***
Пока они с Эдит медленно брели от башни, через поле к общежитию, то видели убирающих стадион людей и слышали торжественную музыку гимна, восторженные голоса болельщиков, хлопушки, гудки и смех… Все, за исключением самих игроков, активно праздновали очередную блистательную победу команды Эдгара Аллана: на телеканалах воспроизводились самые яркие моменты матча, транслировали речь Рико, телеведущие обсуждали между собой перспективы команды, не утратившей силы даже с потерей Дэя, нового члена свиты, по имени Натаниэль Веснински и ловкого вратаря — Эдит Одьен. Казалось, что счастливы были абсолютно все за пределами удушливого гнезда. В груди у Ниэля собирался неприятный, тяжелый и липкий ком тоски по той нормальной жизни, что могла бы у него быть: праздники по завершении матчей, счастливая команда, радушный тренер, может выпивка и пицца. Между воронами и остальным миром пролегла пропасть, что говорить про свиту — и вовсе непреодолимая стена. Он никогда не сделает того же, что и другие студенты: он не сможет радоваться беззаботным школьным денькам, бурно отмечать победы, безопасно грустить над поражениями за которыми не последует избиение, не сможет целоваться с красивыми девушками из группы поддержки, не сможет посетить бар или клуб по завершении, чтобы радоваться молодости. Вся его юность, а в последствии и жизнь, пройдет на коротком поводке клана Морияма, среди убийц и чудовищ. Все потому что он — Веснински, он собственность, а не человек. Потому что вся его жизнь будет подчинена клану, хочет он того или нет. И все что у него есть — двое таких же потерянных. Рико встретил его на выходе из корта. Пропустив вперед Эдит, он резко припер Натаниэля к стене, так, что у последнего вышибло дух. — О чем вы болтали с моим братом, Натаниэль? — протянул Рико с фальшивой лаской. — Ваш брат, король, напомнил о праве собственности надо мной, Жаном Моро и Эдит Одьен. И предупредил, что в случае неповиновения станет со мной, — кратко изложил суть дела Ниэль, зная, что врать попросту нет смысла. Рико поймет, да и информация — ерунда, — сокрытия не стоит. Морияма расхохотался, а Натаниэля пробило неприятной звуковой волной по ушам. — В первые дни ты так отчаянно искал солнечный свет. Было приятно наблюдать за твоими безрезультатными попытками, — прыснул Рико. — Скажу, что дверь — это не конец. Еще есть забор и охранный пункт. Тебе не сбежать от меня, Натаниэль! — И в мыслях не допускаю, король. Место свиты с королем. — Надеюсь ты помнишь, что принадлежишь мне, Натаниэль. — Он грубо сжал в кулаке его волосы, заставляя задрать голову. — Мне, своему королю. Ты помнишь это, Натаниэль? — Помню, король. Я принадлежу лишь вам, — пустые слова и пустые обещания. Но Рико был слишком влюблен в собственный образ, чтобы это понять. Рико швырнул его как шавку в противоположную стену. Он бы обязательно навернулся, если бы Эди не успела вовремя его подхватить. Капитан потерял интерес к собственности, пулей пролетев мимо. Лишь тогда они двое успокоенно выдохнули. Жан встретил их практически сразу: белый, как пещерный лишайник и с каждой минутой стремительно зеленеющий от подходящих к горлу приступов панической тошноты. Ему было страшно в одиночестве дожидаться вердикта над партнерами, но он совсем ничего не мог поделать — даже просто отправиться с ними, вынужденный бесполезно ожидать. Они трое были равными частями несчастного целого, неразлучными и неизменными сообщниками перед общей жестокостью. И даже на время оставлять их двоих было до дури больно и страшно. — И в какой ад злобный дьявол и его приспешник затащили меня на этот раз? — спросил Моро, отгоняя страх. — Все самое лучшее, из глубин Тартара, — заявил Натаниэль и кратко поведал напарнику о будущем лорде мафии, а так же ясным предупреждением Ичиро о беглецах и расплате за промахи. — Значит пока мы хорошо играем и не влипаем в неприятности, лорд нами доволен? — недоверчиво приподнял бровь Жан. — Да-да, разрешил еще чуток пожить и даже погонять мячик, — развязно хрустнул суставами Натаниэль. — А вот я бы запретил британскому отродью и то и другое… — Сожалеешь, что британское отродье бегает за мячами лучше громоздких французских багетов? — Я вообще сожалею о том дне, когда люди зачем-то придумали Англию, — поделился вялой колкостью Моро. — Чтобы предотвратить распространение дурной французской заразы, — в тон ему ответил Натаниэль. — Иногда не могу понять, это так мама и папа завуалированно любят друг друга, или люто ненавидят… — сжала в пальцах подбородок Эдит, словно гадала о решении задачки как минимум мирового масштаба. — Ненавидим, — одновременно сказали парни, рассмешив слаженностью Эдит. — Я вообще планировал выкинуть его, да только пока не нашел подходящего мусорного мешка. Такие маленькие еще попробуй найди… — пожаловался Жан на отсутствие микроскопических мешков, для злобного британского карлика. — Я ведь однажды задушу тебя во сне… — разоткровенничался Натаниэль. — А ты