Кокичи пять лет, и он хорошо умеет три вещи: считать до десяти тысяч (он никогда не пробовал считать дальше тысячи, но полагает, что все идет по одной схеме), писать сотню кандзи (к сожалению, в приюте его учеба остановилась), и воровать еду из магазинов.
В детском доме отстойно. Там все друг друга ненавидят, дети пытаются перегрызть друг другу глотки, а воспитатели закрывают на это глаза. Детский дом — это место холодных взрослых и эгоистичных детей. Но, что самое худшее — в приюте невыносимо скучно.
Скучные серые стены, невыносимо серый бетонный потолок и такой же невыносимый пол, сделанный из... Кокичи не знал, из чего был сделан пол, но был уверен в одном — он такой же скучный и невыносимый, как и все остальные вещи вокруг. И не только вещи.
Здешние дети и работники были первыми посторонними людьми, с которыми Кокичи познакомился. До этого его круг общения состоял лишь из матери и брата. Понаблюдав за ними всеми некоторое время, Кокичи пришел к выводу, что люди не так уж и сильно различаются друг от друга. Что всех людей можно поделить на определенные «типы», а исходя из этих типов можно предсказать, как поведут себя далее те или иные личности.
Сначала вот так вот наблюдать за людьми и предугадывать их дальнейшие действия было забавным. Но вскоре все стало слишком предсказуемым, а эта предсказуемость, в конце концов, стала скучной.
Скука медленно разъедала его изнутри. В итоге Кокичи решил, что если тут скучно, то он просто должен найти что-то интересное. Скука подтолкнула его к побегу из приюта — первому, второму, десятому. Он убегал, но всегда возвращался, потому что спать на кровати было лучше, чем на картонке, особенно в холодную и дождливую погоду. Кокичи не нравилось болеть. Его никто не лечил, но прогоняли из общей комнаты, из-за чего ему приходилось прятаться где-нибудь в каморке и надеяться, что жар скоро сам пройдет.
Воспитатели испытывали облегчение от его регулярных побегов. Почему-то он им не нравился. Почему-то они его опасались. Они шептались за его спиной, называли его «странным», «пугающим», «монстром». Кокичи не знал, почему они так его шугались. Кажется, было в нем что-то, что делало его таким непривлекательным в глазах других.
Остальные дети, от чего-то ненавидящие его, только радовались, что могли забрать его порцию в столовой. Еда была самым ценным ресурсом в приюте. В первую очередь из-за того, что ее вечно было слишком мало, даже для детей.
(Не то чтобы они не отбирали еду Кокичи, когда тот оставался в приюте — он был таким маленьким и слабым, у него не было ни шанса перед старшими детьми, которые только и делали, что дрались целыми днями.)
На улице было лучше. Да, там было труднее: приходилось воровать себе еду, искать место для ночлега, убегать от собак и опасных личностей, но этот хаос куда больше нравился Кокичи, чем размеренная обыденность приюта. Это, по крайней мере, было не скучно. У Кокичи просто-напросто не было времени скучать во всей этой суматохе.
В пять лет Кокичи точно знает пять вещей: зависть — худшее, что есть в человеке (но не самое страшное); старший брат его ненавидит (сильнее, чем он предполагал изначально); его мама — истеричка (была); детский дом — это полный отстой, и никому нельзя верить. Даже родному брату. Тем более ему.
***
После завтрака Кокичи практически сразу же вернулся в свою комнату. На сегодня у него были серьезные планы. Ведь сегодня открылись первые лаборатории. А это значит, что откладывать один нежелательный разговор больше нельзя.
Кокичи берет стопку бумаг и выходит из общежития, а после направляется в сторону лаборатории Абсолютной Изобретательницы. К самой стервозной шлюхе в этой богом забытой академии — Миу Ируме.
Честно говоря, будь на то воля Кокичи, он бы продолжил и дальше игнорировать эту свинью. Но, к сожалению, без Ирумы он вряд ли сумеет положить конец этой дерьмовой игре. Все же, ее талант слишком полезен. Слишком. В этот раз ему серьезно надо будет проконтролировать, чтобы она не вышла из игры раньше времени.
Он идет по хорошо знакомой дороге, к лаборатории, где, как он знает, уже во всю трудится Ирума. Она трудолюбива и всецело предана своему таланту, и Кокичи может уважать хотя бы это. Ах, если бы еще она не была такой трусливой сукой.
