный цвет листвы, из-за которого ему вспомнился случай из средней школы.
Чонин тогда с братом ходил по торговому центру в поисках новой одежды для школы. Его старший в этом году планировал попасть в команду по футболу для старшеклассников, так что активно работал летом в автомойке, чтобы самостоятельно накопить на форму и бутсы. Мать не хотела поддерживать его увлечений, а значит денег тоже ждать было не от кого. Впрочем, на его ответственности и целеустремлённости это отлично отразилось. Чонину нравилось проводить время с братом, поэтому он любил шататься с ним по любым местам, будь то закусочная, торговый центр или просто какой-нибудь парк, где они часто гуляли и пили сок в картонных коробочках. Вот и сейчас Нин подорвался с утра пораньше с постели, лишь бы выбраться из дома. Кажется, в тот день покупки совершала не только их семья. Сидя рядом с примерочной, Ян ждал, пока старший переоденется в спортивную форму и покажется ему. В нескольких метров от них Чонин случайно заметил кудрявого парня, выбирающего у широкого стеллажа кроссовки. Это был Чан. Нин не часто видел его без формы, так что сейчас рассматривал того. Особенно ему запомнился зелёный рюкзак цвета хаки с камуфляжной расцветкой, на котором болтался совершенно глупый значок с какой-то рожицей из комикса или мема. Чонин тогда не сдержал случайный «хмык», после чего Бан обернулся на него и посмотрел прямо в глаза. Тогда оба были юны и не знали друг друга даже наполовину, но Ян всё же испытывал некое любопытство по отношению к старшему. Только через пару лет он понял, чем был вызван его интерес как к Крису, так и к парням в целом. Кажется, тот был его первой симпатией, сначала невинной и такой неизведанной, а после пубертата – жаждущей, со странными снами и желаниями, которые так хотелось материализовать. Ян смотрел на Чана не как на друга детства его брата и не как на мальчишку с одной улицы, – он смотрел на парня и мужчину, который влюбил его в себя, ничего даже не делая при этом. Это пугало, расстраивало и заставляло Яна метаться в думах, отрицать свои мысли. Был период, когда он не мог принять себя, потому что мальчики из его класса с энтузиазмом обсуждали девочек, уже звали их на свидания и заводили первые отношения, а Ян пожирал взглядом Кристофера и хотел пригласить на свидание ЕГО. Не ЕЁ, как большинство знакомых. Это было больно: осознавать, что ты «неправильный», шифроваться от всех и врать о первом поцелуе с девушкой, которой у него никогда даже не было. Врать, потому что общество давило, потому что парни из класса косили взгляд на любого, кто признавался в нетрадиционной ориентации, будь то девушка или парень, потому что «нормальное» общество не признаёт таких влечений и всякие гении в сети Интернет кличут, что: «Гомосексуальность – это психическое расстройство!». Ян верил в это, боясь осуждения, поэтому и не говорил никому. Пока на первом курсе не встретил Хан Джисона, не ограниченного в мышлении парня, которого никогда не волновало, кто как выглядит, что у кого в штанах и кто с кем спит. «Это личное дело каждого. Я вот не понимаю людей, которые любят физику, но не кричу же им об этом в лицо! Любят они себе законами всякими дрочить мозг и хрен с ними». Чонин тогда очень сильно рассмеялся, потому что он как раз-таки обожал физику, а когда сказал об этом Хану, то тот лишь похлопал его по плечу и поддерживающе сказал: «Все мы не без греха, сын мой. Я прощаю и принимаю тебя».
Хан вообще для своего возраста казался слишком уставшим и наученным горьким опытом в тот момент, хотя только-только переступил за порог совершеннолетия. Он либо слишком часто скрывался в собственных мыслях, думая о гложущих его вещах, либо наоборот, пытался заглушить поток информации в извилинах и слушал слишком громко музыку в наушниках, зарывался с головой в чужие проблемы и разговоры о важном и сбегал из дома в поисках мимолётных приключений. Он никогда не любил сплетни, не плёл интрижки и не интересовался жизнью других людей, не входящих в их с Чонином круг общения.
«Если у человека есть время сплетничать и думать над тем, что и у кого в жизни происходит, то я ему искренне завидую – мне бы столько свободного времени и беззаботности», – так он говорил всегда, наткнувшись на новые глупые слухи в их учебном заведении, а после сворачивал вновь к излюбленному туалету, чтобы пригубить клубничные сигареты.