сперва попробуй дотянуться до моей кровати, но боюсь, что данная задача будет трудна для низкорослых британских карликов… — ухмыльнулся Жан. — Не волнуйся, подтянусь и задушу храпящий багет подушкой… — Хватит желать друг другу смерти! Я не могу понять, шутите вы или нет! — расхныкалась в конец доведенная Эдит. — Иначе я вас двоих…! Одьен перебрала арсенал доступных методов и пустила в ход уже раз испробованный на Жане козырь. — …укушу! Сильно укушу! — она для выразительности оскалилась, показав клычок. — Ладно-ладно, — замахал руками якобы испуганный до тряски в поджилках Натаниэль. — Только не укушу! Что угодно, кроме укушу! — Раз еще не свершилось твое коротышачье укушу, пойдем к Жасмин и Роуз. Пока вы гневали древнее зло, девочки пригласили нас отметить победу. Вечерней тренировки все равно не будет, — Жан, заметив как Эдит едва не запрыгала от восторга, приложил палец к губам. — Только тихо, изверги! Иначе нам всем придет медный таз! Дженкинс и Рассол ждали их в комнате, по своему обыкновению: Роуз на полу, в гнездище из сваленных подушек, а Жасмин по-королевски развалившись на своей кровати, даже не подумав кого-либо допускать до личного пространства и делиться местом. Дженкинс как раз закончила с заваркой нескольких порций найденного на кухне чая, как троица напарников присоединилась к тихому празднеству. Натаниэль был ошарашен, получив в руки теплое питье и кусочек медового тортика, с кремовым покрытием и рассыпчатой шоколадной крошкой. Роуз, вскрыв пластмассовую упаковку, раздала заранее порезанные кусочки всем, даже не шибко довольной Жасмин. — Это от моей семьи. Мама была на матче и решила, что должна чем-то меня порадовать, — разулыбалась Роуз. — Она даже думала о пицце, но пронести ее было бы сложнее… Контакты студентов Эвермора с остальным миром были сведены к минимуму и даже общение тех, кто имел семьи и друзей извне, чаще всего контролировались, или пресекались. Передачки тоже не больно одобрялись, а если так случалось, то тщательно проверялись. Диетологи воронов были против любого сладкого и мучного, так что подобное конфисковалось в первую очередь. Роуз смогла получить свое возможно благодаря личной встрече с получившими билеты на матч и быстрого подарка из рук в руки. — Ты нарушаешь расписание! — жаловалась Жасмин. — Если я из-за тебя наберу вес, то обязательно сдам хозяину со всеми потрохами! — Знаю что у нас диета, Жас, но от одной несчастной порции ты не перестанешь пролазить в экипировку, — Роз ловко потянулась и ущипнула взвизгнувшую Жасмин за несуществующий жирок на заднице. — Вот видишь! Одни кости! Бедняжечка! И вместо подушек твоих тоже такими темпами останутся кости! А бедняжечке, бедняжечке Эди и вовсе набрать вес не помешало бы, ей нужны углеводы… Уже заталкивающая в себя вкусность туда, откуда не возвращаются, Эди была исключительно согласна с мнением Роз. — Какие кости?! Где ты увидела кости?! — рассердилась Жасмин, приложив руку Дженкинс к своей пышной груди. — Мои подружки развиты даже больше твоей пустой головы! — Твои подружки унывают без калорий и скоро сдуются до состояния твоего милиметрового мозга! — отвечала Роуз, без стеснений жамкнув разъяренную Жасмин за поднесенную к ней «подружку». — Господи, они что, серьезно спорят об этом…? — страдающе протянул сидящий на кровати Роуз Жан, кинув взгляд в сторону напарников. Однако ответного скепсиса не обнаружил, ибо Эдит, тем временем, уязвленная репликой Жасмин, уже ныла под боком у Ниэля: — Ну пожалуйста…! — Ты конечно можешь забрать мой кусок, но от двух ломтиков они больше не станут… — Рози сказала, что это нужно для подружек…! — У тебя нет подружек и никогда не появится… — раскрыл истину Ниэль. — Научись здраво оценивать собственное тело и его возможности, или их отсутствие… — Нет! Нет! Я еще вырасту! — едва не плакала Эдит. — И все у меня будет…! — … хотя кого я спрашиваю? — так же задумчиво спросил жестокие небеса Жан, вспоминая, с какими же свалившимися с луны идиотами он связался. И как же глупо ожидать от них намека на здравый полет мысли. — Если тебе так хочется в это верить… — подпер кулаком скулу Натаниэль. — Я не верю, я знаю! — мотала вихрами отчаянная Эдит. — Это у тебя такой возраст веры в сказки. Знаешь, обычно дети лет до шести верят в разные небылицы, вроде радужных фей и Санты. Натаниэль сказал скорее наугад, чем из опыта, ибо в его семье никакого Санты не было и быть не могло: обычно праздники подобного типа они проводили на светских раутах, играя роль семьи Веснински. Он ненавидел все это: фальшивые улыбки, скучные или пугающие разговоры, напряженная мать, вечная нужда сидеть тихо и лишний раз не шевелиться из-за страха перед отцом. У него самого детства никогда не было и шанса побыть нормальным ребенком ему тоже не давали. — … но при чем здесь мистер Санта? — нахмурилась Эдит, вызывая у Роуз, Жасмин и Ниэля приступ здорового смеха. Даже Жан прыснул в кулак. — И правда, при чем… — посмеивался Натаниэль. — Да