Крылья свиты

      Мир за стенами гнезда не стоял на месте — с момента рокового объявления о переводе он будто взбеленился и встал на дыбы. Заявление о возвращении Кевина Дэя, при чем его перевод в команду вечных аутсайдеров было воспринято сверх меры бурно. Взбесились не только журналисты, но и вороньи фанаты. Следующие недели прошли для лисов неописуемо ужасно. Грабежи со взломом, телефонные угрозы игрокам и их близким. Апогеем стало сообщение о притоне и варке мета прямиком в общежитии и воскресном прибытии полиции, что вытрясла пораженных студентов лисьей башни из кроватей ради тщательного обыска. Разумеется, они ничего не нашли, но в прессу попали фотографии сонных лисов в халатах и пижамах на парковке возле башни. Полицейские рейды проходили с завидным постоянством — на лисов доносили неизвестные настолько часто, что это уже стало обыденным действом.              — Так им и надо! — фыркнула немилосердная Жасмин.              — Мне кажется это слишком, они кажутся совсем бедненькими… — неуверенно шепнула Роз, когда спустя неделю «истории о мете» на экране показали кадры разгромленного лисьего стадиона. Трибуны, покромсанные на кусочки, выбитое стекло, разнообразие кровавого граффити (свинная кровь, как выяснила экспертиза) из угроз и посланий ненависти, сваленные кучи мусора, уничтоженная раздевалка, фотографии с замазанными черным маркером лицами, а на отпечатке лапы выпотрошенный труп лисы. Игроки прервали тренировки на несколько недель, и были вынуждены отсрочить домашние матчи, пока спонсоры восстанавливали нору.              Но даже в этом промежутке игроков не оставляли в покое. Эллисон Рейнольдс едва не стала жертвой изнасилования мудаком, подловившем ее после выхода из клуба, и только присутствие Рене Уокер с ее газовым баллончиком сумело уберечь лисицу от худшего. Анти-ЛГБТ группы устроили охоту на Николаса Хэммика, то и дело желая смерти за нетрадиционные взгляды, а так же подробно расписывая в постах гнева как «пробьют заднеприводному очко». Кандидатура Даниэль Уаилдс на роль капитана лис вновь была активно высмеяна, каждая ошибка команды объяснена неспособностью «тупой бабы руководить командой в своих приступах ПМС», а буквально под каждым постом в социальных сетях девушки-капитана присутствовали пожелания вернуться на кухню, или на панель. Часто припоминалось и то, что голкиперы неудачников — малолетние преступники, отбывшие срок в колонии для несовершеннолетних, а Миньярд и вовсе до сих пор неуравновешен и опасен для окружающих, если не на таблетках. Фотографии обдолбанного в край Сета Гордона, затеявшего потасовку в баре, просочились в популярные группы Myspace и Facebook — пост обрел популярность и в изобилии содержал вопросы и сомнения, касательно дееспособности команды из наркоманов и алкоголиков. Травля и попытки расправы затронула каждого игрока, от чего университету пришлось удвоить охрану кампуса, а на занятиях, с того момента как один умник додумался запустить в класс Мэттью Бойда самодельную слезоточивую бомбу, лисы тоже появлялись с охраной. Все это напоминало форменное безумие: лисы появлялись в новостях, влипая в гадкие истории чаще, чем успевали играть. На дом тренера Дэвида Ваймака была совершена попытка нападения: вероятно идиоты сами не ожидали, что по описанию немощный мужчина умеет отбрасывать в нокаут одним четким ударом в нос. Все было настолько плохо, что тренеру Тецудзи под давлением КРЭ пришлось вмешаться и дать короткий комментарий в прессу, который пусть немного, но остудил пыл ярых фанатов Эдгара Аллана.              — … осознаю, как известие ранило чувства фанатов, но оставьте разборки команде на корте… — все что он сказал в утреннем шоу по федеральному каналу.              