Кокичи быстро просматривает нарисованные им вчера чертежи. Да, вроде сойдет. Миу должна в них разобраться — в прошлый раз же сумела. Поэтому он дожидается, пока Шумай и Каедей выйдут из лаборатории Миу, а после, незаметно, сам проскальзывает внутрь.
В лаборатории Ирумы с потолка свисают бензопилы и сверла, на столах, среди прочего добра, разложены химикаты, а на стенах закреплены большие экраны. Стулья и диваны выглядят довольно причудливо, а прямо в центре комнаты находится что-то, похожее на операционный стол или же койку для проведения экспериментов (должно быть, Киибой уже не раз на ней лежал). Мягкий пурпурный свет лился с потолка, из-за чего вся комната и то что в ней находились тоже казались пурпурными.
Как Кокичи и ожидал, Миу уже чем-то занята. Скорее всего, камерами, что они у нее заказали. Она склонилась над столом, полностью сосредоточенная на своей работе, и лишь недовольно бормотала что-то себе под нос. Кокичи был хорошо знаком с этой ее привычкой — Миу не затыкается, ни на минуту, особенно когда занята или увлечена чем-то. У нее бесконечный поток мыслей, который она просто не может держать при себе.
Раньше Кокичи часто заходил к ней, чтобы проверить как идет работа над его заказами. В такие времена он мог сесть где-нибудь и наблюдать за тем, как она работает, выслушивая ее мысли вслух. Не то чтобы Кокичи это не нравилось — слушать изобретательницу было интересно, потому что, несмотря на ее извращенность, она была чертовым гением инженерии.
Это было нормально. Делиться идеями (хотя в основном говорила Миу, а Кокичи просто слушал) и обсуждать всякие изобретения было интересно. Даже их регулярные ссоры были больше шуточными и только веселили их обоих.
А после
(им) Ируме просто надо было пойти и все испортить. Какая сука.
Оума отгоняет воспоминания о заснеженной крыше, чужих слезах и смерти, и обращает внимание на Ируму. Живую, дышащую, такую же наглую, как и всегда.
На этот раз он все изменит. Он придумает какой-то другой план, который не будет включать в себя смерть кого-то из них двоих. Ирума не убьет его. И ему не придется избавляться от нее.
— Приве-ет, Ирума-чан! — оповещает о своем прибытии Кокичи, подбегая к ней.
— Ха-а?! Какого черта ты забыл тут, гребаный шота?! — неприлично взвизгнула и скрыла свой испуг ругательствами Ирума, наконец заметив его присутствие.
Разговаривать с Ирумой — трудно, странно и от чего-то горько. Сложно слушать ее и не вспоминать, как она извинялась, прежде чем попыталась убить его, как она рыдала и задыхалась. Сложно, но Кокичи всегда был хорош в преодолении трудностей. (И игнорировании своих чувств.)
— У меня есть для тебя работа, Ирума-чан! Ты рада? Докажи мне, что ты не полностью бесполезна! — проверещал Кокичи, кидая стопку чертежей на стол к Ируме. — Ну что, разве ты не рада наконец принести пользу?
— Т-ты!.. — Ируме определенно нравилась мысль о том, что в ней нуждаются, но ей совершенно не хотелось делать хоть что-то для него. Кокичи мысленно дуется. Он ей настолько не нравится? — Не шути со мной! С чего ты решил что я вообще буду что-то для тебя делать? У гения вроде меня нет времени на твою ерунду! Если хочешь, чтобы эта гениальная девушка сделала что-то для тебя, тогда тебе следует упасть на колени и начать умолять!..
— Ну-ну, Ирума-чан, — прерывает ее пустые разглагольствования Кокичи. Только люди без гордости на самом деле станут умолять Миу из всех людей. — Разве ты не слышала о том, что бесполезные свиньи всегда умирают первыми?
Это заставляет Миу заткнуться, а ее плохо скрываемый страх перед смертью, перед убийственной игрой, перед одноклассниками, просочиться наружу. Она дрожит сильнее и сжимает в ладони отвертку. Миу боится собственной тени и готова убить за свою свободу. Кокичи это знает. Он умеет это использовать.