почему вы смеетесь?! — уже отчетливо злилась Эди. — Что смешного в добром мистере Санте…?! — Ничего, Эди, ничего… — хихикала Роуз, утешительно поглаживая девочку по волосам. — Бедняжечка, бедняжечка…! — Только Рози хорошая! — хныкала надутая Эдит, уткнувшись носом в коленки Дженкинс. — Меня все обижают! — Да тебя обидь — руку отгрызешь, — сделал заявление Жан. — Я милая леди! — возмутилась Эдит, оторвавшись от коленок Роуз. — Так значит слюнявый след от твоих зубов на моей руке был признаком принадлежности к леди? Эдит тут же прыгнула на Жана, безуспешно пытаясь его поколотить, видимо решив доказать свою принадлежность к прекрасным дамам действием. Они выпивали чай, заедая тортиком Роз и тихо смеялись. Вечер прошел гладко. В комнате воцарилась неожиданная и непривычная атмосфера душевного подъема. Посреди болтовни Натаниэль почувствовал странное, горячечное счастье саднящей пульсацией под ребрами: он словно оглох и ослеп, обратившись сплошным чувством окрыленности и умиротворенности. Человеку с его прошлым было не дозволено ослаблять защиту и подпускать к себе кого-то настолько близко, однако здесь все встраиваемые годами рамки пали — ребята пробили их, веселым смехом и болтовнёй. Когда Роуз погладила его по голове, Эдит все расхваливала прекрасный гол по воротам антилоп, Жасмин одобрительно хлопнула по плечу, а Жан вновь назвал его злобным дьяволом, распугавшим соперников, он окончательно сдался. Натаниэль был рад. Глупо, опасно, но действительно счастлив, тому охлаждающему оазису покоя и радости, что возник в адском пекле Эвермора и на пепелище жизни как таковой, где не было ничего кроме бега и боли. Крохи счастья в аду были драгоценным даром и он не собирался от него отказываться, позволив себе хотя бы немного пожить как тень нормального подростка.***
Все было в относительном порядке еще какое-то время. Тренировки, дистанционные уроки, совместные приемы пищи, подготовка к выпускным экзаменам из школы, и снова тренировки, а затем ночные занятия с Жаном и Эдит, где они втроем отрабатывали все новые связки и приемы. Эдит даже повадилась давать им эффектные обозначения в стиле супер геройских мультиков, вроде: «Турбо-ускорение!», «Супер невидимый пас!». Ниэль лишь посмеивался, а Жан привычно разражался тирадами на тему: «Как так вышло, что мы разбаловали этого дурного ребенка?». Несколько раз к ним даже присоединялись Жасмин и Роуз. То явление было редким, ведь девушки, в отличии от чокнутых напарников, дорожили данными крупицами сна и не собирались жертвовать им ради лишних часов нахождения на корте, где и так практически жили. Однако те редкие тренировки с девушками оказались крайне плодотворными и интересными. Обычно на утренних, дневных и вечерних тренировках напарницы не взаимодействовали с троицей свиты, чтобы не навлечь на себя неприятности от шайки Рико. Но ночью они — оставаясь наедине и не скованные нуждой держать дистанцию, — наконец могли поработать с младшими, что-то показать и чему-то научить. Защитница Роуз и нападающая из основного состава Жасмин были талантливыми и сильными игроками — иначе не продержались бы в Эверморе так долго и не попали в основной состав, при всех сексистских наклонностях капитана и большей части команды. Они формировались трое на двое: Жан, Ниэль и Эди против Жасмин и Роз, но периодически меняли комплектацию — Эдит уходила к девушкам, или Жасмин и Роз разделялись ради игры с парнями. Жасмин здорово поднатаскала Эдит, забивая личными кручеными ударами по воротам: уж очень ее яростный стиль походил на игру Рико, чьи мячи Эдит практически никогда не могла поймать. Настолько он был силен. Роуз и Жан вместе, защищая ворота от Ниэля, заставили его порядком попотеть. Вдвоем они представали непреодолимой стеной и Натаниэль вспомнил, как на игре против антилоп эти двое не позволяли нападающим прорваться к Эдит. Жасмин и Натаниэль же вместе не играли (Жасмин всегда была его противником, среди нападающих команды Рико) но когда им удавалось поиграть вдвоем против Жана и Роз — это было фантастически. Жасмин Рассол была слабее Рико, но безусловно, невероятно сильным и опытным нападающим, что могла поравняться, а где-то и превзойти остальных мужчин основного состава. Яростная, непримиримая, едкая и быстрая — играть с такой в паре оказалось чем-то незабываемым. Он активно учился у Жасмин, позволяя более опытной девушке поделиться этим самым опытом. — Возможно ты не так уж и безнадежен, — скупо похвалила его нападающая, после игры в паре. — Руки у тебя конечно из задницы, но ты быстро бегаешь. Я уже думала выпивать с Мартином, Люком и Роз, всякий раз как ты выставляешь себя идиотом на корте, но теперь видимо нам даже не грозит помереть от алкогольного отравления… — А тебе так хотелось? — приподнял бровь Натаниэль. — Уж лучше отравление, чем смотреть на убогую игру, — скривилась Жасмин. — Не будь так жестока к бедняжечкам, все мы с чего-то начинаем, — урезонила подружку