***
Вернувшись в дом, Чонин поднялся прямиком на второй этаж, разделся и сел в глубокую ванну какого-то каменного цвета. Горячая вода, смешиваясь с прохладной, обволокла пальцы ног, объяла щиколотки и, казалось, спустя мгновение окутала всё продрогшее от холодного вечернего ветра тело Яна. Тот закрыл кран, когда почувствовал тепло воды чуть выше груди, а после улёгся, щекой прижимаясь к прохладному краю ванны. В доме было тихо. Так тихо, как и должно быть в доме у человека, который живёт один. Бан, должно быть, давно принял эту тишину и научился ею наслаждаться, но и Нин был с ней не понаслышке знаком. В его доме тоже стояла оглушающая тишина, ведь никому не было дела до парня. Родители потерялись на работе, брат писал пару раз в неделю на телефон Чонина, стоящий 24 на 7 на беззвучном режиме. В этой тишине Ян начал бояться одиночества. Он всегда был общительным человеком, с самого своего детства первый шёл навстречу другим людям и начинал знакомства, находил темы для разговоров и подавал руку помощи. Он всегда думал, что вот-вот у него появится такой же человек, который приласкает, выслушает этого болтливого мальчика и поделится чем-то сокровенным и не очень в ответ. Но годы шли, а жизнь становилась сложнее.
В детстве дети злятся, что их не воспринимают всерьёз взрослые люди, что их проблемы кажутся чем-то мизерными и совершенно незначительными. В подростковом возрасте люди начинают кричать о своих проблемах зачастую не только громкими словами, действиями, но ещё и внешним видом, мимикой, эмоциональными всплесками. С потоком самых разных мыслей справляться становится тяжело и хочется, чтобы все тебя услышали, обратили внимание и поняли, что ты тоже взрослый и все твои переживания, и проблемы существуют здесь и сейчас, они настоящие и приносят тебе огромную боль. Потом ты становишься взрослым. Умеешь кричать молча, плакать, не попадаясь кому-то на глаза и улыбаться, когда на душе кошки скребут, а сердце страдает от одиночества или же любви, которую тебе некуда выплеснуть.
«Мы рождаемся одинокими, мы живём одинокими, мы умираем одинокими. Только в любви мы можем на время представить, что не одиноки»
Уэллс Орсон
Думая об этих словах, Чонин понимал, что любви бывает множество видов. К сожалению, родительскую в нужный момент ему не подарили, а теперь она не имела слишком важного значения в его жизни и считалась упущенной. Любовь друзей – то, за что Ян цеплялся последние годы. Ему повезло встретить Джисона и довериться ему, но он понимал, что в любой момент их судьбы могут разойтись, хоть, Ян уверен, они оба постараются этого не допустить. Любовь к спутнику своей жизни… Чонин, честно говоря, отбрасывая всю свою браваду и напускную легкомысленность, превращался в пугливого мальчика-подростка, который до сих пор где-то глубоко в душе боится самому себе признаться во многом. Он также боится получить первый и единственный в своей жизни отказ, а потом, он уверен, ему будет слишком тяжело оправиться и начать жизнь с чистого листа.
Что будет, если он уедет из Бихайв-сити? Что, если он оставит позади всех этих людей в надежде построить что-то стоящее в другой части света? Он закончит обучение через месяц, а после дождётся судебного разбирательства родителей и уедет отсюда, перечеркнув прошлое и надеясь на светлое будущее. Кто знает, может там ему будет легче?
Дрёма окутала Яна внезапным цунами, от которого он очнулся лишь спустя пару десятков минут. Благо, вода была выключена, так что Чонин не затопил дом Криса, а всего лишь расплескал немного на пол. Он по-быстрому ополоснулся, после поднимаясь из ванны и ступая мокрыми пальцами на тёмный кафель. В зеркале он выглядел немного румяным и сонливым, а среди копны мокрых волос обнаружил чёрную полоску корней.
– Ну и ну, как быстро они отросли, – покачал головой Чонин, нанося чужое косметическое средство на пряди. После Ян обнаружил, что вся его одежда была уже в корзине для грязного белья, смешавшись с одеждой Бана.
Комната хозяина дома, как и прежде, была погружена во мрак, а внутри приятно пахло терпким парфюмом и прошедшим дождём из-за приоткрытого пластикового окна. Ян не стал раскрывать шторы, так что включил свет и поморщился от белизны, прорезавшей пространство. Кроме самой необходимой мебели в спальне и правда ничего не было, так что Нин подошёл к бельевому шкафу и достал первую попавшуюся рубашку Криса. Ему же нужно было скрыть свою наготу хоть чем-то, в конце-то концов. Благо бельё в этот раз он соизволил надеть своё. Чуть великоватая в плечах, та закрыла лёгкой тканью туловище Чонина, опускаясь немного ниже бёдер. Вещи Бана в шкафу лежали очень аккуратно, разделённые по цветам и некоторые из них явно были выглажены. В какой-то степени Чонин даже позавидовал перфекционизму старшего, потому что сам Ян был олицетворением слова «хаос». В своей комнате у него была вечно не заправленная кровать, висящие на ручках двери сумки, а также вещи и предметы, явно потерявшие своё первоначальное место. Также у него по комнате были развешаны различные гирлянды и неоновые фигурки, светящиеся разными цветами, а у Чана тут имелась всего лишь пара ламп для обычного освещения и, скорее всего, те не отличались яркими цветами. У этих двоих было кардинально разное представление об уюте, судя по всему.
