***
Замок Эвермор располагался за территорией университета, с которым Натаниэль и Эдит уже (без права выбора, ведь все документы: от паспортов, до медицинских карточек находились в руках их хозяина) подписали контракт, досрочно вступив в команду воронов, как «юные таланты, выявленные в школьные годы». Потому официально играть они могли уже сейчас, когда были улажены формальности с исчезновением Натаниэля и созданием поддельного прошлого для человеческой собственности. Формально замок принадлежал университету Эдгара Аллана, но также являлся домашним стадионом национальной сборной. В нем были предусмотрены дополнительные объекты, вроде отдельных лож для знаменитостей и членов КРЭ, полноценные апартаменты, вип-зоны отдыха, а так же просторные комнаты для гостевых команд. Эти комнаты, что находились под землей, по словам Жана и использовались воронами в качестве общежития. — Вороны, а ютятся в норе, — буркнул Натаниэль, закончив паковать себя в экипировку. — Чем им не угодили башни? Неужели боятся, что измученным птичкам захочется полетать? — Чтобы напарникам излишне проблемных птичек не захотелось раньше времени отправить их в полет, — посетовал на свою несчастливую судьбу и вынужденное партнёрство с идиотом, Жан. — Ты бы этого не сделал. У нас совместная опека, — напомнил Натаниэль, махнув рукой в сторону копошащейся со шнуровкой нескользящих бутсов Эдит. Они немного задержались в раздевалке, дожидаясь ее. Стоило поторопиться, чтобы не схлопотать от тренера: играть с фингалом от трости — не лучшая перспектива. Но сегодня можно было немного расслабиться — в преддверии матча и во время самого матча тренер их не колотил, дабы не вызывать общественной реакции. — Выплаты по потере родителя никто не отменял… — задумался о выгоде возможного полета Ниэля Моро. — Так бы Рико их и выплачивал, — посмеялся Натаниэль, представив Жана после скропостижного полета напарника, предъявляющего Рико собственное право на льготы. Как бы выпал из реальности их обалдевший от такой наглости капитан, и как бы жестоко, после минутного шока, он расправился с Моро, представлять уже не хотелось. Потому лучше не будить лихо, пока оно крутится возле дядюшки и клюет нервы кого-нибудь другого. Вероятно придя к такому же заключению, Жан всё-таки решил его оставить. Натаниэль видел, как Рико — на время матча лишенный возможности изгаляться над собственностью, — измывается над высокими двузначными номерами. Но сам Ниэль был вынужден сосредоточиться на выживание собственном, а также сохранении Эдит и Жана в первозданном, нетронутом виде. К сожалению, но он не мог помочь всем: его задача — спасти тех, кого он уже взял под свою опеку. Спасти своих напарников — половинок несчастного целого, каким они трое являлись. — Ни одного пропущенного мяча, Одьен. Веснински, пять мячей к концу первого тайма, — бросил тренер Морияма как само собой разумеющееся, когда закончил предыгровую речь, дословно звучащую так: «Сдохните прямо на корте, но если посмеете проиграть или выиграть с малым перевесом, то все что случится с вами позднее будет хуже смерти…». Наверное достаточно специфическая мотивация, что прививала не зачатки командного духа, а звериной озлобленности в сторону соперников. — Как прикажете, хозяин, — поклонился Натаниэль. — Будет сделано, хозяин, — в тон ответила Эдит. Потому что не ответить ему они не могли. Первые тренировки Натаниэль отчаянно упрямился столь унизительному званию, но после тех же нескольких избиений тростью до потери сознания с усиливающимся режимом тренировок, стало не до отстаивания уязвленной гордости. Он не хотел доставлять проблем Жану, который получал вместе с ним, а в последствии был вынужден тащить бедового напарника на себе. Тем более, сейчас, когда они двое несут ответственность за более хрупкую Эдит, Жан и Ниэль попросту не имели право на ошибку… Он отвернулся и зажмурил веки, приводя дыхание в норму, а мысли в хоть какое-то подобие порядка. От нервов и страха неудачи у него уже тряслись руки, а в горле неприятно кислили отголоски волнения. Живот с каждой минутой все стягивался и стягивался корабельным узлом, крепко сжимая внутренности канатом. Натаниэлю показалось, что еще немного и его вывернет плотным обедом. — … поддержи его, — шепнула Эдит, как она думала, тихо. Натаниэль, уже привыкший прислушиваться к окружению, прекрасно разобрал слова. — Дьяволу нужна святая вода, а не поддержка, — уверял Моро. — Но Ниэлю страшно! — расчувствовалась Одьен. — Тогда спой ему колыбельную, может успокоится, — отговорился от девушки Жан. — Из вас никудышные конспираторы, вы знаете, да? — фыркнул Натаниэль, привлекая к себе внимание, чтобы бессовестно обсуждающие его напарники присмирели и дали возможность успокоиться перед назначенной экзекуцией. Он выдохнул: — Я в порядке, правда… Тогда же на макушку напряженного Натаниэля упала ладонь Жана, что принялась трепать волосы: — А нам кажется нет. От твоей злобной британской рожи уже мухи дохнут, как бы не дошло до соперников… — утешительно высказался Жан в своем стиле на их личном французском. — Сделай лицо проще, пока все не посдыхали, и не нервируй ребенка. Эта пятилетняя вслед за тобой готова расхныкаться. — Вовсе нет! Я не хнычу и мне не пять лет! — возмутилась Эдит, что уловила из французской тарабарщины выученные слова. — Ужасный, бесчувственный к ребенку, да к тому же черствый багет… — взгрустнул Натаниэль. — Несъедобный. Давно окоченевший багет. — Напомни, почему я вообще с тобой разговариваю? — закатил глаза Моро. — У тебя нет выхода, — сложил руки на груди довольный Ниэль. — Выход есть всегда. Например в окно. — Предложил радикальный вариант французский ублюдок. — После общения с тобой и этой мельтешащей мелочью очень хочется