Роуз. Натаниэль замечал за ней подобное. Он размышлял о положении дел в их странном дуэте. Девушки в паре имели разную манеру поведения, но практически всегда их пара и общая работа подчинялась деспотии Жасмин: суровые условия гнезда, вечные терки, яд остальных старшеклассников и уязвимое положение единственных девушек в мужской команде, — этому лишь потворствовали. Роз, зная, что по другому в гнезде не выжить, становилась ведомой. Однако когда внешние тиски расслаблялись, первенство в паре брала обычно более уступчивая, спокойная и в целом без нужды в конфликте, Роуз. Она оказывала на сумбурную Жасмин сглаживающее влияние, и когда безопасное окружение располагало, Рассол даже позволяла Роз руководить и закрывать острые углы. По рассказам Роуз они с Жасмин изначально терпеть друг друга не могли из-за столь очевидной разницы в характере, но нужда сплотиться перед лицом общей опасности и партнерская система в конце концов сформировала из них гармоничный тандем. Рассол была хороша в моменты кризиса, а Дженкинс могла социализироваться в те немногие мирные моменты. — Да ладно? А мы, Роз? Разве нам давали время побыть криворукими тупицами? Нет! — отчеканила девушка зло. — Ненавижу слабаков и кретинов на поле, за то что думают, что это дает им какую-то поблажку! — Ты просто злишься, что другим разрешают быть криворукими и кретинами, бедняжка… — вздохнула Роуз, и улыбка ее отчего-то стала отдавать вечной печалью. — Зависть — не лучшее чувство, Жас. Они не вороны, поэтому им можно побыть бедненькими, глупыми и слабыми… — И это бесит! — выдохнула полыхнувшая гневом Рассол. — Какого черта?! Кто вообще так решил?! — Хозяин, что вознес нашу команду на пьедестал. И тренера других команд, что не сделали того же. Мы просто… другие, Жас, и все это знают. И мерки у нас другие. — Если они не собираются быть серьёзными, если думают что могут тратить жизнь на что-то кроме совершенства в экси, то пусть проваливают жрать дерьмо к ебаной матери! Ненавижу таких…! Натаниэль начал что-то понимать. Жасмин в начале знакомства и до спасения Эдит вместе с другими смеялась над его неудачами, едко комментировала промахи новичков, а так же яро цапалась с неудачливыми соперниками. Она считала, что если ты живешь чем-то кроме экси, то ты не имеешь права играть в экси. Если ты не показал, что чего-то стоишь, то ты никто — отброс, недостойный места в ее личной религии и монастыре — экси. Возможно потому что ей самой и Роз хозяин никогда не позволял быть слабой, постепенно чему-то учиться. Нет, они были вынуждены зубами вгрызаться в право на свое существование, раз за разом подниматься на ноги после унижений и смешков, и только после этого, только после всех мучительных стадий, добившись всего нечеловеческими усилиями и расчистив для себя место в составе, они начали что-то из себя представлять. Они заслужили безопасность. Только тогда их заметили и только тогда их существование стало легче. Она эгоистично ненавидела слабаков и членов других команд, не прошедших тот же путь, но смеющих брать клюшки и что-то ей предъявлять. По той же причине она сочувствовала Роуз и Эди, что будучи в самом уязвимом положении — положении девушки в мужском коллективе, — никогда не жалели себя и отдавали все свое существо экси, не взирая на смех за спиной, удары по почкам и плевки в лицо. Жан и Натаниэль получили ее благосклонность (а значит и разрешение на общение с Роуз), тем, что по-человечески отнеслись к уязвимой Эдит. Да, Жасмин чаще всего была гадкой. Но Натаниэль начал ее понимать. В ней было что-то хорошее. Например то, как яростно защищала то, что имела — подругу и напарницу Роуз, — так же как Натаниэль защищал то, что было ему дано — Жана и Эдит. В этом они напоминали друг друга. Мирная вереница дней оборвалась внезапно. Все изменилось — мир замер, а планеты выстроились в линейный ряд, — после ежемесячного собрания КРЭ. Тренер вдруг стал еще более требовательным и раздражительным — обсуждаемое ему явно очень не понравилось, что выливалось на неудачливых членов команды. По полной получали младшие номера. Причину он не озвучивал, однако Рико, точно знающий некоторые подробности, ходил мрачнее ночи, одним своим видом предупреждая о грядущим наступлении чего-то худшего. И скоро все прояснилось. Один репортаж спортивного канала стал спусковым крючком будущей трагедии. — …Кевин Дэй, один из двух сыновей экси, ошарашил все спортивное сообщество невероятным заявлением. Ранее, в связи с травмой руки, ушедший из команды первого дивизиона уровня НССА «Воронов» Эдгара Аллана, и занявший должность помощника тренера в университете Пальметто, Кевин Дэй решил вернуться на корт! Разумеется, фанаты пребывали в неописуемом восторге, до следующего заявления Дэя: он возвращается, но не в родное чрево дома — Эвермора, команды Эдгара Аллана, что растила его с ранних лет, — а переходит в состав вечных аутсайдеров «Лисов» университета Пальметто, южной Каролины. Известие повергло в шок