Чонин прошёлся по комнате, осматривая интерьер, но в итоге замер у стены над письменным столом. Тогда-то он и увидел именно этот кусочек комнаты, когда пришёл к спящему Бану. По периметру стола тут и там на стене висели рамы. Пустые рамы. Простое дерево со стеклом, Чонин уверен, когда-то защищавшим что-то типа фотографий или наград. Сверху над этим всем возвышалась пара полок со свисающими медалями разных величины и значения, перекинутыми через основания кубков. Из любопытства Чонин даже забрался на стул, чтобы прочитать таблички на них. Конечно же, большинство из этих наград было прислужены Крису за спортивные достижения, а также за службу с отличием. Одна из нескольких медалей находилась в коробочке со стеклянной крышкой сверху, так что Ян подвинул её поближе к себе и приподнял, чтобы прочитать гравировку. На стекле остался чёткий след стёршейся пыли, а на полке чистый квадратик от сдвинутого предмета. Как выяснилось, Чан редко заглядывал в свой уголок наград и не стремился его полировать так, как всё остальное в доме. На самом деле это удивляло, ведь даже Джисон, ненавидящий свои железки, раз в месяц да проводил влажную уборку даже на злосчастной полке. Яну думалось, что все эти достижения – гордость Чана, к которой он стремился ещё со младшей школы.
Решив вернуться к этой мысли позже, Чонин спустился на пол, выключил свет и дошёл до кровати. Падая на неё животом вниз, распластался на тёмном фоне ткани и вдохнул запах кондиционера.
– Прошу меня извинить, господин Бан Кристофер Чан, но раз ты сказал мне не оккупировать диван, то я захвачу твою постель! – Ян шкодливо похихикал, болтая ногами в воздухе. Кровать Чана была большой и мягкой, так что Нин раскинул конечности во все стороны и глубоко вздохнул, расслабляясь.
Чувствуя накатившую сонливость, парень быстро сбегал вниз, забирая оставленный на тумбе смартфон, поставил будильник и вернулся обратно, закутываясь как гусеница в объёмное одеяло черно-белого цвета. Он подумал о том, как, преодолевая нежелание и лень, ему придётся завтра тащиться в университет и придумывать отмазки для Хана. С этими мыслями Нин и погрузился в сон, сгребая вторую подушку в объятия.
***
– А! Какого чёрта?! – прозвучало где-то недалеко, после чего Ян едва разлепил один глаз и в полумраке наткнулся на испуганного Криса. – Ты почему здесь спишь?
– Че ты орёшь… – пробормотал Чонин, морщась на удивительно звонкий голос Бана и натягивая уголок отобранного одеяла обратно на свою вялую тушку. – Ты сам мне сказал перестать оккупировать твой диван, так что пожинай, что посеял, – хрипло возмутился он.
– Если ты не заметил, у меня ещё комната есть в конце коридора! Мог хотя бы туда пойти, – Бан стоял возле кровати в домашней одежде, видимо, уже принявший душ после изматывающей работы и переодевшийся.
– А я не привык вторгаться в личное пространство других людей, – возразил Чонин, теперь уже приподняв лохматую голову и с прищуром пытаясь разглядеть старшего. Действуя в противовес своим словам, он поддался рывком вперёд и схватил Бана за руку, утянув его к себе на кровать. Тот от неожиданности упал рядом, но быстро пришёл в себя и начал брыкаться, отворачиваясь от младшего и делая попытки вновь выпрямиться. – Да успокойся ты и давай спать уже.
Чонин тяжело вздохнул, обхватывая Бана обеими ногами и руками, прижимая широкой спиной к своей груди и утыкаясь носом ему между лопаток.
– Ты меня отсюда не вытуришь, даже если подожжёшь кровать, так что давай спать. Я не кусаюсь, – всё так же сонно пробубнил Ян, держа Бана крепче, чем тот мог бы предположить.
Крис в его руках пыхтел и извивался какие-то несколько секунд, прежде чем сдаться из-за усталости и нежелания спорить с этим мелким наглецом. Мужчина пялился какое-то время на стену в другом конце комнаты, широко раскрыв глаза, в свою очередь как Чонин погрузился вновь в глубокий сон. Под его обхватывающими чужое, натянутое как струна тело руками, сильно стучало застигнутое врасплох сердце.