— Это заказ от Акамацу-чан и Сайхары-чан? — деловито спрашивает Кокичи, глядя на камеры на столе у Миу. Еще пока обычные и никак не тронутые Абсолютной Изобретательницей, те лежали сверху на чертежах. — Первый пришел — первый обслужен. Как честный Верховный Лидер, я готов подождать, пока ты не закончишь с этим. Но потом, — он поднимает взгляд на Миу и улыбается, — Надеюсь, ты займешься моим заказом. Ты ведь хочешь оказаться полезной, а?
В сторону Кокичи летит отвертка. Он еле успевает увернуться. Ух, было близко.
— Сваливай отсюда, лживый абортыш! — кричит Миу.
Кокичи решает, что его цель здесь выполнена, так что он вполне может уходить.
***
Убедившись, что раздражающий гремлин свалил, Миу громко выдохнула и плюхнулась на стул, чувствуя себя морально истощенной. Чертов шота. Будь он трижды проклят.
Она преспокойно бы занималась своими делами, работая с заказом назойливой пианистки и ее мальчика-игрушки, но нет, этому ублюдку просто надо было ворваться к ней в лабораторию словно к себе домой и испортить ей все настроение, напугав и закидав еще кучей работы. Гребаное дерьмо.
К черту. Миу не хочет и минуту лишнюю тратить на этого лживого абортыша. Бакамацу и ее бойфренд-детектив попросили у нее сделать им эти их тупые камеры, и, очевидно, только гений вроде нее сможет удовлетворить их потребности. Так что, сейчас, раз у нее есть время отвлекаться на лживого ублюдка, стоит заняться их просьбой.
Миу еще раз осмотрела чертеж модифицированной камеры, которую ей нужно будет сделать, и убедилась в наличии у нее всех необходимых инструментов и материалов. Взгляд бегло пробежался по рисунку, но через некоторое время Миу поняла, что никак не может сосредоточиться. Разумеется, она обвинила в этом Кокичи, черт возьми, Оуму, этого назойливого ублюдка. Шота умеет сбивать людей с толку. Очень хорошо умеет.
В конечном итоге, Ирума не выдерживает, и решает взглянуть на стопку чертежей, что ей принес Кокичи. Это должно утолить ее любопытство. Миу просто глянет, а после проигнорирует это и вернется к своей работе.
Ага. Если бы. Как и всегда, когда дело касается мелкого гремлина, ничто не могло быть простым.
Миу, нахмурившись, смотрит на чертежи. Немного кривые, и в общем кажется, что их рисовал ребенок, но черта с два ребенок смог бы сделать нечто подобное.
Целая стопка подробных чертежей. Они тут только три дня. Блять.
Мелкий гремлин планировал использовать ее с самого начала, да?
Он смышленее, чем кажется. Миу вновь бросает бумаги на стол и с недовольным выражением лица возвращается к работе.
Ну нахрен. С заказом Бакамацу и Пуичи она хотя бы знает, что они пытаются остановить игру и помочь и ей тоже. С заказом мелкого гремлина не ясно ни черта — нафига ему эти бомбы и молоты? Он собрался драться против Монокумы, что ли? К черту, к черту. В плане Пуичи хотя бы вероятность того, что они все сдохнут, меньше.
«— Разве ты не слышала о том, что бесполезные свиньи всегда умирают первыми?»
Ирума кусает губы и хмурится еще сильнее. Блять. Ну уж нет. Она не бесполезна, и она не сдохнет в этой дерьмовой игре.
Миу не выбрасывает принесенные Кокичи чертежи.
***
Наконец покинув лабораторию изобретательницы, Кокичи не смог скрыть вздоха облегчения. Разговаривать с кем-то, кто умер у тебя на глазах
(из-за твоих манипуляций), было трудно. Он думал, что сумеет проигнорировать свои чувства, какими бы те не были, но это оказалось выше его сил. Какой позор. Обычно Кокичи куда лучше контролировал себя. Видимо, смерть этой шлюхи повлияла на него больше, чем он готов себе признать.
Онесан определенно была бы разочарована. Но она гребаная сука без капли человечности, так что, наверно, это хорошо.
Растерянный, Кокичи сам не замечает, как оказывается внутри академии. Ох. Быть таким невнимательным — опасно. Вдруг кто-то попытается его убить? Кокичи было бы довольно легко застать врасплох в его нынешнем состоянии. Очередная ошибка. Онесан была бы супер разочарована.
Кокичи видит Каеде, и думает, что лучше перестать думать о бесполезных вещах. Беспокоить других людей — лучшее отвлечение.