воспользоваться таковым. — Благо, мы живем в подвале, но багет всегда может смыть себя в канализацию… — задумчиво поведал Ниэль. — Я бы даже канализацией не побрезговал, лишь бы избавиться от вас, — заявил страдалец. — Плохой и грубый багет, не ценящий товарищество… — принялся перечислять по пальцам Веснински. — Я к тебе со всей душой, а ты? — У тебя нет души, ты демон, — напомнил об истинной природе сущности своего демонического напарника проклятый француз. — Сам напросился…! Эдит, фас, — лениво бросил Натаниэль, но к его смеху Эдит как по команде сделала шаг вперед. — Сидеть, Эдит! — в ответ авторитетно рявкнул Жан. Эдит села. Села и только тогда до нее начало доходить: — Э… Какого черта?! Я вам не собака…! — запоздало осознала произошедшее Одьен, но было уже поздно, бессовестные напарники уже бескультурно надрывали животы от смеха, глядя на покрасневшую и надувшуюся девушку. — Вы ужасны, ужасны…! Одьен все вопила от несправедливости, ударяя то Жана, то Ниэля, кулачками по экипировке. Но неугомонное хихиканье тех было не остановить даже воззванием к совести. — Какие есть, — утер слезы смеха Ниэль. Жаль, что лёгкая и приятная атмосфера, вызванная привычной перебранкой, разбилась как тонкий хрусталь, едва по барабанным перепонкам ударил давящий ритм громогласных басов. У воронов не имелось группы поддержки в виде легких и звонких чирлидерш с пушистыми помпонами, каких Ниэль ранее видел в других спортивных командах. Нет, даже здесь вороны держали имидж, имея в распоряжении целый оркестр с барабанщиками, отбивающих метрономный ритм. Музыка звучала мрачно и гнетуще, надвигаясь на противников грядущей угрозой. Если бы этой музыке можно было дать цвет, то Натаниэль воспроизвел бы ее на холсте маслянистыми темными красками: липкой нефтью и душным туманом. Вороны всегда были серьезны. Черные ряды болельщиков, ритмичный барабан, и режущие похоронным маршем мелодии. Ничего хотя бы отдаленно звонкого и жизнеутверждающего — на территории воронов был лишь мрак и тени. Привыкшие к постоянному давлению игроки прожигали стеклянными глазами ярких цветастых противников и на все цвета помимо черного и красного реагировали одинаково неприязненно. Вот как въедалось воспитание кровью и болью. Любое постороннее пятно хотелось удавить, лишь бы ничто не выбивалось из общей, успокаивающей гармонии. Лишь бы эти яркие и счастливые убирались подальше, от их пьедестала. Их — проклятых узников, — единственного убежища и драгоценного дара — короны. — Хватит бросать свою злоебучую валюту, — Уильямс грубо пихнул надменного Люка Энглса локтем. — Будто не знаешь, что мы посадим на хуи этих пиздогих бездарностей. — Хуже твоего лексикона только твое тугодумие, приятель. Монетка взлетела в воздух и упала в раскрытую ладонь Люка. Этот красивый ублюдок, не реагируя на брань Уильямса, самодовольно усмехнулся: — Победа нам обеспечена. — Заебали мяться и страдать хуйней, бездари! — рыкнула на них Жасмин. Тренер выпустил лишь половину команды: игроки защиты, куда попали Жан и Эди, воспроизводили беговую разминку, а семь нападающих, включая Ниэля, и пять полузащитников отрабатывали удары по воротам. Наконец Морияма и тренер «Антилоп» выстроили стартовые составы у соответствующих выходов на поле. Судьи захлопнули двери и закрыли их на задвижки — звук, словно запирали гладиаторов на арене. Тяжелый лязг ударил по ушам, но никто из воронов не вздрогнул — звук стал им практически родным, смешался с кровью и потек по венам. Натаниэль прикрыл глаза, мысленно подготавливая себя к игре: к черту страхи, к черту отца, куплю-продажу собственной жизни, клан Морияма, ублюдка Рико и его псов. К черту все, сейчас имеет значение лишь игра — то что он болезненно, но столь яро любит: клюшка в защитных крагах, верный Жан за спиной, упрямая Эдит на воротах, а ещё ворота соперника, часы, что отсчитывали последние секунды до первой подачи. Сейчас он не Натаниэль — не человек без будущего и прав, не существо без перспектив и надежд. Нет. Сейчас он ворон — он член сильнейшей команды НССА, он часть внушительной и наводящей ужас силы, и больно будет тем, кто посмеет в нем усомниться. Быть может в жизни он слаб, ничтожен и бессилен — здесь это не важно. Здесь он может на что-то повлиять. И здесь он может на кого-то положиться. Здесь он живет. Со стартовой сиреной он сорвался с места. Строй разбился. Противникам уже на стадии приветствия хотелось убраться подальше — такой неприветливой и всеобъемлющей казалась воронья масса. Птицы смерти — птицы несущие тлен. Натаниэль был частью тлена — неудержимым комком нервов, печали и боли. И он знал, что все они такие же. Что вороньи крылья — игроки, — настолько разбиты, настолько разрушены, что ищут успокоения в уничтожении других. И даже воронья голова — капитан, — нес эту ярость и скорбь, остальные же попросту желали, чтобы на сей раз неуемного гнева капитана хлебнул кто-нибудь другой. От других команд их резко отличало то, что все они дышали экси. Что для других — игра, для них — жизнь, какая есть, какая дана. Их существование всецело зацикливалось на экси. Тьма, жестокие рамки, армейская дисциплина и суровые наказания — все это вороны. Все это делало их командой недостижимого уровня. Потребовалось бы божественное вмешательство, малопроцентное чудо, или, что ужаснее, подобная им сила решительности, чтобы сдвинуть их с вечного черного трона. Но даже если когда-нибудь кара ниспадет на их плечи, то точно не сейчас, и не в следующий раз, и не после того — они пройдут победной серией по чужим головам и больно растерзают всякого, кто покусится на их жизнь — их победу. Рамки стерлись — его «я» не существовало. Он — ворон, он — часть единого организма, где все подчинено единой цели. Обычно