экси-сообщество, а так же разбило сердца фанатов…! «Если в нем осталось хоть немного жизни — он вернётся» — вот что сказал Жан одной ночной тренировкой. Он был прав. Вороны долго пребывали в шоковой прострации. Рико отреагировал первым, с размаху запустив в плазму стоящую неподалеку вазу с одинокой алой розой. Темный экран пошел трещинами и все вороны разом замерли, не смея лишний раз пошевелиться. Первым получил ближе всего стоящий — кулак Рико откинул того на кожаный диван. Вторым — тот, кого он буквально сбил со своего пути, пролетев мимо, на выход из зала. Даже когда капитан покинул комнату в обители стояла гробовая тишина, словно в склепе. Только спустя время вороны начали просыпаться от зачарованного сна: выматерился Бергер, проклиная предателя Дэя; разразился хаятельной речью Джонсон, подпевая капитану; мрачный Люк Энглс зачем-то подкинул монетку и выдал что-то уничижительное в адрес второго номера, так же заклеймив Кевина последним уродом; Роуз мрачной Мадонной возвышалась над побоищем, отчего-то смотря на Ниэля; Жасмин подала руку все еще лежащему среди груды осколков Уильямсу, с фиолетовым фингалом от кулака Рико на скуле; блаженный Авель Янг, из младших, принялся собирать осколки; Жан и Ниэль перекинулись понимающим взглядом, и первый без разговоров склонился над присевшей на корточки и панически закрывшей голову руками Эдит, пытаясь успокоить. Но какие бы слова успокоения не подбирал Жан, они трое ясно знали — что-то будет. И что-то свершилось. Они пропустили личную ночную тренировку, не пошли учить математику с Роз, чтобы лишний раз не попадаться Рико на глаза. Все вороны сидели по комнатам, не рискуя высовывать нос. Иерархия команды целиком и полностью подчинялась капитану, что долгие годы кошмарил и держал на коротком поводке остальных игроков. Тьма внутри коробки, которая никогда не будет открыта — вот где обитают истинные демоны. Тьма гнезда рождала чудовищ, беззаконие и ужас. Все они были беззащитны перед лицом своего короля. На периодические моменты буйства все реагировали объяснимым желанием уйти с линии огня и не попасть под кипящую лавину его ненависти. В подобном приступе он когда-то сломал руку Кевина — потому Жан выглядел подобранно и опасливо, ожидая неприятностей. Он даже отправил напуганную Эдит к Жасмин и Роуз, решив, что ей будет безопаснее переночевать у девушек. Жасмин конечно будет против для вида, но оба знали, что Роз не сможет выставить Эди. — Мама и папа выгоняют из дома… — грустила она по пути в комнату Роз в сопровождении Ниэля. — Посиди с девочками пару часов. Займитесь своими девчачьими штуками. Позаплетайте косички, посплетничайте, обсудите планы мирового господства, сделайте ритуальное жертвоприношение… Чем еще занимаются девчонки наедине? — предположил Натаниэль к смешкам Эдит. — Мы таким не занимаемся…! — опровергла несусветную чепуху Одьен и Веснински знающе покивал: — Ну да, заплетать косички и сплетничать — это слишком ужасно даже для вас, простите уж, что заподозрил в таком странном действе… — Ниэль! — возмутилась Эдит, заглушая смешки напарника. По возвращении притащенные с кухни чашки горячего чая разбились, едва он зашел за порог. Осколки выглядели до смеха символично — счастье разлетелось на куски, столкнувшись с ужасной действительностью. Лицо взятого под руки и обессиленного Жана планомерно превращали в кровавое месиво. — Ты где гуляешь, четыре? — покрутил в пальцах нож Рико Морияма. Его костяшки испачкались в крови безвольно повисшего Моро. — Жан! — Натаниэль подлетел было к сгорбившемуся на полу напарнику, как оказался схвачен за руку мудаком капитаном, что крепко пережал его запястье и скрутил руку до треска суставов. Натаниэль был вынужден опуститься под ноги ублюдку, что с высоты своего положения, держал его, едва не выворачивая ведущую руку. Натаниэль боялся только того, что тот ее сломает, совсем как Кевину… — Как невежливо, неужели мать не научила тебя манерам… И где шляется Одьен? — зло отчеканил капитан. — Не вижу, чтобы вы двое держали под наблюдением свою сучку. Пора и ей преподать урок хороших манер. — Одьен на плановой покраске, по приказу хозяина, король… — соврал Натаниэль, прошипев сквозь невыносимые приступы стреляющей в кости боли. Однако ложь осталась неразоблаченной — скоро Веснински и Одьен выйдут наружу, в университет, а значит Эдит должна скрывать собственную седину. Благо, Рико купился, а слова о собственном дяде и его наказе вероятно заставили его оставить Эдит без внимания. Куда интереснее ему был едва не скулящий от боли Ниэль. — Значит повеселиться с ней не получится. Но мне плевать. Ты ведь моя любимая игрушка, Натаниэль. С тобой развлекаться никогда не надоедает, — он потянул за руку, сорвав с губ Натаниэля болезненный вскрик. — Но если хочешь, вы всегда можете поменяться ролями. Моро ждет не дождется своей очереди. — Ниэль, оставь меня… Прошу, перестань играть в мученика, британский идиот… — прошептал Жан. Он был готов