— Акамацу-чан, будь осторожна: ходить одной очень опасно, — окликает ее Кокичи. Каеде инстинктивно поворачивается к нему.
— Спасибо за беспокойство, Оума-кун, но я думаю, что это излишне… — начала отвечать ему Каеде.
— Берегись! Киибой стоит позади тебя с ножом! — прервал ее речь своим восклицанием Кокичи, сделав испуганное выражение лица. —…это было ложью, — добавляет Кокичи, убирая руки за голову.
А после Каеде хмурится на его безобидную шутку, и он вновь делает испуганное лицо:
— Неужели все это время ты думала о том, как бы убить меня? А-а-а-а-а-а!!! Кто-нибудь, помогите мне-е!!! Она собирается убить меня-я!
И с этими словами Кокичи бросился бежать со всех ног. Каеде, как он и рассчитывал, побежала вслед за ним. Некоторое время она гонялась за ним по этажам и даже по двору. Это было весело. Напоминало те дни, когда он бегал от полиции после очередного «акта вандализма», как это называли взрослые. Беззаботные дни, когда единственными его заботами были вопросы какой розыгрыш провернуть завтра и как оправдать возложенные на него ожидания (он был гением, так что это было не особо трудно). И даже те вопросы ему не приходилось решать в одиночку.
И когда все успело так измениться?..
— Эй, эй! Акамацу-чан! Можешь сделать мне одолжение? — спрашивает Кокичи, немного устав от беготни.
Недоверие на лице у Каеде говорит лучше любых слов.
— Не смотри на меня так! Я бы не стал просить тебя сделать что-то безумное, вроде убийства! — возмутился Кокичи.
— О-Оума-кун! Разве я не говорила тебе раньше, что некоторые вещи лучше оставить невысказанными…? — наконец отвечает Каеде. Ну вот, снова ее что-то не устраивает. Людям так сложно угодить, честное слово!
— Ох, прости-и! Я знаю, что сказал, что ничего больше не скажу, но это тоже была ложь! — смеется Кокичи, пряча руки за голову.
Каеде хмуро смотрит на него.
— В любом случае, насчет услуги. Мне нужно… Ты можешь использовать свой талант для меня? — спрашивает Кокичи.
— Мой талант? — переспрашивает озадаченная Каеде.
— Да! Будешь ли ты, Абсолютная Пианистка, работать со мной после побега? Ох, но… ты сможешь работать со мной лишь после того, как станешь бывшей Абсолютной Пианисткой. — говорит Кокичи.
— Что ты имеешь в виду? — снова задает вопрос Каеде, не понимая, что он имеет в виду.
— После окончания старшей школы, ты, вероятно, продолжишь представлять Японию как пианистка, не так ли? Если это произойдет, ты будешь летать по всему миру для концертных туров и прочего, верно? — нетерпеливо тараторит Кокичи.
— Мировые гастроли в качестве пианистки? Я? Не уверена в этом… — Каеде и вправду выглядела нерешительно, когда отвечала. Как странно. Для такой оптимистичной девушки она может быть довольно неуверенной в собственных силах.
— Почему? Я знаю, что ты можешь это сделать! Ты определенно будешь популярна! Вот почему я хочу, чтобы ты стала агентом моей организации. — наконец подвел разговор к главной теме Кокичи.
Ему нравится ходить вокруг да около чисто для того, чтобы раздражать остальных, но это так же то, в чем Кокичи хорош. В основном благодаря врожденному таланту, но уроки права и политики с репетиторами тоже помогли.
— Ч-что за.? — глаза Каеде удивленно расширились.
— Как знаменитый пианист, ты могла бы въехать в любую страну, не вызывая подозрений, да? Ты, вероятно, встретишь важные фигуры из разных стран! Это было бы потрясающе! — восторженно заявляет Кокичи.
— Я думаю, что у тебя разыгралось воображение, Оума-кун… — все так же нерешительно ответила Каеде.
— Но я просто знаю, что это произойдет, хорошо? Итак, Акамацу-чан… давай заключим сделку. Присоединяйся к моей организации, и вместе мы сделаем все, что захотим со всеми глупыми плебеями в этом мире. Давай сидеть на вершине мира и смотреть вниз на всех остальных… — торжественно предложил Кокичи. — А если мы просто хотим посмотреть, как мир сгорит? Не вопрос! Мы зажжем все это вместе! — Каеде молчит, и Кокичи считает, что ему нужно еще что-то добавить. — Абсолютный Верховный Лидер и Абсолютная Пианистка, объединившие свои силы. Звучит довольно хорошо, да?