кроме Эдит и Жана он не мог рассчитывать на кого-то другого, но на матче все становилось иначе. Здесь каждый элемент работал сверх предела, на износ, до крови — ведь нарушить один пунктик идеальной гармонии, означало подорвать здоровье всего хтонического существа. Ничто не могло противостоять мощному коллективному разуму. В этот раз вся игра держалась на Натаниэле и Эдит, благодаря «проверке на вшивость», как про себя ее окрестил Ниэль. Они должны были простоять весь матч и показать, что достойны своего номера. В любом случае, даже имей они смелость залажать и допустить отрыв не в свою пользу, тренер бы тут же посадил их и вернул на площадку Рико, Бергера и Джонсона, дабы те размазали по корту соперников, а так же своих неудачников, посмевших подвести команду. Тогда бы им здорово не поздоровилось, так что с самого начала Натаниэль играл более чем серьезно. Подающий антилоп отправил мяч в сторону вороньих ворот, но никто из команды рогатых не успел что-либо предпринять: защитник Жан, впечатавшись плечом в здоровенного игрока, вышиб мяч и отскоком от борта отправил тот прямо в сетку Ниэля. Ночные тренировки не прошли даром — они прекрасно чувствовали друг друга и Натаниэль знал, что поймал бы пас Жана даже во сне, как и Жан понимал, как правильно приспособиться к темпу несущегося Ниэля. Веснински был быстрее своих сегодняшних опекунов, быстрее других воронов: Натаниэль знал, что в скорости ему соперников нет, ведь бег — лучшее что у него получалось. От себя, от других, от смерти, что наступала на пятки. На открытом пространстве Натаниэль мог перегнать кого угодно и пусть нападающие антилоп дышали в затылок — он вел мяч. Чтобы набрать нужную скорость, места хватало с избытком. Он опережал антилоп на целых шесть шагов, стремительно удаляясь и попросту перепрыгивая подставленные под ноги клюшки — привык уже, из-за вечных игр с Рико и его ублюдками. Он перенаправил снаряд назад Жану, выученной связкой, дабы провести массивного защитника антилоп. Натаниэлю оставалось подобрать тот на рикошете и запустить мощной подачей в сетку уже замахнувшегося Рико, чтобы тот открыл счет. Ворота антилоп озарились красным. Вратарь стоял и ошалело хлопал глазами — так быстро ему еще не забивали. С начала матча не прошло и пары минут. На этот раз форвард антилоп опекал Моро, заблаговременно пресекая связку Ниэля с напарником. Жану вмазали плечом так, что он пошатнулся, но Натаниэль был рядом, чтобы по обыкновению предотвратить казус партнера — сказались совместные тренировки и ублюдки Рико, что постоянно пытались их задеть. Выходки антилоп смотрелись детским капризом по сравнению с отпетыми тварями, что угрожали им с особой жестокостью каждую тренировку. Натаниэль прикрыл Жана от чужого толчка, позволяя ему устоять и отправить пас напарнику. Уже окруженный Ниэль запустил его прямиком в клюшку Рико, но от столкновения это его не спасло. Едва мяч выскользнул из сетки клюшки, и тогда его приложили об борт. Стук налетающих тел отразился от стен, ударной волной разлетевшись по корту. Крик болельщиков антилоп и громогласное возмущение воронов звучало со всех сторон, а Натаниэль тонул в море света прожекторов. — Ниэль! — раздался обеспокоенный голос Жана. Нарушения не было — после отправки мяча допускается такой уровень насилия. Не задерживаясь и не обращая внимание на шум в ушах и кучу из тел, Натаниэль нырком ушел от соперников. Обменявшись мячом в связке с заблокированным капитаном, он перепасовал Джонсону, который грязно сцепился с опекающим противником, отвесив сокрушительный удар по клюшке. Ниэль зло цокнул — как же он ненавидел сокомандника-мудака, ведь как раз этот ход ни раз отбивал ему руки до локтей, от чего кисти гудели еще несколько дней кряду. Впечатав локоть в живот, Джонсон, гикнув, кинулся дальше. Раненый и обозленный игрок антилоп кинулся в догонку, но когда он врезался в Джонсона и повалил того на пол, мяч уже ушел Жасмин, от Жасмин Жану, а от Жана, высокой дугой практически на другую сторону поля — уже готовому Ниэлю. Самый быстрый нападающий воронов — Ниэль, — уже преодолел большую часть пути до ворот, перекидываясь мячом с Рико, чем безбожно злил соперников. Рико был быстр и никто из команды противников не мог за ним угнаться, а подбор мяча и пасы воспроизводились с пугающей силой и меткостью. Он вынуждал подстраиваться под себя игроков. Натаниэль до смерти ненавидел этого ублюдка, однако играть с ним в паре было до невообразимости крышесносно. Рико своим зашкаливающим потенциалом, меткостью, оперативностью и силой проламывал любые преграды. Играть же против него было сущим кошмаром — Натаниэль знал это, поскольку сам оказался его противником на тренировочных играх. Но парадокс в том, что после него даже самые сложные противники меркли — коль привыкаешь к высокой планке, все что хоть немного ниже уже смотрится не таким страшным и вполне преодолимым. Ему не понадобилось и мгновения, чтобы краем глаза уловить фигуру капитана, не понадобилось и секунды, чтобы понять траекторию его броска. Все как на тренировках. От стены к Рико. Идеальный вороний рикошет, когда мяч не просто попадал в сетку нужной клюшки, но и попадал под правильным, четко выверенным углом, чтобы второму нападающему не пришлось целиться. Рико послал мяч наотмашь. Болельщики взвыли. Свет победного красного перебила лишь вспышка боли от выбившего из Ниэля весь дух опекуна, что смачно вмазал ему в плечо, то ли случайно, то ли от досады. Пока Веснински пытался перевести дух, к нему прошествовал довольный капитан. Рико разрывался от слизкого чувства собственной важности и спешил этой важностью поделиться: — Так держать, мой Натаниэль, — на радостях хлопнул его по плечу Морияма, потянув губы в улыбке. — Как