принять равную долю опущенного садизма капитана, но Натаниэль по-французски приказал ему не вмешиваться и заткнуться. За иностранную речь он тут же получил от капитана по губам, от чего отлетел и стукнулся затылком о край собственной кровати: — Не смейте шептаться в моем присутствии. Я ваш король и ваши языки тоже принадлежат мне. У вас не может быть никаких секретов, — распаленно объявил он, напоминая чертовски ревнивого ко вниманию ребенка. Натаниэль бы посмеялся, не имей этот садист достаточной власти, чтобы изгаляться над ним, Эдит и Жаном. — Натаниэль, я успел соскучиться по твоим крикам. Давно хотел испробовать на тебе одну забавную вещицу! Морияма ласково разулыбался. Улыбка его напоминала обнаженное лезвие в темном переулке — угрожающе и намекающе. — Король, молю, перестаньте! Возьмите меня…! — не слушая Натаниэля попытался уберечь его Жан, дергаясь в захвате двух здоровых старшекурсников. Он лягался и кричал, от ужаса за напарника — смотреть на него было страшно. Ниэль понял, что эта «забавная вещица» уже была когда-то испробована на Моро, раз тот впал в подобный ужас. — Заткнись, мусор! Не смей перебивать короля! — Джонсон отвесил Жану пинка в живот и тот затих, резко утеряв воздух из лёгких, пока Рико притягивал к себе безвольного Натаниэля за шиворот, стискивая скулы, дабы приоткрыть рот. — Открой рот, четыре. Будь хорошим мальчиком и не вынуждай ломать тебе челюсть. Порошок попал на язык и Рико, по обыкновению придавив его к постели, зажал рукой рот, чтобы Ниэль не вздумал сплюнуть стремительно растворяющееся на языке вещество. Язык отнялся, а сознание постепенно размякало. Что-то необычное в организме вызывало болезненные токи по крови и уже сводило суставы. Наркотик. Точно он… Вот оно что. Вот чем Жана и Эдит накачивали ранее… — Развлекайтесь с ним, пока не подействует, — Рико отошел в сторону, позволяя своим тварям веселиться. — А ты наблюдай, Моро. Веснински будет стонать за тебя и сучку Одьен. Фрикции насухо не приносили ничего кроме боли. Планомерной и ожидаемой, рвущей нутро. Под действием препарата его даже не связали — все попытки отбиваться выходили смазанными и неуклюжими, словно тело набили ватой. Он слышал смех Рико, когда после третьего члена Веснински уже не сумел сдержать слез боли. Натаниэль заживо сгорал в мучительных спазмах, что перемешались с дурманящими нотками забытия. Все смешалось, превратившись в схематичный набросок. — Ха-ха! — Сквозь конвульсивный дурман он сумел разобрать очертания Рико. — Я ведь думал ты быстро сломаешься, как Моро и Одьен. Но ты силен! Все хорошо, Натаниэль. Тем приятнее будет наблюдать за твоим сломом. Рано или поздно ты попытаешься спасти себя ценой своих любимых напарников. Ведь ты просто напросто животное, желающее жить. Это нормально. — То что Кевин предал тебя, не значит, что я предам Жана и Эди… — улыбкой Натаниэля можно было резать на кусочки. Договорить он не смог — пощечина пришлась на скулу и он почувствовал металл крови во рту. Взгляд ублюдка мог заморозить адское пекло — любое упоминание Кевина становилось причиной его срыва, но под наркотой Натаниэлю было все сложнее анализировать и контролировать слова и действия. — Все такой же дерзкий, — сетовал Рико. — Совсем забыл о манерах, Натаниэль. Заткни свою пасть, или я надену на тебя намордник. Или оттрахаю тебя в рот, пока ты не выблюешь весь свой сарказм. Тебя давно пора перевоспитать. Когда он уже не мог внятно мыслить, Рико спрашивал его об отце, вынимая самые ужасные и болезненные воспоминания, чтобы воспроизвести реконструкцию прошлых событий. Кажется, нож раз за разом вспарывал его грудную клетку, будто Рико поставил себе целью перекрыть все старые шрамы и с упоением, не сдерживаясь, располосовывал его лучами. Кажется под действием наркотика он что-то невразумительно говорил, отвечая на насмешки и настойчивые вопросы Рико. Кажется его слезы, обжигающие скулы от воспоминания о гари и калифорнийском пляже, Рико слизал языком, наслаждаясь его болью. — Я так рад, что ты всё-таки присоединился к моей команде, Натаниэль, — протянул он с размаху хлопнув было прикрывшего глаза Натаниэля по щеке. — А ведь мы с Кевином так долго ждали тебя. Ты разбил наши сердца своими прятками. Пространство накалилось и треснуло битым стеклом, искажая реальность и ломая пространство. Последнее, что он услышал перед тем, как лезвие проникло глубже обычного, залезая под плоть и кожу, надавило на сознание. Ассоциативная ниточка потянула за клубок мыслей и сквозь мелькающие перед глазами образы Натаниэль вдруг зацепился за один… — … так ты и есть Натаниэль Веснински? Глаза слепили софиты, а может быть фигуры игроков его возраста, что настигли его сразу же, стоило тренеру и маме отойти от ребенка. Они лучились любопытством и детским, совсем невинным, дружелюбием. — Я Рико Морияма! А это Кевин, он мой сводный брат! — улыбнулся мальчишка, с чистым ребячливым энтузиазмом подскочив к новому напарнику. — Теперь