Кевина в противовес то заваливали цветами и хвалебными одами по случаю выздоровления, то хаяли и давили на чувство вины, за то что тот не подумал вернуться к Эдгару Алану. Сам Дэй не появлялся на публике, а короткий комментарий тренера Ваймака дал понять, что до первой игры с участием бывшего второго номера, в объективе камер он не покажется и объяснений собственному решению не даст. Всем оставалось ждать предстоящего и уже назначенного матча лисиц с Брекенриджем, главным титулованным университетом своего округа, где Кевин покажет себя в качестве нападающего лисов.              Однако Натаниэлю до страданий лис не было никакого дела.              Взбешенный решением Дэя, Рико активно вымещал на нем свою ярость. Это было кошмарно. Рико был жутким собственником: если у Натаниэля появлялись синяки, нанесенные другими, он ставил своей целью причинить ему еще больше боли — сделать так, чтобы в памяти четвертого номера остался лишь страх перед ним. Старые шрамы постепенно тонули в том разнообразии, что оставлял за собой Рико. Когда он осознал, что Натаниэль привык к боли и уже без особого волнения принимает ее, то сменил тактику, вернувшись к практике с веществами. Наркотик, подсыпанный Рико, вызывал мучительные спазмы и головные боли. Натаниэль мало что помнил, кроме того что плакал пока говорил, а Рико смеялся и выпытывал самые кошмарные подробности. Насилие над разумом оказалось хуже насилия над телом — Натаниэль терялся в пространстве, а иногда ощущал себя тем самым ребенком, запертым в подвале без ужина и насмерть избитым отцом.              Отца называли Мясником не просто так: Натаниэль помнил об увесистом мясницком ноже, которым он разделывал туши на разрубленные конечности. Но если он хотел заставить кого-то страдать, то предпочитал топор, чье лезвие со временем притупилось, вынуждая прикладывать усилия, дабы разломать человеческую кость. Именно этим топором отец угрожал отрезать сыну все конечности, если посмеет не повиноваться. Этот топор разрубал на части людей, пока малолетний Натаниэль рыдая, зажимал уши, лишь бы не слышать предсмертных конвульсий. И это лезвие он увидел за работой в тот кошмарный день на стадионе Эвермора с по-кроличьи трусящимся и плачущим Кевином и оцепеневше-замершем, будто впитывающим происходящее в каждую клеточку собственного тела, Рико. Морияма узнал чего же Натаниэль так сильно боится и однажды притащил топор, оставляя им порезы на груди, и в бреду дурмана Натаниэлю видился отец.              — Я помогаю проработать травму твоего прошлого, Натаниэль. Поверить не могу, что ты боишься отца больше меня.              Как бы он не умолял не делать этого, Рико, казалось, это только больше забавляло. Он любил молящего Натаниэля, униженного Натаниэля, Натаниэля рыдающего и Натаниэля целиком и полностью подконтрольного его рукам. Потому что он — часть той странной детской мечты, эмоциональная связка с Кевином, — не мог убежать. И пока Рико держал его в руках, то чувствовал потерянную власть. Поэтому Натаниэль больше не молил, чтобы не доставлять ему такого удовольствия.              Бодрость кровоточила пытками Рико. А ночи из-за лихорадки перевоплощали сны во что-то невероятно реальное, пусть и прерывистое: он бежал по нескончаемым и пустынным коридорам, петляя меж тупиков, зная, что смерть наступает на пятки. Он просыпался, не осознавая времени суток, все еще погруженный в недра бесформенной тревоги и нужды спасаться.              Теперь Натаниэль не мог спать даже с Эдит за спиной. Он чувствовал руки ублюдков Рико, он чувствовал руки Рико, он чувствовал тряпку у носа и нож на торсе. Постоянно — кандалами, сомкнувшимися на коже. Он боялся заснуть, а очнуться прикованным к кровати наручниками. Жан понимающе сдвигал кровати и напарники ютились втроем, обступив Ниэля с разных сторон. Только так он мог поверить что кошмар закончился и немного притупить боль наркотической муки. Он спал в свободной толстовке Моро, что грела и не давила на свежие раны, с рукой Жана на животе и сопящей Эдит у плеча, обнявшей поперёк груди. Знание, что спина закрыта, а люди, которых он хотел защитить больше всего на свете, рядом, под его ответственностью, в его руках, успокаивало. Он почувствует, если кто-то из них будет насильственно выдернут. Он почувствует, если Рико за ними придет и сможет вовремя подставиться сам. Выбеленные локоны Эдит лезли в рот и щекотали щеки, а Жан периодически просыпался от кошмаров, но это было мелочью, пока он мог дотянуться до них и сказать, что они реальны, а не последствие его наркотического дурмана — чудная фантазия и фантомы друзей, чтобы совсем не сойти с ума. Больше всего он боялся очнуться от продолжительной фрустрации и понять, что Жана и Эдит никогда не существовало.              