приятно, когда четвертый номер слушается своего короля. Он схватился за решетчатое забрало Ниэля, якобы в жесте похвалы и поддержки, на деле — для очередной угрозы. — Будешь стараться и дальше, возможно в следующий раз я в виде исключения сделаю тебе не так больно. Будь благодарен, мой Натаниэль. — Спасибо, король, — выдавил Натаниэль, стараясь не скинуть с себя руку капитана, словно случайно капнувшее с неба птичье дерьмо. В какой-то момент Натаниэль был вынужден кувырком уйти от навалившегося форварда, пропуская угрозы и крики, и пасуя поджидающему Ричеру. Тот сцепился с полузащитником антилоп, благополучно выиграл, в очередной раз показав свою гнилую натуру, грубо, но по-ублюдски незаметно, ударив клюшкой под дых несчастного игрока. Бить так, чтобы не было заметно эти твари умели и любили — Ниэль, испытавший их приемы на себе, больше жалел противника, нежели ублюдка-союзника. Еще несколько минут и Рико, промчавшийся метеором, вновь забил по воротам, пока Джонсон принимал его опекунов. Случилась замена и на смену воронам вышли свежие нападающие. На передышку для себя Ниэль не рассчитывал — во время «смотра» принято играть до конца. У антилоп так же свершилось несколько замен и поменялась тактика. Антилопы были далеко не слабой командой, копошась то на втором, то на третьем месте официальных соревнований, неизменно находясь в тройке лидеров округа, но до воронов им было преступно далеко. Когда они, отступив и перегруппировавшись, усилили защиту и пустили все силы на то, чтобы просто не допустить гадких птиц до ворот, те так же сменили тактику, рассредоточившись и держа равномерное расстояние, двинувшись на ворота двумя шеренгами. — Какого черта?! — не выдержала защитница антилоп, когда было перехваченный мяч в пылу драки Ричера и собственного нападающего, вдруг вылетел из сетки подсечкой Жана. И больше команда соперников мяча не наблюдала. Неудивительно. Уследить за мячом, коль тот попал в перепасовку канители воронов было практически невозможно — этот прием являлся основным для прохождения в состав и самым гадким, для любой противоборствующей команды. Мяч мелькал между черными тенями игроков, так, как бежит кровь по венам, систематически и безостановочно. Штука была в том, чтобы безжалостно путать соперника: каждый член двух рядов замахивался так, словно был готов принять мяч, и при пасе действовал так, будто уже принял. Никто из воронов до конца не знал, кто же получит пас, а пасующий бил в определенные угловые точки «построения», не задерживаясь взглядом на самом, в итоге принимающем, игроке. Для него тоже было сюрпризом — кто на этот раз получит пас. Это здорово сбивало с толку, коль даже сам игрок не подозревает, кто получит мяч, а каждый принимающий вел себя так, будто именно он — тот самый, избранный. Так снаряд воронов закрутился вокруг ошарашенных и дезориентированных антилоп: от Ричера к Жану, от него к Уильямсу, затем к Роуз, от Роз к Жасмин, к Натаниэлю, от Ниэля к Уильямсу, и далее Жану. В конце концов от напарника, крикнувшего на французском: «Принимай, дьявол», — отправил мяч заранее убежавшему подальше Ниэлю. Натаниэль, скинувший форварда на надежного Моро, сделал неуловимое движение клюшкой и лампы за спиной озарились красным. Вратарь был силен, но до уровня отчаянной и готовой буквально разбиться в лепешку, но поймать летящий снаряд, Эдит, на которой Ниэль натренировался, все же не дотягивал. Трибуны взревели. С торжествующим видом и смешками над неудачливыми соперниками вороны двинулись на позиции: одна Роз задержалась, чтобы спросить о самочувствии получившего по почкам Уильямса и подать руку упавшей защитнице антилоп, но уже там оказалась грубо отпихнута. Жасмин зло уволочила расстроенную сокомандницу, пока тренер не обратил внимание на ее заминку. Антилопы досадливо рвались к их воротам, но всякий раз оказывались наглухо заблокированы Роуз и Жаном. Их прижимали к дальней линии, а любая попытка скоординироваться и группой выступить против сильнейшего защитника воронов — Жана, — кончалась неудачей, ведь тот имел привычку отсылать пасы быстроногому Ниэлю. Тогда они выстроились в глухую опеку. Поймавший хвост Ниэль, осознав, что к Жану не подойти, как раз перепасовал мяч подпрыгнувшей Роуз. Едва девушка перехватила пас, как стенка затряслась от удара тела, а противник уже бежал с полученным в сетку мячом. — Ах ты сучий выродок! — навалилась на треснувшего Роз корпусом нападающего Жасмин, выбивая мяч и отправля тот Ниэлю. Стоило защите вновь сомкнуться и подойти опасно близко к обороне заблокированного Жана и отрезанных Роз и Жасмин, Натаниэль воспроизвел не самый честный ход: — Коротышка, фас! — кинул мячик высоко в воздух Ниэль и Эдит как по команде кинулась от белой линии вратарской зоны, пока соперники в недоумении ждали хода от блокируемых Жасмин и Жана. Жан, Ниэль и Эдит прекрасно перекидывались фразами на французском, пользуясь незнанием языка соперниками, тем самым обговаривая некоторые действия. Рико, обычно противящейся такой дерзости, ничего им не сказал — игра сглаживала многие углы и победа была важнее даже самомнения и чувства ревностной собственности над активами Морияма полоумного капитана. — От коротышки слышу! — рыкнула Эдит. Плоская сетка на вратарской клюшке не предназначалась для удержания, потому Эдит лишь перенаправила удар, отработанной ночной тренировкой связкой: неожиданный пас с разворота вратарю, перенаправление мяча и ровная дуга до середины поля, где получившие мяч Жан и Ниэль уже перекинулись им между собой. — Дьявол, опекающий позади, но они не смогут блокировать нас одновременно! — выкрикивал на французском Жан, не глядя на разъярённых непонятной тарабарщиной соперников. — Я кину поверх головы, дуй к воротам