— …о чём ты, чёрт возьми, говоришь? — Каеде хмурится и наконец заговаривает. Кажется, его предложение сильно ее удивило.
— Ха? — Кокичи наклоняет голову набок, не понимая недовольства Каеде.
Разве не выгодное предложение? Кокичи определенно рано или поздно захватит Японию, а там и до всего мира недалеко. Сотрудничать с ним выгоднее, чем враждовать.
Но, разумеется, это ложь.
(Если кто и захватит мир, то это, определенно, онесан.)
— Ты утверждаешь, что являешься верховным лидером какой-то злой организации… Но ведь это просто ложь, не так ли? Я имею в виду, существует ли вообще эта твоя организация? — пытается надавить на него Каеде. Плохая попытка, но он может дать пол балла за старание.
— Ни-ши-ши… Правда, я лжец. Но ты уже много раз попадалась на мою ложь. Так почему ты так уверена, что это очередное вранье? — отвечает вопросом на вопрос Кокичи.
— Почему…? Потому что это здравый смысл. Нет никакого способа, чтобы твоя злая организация существовала. Это безумие — думать, что ты какой-то верховный лидер. — говорит Каеде, почему-то уверенная в своей правоте.
— Здравый смысл, да? Common sense, le sens communun, el sentido comun, joshiki… Так много слов, означающих «здравый смысл»… но кто решает, кто прав? Почему ты так уверена, что твое представление о здравом смысле является верным? — настала очередь атаковать Кокичи. Он достаточно наслушался аргументов Каеде.
— А…? — Каеде вновь недоумевает. Кажется, она не ожидала, что Кокичи будет чем возразить.
— Абсолютная инициатива выбрала
меня как того, кто получит титул Абсолютного Верховного Лидера. Я — профессионал, лично отобранный правительством. А что думает по этому поводу твой здравый смысл? — спрашивает Кокичи, улыбаясь.
— Это правда, но… — начинает Каеде.
— Но ты думаешь, что я не Верховный Лидер, да? Потому что так говорит твой здравый смысл. — перебивает ее Кокичи. Все равно она не скажет ничего дельного. — Это забавно… Неужели твой здравый смысл действительно похож на здравый смысл остальных? Является ли то, что ты считаешь правильным, основанным на твоём здравом смысле, также правильным для других?
— П-прекрати валять дурака! — кричит Каеде.
Они всегда кричат, когда им больше нечего возразить. Когда у них заканчиваются аргументы и они понимают, что он был прав.
Как предсказуемо. Скучно.
— О-оу-у! Акамацу-чан накричала на меня! — тем не менее, смеется Кокичи.
— В любом случае, Абсолютная Инициатива должна была дать тебе титул Абсолютного Лжеца! — заявляет Каеде.
— Ни-ши-ши… Может быть, так и должно было быть! В конце концов, я лжец! Но ты же знаешь, что я говорю это только потому, что на самом деле забочусь о тебе, да, Акамацу-чан? Ты можешь продолжать так думать, но не приходи ко мне в слезах, когда все пойдет не по-твоему. — добавляет Кокичи.
— Не лезь не в свое дело! И я отказываюсь быть твоим агентом! — твердо отказывает ему Каеде. Ах, какой облом.
— Вот бли-ин, какая жалость. — ноет Кокичи, тем не менее не выглядя особо расстроенным. Он изначально не особо надеялся, что хоть кто-то согласится на такое подозрительное предложение.
Отсутствие завышенных ожиданий — лучшее спасение от разочарования.
.
— Привет, Оума-кун. Мы можем поговорить?
Кокичи находился в классе С (где до этого была подозреваемая на роль вдохновителя номер один и это чертовски подозрительно), когда к нему подошел Амами. Любопытно. Парню-авокадо что-то от него нужно?
— Что угодно для моего любимого Амами-чана! — ярко улыбается Кокичи, отвлекаясь от исследования.
Оуме трудно поверить, что мисс скучная мышка торчала тут просто так, но он не может найти ничего подозрительного в этом классе. Может, Амами-чан сумеет ему помочь. Он ведь вроде как хорош в поиске подсказок.
— Ты говорил на днях о «скрытом проходе», — осторожно начал Рантаро.
— Ну да, было такое, — кивает Кокичи. Он хорош в том, чтобы выдвигать множество гипотез — как минимум одна из них точно оказывается верной.