Он боялся, что его семья окажется бредом воспаленного рассудка, ведь медленно сходил с ума и уже с трудом разделял реальное и вызванное веществом.              «Вы реальны? Вы точно реальны?» — спрашивал он мысленно, поглаживая макушку сонно бормочущей что-то Эдит. Он чувствовал ее тепло на пальцах. Она была здесь. Он чувствовал тепло руки Жана. Он был здесь.              Они здесь. Они здесь. Они живы. Они существуют…              — Ты не обязан быть мучеником. Прекрати играть в героя и дай мне защитить тебя! — умолял Жан.              — Я не хочу быть так бесполезна. Перестань жертвовать собой ради меня! — плакала Эдит.              Они такие смешные. И добрые.              Натаниэль смеялся и тонул, когда рука Рико в очередной раз отправляла его задыхаться в холодную воду.              Но избиения, пытки водой, сломанный палец — все это можно было пережить, зная, что Жан и Эдит в последствии умоют, перетянут его раны, а затем наверняка глупо пошутят, всю ночь будут охранять его покой, а на утро обступят с разных сторон и никого не допустят. Когда Рико в очередной раз устроил ему незабываемый сеанс в раздевалке, под взглядами рыдающей Эдит, которую за волосы держал Уильямс, и умоляющего прекратить Жана, которого скрутил Джонсон, Натаниэль наконец-то начал считать:              Рико Морияма.              Роберт Джонсон.              Грегори Ричер.              Тецудзи Морияма.              Кенго Морияма.              Ичиро Морияма.              Натан Веснински.              Лола и Ромеро Малькольм.              Патрик ДиМачио.              Десять. По пальцу на каждую руку.              Возможно еще Кевин Дэй и родители Жана, ведь они предали Жана… В трагедии Эдит был виновен клан Морияма, но все они без того находились в списке. Значит двенадцать: все десять пальцев и еще два, как раз сломанных Рико…?              Все те, кто причинил ему боль, все те, кто причинил боль Жану и Эдит, но остался безнаказанным. Все те, что уничтожили их души и отдали геенне огненной. Все те, кто распоряжался их жизнями как собственностью. Все они не заслуживали существования. Тщательно проговариваемый список помогал не сдаться окончательно. Он повторял его под водой, в дурмане, будучи привязанным к кровати, терпя фрикции под улюлюканья мудаков-старшеклассников. В конце концов, он начал повторять его как мантру перед сном, перебирая волосы Эдит, чтобы те не лезли в лицо. Он думал, что если правосудие покинуло этот мир — он сам станет ему правосудием. Только мысли о расправе и расплате помогали не сдаться окончательно. Он смирился с болью, но обещание возмездия горело в глазницах незыблемо и непоколебимо — Рико это видел. Возможно поэтому не терял к Веснински интерес.              Жан сломался раз и более не восстанавливался.              Эдит умерла спустя какое-то время, оставив лишь тень себя.              Натаниэль восстанавливался, пусть мучительно и больно, и вновь мог улыбаться друзьям и непримиримо принимать отпущенную порцию боли. Натаниэль был интереснее, потому что собирался по кусочкам и Рико чувствовал это так, как акула чувствует теплую человеческую кровь.              