и принимай от борта! — Поехали, Эйфелева башня! — раззадоренно заулыбался Натаниэль, ловко обтекая рослых защитников и уже взнося клюшку для удара. Мяч взмыл под потолок и исполнив замысел Моро, встретил Веснински у самых ворот, когда как соперники было подумали, что тот решил отправить мячик маячевшему сзади Уильямсу. Пока противники зевали, Натаниэль впечатал мяч в прямоугольник ворот. Лампы вспыхнули победным красным. Натаниэль вернулся на линию середины поля и получил заслуженную похвалу от Жана, стукнувшись с ним клюшками, и чистую улыбку радости, от показавшей ему большой палец со стороны ворот, Эдит. — Это было красиво, — шепнула улыбчивая Роуз, что держала оборону вместе с Жаном. — Молодец, молодец! Я бы погладила тебя по голове, не будь у меня заняты руки. — О, нет, кажется я упустил свою порцию черепного чеса, — Натаниэль показушно расстроился утрате данной перспективы. — Я же говорил, он всем покажет, — с братской гордостью ответил девушке Жан. — Вообще-то, ты говорил, что у меня рожа дьявольская и она до смерти испугает соперников… — передразнил напарника Натаниэль, припомнив минувший диалог. — Ну, это конечно тоже, — уступил Жан к смеху Дженкинс. — Возможно все вышло настолько красиво как раз из-за рожи… — Эй! — Натаниэль показал защитнику красноречивый кулак. Показал бы палец, да только тогда тренер его по окончанию матча откусит за ненадлежащее поведение. К воротам противники добирались не собственными усилиями (все-таки Жан и Роуз стояли смертным боем на своих позициях и пропускать кого-либо к Эди были не намерены), а отвратительно нечестной игрой Джонсона, Ричера и Уильямса. Фолы и засчитанные штрафные заставляли потеть Эдит. Натаниэль сбился со счета, сколько раз эти трое сбивали игроков противоборствующей команды, заезжали клюшками по почкам и выставляли подножки. К тридцатой минуте желтые карточки были у всей троицы, а к сороковой Ричера удалили с красной. Впервые их жестокость была направлена не на Натаниэля с Жаном, а на противников, но менее отвратительной их манера игры для Ниэля не становилась. Она была ужасна — ведь за все ошибки ублюдков отвечала одна единственная Эдит, без права на обычную защиту от Жана и Роуз, что на совесть исполняли свою роль. Когда ублюдок Джонсон додумался заехать локтем по носу лучшему форварду антилоп, любимым приемом из-под защитной решетки (разумеется, Натаниэль сам ни раз получал от этого ублюдка в тренировочных играх и знал как это неприятно), судьи вновь засчитали штрафной в ворота Эдит. Штрафной от безумно техничного, сильного и, спору нет, талантливого игрока, логично разъярённого столь бесчестной игрой. Команды вновь приготовились к пенальти. Игрок кипел чистой, праведной ненавистью и Эдит была вынуждена стать мишенью его гнева. Но на ошибку у нее не было права. Встав на точку, раненый поймал мяч, переброшенный полузащитником воронов. Игрок сделал для забега разрешенные два шага и мощно, с четким намерением, отправил мяч в дальний нижний угол ворот. У Натаниэля замерло сердце, когда Эдит сорвалась с места и совсем как на их ночных тренировках будто подлетела над землей, желая лишь одного — достать. Опередить время, сломать гравитацию, обмануть фортуну и сломить судьбу. Оказаться чуть быстрее, чуть проворнее, чуть ближе. Сделать то, чего никогда не могла — отразить удар и остаться победителем. Будто в рапиде, мяч приближался к пустующему углу и на какой-то момент Ниэль подумал что подруга не успеет — мала ведь, наверное еще слаба и далеко, слишком далеко… Но Эдит успела. Она жестко проехалась животом по корту, но отбила выпущенный мяч, казалось, проявив нечеловеческую быстроту реакции и ловкость. Удар отразился о бортик и вылетел на середину поля. Трибуны воронов возликовали, а Жан и Ниэль выпустили тяжелый ком из горла. Ниэль, отбегающий трусцой, мимолетно проследил за тем, чтобы девушка вновь встала на ноги, искренне боясь за ее ребра — еще пара таких решительных и яростных падений и они не выдержат, треснут. Жан, выругавшийся на французском где-то за спиной, явно был того же мнения. Но что они могли сделать — в интересах напарницы было не допустить ни единого промаха, ведь на покрытой чернеющими гематомами спине болели напоминания о пропущенных голах, от тренера Мориямы. Натаниэль до сих пор помнил, как впервые тренер избил его тростью до потери сознания. Он болью вбивал своим питомцам понимание, что неудача будет равняться дикой боли и забитые игроки, понимая это, уже на инстинктах прикладывали решительно все усилия ради победы. После нескольких голов, что воспроизвел вновь выпущенный на площадку Рико, несколько от Ниэля и пару от Джонсона, первый тайм завершился и игроки потянулись с поля под будоражащий марш победы черной массы. Эдит загнанно дышала, а пот каскадом стекал по покрасневшему лбу. Ниэль знал, что сам выглядит не лучше, пока глотал поданную Жаном воду залпом. — Потерпите еще немного, — шепнул француз, утирая то одно несчастье, то другое полотенцем. — И будете дрыхнуть в своем демоническом логове… Новый тайм с самого начала был агрессивным — таким же, как и все тренировки воронов, потому Натаниэль чувствовал себя вполне привычно — но когда отметка счета у воронов перевалила за десяток, соперники явственно обозлились, начав отвечать с тем же запалом и грубостью. Потому столкновений в штрафных стало куда больше, а обновленный состав антилоп здорово загонял стоящую еще с первого тайма на воротах, и выкладывающуюся на все сто и более процентов, Эдит. Несколько раз оборону пробить удалось, однако они вполне легко победили. Когда Натаниэль поднял голову, то узрел на табло мерцающее: «22:5». Разгром. Рукопожатие вышло смазанным, а попытки репортеров выцепить интересных новичков