— Меня, скажем так, заинтересовала эта теория. Чисто гипотетически — если бы этот проход был, где бы он находился? — задал вопрос Рантаро. Кокичи хмыкнул.
Если он сейчас ответит честно, то Рантаро тоже может поделиться какой-нибудь информацией. Или, зная его, скорее пойдет самостоятельно искать тайный проход. Скорее всего даже поделится результатом своего расследования позже. Это было бы довольно выгодно.
— Хм-м… — Кокичи задумался. — Очевидно, где-то неподалеку от библиотеки… Но так же в довольно скрытном месте, куда редко заходят другие люди.
— Думаешь, стоит осмотреть подвал? — задумчиво спрашивает Рантаро.
Кокичи кивает, хотя думает, что вероятность того, что тайный проход ведет на первый этаж куда выше. В подвале даже спрятать его особо негде.
— Хочешь пойти со мной? — неожиданно предлагает Рантаро. — Полагаю, вдвоем исследовать куда эффективнее.
Это было довольно внезапное развитие событий. Мистер «я-никому-не-верю» решил объединить с этим скромным Верховным Лидером усилия? Ого.
— Если Амами-чан так сильно хочет работать на меня, то, пожалуй, я соглашусь! Хотя, мне еще следует обдумать твое присоединение к моей организации… — Кокичи сделал задумчивое выражение лица.
— Я предлагаю обсудить нам это после того, как мы сбежим отсюда, — Рантаро натянуто улыбается. Кажется, ему тоже не очень нравится идея вступить в какую-то подозрительную организацию.
Ну бли-ин. А он бы хорошо вписался в их разношерстную группу. Рантаро и Дама вместе определенно создали бы дуэт самых устрашающих старших братьев и сестер. Валет всегда был рад новым участникам, а Семерка и Девятка были бы без ума от «симпатичного ничана».
— Заметано, Амами-чан! А теперь пошли, исследования не ждут! — Кокичи не показывает своего огорчения, а вместо этого хватает Рантаро за рукав и тянет к выходу из класса.
— Эй, поспокойнее! — смеется Рантаро, тем не менее не отдергивая руку.
Так они вместе добираются до лестницы и спускаются. Кокичи мысленно проклинает архитекторов и дизайнеров, проектирующих эту академию. Какой смысл раскидывать лестницы по всем углам здания? Это ведь совершенно неэффективно. Или, может, именно этого они добивались? Какой отстой.
Пройдя по длинному коридору и вновь спустившись по лестнице, они наконец оказываются в подвале. Кокичи сразу понял, что они были там не одни — в игровой уже кто-то был. Очевидно, Рантаро тоже это заметил.
— Пойдем посмотрим? — предложил Амами.
— Как думаешь, там кто-то решил кого-то убить? Ставлю на нянечку, она подозрительна! — веселым тоном заявил Кокичи, направляясь к игровой.
— Оума, ты не можешь обвинять людей без доказательств, — Рантаро вздыхает и качает головой. Кокичи смеется.
— Но она ведь реально подозрительная! Знаешь, я не удивлюсь если она окажется тем самым ребенком, что в детстве топила щенков в речках, — уверенно заявил Кокичи, активно жестикулируя. Рантаро на это лишь слегка рассмеялся.
Оказавшись у игровой, Рантаро, не мешкая, открыл дверь и зашел внутрь. Кокичи направился следом за ним. Внутри, как оказалось, находились Цумуги и Каеде.
— …А? А что это вы вдвоем тут делаете? — спрашивает Рантаро.
— О, Амами-кун, Оума-кун! — Каеде казалась очень счастливой. Подозрительно. — Смотрите, Широгане-сан сделала мне нейл!
И Каеде протягивает руку, показывая накрашенные ногти. А-а, это многое объясняет.
— А-а? Так вы просто красили ноготочки? Ну бли-ин, а я уж понадеялся, что тут произошло убийство… — дуется Кокичи. Рантаро тяжко вздыхает.
— Оума-кун, — Каеде включила свой «суровый взгляд», беда-беда.
— Н-не говори таких жутких вещей! — пугается Цумуги.
— Он просто неудачно пошутил, — попытался сгладить обстановку Рантаро. Кокичи послал Рантаро недовольный взгляд, который тот мастерски проигнорировал. — Так чем вы тут занимались?