Так же он не понял, не успел осознать, когда в глаза ударил солнечный свет, от которого он успел отвыкнуть. Сам он держался исключительно усилием Жана, поддерживающего его от падения и помогающего взбираться по ступенькам. Черные очки притупляли раздражение радужек, но глазницы, вечно окруженные темнотой, все равно жгло. За семь месяцев под землей непривычно было вновь видеть необъятное небо и жгучее солнце. А ведь он уже почти забыл, что оно всё-таки существует. Дезориентированная Эдит вероятно так же пребывала в смятении, то и дело начиная теребить и заставлять кровоточить заусенец на пальце.              Так он, в череде беспрерывного кошмара, осознал, что закончил старшую школу и поступил в университет Эдгара Аллана.              Вдоль обочины стояла вереница совершенно одинаковых черных автомобилей дорогих марок. Номера и таблички различались всего тремя цифрами: «ЭА» кричали о принадлежности к Эдгару Алану, а последовательность состояла из года обучения и номера игрока. У Жана, как и у других студентов университета, тоже был свой автомобиль, хотя насколько Натаниэль знал, использовать их без разрешения Тецудзи было запрещено. Вороны в целом практически никогда не покидали гнездо, потому и предоставляемый автомобиль, был просто напросто красивой, но абсолютно бесполезной болванкой. Смысл в транспорте, на котором ездишь в лучшем случае раз в несколько месяцев и по приказу сверху?              — Французский багет умеет вести машину?! — воскликнула восторженная Эдит, когда Жан подвел их к собственной черной мазерати. — Не верю!              — Не мельтеши, иначе поездка закончится тем, что мне захочется избавиться от вас врезавшись в стену.              — Не шути так! — испугалась подпрыгнувшая на месте Одьен.              — Кто сказал что я шучу? Уже присматриваю красивую стеночку… — щелкнул пальцами в сторону бетонного блока водитель.              — Ниэль, злобный французский багет свирепствует! — обернулась назад Эдит, уведомив друга о планах злобного Моро. Ниэль лежал на заднем сиденье, куда его упихали товарищи, чтобы тот расположился с комфортом и не тревожил вязанные-перевязанные их усилиями раны.              — У него по весне обострение хлебо-булочной злобности, все в порядке… — зевнул Натаниэль, рассматривая перекрёстки и улицы. Так странно было осознавать, что мир за стенами гнезда всё-таки существует…              — Обострение?              — В обычные дни он всего-то хочет выкинуть нас из окна, но в такие периоды желания мутируют до ритуальных жертвоприношений и дорожных аварий…              — Он жуткий! — испугалась Эдит, отпрянув от Жана.              — Я сейчас вам устрою ритуальное жертвоприношение, после дорожной аварии, если будете отвлекать меня от дороги! — крутанул руль Жан, между делом прикрикнув на эти два безобразия.              — Учти, ты с нами, в аду будем вариться вместе, — потянул уголок губы в улыбке устало прикрывший глаза Натаниэль.              — Угу-угу, подберем один котел на троих! — порадовалась данному обстоятельству Эдит. — Ура!              — Не ура! Так от вас не избавиться даже после смерти?! — едва не всплакнул Жан.              Их группой увезли в университет. В каждой машине сидело по двое партнеров, чтобы следить друг за другом — Натаниэль и Эдит разумеется ехали с Жаном. Вороны двигались как знаменитости: шеренгой темных машин, в точном порядке, от Рико, заканчивая младшими номерами. В самом начале и замыкая двигались охранные машины с мигалками, контролируя строй и вынуждая расступаться движущиеся автомобили. Не заметить посещение знаменитой командой Эдгара Аллана собственного университета было решительно невозможно. Натаниэль сквозь тонированные стекла наблюдал за любопытными лицами и восторженными криками да гудками. Команду безумно обожали и безмерно уважали за серию блистательных побед. После истории с нападениями на лисиц, что присвоили их Дэя, он вновь осознал данное обстоятельство и ужаснулся — толпы фанатиков, даже положительно настроенные к нему лично, больше пугали, чем вдохновляли.              — Выметайтесь из моей машины, от вас все пропахло дьявольским смрадом, — буркнул Жан по прибытии, когда пристроился на зарезервированной под экси-команду Эдгара Аллана парковку, прямо перед машиной Рико — из общей массы дорогих, еще более неприлично дорогой, чтобы выделить экси-короля среди подданных.              