безрезультатными — тренер запретил Ниэлю и Эдит давать комментарии до официального поступления в Эдгар Аллан, оставив отдуваться Рико, Роуз и Люка. Потому его мысли витали на поле, в еще коченеющих и едва разгибающихся ногах. Натаниэль забил свои пять и даже более голов, Эдит же, из бесконечных пенальти и штрафных, упустила всего пять. Для обычной команды то было бы невероятным успехом, как и для обычного вратаря, но Эдит выглядела встревоженной — все-таки ее ворота пробили, да к тому же несколько раз. На вороньих тренировках за такое тренер лупил ее тростью и кажется, она ждала заслуженного наказания пока переодевалась: бледная, без следа радости от победы. Жан и Ниэль обступили ее, имея возможность лишь ожидать последствий и морально готовиться к возможной взбучке. — Веснински и Одьен. — Бросил тренер и двое названных вытянулись по струнке. Он только что отправил племянника белозубо улыбаться и болтать о «перспективных новичках» к репортерам и теперь мог оторваться на активах. — Хозяин…? — отозвался Натаниэль, который приготовился защищать Эдит всеми оставшимися силами. Не ее вина — пропущенные пять мячей. Антилопы — сильная команда, а сама девушка была вынуждена стоять на воротах с первого тайма и разумеется, немного, но ее загоняли… Однако ответ его удивил. Он вовсе не касался наказания Одьен. — Вас вызывают. — Он оценивающе осмотрел напряженного Ниэля и сжавшуюся Эдит. — В восточную башню.***
Двое телохранителей проводили собственность клана Морияма к лифту, что вел на самый верх закрытой персональной ложи. Он не ждал от ситуации ровным счетом ничего хорошего — помнил, чем подобная поездка в закрытую ложу закончилась для него семь лет назад. Прерванный матч, встревоженные Рико и Кевин по бокам, отец, раскрошивший вопящего человека на кучу кровавых ошметков. Тогда он думал, что несчастные дети попросту оказались не в том месте, не с тем человеком, когда же оказалось, что отец — лишь ручной цербер на поводке клана, — все стало немного понятнее. Кенго отдал приказ, а Натан исполнил отвратительное действо на глазах кучки отпрысков клана, связанных со смертью и болью более кого-либо. Рико в пылу пыток часто припоминал именно то зрелище — его явственно будоражила мысль держать на коротком поводке отпрыска столь безжалостного человека. Как Кенго руководил Натаном, так и он имел право владеть Натаниэлем — подпитка зашкаливающего самомнения короля побочной ветви и отверженного ребенка. Иногда Натаниэль задумывался, что же стало причиной столь отвратительной мутации Рико до нынешнего состояния? Ведь когда-то он был просто мальчишкой, что весело гонял мяч, грезил о славе, заливисто смеялся на пару с Дэем и обучал малолетнего Ниэля любимым приемам. Как тот открытый и смелый ребенок мог обратиться нынешним бездушным монстром, что загорается не от удачной игры, а лишь посредством причинения боли другим? Дурная генетика, или все же воспитание? Росток, посаженный кланом, или спрятанный внутренний садизм, что дал побеги много позднее? Натаниэль не знал. Они с Эди медленно брели тёмными коридорами. В обществе мужчин, годящихся ему в отцы, Натаниэль мгновенно напрягся и старался держать себя и Эдит от телохранителей на расстоянии вытянутой руки. Он не мог не испытывать давящего подозрения. Тренер Морияма всегда избивал его за промахи, а отец и вовсе, за любую оплошность. Может потому он подсознательно ненавидел и боялся взрослых мужчин… Поэтому когда один из охранников похлопал его по бокам и карманам, дабы обыскать на наличие спрятанного оружия, Натаниэль вздрогнул, готовый к новой порции боли. Боли разумеется не последовало, а вот от дрожи его спасла Эдит, взявшись за край футболки — наличие человека, что нуждался в его защите, помогало переключить мысли в другое русло. Крошечная, доверчивая Эди не могла причинить ему боли, а надежный Жан всегда был ему опорой. Только им он и мог доверять. Их прикосновения он воспринимал без острой паники и даже находил успокаивающими. И их он поклялся защищать. Сейчас Эдит, должно быть, куда страшнее чем ему, так какое он имеет право расклеиваться…? Когда двери лифта открылись, их глазам предстал широкий конференц-зал с затемненными панорамными окнами, высоким потолком и массивным столом человек на тридцать, если не больше. Приятная ореховая мебель с некоторой вплетенной в композицию растительностью, гармонично сочеталась с предметами роскоши, вроде огромного плазменного телевизора, на котором запечатлелись самые яркие отрывки сегодняшней игры (Натаниэлю стало страшно, когда он увидел лицо отца в записи — собственное лицо, — и спешно отвел взгляд), растянутых шелковых ковров с чем-то вроде защитной пленки (от крови, точно от крови — такая же шуршала под его ногами в день, когда его отец на этом же месте раскрошил человека…) поверх, дорогих картин от именитых художников в черных рамках. Пространство будто скрадывало редкий свет, а стекла не пропускали отблеск прожекторов. Их вызвали не люди отца, не тренер, и в целом, не те, кого Натаниэль ожидал увидеть. У затемненного окна возвышался статного вида мужчина, что выглядел поразительно молодо и имел видимые японские гены: те же, что Натаниэль отмечал в капитане и хозяине. Черный шелковый костюм кричал о неприличном богатстве его обладателя. Рубашка застегнута на все пуговицы, белое горло зажато в удавке галстука, ни единой складки или неровности, а цвета подобрано холодны. Он отметил адонисову черту подбородка, линии острых скул и глаза-бездны. Не тьма безумия Рико и цинизма Тецудзи, а нечто куда более опасное — разверзшая пасть черная дыра, угрожающая необъятным пространством и неизведанной мощью. Молодость значительно сглаживала всю претенциозность — их разделяло всего несколько лет, — но