Война, так война
Он не собирается отдавать своё место за просто так какому-то приезжему бургерщику, бутербродщику, бургермейстеру или как там его — Антону похуй на название. Он проучит его, потому что это кодекс. Владельцы фудтраков как пираты и тоже, вообще-то, имеют свои негласные правила, и их нарушать нельзя, а отжимать место на уже занятой парковке — это грех в продуктовой Библии. К сожалению или к счастью, смотря для кого, у Шаста есть на этот случай свои методы. Он разворачивает фургончик, и не успевает Арсений подумать, что победил, паркуется, аккурат закрывая своим фудтраком бургерную на колёсах. Его окошко теперь смотрит прямиком на дорогу, где туда-сюда снуют прохожие, а проход к окошку этого Арсения чудесным образом оказывается заблокирован. — Сосни хуйца, педрила, — шепчет Шаст, глуша машину. Антон уже не слышит, да и не особо слушает гневных речей конкурента в свой адрес, спокойно включая гриль и завязывая фартук. Конкурент ликвидирован, и можно спокойно начинать работу. Война войной, а хот-дог людям по расписанию. Тем более, что первый клиент уже буквально долбится, привлекая внимание парня. Тот оборачивается и, с лёгкой ухмылкой облокотившись на стойку, спрашивает своим приторным голосом: — Чего изволите? — Документы с подтверждением того, что это место действительно ваше, — Сеня так и плюётся ядом, и Шаст видит, как краснеют кончики его ушей. — Я не обязан тебе ничего предоставлять, — Антон хитро улыбается и, не дав Арсению открыть рта, добавляет: — хотя… секунда. Он отвернулся, вышел из поля зрения Попова и, почувствовав даже спиной его самодовольный взгляд, вернулся, вручая парню сосиску. — Вот, за моральный ущерб. Булок, к сожалению, для тебя не нашлось… но, я думаю, тебе и своих хватит, — Арсений уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но Шаст уже разошёлся. — Иди поплачь, дорогуша, и запомни, что это моё место! Только осторожнее, не подавись моей сосиской, потому что если ты попробуешь снова занять моё место, то я заставлю тебя соснуть хуйца по-настоящему, — в довершении своей речи он мило растягивает губы в улыбке, чувствуя себя королём парковки, потому что таких пиздатых панчей его мозг не выдавал давно. Лицо Арсения багровеет от злости, становясь похожим на переспелый помидор, а фантазия Антона дорисовывает ему дым из ушей. Арсений в принципе чем-то похож на такой небольшой чайник. Такой же забавный, надутый, горячий… Мысли Шастуна уплывают не в то русло, из-за чего он пропускает половину гневных комментариев в ответ: — …и подавись ты своей сосиской без булочек! — фраза «хуем по лбу не дало?» становится более чем реальной, когда по окончании реплики Антону прямо в лицо прилетает та самая сосиска. Ну, хоть полноценный хот-дог не сделал, а то размазанный по лицу майонез выглядел бы крайне двояко. Арсений, явно кончив свой не менее яростный, чем у Антона, монолог, развернулся по направлению в светлое будущее, в котором, Шаст надеется, его не будет на этом парковочном месте так же, как и других конкурентов. Он надеется, что этот Арсений ещё найдёт своё местечко, но только не здесь. Шастун же не совсем сволочь, да и неприязни к парню не имеет, но таков малый бизнес в этом жестоком мире. Становится чуточку стыдно за свой слишком резкий выплеск эмоций, и в голову приходит отчаянная мысль всё-таки закончить это столкновение на хорошей ноте. — Арсений! Знаешь, почему я тебе булочек не дал? — парень, что уже успел отойти на несколько метров, оборачивается, сжимая руки в кулаки. — Твои выглядят куда лучше, — Антон и сам иногда не понимает, что несёт, но фраза уплывает не в тот контекст, и он только начинает осознавать, что за хуйню сморозил. Он просто хотел поддержать, чтобы Сеня не особо расстраивался из-за проигранного места, но, видимо, вышло как всегда. — А теперь послушай меня, говорящее подобие сосиски! Ты думаешь, что победил? — Антон думает. Вернее, знает. Тем более, что они взрослые люди, не драться же им за место на этой точке. — Посмотрим ещё, кто кого! Мозг подкидывает картинки, как он вместо шпаги размахивает своей сосиской, пока Арс защищается котлетами. Изо рта вырывается смешок, который, наверняка, конкурент счёл за надменность и самоуверенность. Или за шизу. Тем не менее эта визуализация явно будет сниться ему во снах.***