Эдит, потянувшая воздух в нос, уткнувшись в собственное плечико, недоверчиво уставилась на Жана.              — И вовсе ничем не пахнет!              — От себя не воняет, вот ты и не чувствуешь темные миазмы ваших пропащих душ… — Жан делано зажал нос, словно от товарищей невыносимо смердило.              — Ниэль, от меня правда пахнет миазмами…?! — едва не заплакала от ужасающего открытия Эдит, на что Натаниэль лишь смиренно покачал головой:              — К сожалению. Но не переживай, я люблю тебя даже отдающей темной сущностью, в отличие от этого тухлого багета… — пообещал Натаниэль и демонстративно прикрыл нос рукой, помахав ладонью в целях надувания кислорода. — Тем более, протухшие багеты пахнут сильнее миазм…              — Ниэль такой хороший…! — обрадовалась Эди.              — Нехороший! — возразил Жан.              Эдит подхватила свою сумку, а Жан взял две — за себя и Натаниэля, решив не напрягать его руки. Ведущая рука была здорова, а вот на другой Рико выкручивал и даже сломал парочку пальцев.              — Я могу понести и сам… — возразил было он, но Жан только отмахнулся:              — Безмерно горжусь тобой. По головке погладить?              — Иди ты, мамочка, — показал фак в пространство Натаниэль.              — И пойду. Но видимо только с тобой и этой чокнутой, проклятия… — вздохнул француз.              — Ты кого назвал чокнутой?! — вспыхнула Эдит.              — Разумеется тебя, кого же еще? Едва ли в мире найдется создание, способное переплюнуть в данной стезе великую и несравненную тебя, — шутовски поклонился Моро, приподняв воображаемую шляпу.              — Ва-а, Ниэль, этот ужасный багет продолжает уничтожать мою самооценку! — припала к его плечу Эдит, жалуясь на несчастливую судьбу и дурную опеку над собственной персоной. — Я вырасту неполноценной личностью, вынужденной сливать весь гонорар на психологов, из-за этой черствой горгульи…!              — Я просто указываю на твое истинное предназначение в мире, здесь нет ничего уничижительного, — сделал заявление Жан.              В итоге Натаниэль не получил сумку, хныкающая Эдит получила крепкий французский щелбан, а Жан получил нытье по скидке всю дорогу до аудитории и гордое звание ужасного французского инквизитора и черствого багета с гнильцой.              По прибытии они также поделились на группы, двинувшись на редкие очные лекции. Образование для воронов имело второстепенное значение. Все учились на бакалавриате и занимались отдельно от других студентов, в группах по три-четыре человека. Поддерживать дружбу и общаться с кем-либо за пределами команды запрещалось, как и отходить слишком далеко от вороньей стаи, способной присматривать друг за другом. А вычислить воронов было просто — черные с ног до головы, в шелковых костюмах-тройках. Разве что Роуз, Жасмин и Эдит, по дресс коду носили черные юбки и красные бантики под воротником вместо алых галстуков. Небольшое разнообразие в массе мужских рубашек и брюк. Стоило признать, что Роуз, даже в такой глухой форме, была воистину великолепна — принцесса Эвермора поддерживала свой статус, ежедневно ловя одутловато-влюбленные взгляды студентов и попытки новичков пригласить на свидание.              Остальные студенты смотрели на команду эксистов как на приведения — существа из иного, высшего мира. С благоговением и трепетом, спешно расступаясь на их пути, будто являлись водой на пути массивного валуна. Изредка раздавались робкое: «Хорошая была игра!», «Гордость университета!», «Я за вас болею», — но на них предпочитали смотреть как на живой экспонат, чем подходить или не дай бог трогать — у воронов были свои охранники (которые по предположению Натаниэля скорее играли роль надсмотрщиков), что пресекали попытки сфотографировать, или выпросить автограф. По большей части такими поползновениями к членам знаменитой команды занимались лишь зеленые новички — старшекурсники давно знали, что вороны неприкосновенны и даже не пытались с ними заговаривать, или как-либо контактировать. Ведь ответа никогда не получали из-за строгого запрета тренера.              