мы будем играть вместе, здорово, да? Так что ты теперь тоже наш брат! — Он третий… А сколько нас будет, Рико? — пихнул локтем лучшего друга Кевин. — Дядя еще не решил, — задумчиво почесал затылок Морияма, вспоминая слова Тецудзи о создании бренда. — Говорит, возможно появятся еще двое. И тогда нас будет пятеро. — Король и четыре рыцаря! — Рыцаря? — удивился Веснински. — Мы совсем как рыцари короля Артура! — загорелся Кевин, большой любитель исторической хроники. — Натаниэль, ты знаешь о рыцарях круглого стола? Мы станем настоящей свитой короля экси и будем непобедимы! Кевин и Рико бойко вскинули вверх кулаки с зажатыми клюшками, будто мечи перед бойней, немного испугав оглушенного их непомерным энтузиазмом Натаниэля. — Ну что, готовы присягнуть мне? Чтобы я повел вас долиной смертной тени, — вкрадчиво, специально понизив интонацию, поинтересовался Морияма. Заметив нервозность ребенка он ступил чуть ближе, доверительно уложив руку ему на плечо. — Не бойся, Натаниэль. Я позабочусь о своей свите! Отныне вы все — мои братья по оружию и я никому не дам вас в обиду! У Кевина спроси! Так что соглашайся! — Да, соглашайся, Натаниэль! Нас будет трое, а затем пятеро! — подначивал его восторженный Дэй. Рико протянул клюшку, вознамерившись торжественно скрестить ее в воздухе с новым членом свиты. Кевин также возвел орудие вверх. Оставался лишь он. Щемящее сердце чувство сопричастности накрыло его с головой. Рико и Кевин всегда будут присматривать за ним, они будут играть вместе, они прославятся вместе. Когда их станет пятеро они будут непобедимы. Они будут вместе. Он видел будущее — король и его круг, самая сильная команда и самое крепкое товарищество. Больше чем товарищество — настоящая семья, какой у него никогда не было. Рико Морияма предлагал ему мечту в ответ на преданность. Он предлагал вознести его к самому солнцу. Наверное тогда Натаниэль не побоялся бы сгореть вместе с ним — человеком, давшим ему надежду. Человеком, заметившим одинокого и забитого ребенка в толпе, положившему руку ему на плечо и вскинувший для него свою клюшку. — Я… Я с радостью, король! — доверчиво пообещал Натаниэль к искреннему восторгу сводных братьев стукнув своей клюшкой по их скрещенным. Веснински, вдохновленный горящими глазами грезящих о великом мальчишек и неугомонном запалом в их сердцах, просто не мог не ответить. Они горели, освещая его — ребенка мрака, — внутренним светом и он мог поклясться, что видел за их спиной размашистые черные крылья, обязательно вознесущие сынов экси к самим небесам… Однако те крылья оказались треснувшей платформой. Она покрошилась в пепел и Натаниэль, упав с небес, наконец проснулся. А горечь все жгла закрытые глазницы: образы палящего солнца — Рико и Кевина, — в конце концов сгорели до тла, оставив за собой уродливые порождения настоящего, гноящимися волдырями. Те дети — его первые друзья и те, в чью мечту он так опрометчиво поверил, — остались в младшей лиге и этого уже не изменить… Свежие швы натянулись, стоило ему потянуть носом воздух и наполнить лёгкие. Он глухо выдохнул, не пытаясь шевелиться, ведь даже дыхание вызывало нестерпимую боль. Когда он с превеликим усилием разлепил будто сшитые ниткой веки, Эдит уже гладила его по взмокшим волосам, крепко обнимая и горько рыдая над его бесчувственным телом. — Ниэль…! Ты вернулся! — все плакала безутешная Эдит, крепко прижимая его к себе. — Я так боялась… Боялась, что ты… Натаниэль чувствовал тепло человеческого присутствия на своей груди. Видел искренние слезы боли за него — Эдит так беспечно плакала по кому-то вроде него. Горло засаднило, а кровь волнами прилила к его лицу. Он был просто и до невозможности рад, что они двое в порядке. Эдит цела, а на мрачном Жане разве что пара новых синяков. Они в порядке… Главное, что они в порядке… — Эди, я не оставлю вас здесь, — он протянул руку и нежно погладил прильнувшую к его руке Одьен по влажной щеке. — Я никогда вас не оставлю… — Не говори так, — сухо прошептал побелевший Жан, стиснув зубы. Натаниэль понимал почему. Кевин и его нарушенное обещание. — Я не вру, Жан. Вы… все что у меня есть. Эди крепче прижалась к нему, обнимая за шею, а Жан со вздохом накрыл его голову рукой. — Вот же британское безобразие… Он не видел лица плачущей Эдит, но имел возможность наблюдать за тронутым откровением Жаном — лед трескался, а раны, нанесенные Кевином, медленно стягивались. Оттаивая и притираясь к новому напарнику, Жан опасливо позволял себе вновь… поверить. И Натаниэль был благодарен ему за хрупкий шанс — всего-то осколок разбитого на кусочки сердца. Но Жан доверил ему этот осколок. И верил в него, несмотря на пережитое разочарование. Несмотря на опустившиеся руки, отчаяние и конец мечты. Партнеры принялись мокрыми полотенцами оттирать кровавые борозды со спины и груди, аккуратно высвободив Натаниэля из футболки. На этот раз даже Эдит взялась помогать зашивать и бинтовать, получая практические уроки от Жана. И она