Утро, душ, кофе, быстрый перекус — и Антон уже спускается по лестнице к своему фургончику. Проснувшись, он ещё больше зарядился идеей поговорить с Арсением. Чувство вины, а может, желание превратить конкурента в бизнес-партнёра заставило его предпочесть лестницу лифту. Удивительно то, как его заспанный мозг на эту хуйню вообще согласился. Неразмятые кости с утра ломит, но, преодолев порог в три этажа, Шаст всё-таки выходит на улицу, потягивая спину. И вот он уже приближается к своему фудтраку, медленно перебирая конечностями, которые уверенно шлют его нахер после лестничной инициативы, нажимает кнопочку на ключах и замирает, приковав взгляд к своему ненаглядному автомобилю. — Ёбушки-воробушки… — выдыхает Антон, прокручивая в голове всевозможные ругательства. Капот и лобовое стекло фургончика покрыты чёрной краской из баллончика, а поверх «фона» красуются различные рисунки в стиле членов и факов, а также насмешливые и надменные рожи. Пребывая в полнейшем ахуе, Антон обходит машину со всех сторон. Помимо надписей по типу «Горячие суки» вместо «Хот-доги» или «Дрочильня с булочками» на бампере, прямо под задним стеклом красуется большая, выведенная каллиграфическим почерком надпись «Соси, сосиска». — Сука… Ну, правды ради, воображение у конкурента отменное, хотя Антона этот факт не радует от слова совсем. Он подходит поближе и, сплёвывая на ладонь уже отработанным за годы одиночества движением, пробует оттереть краску. — Сука! Краска не оттирается. И вот это уже пиздец мирового масштаба. Тут даже вечно сравший голубь, который, кстати, сегодня не оставил своего примечательного послания, нервно курит в сторонке. — Сука-сука-сука! — Антон начинает нервно тереть рукавом толстовки надпись, но чуда не происходит. Тут явно нужен профессионал. Шаст, конечно, мог бы попробовать принести ведро с водой и старой губкой, но вряд ли у него получится разобраться самостоятельно. Только время и силы потеряет, но, к счастью, он знает, кто ему может помочь.***
— Эд, у меня проблемы, — Антон влетает в мастерскую друга, с глухим хлопком отворяя дверь. — Судя по твоему еблету, дядь, ты либо ёбнулся, либо сам собираешься кого-то ёбнуть, — Выграновский выкидывает окурок в пепельницу, внимательно осматривая парня. — Хуже, — Шаст толкает друга к выходу, чуть ли не за шкирку поднимая его со стула и заставляя посмотреть в глаза своему горю. Машина стоит около подъёмных ворот мастерской в полной красе. И у Антона надрывается сердце от вида своей малышки, осквернённой столь отвратительным способом. Ладно он, но тачку-то за что? В голове всплывает старый мем про то, что гадости говорить можете мне, но не смейте обижать мою собаку. Вот и сейчас на глазах чуть ли не слёзы наворачиваются. — Ебать меня в зад, кому ты так насолить успел, дядь? Пиздец. «Соси сосиска», — читает Эд и нагло ржёт, вызывая внутри Антона новую волну злости на Арсения. — Не знаю, кто это устроил, но за оригинальность готов пожать руку, нахуй. — Я в тебя сейчас плюну. — Всё-всё, прости… Но чувак хотя бы запарился, прям ни одного местечка не упустил. Это ж надо кому-то так насрать, чтобы так… ты вообще представляешь, сколько денег он вбухал на краску? — Выграновский восхищённо присвистывает, а у Антона начинают выступать вены на сжатых в кулаки руках. — Эд… — Да всё, дядь, не бесись. Посмотрим, что тут можно сделать, — говорит он, подходя вплотную к фудтраку. Естественно, не обходится без того, чтобы Эд не плюнул на руку и не попытался оттереть так, потому что «Антон же дебил, сам до этого не додумается», — бубнит в голове собственная злость, пока Шаст со скептицизмом наблюдает эту картину. На самом деле Выграновский проверял таким образом вид краски, о чём с ухмылкой и сообщил другу после того, как тот всё-таки не выдержал и харкнул прямо в друга со словами: «Ты, блять, думаешь, я так не попробовал?!». К счастью, предвидя это, Эд ловко увернулся, и плевок попал прямо нарисованной сосиске в рожу. — Не, дядь, так не ототрётся, — стебёт друга Эд и, пока не получил ещё один плевок, отходит за фургон в сторону мастерской. — Загоняй! — кричит он уже из недр своего гаража. Когда Антон паркует машину аккурат посередине мастерской и вылезает из кабины, Эд, закурив очередную сигарету, берёт длинный садовый шланг, прикреплённый к стене и выходящий другим концом на улицу, и направляет сильную струю воды на фургончик. Антон садится позади на высокий сундук со всякими барахлом и начинает свой недолгий, но красочный рассказ про знакомство с неким Арсением Гандоновичем, который «ни с хуя припёрся на моё место, переманил к себе всех моих клиентов, да ещё и фургончик мой, блядина, изгадил». — Ну, может, у него бургеры хорошие, — дослушав эту полную драматизма речь, усмехается Эд, наполнив водой два жестяных ведра и заливая туда какую-то неоново-фиолетовую бурду из гигантской пластиковой канистры. — Из хорошего в нём только жопа, — фыркает Антон и, наткнувшись на прихуевший взгляд друга, добавляет: — и то хороша она только для того, чтобы вставить в неё раскалённый паяльник. Эд нагло ржёт, закрывая канистру. — Твоё желание вставить ему что бы то ни было в жопу не может не настораживать, — подкалывает он, ставя перед Шастуном одно из вёдер, в котором уже плавает повидавшая жизнь губка. — Твоя сторона правая, моя — левая. Если повезёт, управимся часа за два, и ты успеешь ещё свои сосиски впихнуть кому-нибудь. — Да там уже, чувствую, Арсений на моей точке свою жопу греет, — Антон спрыгивает с сундука и, подхватив своё ведро, направляется к своей стороне фургончика. — Тема его жопы для тебя явно больная. В Эда летит невыжатая губка.***