острый взгляд решил многое. Натаниэль понял, что ступил на заминированное поле и впредь любое неосторожное слово будет стоить ему и Эдит жизни. Он знал кто это еще до ровного голоса, представившего наследника телохранителя: — Ичиро Морияма. Наследник великого клана Морияма. Тогда у Натаниэля внутри что-то резко оборвалось, а весь воздух в легких вспрел и выкипел. Эдит так и застыла, онемев и окоченев от подступившего к горлу страха. Ичиро протянул руку и Натаниэль, мгновенно осознав положение, принял ее и аккуратно поцеловал костяшки. Эдит, получившая руку лорда следующей, повторила жест Натаниэля. Но явно держалась хуже: девушка смертельно побелела молочным полотном, и казалось, что ещё немного, и ее вывернет прямо под ноги Ичиро от нервного напряжения. Натаниэль постарался придать ей сил ободряющим взглядом. Не вышло: Одьен запуганно задышала, быстро-быстро, как кролик перед удавом. Натаниэлю пришлось закрыть ту за своим плечом, чтобы лорд не увидел того животного ужаса в трясущейся девушке. — Натаниэль Абрам Веснински и Эдит Элизабет Одьен, — властный и тяжелый голос наследника, будто давящий могильной плиткой, погребальным венцом лег на их головы. — Я прибыл на смотр инвестиции. Зрелище вышло… занимательным. Натаниэль внутренне похолодел и обмер, словно ему на голову сбросили внушительный валун. Игра была не просто матчем, нет. Это был просмотр инвестиции. Смотр Натаниэля и Эдит, окончательное решение — стоит ли опустить дамоклов меч на их шеи. Если они с Эдит налажали их двоих умертвят с особой жестокостью, присущей этим садистам… Он чуть вскинул руку, будто закрывая Эдит. Натаниэль подобрался и напрягся, от того что каждая клеточка тела перешла в состояние бегства или нападения. Эдит застыла за его спиной и дрожь в кисти, которой она стискивала край футболки Ниэля, выдавала ее панический ужас. Натаниэль знал, что даже если все кончено — им двоим не уйти. В гнезде слишком сложная система безопасности, а перед дверью и за ней сторожат вооруженные до зубов телохранители. Более того, сам Ичиро Морияма, пусть и кажется расслабленным, однако Натаниэль, что провел в бегах пол жизни, не мог не заметить кобуру и блестящий серой сталью пистолет. Натаниэль был бессилен перед ними: так, мелкой мошкой, раздавить которого — плевое дело. Что говорить о маленькой Эдит, уже едва не плачущей от страха. Он мог лишь чуть прикрывать беззащитную девушку от акульего взгляда будущего босса преступной империи и пытаться успокоить напускной уверенностью. Не показывать страх — иначе Эдит испугается еще больше. Он непроизвольно сосредоточился на защите Эди, надеясь лишь успеть укрыть ее живым щитом, если пули полетят. Заметивший его потуги Ичиро чуть ухмыльнулся — прохладно, но по своему довольно, так что ледяное отчуждение уже не так пугало исходившегося потом Натаниэля. Он подал голос, старая скрыть дрожь связавшихся в горле связок: — Смею надеяться, что мы с Одьен оправдали ваши ожидания, милорд…? — осторожно прощупал почву Натаниэль, едва сдерживая ледяной пот от предположения, что лорд встретил его и Эдит, дабы самолично разобраться с неудачными инвестициями. Или передать из рук в руки людям отца — что намного хуже… — Более чем. Вы с Одьен неплохо показали себя на смотре. Всё-таки у ваших жизней есть цена и польза клану. У Ниэля отлегло от сердца. Лорд доволен, а значит по крайней мере пока он может выдохнуть. Облегчение Натаниэля, медленно опустевшего приподнятую ладонь, прикрывающей проход к Эдит, позабавило лорда Морияму, что с любопытством наблюдал за представленной сценкой животного ужаса и оттенка неподчинения. Чтобы кто-то в настолько безысходной ситуации волновался не за свою шкуру, а самоотверженно прикрывал постороннего: упрямо горящие льдом радужки, защитная поза отчаявшегося, готового выступить живым щитом и стойкость человека, привыкшего встречать опасность с несгибаемой спиной, — была до того наивна и безумна. По сравнению с дрожащей и сверх меры запуганной Одьен — чья реакция как раз таки была достаточно обыденной, приевшейся и предсказуемой, — что панически хваталась за Веснински, последний… Удивил и немного повеселил. Губы Ичиро изогнулись в полуулыбке. В черной бездне глаз появился намек на плутовское, дьявольское веселье. — Еще несколько удачных серий и ваши лица будут продаваться. Если вы двое продолжите оправдывать возложенные на вас надежды. Не скрою, я сомневался в решении Тецудзи о создании бренда, но вы стремительно растете и имеете должный потенциал… Бренд собственности клана Морияма — королевская свита. Не люди, а финансовые проекты. Прибыль с игр, рекламных компаний, возможно обложек журналов. Карманные знаменитости, взращенные на собственные деньги. Рико и Кевин — более дорогостоящий проект, однако пока они у всех на слуху, Тецудзи решил дать успешному вложению второе дыхание. Жан и Натаниэль должны были стать вторым поколением свиты, а Эдит — эксперементальной попыткой привлечь аудиторию за счет женской фигуры. Скорее всего как раз Эдит еще вызывала сомнения, ведь Рико и Кевин (а значит Жан и Ниэль) были проверенной формулой, может поэтому Ичиро еще не отдал приказ клеймить ее. Разумеется, Натаниэль искренне надеялся, что хотя бы Эдит оставят в покое, но если она в конечном итоге не оправдает собственную покупку и не окажется достойной клейма, не будет ли это стоить ей жизни? Бесполезный актив — мертвый актив и вряд ли клан якудза преисполнится сочувствием к несчастному ребенку, в которого уже вложил средства и некоторые ожидания. Однако было больно думать о сексуализированном образе для журналов девочки, что так долго подвергалась сексуальному насилию и тряслась от взглядов мужчин, если те не были Жаном и Ниэлем… Когда лорд Морияма сделал