— Широгане-сан сделала мне нейл! — и Каеде вновь показывает свой маникюр, с радостью меняя тему.
Взгляд Кокичи безразлично скользит по скучному и посредственному маникюру, сделанному такой же скучной и посредственной косплеершей.
— Уа-а?! Ну не выставляй ты так на показ! — смущается Цумуги.
— Э-э? Но ведь получилось так круто! — пытается подбодрить Цумуги Каеде.
Это ведь элементарный градиент из желтого и красного, так чего Каеде так восхищается? Раньше никогда ногти не красила или что? Ах, ну да, она же пианистка. Наверное и вправду не красила. Бедняжка.
Но даже так, заявить, что это выглядит «круто»… Видимо, Каеде даже модных журналов не читала. Настолько же она не интересовалась ничем, кроме пианино?
— Да нет… не то чтобы круто. Я же использовала самый основной метод, и он получился довольно простым… — даже Цумуги понимала, что ее маникюр был довольно посредственным.
— Ого, нейл арт, значит. Я тоже в этом шарю, — произносит Рантаро, на самом деле не особо удивляя Кокичи. Но девушек этим он определенно поразил.
— Э-э?! Ты тоже умеешь? Но ты же парень? — удивленно поднимает брови Каеде.
Какое недоверие. Забавно представлять как бы они отреагировали, скажи Кокичи то же самое. Очевидно, ему бы поверили еще меньше. Иногда истина звучит гораздо более невероятно, чем ложь… Потому что истина — это истина, а хорошая ложь как раз должна звучать реалистично.
— Ха… Хаха… Только не говори, что делал это для своей девушки. Или для подруги? Ох уж эти социо…! — Цумуги выглядит побитой.
— Да не, нет у меня никакой девушки. Или хочешь сказать, что я выгляжу таким привлекательным? — Рантаро неловко смеется и трет свой затылок.
— Сам это осознаешь. Типа *, да? — Цумуги быстро меняет тон и теперь смотрит на Рантаро чуть ли не с насмешкой.
А Кокичи моргает, пытаясь понять, что, черт возьми, за * и как она вообще это произнесла.
Рантаро, кажется, просто игнорирует это и концентрируется на ногтях Каеде.
— Градиент неплох, но… Для коротких ногтей Акамацу-сан я бы посоветовал косой французский, — задумчиво произносит он после быстрого осмотра.
Кокичи мысленно кивает. Косой французский, особенно сделанный профи, мог бы сделать этот маникюр куда более интересным.
— Косой французский? Это что? Фильм такой? — недоумевает Каеде.
…что ж, она точно не разбирается в маникюре. В фильмах, наверное, тоже. Ужасно, просто ужасно. Даже Кокичи, несмотря на огромное количество уроков, не был так сильно оторван от мира. Наверно, тут он должен поблагодарить нечан и Чиа-не.
— Ахаха! Нет же. Косой французский маникюр — это такой стиль покраса в нейл арте, — Рантаро ненадолго замолчал, думая, как объяснить Каеде что это такое.
— Косой французский. Если при простом французском маникюре закрашивают весь кончик ногтя, то при косом только уголок. Хорош на коротких ногтях так как покрас наискось делает ногти визуально длиннее, — скучающим тоном вместо Рантаро объясняет Кокичи. Ах, объяснения действительно полный отстой.
Все трое смотрят на него с удивлением.
— Погоди, ты что, тоже разбираешься в нейл арте? — первая задает вопрос Каеде.
— Я — Верховный Лидер, нет ничего, в чем я бы не разбирался, — самоуверенно отвечает Кокичи. Его напыщенность помогает остальным отойти от шока.
— Но зачем Верховному Лидеру такие знания?.. — растерянно спрашивает Цумуги.
— Меня больше интересует, почему косплеерша, которая вроде как должна разбираться во всем, что связано с внешним видом, этого не знает, — переводит тему Кокичи.
— Ну, я знаю, просто… Как-то не подумала об этом… — потупила взгляд Цумуги.
— Это так? — Каеде смотрит на Цумуги с ожиданием. — Широгане-сан, тогда, ты можешь сделать мне этот «косой французский» сейчас? Пожалуйста? Мне любопытно!
— Если ты просишь… — быстро сдается Цумуги. Кокичи может это понять — кому-то настолько энергичному и светлому, как Каеде, трудно противиться.
— Хочешь тоже покрасить ногти? — внезапно спрашивает Рантаро, поворачиваясь к Кокичи.