Двух часов действительно оказалось достаточно, по крайней мере, так показалось сначала. Но, когда Эд смыл чернющую пену с фургона, оказалось, что бледные разводы и кучки надписей и рисунков всё ещё видны. — Не знаю, где этот твой Арсен брал краску, но отмывать мы её будем до ишачьей Пасхи, — Выграновский вытер мыльной рукой такой же мыльный лоб, сплюнул мыло изо рта и посмотрел на взмыленного Антона, который недовольно оглядывал машину. Нихуя себе, они тут мыльную оперу развели, конечно. — Пиздец ему, — выдыхает парень, сливая грязную воду на газон, — пусть готовит задницу. Шутки про озабоченность Шаста задницей Арсения изжили себя уже примерно час назад, поэтому Эд просто пропускает последнюю реплику мимо ушей и задумчиво смотрит на фудтрак. — Есть у меня одна мысль… — тянет он. — А? — кричит Шаст, вернувшись к фургону уже с новой порцией мыльной воды. — Говорю, знаю я, как твоему дружку отомстить можно, — отвечает Выграновский, переводя взгляд на друга. — Зная тебя, должен удостовериться в том, что твой план не предполагает какого-либо насилия над жертвой, — выгибает бровь Антон. — А тебе, я смотрю, так и хочется, — пинок под зад, громкий издевательский смех, и Эд продолжает, — ничего незаконного, но запомнит он надолго. — Я весь внимание. Эд — парень креативный. Это та простая истина, которую Антон для себя понял уже после их первой встречи. Выграновский тогда ругался с пожилой дамой, если мыслить интеллигентно-критически, но по факту — с обычной старухой, за место на скамеечке у своего подъезда. Аргументам парня надо отдать должное, потому что фраза про то, что он давно выслеживает тут наркоманов, чтобы сообщить в полицию, настолько понравилась бабке, что та добровольно уступила свой пост. Так что сейчас, слушая предложение по «сладкой» мести Арсению, что в прямом смысле являлась сладкой, судя по обилию ванили в лексиконе друга, Шаст выпучил глаза от удивления. — Так вот, ты представь, как наша малышка швырнёт ему в ебало эту вкуснятину… — смысл идеи еле уловим из потока высказываний друга и едва ли понятен физически из-за шума водяного потока из кёрхера. Вода потихоньку смывает краску, оставляя за собой грязные разводы, а Шастун даже думает оставить пару нарисованных писек прикола ради. Однако мысль о том, что его закусочную потом за глаза будут называть «хуй-догом», резко отбивает эту идею. — Дядь, ну мы почти закончили, — Эд потирает лоб, тяжело вздыхая. Время близится к вечеру, а это значит, что ближайшие сутки Антон будет питаться дошираками и пить водичку. Кредит на фудтрак буквально забирал все деньги, а желание отыграться на причине голодного желудка росло с каждой секундой. Работать по свободному графику классно, но не когда клиент равен наполнению твоего желудка. Как бы по-каннибалистски это ни звучало. — Отлично, тогда пошли курить, и мне тогда к Шпроте надо заехать. — Курить! — Эд произносит эту фразу максимально писклявым голосом, пародируя мем. У них на двоих одна зависимость. Никотиновая. Пока вы покупаете себе одинаковые футболки, у нас одни сигареты на двоих. Мы разные. Ауф, или как там? Мозг, честно говоря, уже мало соображает. — Так ты согласен на мою идею? Не, ну, базару ноль, тут всё от Иришки зависит, но ты даже не назвал меня конченым, а это уже успех, — Выграновский щёлкает зажигалкой, вдыхая едкий дым в лёгкие. — Ты конченый, и это факт, но иногда твои ебанутые идеи могут приносить плоды, — Шаст улыбается другу, уже покручивая в голове идею, которую он непременно осуществит. Но это будет уже потом, а сейчас у него в руках сигарета, рядом лучший друг в промокшей футболке и жужжащая на подкорке мысль о том, что Арсений принёс в его жизнь перемены. Пусть и хуёвые в виде нарисованных сосисок на любимой ласточке, но они непривычно ярко выбиваются из его рутины, и это его заводит. Антону интересно. Впервые за долгое время ему действительно интересно узнать, что принесет ему следующий день.