училась, искренне желая помочь. В какой-то момент взгляд Одьен, что наносила бинты на подшитые Жаном рваные края, задержался на веренице шрамов. — Не смотри на это уродство, оно мерзкое… — предупредил Натаниэль Эдит, зная более мягкую натуру девушки. Даже для человека проверенного это будет не самым приятным зрелищем, что говорить о дрожащей и испуганной Эдит. — Твои шрамы не ужасные, Ниэль… Они даже напоминают мне созвездия, — сказала Эдит, невесомо, чтобы не причинить лишней боли, проведя подушечкой пальца по его спине. — Млечный путь, большая медведица. Совсем как звёздное небо на теле…! Натаниэль искренне оторопел. Он считал шрамы страшными, так что подобное сравнение было чем-то новым для человека, уже примирившимся с собственным уродством и старательно старающегося его скрыть. Он бы в жизни не показал Жану и Эди последствия самых ужасных эпизодов своей жизни, если бы не вынудили обстоятельства, когда выбирать уже не приходилось. — Бред. Они напоминают руны сложного магического круга, которыми безуспешно пытались запечатать этого дьявола… — постарался проворчать в привычной недовольной манере усталый Жан. — Вероятно на него не действуют печати! Это верховный демон! — Вельзевул! — ужаснулась девушка. — Вельзевул обжорства — это про тебя, Эдит… — трагично покачал головой француз. — Место забронировано. — Эй, я не похожа на дьявола! Я милая девушка…! — напомнила о своей принадлежности к прекрасному полу Эди, правда Жана данное замечание нисколько не задело: — Милая девушка — это Роуз, а ты прожорливое птицеподобное недоразумение… — Моро призадумался. — Троглодит разрушитель в засушенном виде. — Аа! Ниэль, ужасный протухший багет меня ненавидит! — заныла обиженная Эдит. — Его я тоже ненавижу, не переживай, — решился на раскрытие тайны Жан. — Он демон и британец, а я даже не знаю что из этого хуже… Натаниэль хрипло посмеялся, оборвав перепалку. Он прочистил горло, запив поднесенным Эдит стаканом воды и пробормотал, глядя себе под ноги: — В них нет ничего красивого, — честно сказал он, не желая слушать небылицы, которыми партнеры пытались его утешить. — Они отвратительны и говорят о моей ничтожности… — Ниэль… Они следы твоей слабости, но то что ты сумел пережить их — большая гордость. В твоем прошлом нет ничего хорошего, но глупо и бесполезно прятать его… — знающе мотнул головой Жан. — Прими их как часть себя — твою боль, твои страдания и даже твою ничтожность. Это все ты, а ты дорог нам любым, Ниэль! — сжала его ладошки в своих кулачках упрямая Эди. — Даже если твоя спина похожа на демоническую печать, а ты сам, на низкорослого ленивого и глупого британца… — важно покивал француз. «Ты дорог нам любым, Ниэль!» — всего пара слов, но он почувствовал, словно на сердце образовался внушительный кратер. Когда умерла мать, он потерял всякий ориентир, что вел его сквозь бури жизни. Ее смерть стала разделительной чертой, когда он — ослабевший и жалкий, более не смог держаться на плаву и пошел ко дну. Он думал, что так как мать его больше никто и никогда не полюбит и был ошарашен, когда оказалось, что… нет? Как странно было это признавать. Как странно было называть их… Друзьями. Семьей. Одиночка, вечный странник, умеющий лишь сменять маски, вдруг обрел нечто ценное. Жана и Эдит. Таких же поломанных жизнью и несчастных подростков. Связанных с ним партнерскими узами. Глаза невыносимо зажгло, а грудь пробило. Слова сами слетели с языка. — Жан, Эди… Я обещаю…! Обещаю, что однажды освобожу вас, однажды вы будете свободны… — все шептал и шептал Натаниэль, как мантру, как заветную молитву, как внушение и отчаянное, неисполнимое желание. Глупая и бредовая мечта, которой нет места в жестокой действительности. Но Жан и Эдит не смели обрывать последнюю надежду отчаявшегося, с грустью наблюдая за столь искренней, болезненной и горькой лихорадкой уничтожено бредящего Натаниэля. Черт побери, он хотел их спасти. Больше всего на свете он хотел их спасти. От ужаса Эвермора, от страха, от бессилия, от Рико, тренера и самих себя. Его отчаянное желание невыносимо грызло под ребрами. Они ему не верили. Ни на миг не поверили словам беспомощного Ниэля. И он это понимал, но продолжал заполошно шептать: — Я обещаю, обещаю, что однажды он поплатится… Все они поплатятся… Рико, Ричер, Джонсон, тренер… Кевин… Все они поплатятся за боль, за ваши сломанные судьбы… Я уничтожу каждого из них… Я уничтожу… Уничтожу… — обессиленно повторял Ниэль, не чувствуя языка и губ. Обжигающие слезы все стекали по его щекам, а яд вместе с болезненными обещаниями растекался во рту. — Однажды вы будете в порядке по-настоящему… Обязательно… Он дико уставился на собственные дрожащие руки и сипло пролепетал: — Однажды все будет так, обещаю… Однажды… Однажды… Он захлебнулся и более не сказал ни слова, чувствуя лишь руки Жана, что уложил его в постель и Эдит, что прохладным прикосновением попыталась сбить его лихорадку. Его сознание погрузилось во мрак. Тьме не было конца.