несколько шагов навстречу, Эдит забыла как дышать, невольно выставив назад ногу. Натаниэль же не сдвинулся с места, снизу вверх прямо глядя на лорда. Лучше он сам встретит пригвождающий к земле взгляд, требования, претензии и угрозы, чем позволит опасности поглотить ломкую Эдит. Она ведь сломается. Ичиро остановился почти нос к носу, нависая над Ниэлем волной девятибального цунами. Его грозная фигура пугала, поглощая пространство вокруг и заставляя само время замедлить бешеный ход. Сердце больно пульсировало, отбивая отчаянную дробь по ребрам, от черных ониксов глаз лорда Мориямы. Он смотрел по-змеиному долго: почти не мигая, не увлажняя роговицу, пригвождая и проедая насквозь, без остатка. Будь Натаниэль чуть слабее — уже бы пал на колени, и лишь нечеловеческой силой воли, лишь напоминанием о данном Жану и Эдит обещании, он все еще стоял, совершенно не чувствуя немеющих ног. — Вот он какой, неспокойный сын Натана Веснински… — лорд Морияма на манер собственного брата цепко пережал скулы Ниэля пальцами, рассматривая будто тот представлял из себя некий редкий антиквариат. Натаниэль боялся лишний раз пошевелиться: ведь любое, даже малейшее недовольство лорда может закончиться тем, что вооруженные головорезы расстреляют на месте его и Эдит. Кажется, удовлетворившись наблюдаемым, Ичиро, не отрывая пристального взгляда от глаз Натаниэля, вновь подал голос: — Но оставим формальности… — следующие слова лорда ударили Натаниэля поддых. — Ты осознаешь почему я здесь, Натаниэль? Осознаешь ли ты, сколько проблем и огорчений принес своими действиями? Намек — побег Мэри и Ниэля не был упущен из виду. А теперь осторожно. Натаниэль, стараясь как можно реже моргать и не отводить взгляд от черной бездны перед глазами, ответил медленно, словно прощупывая почву: — Милорд, — Натаниэль проглотил кислящий во рту ужас, стараясь не сбиваться и продолжать дышать. — Я осознаю свой грех, свой проступок. Я не заслуживаю вашего времени и внимания, я никто и у вас нет основания верить моим обещаниям, раз однажды те были попраны, но… — По крайней мере, отпрыск Натана это понимает, — удовлетворился Ичиро. Натаниэль проглотил было последующие изречения, но лорд позволил ему говорить дальше. — Продолжай. — Но… моя семья — собственность вашей семьи. Я бы не посмел рискнуть безопасностью империи вашего отца и так же, впредь надеюсь смиренно исполнить свой долг. Я клянусь искупить вину собственную и своей матери. Я должен принадлежать вашему дяде, существовать в замке Эвермор и быть вороном. Быть свитой и вашим активом. Мой доход принадлежит вам. Сразу после смерти матери меня доставили сюда и впредь я намерен исполнять свое предназначение, дабы укрепить империю вашего отца. Улыбка на губах лорда, довольного покорностью слуги, расцвела чертополохом. — Посмотри мне в глаза, Натаниэль, и слушай внимательно, — рука Ичиро соскользнула со скул к подбородку, а затем змеей заскользила к горлу, замерев как раз на тревожной венке, пульсирующей током крови. Натаниэль знал, что ему ни черта не стоит ногтями впиться в рыхлую плоть и попросту выдрать его гортань. Ничего не стоит сжать пальцы удавкой и сдавить, вслушиваясь в симфонию сдавленных удушающих хрипов. Но он лишь обхватил — помечал фантомный ошейник вокруг горла. — Там, откуда я родом, ценность слов человека определяется его именем, а значимость его имени зависит только от количества крови, которое он пролил на благо моей семьи. Ты ненадежен, Натаниэль. Ты раз бежал из рук моей семьи и все еще дышишь воздухом, лишь потому что вина за действия ребенка частично лежит на его матери. Твоя задолженность может окупиться смертью, и это будет справедливая цена… — лорд Морияма ногтем провел контур четверки на скуле Ниэля и господи, господи — кровавая линия из-под касания Ичиро вышла больнее бесчисленных колотых и режущих ран Рико, потому что Рико никогда не имел достаточной силы, чтобы заставлять внутренности в нутре Ниэля скручиваться и выжиматься, а легкие ломаться изнутри. — Однако ты вернулся. Ты сын своего отца. И вы принадлежите моей семье — империи моего отца и моей будущей империи. Ты мой доход, сын моей правой руки и наследие Веснински. Ты понимаешь, что я сделаю с тобой, если нечто подобное вновь повторится? Случись тебе забыть о собственной мольбе и предать мое доверие, клянусь, я сделаю все, чтобы на твоем примере наглядно показать другим, что неповадно нарушать слово данное моему великому дому. Ты понимаешь, что я сделаю с Эдит Одьен… Эдит слабо всхлипнула, давя голос рукой. От ее сдавленного сипа у Натаниэля пережало горло. — И Жаном Моро, которыми ты столь дорожишь. Я растяну их страдания на долгие часы и заставлю тебя наблюдать за последствиями своих нарушенных слов. Это была не угроза, а спокойное и взвешенное обещание. Натаниэль знал, что Ичиро не врет. Знал, что случись ему действительно предать милость лорда — смерть покажется ему благословением. — То же относится к Одьен и Моро. — Благодарю вас за оказанное доверие и невероятную милость, лорд Морияма, — вкрадчиво ответил белеющий Ниэль. — Продолжай радовать меня, Натаниэль. — Наконец лорд разжал руку с его горла, позволяя Натаниэлю отступить и потереть краснеющий след на коже. — И помни мое предупреждение. Это — величайшая милость, доступная не каждому, предавшему мой дом. И более предупреждений не последует. Лорд сделал мальчишке поблажку, выставив виноватой его мать, однако Натаниэль знал, что это была единичная акция милости. Более поблажек ему не будет и платить придется самому. — Я не посмею более подвести вас, милорд. — Свободны. Ичиро пристально наблюдал за тем, как сохраняющий спокойствие Натаниэль бережно взял застывшую от ужаса Одьен за руку, аккуратно выводя из конференц-зала.