— О-о? Амами-чан хочет посоревноваться с Широгане-чан за звание мастера нейл арта? — Кокичи насмешливо наклоняет голову набок.
— Да, именно так, — беззаботно улыбается Рантаро. — Так что, позволишь мне немного поэкспериментировать?
— Как я уже говорил, что угодно для моего любимого Амами-чана, — легко соглашается Кокичи. Раньше нечан часто красила ему ногти, так что Оума не видел в этом никаких проблем.
Амами улыбается ему и изучает набор лаков.
— Думаю, фиолетовый и черный подойдут тебе больше всего, — в итоге произносит Рантаро.
Нечан тоже так считала. Когда Кокичи было около восьми, ей нравилось покрывать ему ногти черным лаком и рисовать сиреневым или лиловым сердечки. Кокичи тогда ругался и заявлял что-то вроде «это не круто», но не останавливал. Отказать такому милому человеку как его нечан могли только бессердечные чудовища.
(Даже вечно холодная онесан смягчалась рядом с нечан, а это о чем-то да говорит.)
Кокичи плюхается за стол рядом с Каеде.
— Вы тоже решили красить ногти? — веселым тоном спрашивает Каеде.
— Ага! Амами-чан пообещал сделать мне самый крутой маникюр! — взбудоражено заявил Кокичи, взмахнув руками.
— Если ты продолжишь так дергаться, то я ничего не смогу сделать, Оума-кун, — слегка укоризненно произносит Рантаро.
— Прости-прости, Амами-чан, — смеется Кокичи, наконец положив свои руки на стол.
Рантаро взял одну из его ладоней и придирчиво оглядел ее.
— Итак… Предлагаю сделать косой френч с черной основой и фиолетовой линией, — сказал Рантаро, подняв на него взгляд.
— Звучит неплохо, — с готовностью кивнул Кокичи, морально приготовившись сидеть на месте долгое время. Для всегда подвижного лидера это было трудной, но не невыполнимой задачей.
Рантаро начал с необрезного маникюра. Он справлялся с задачей на удивление ловко и быстро. Видимо, у него был большой опыт. Надо же, а парень-авокадо не рассказывал, что тайно увлекается покраской ногтей!
Пока Рантаро обрабатывал его ногти, Кокичи болтал ногами и подшучивал над остальными ребятами в игровой. Он надеялся, что особо жестокие шутки над Цумуги никак его не выдали, но если и выдали, то, ну, ничего страшного. Оно того стоит.
Это было весело. На какое-то мгновение Кокичи даже забыл, что находится в убийственной игре, а за одним столом с ним сидит сумасшедшая, (скорее всего) устроившая все это.
На какое-то мгновение Кокичи вспомнил, как нечан так же красила ему ногти черным, а Хина сидела рядом и смеялась, ожидая пока ее маникюр высохнет.
(Этого уже никогда не вернуть.)
Счастливые воспоминания с горьким послевкусием. Отстой. Вот почему он так не любил ностальгировать.
Кокичи смотрит, как Рантаро покрывает его ногти черным лаком, и почему-то чувствует себя так, словно он вновь оказался под прессом.
— Все хорошо, Оума-кун? — спросил его Рантаро, почему-то выглядя немного взволнованным.
— А? Волнуешься за этого лидера? Мило, — Кокичи смеется. Рантаро внимательный. Слишком внимательный. — Ни-ши-ши. Тогда лучше будь осторожнее! Это болезненно, знаешь ли!
Разумеется, это была ложь. Делал маникюр Амами очень аккуратно, и Кокичи вообще практически ничего не чувствовал. Рантаро, кажется, не поверил этой маленькой лжи. Ну, не беда. Пока не лезет с вопросами, парень авокадо может думать что угодно.
.
Тем же вечером, находясь в своей комнате, Кокичи стучал маркером по столу, взглядом гипнотизируя пустой лист бумаги.
Завтра все начнется — первое убийство, первый суд, первая казнь. Завтра должны умереть Рантаро и Каеде.
«— Должны умереть» — думает Кокичи, глядя на свои черно-фиолетовые ногти. —
«Если я не вмешаюсь.»
Оума без понятия, что повлечет за собой спасение Рантаро и как Монокума выкрутится с лимитом по времени, но одно он знает точно — Кокичи больше не позволит вдохновителю творить что вздумается.
Чего бы это не стоило.