Жан учился по программе для иностранных студентов. Натаниэль выбрал языковые курсы, сделав упор на японском, немецком и французском. Последние два никогда не помешает подтянуть, а вот японский был важной частью выживания гнезде: Рико периодически говорил на нем, кидал угрозы Жану; наследник Морияма так переговаривался с охранниками в день смотра Ниэля и Эдит; тренер говорил по телефону именно на нем. Печально было слышать язык, но ни черта не понимать, так что стоило восполнить такое упущение. А Эдит, не смотря на страсть к музыке, выбрала лингвистику и литературу из-за Натаниэля — девушка сидела с ним за партой, посещала с ним все пары. Жан был старше друзей и потому не мог приглядывать за ними, а Натаниэль и Эдит не хотели разлучаться. Помимо того, что в случае разлуки им в компанию приставят посторонних воронов-первокурсников, придется провести какое-то время без напарника — то, без чего Ниэль, ровно как и Эдит, уже не представлял жизни. Девушка все еще была пугливым цыплёнком, что за пределами ограниченного кружка из напарников и Жасмин с Роз, оставалась замкнутой и нелюдимой. Натаниэль же, вкусивший одиночество после смерти матери, до холодного пота градом по позвонкам боялся оставаться один, а тем более отпускать от себя не только Жана, но и Эдит. Так они и сидели на всех парах — в маленьких группах новичков воронов, из таких же первокурсников, не отходя друг от друга ни на шаг, а затем, встретившись с Жаном, в толпе воссоединившихся сокомандников темными рядами зашагали к автостоянке.              — Надеюсь вам хватило ума не довести преподавателя до белого коления и скорбного дома? — спросил он, заводя автомобиль.              — Мы вели себя хорошо! — принялась оправдывать свое доброе имя Эди. — За кого ты нас принимаешь?!              — Тебе честно или приукрасить? — серьезно задумался Моро.              — Честно!              — За идиотов с обостренной степенью придури головного мозга, — довольно ответил Жан.              — Это не честно! — замотала головой Эдит. — Ты не можешь так о нас думать!              — Почему же? Могу и думаю, — он ткнул себя в висок. — Слышишь, аж шестеренки хрустят.              — Как грубо!              Возвращаясь назад, он наконец смог хорошо рассмотреть место своего заключения со стороны. В прошлый раз он провел почти все время в багажнике автомобиля Ромеро в отключённом состоянии. Эвермор напоминал громоздкий монумент, гнетущий сокрушительной мощью. Густой черный цвет, в который он был выкрашен, лишь добавлял темному дворцу мрака и грозного величия. Его склеп, ад и новый дом…              «Дом?» — подумал Натаниэль, но мотнул головой. Он ненавидел это место и многих людей, но так получилось, что боль и самые счастливые мгновения его жизни сомкнулись именно здесь. Рико и тренер превращали Эвермор в невыносимое испытание, но Жан и Эдит заставляли мысленно называть гнездо домом. Его дом там, где Жан и Эдит, так же, как раньше домом было место, где его мать. Вот так…              Перед выездом на огороженную стоянку был пункт и пароль. У входа в здание тоже был цифровой код. Индикатор моргнул зеленым и Жан потянул дверь, раскрывая ее для Эдит, держащей Натаниэля под руку. Внизу начинались ступеньки ведущие вниз, а кругом царила непроглядная темнота, потому девушка крепко держала Ниэля, чтобы тот в своем состоянии случайно не навернулся. Они шли медленно, следуя красной полоске на потолке — единственному цветовому разнообразию. Он по старой привычке считал ступени — в следующую дверь они уперлись на двадцать шестой. Так они вернулись в жилой блок, когда Жан третий раз ввел код безопасности. Но запоминать цифры ради возможного побега не было никакого смысла: во-первых, теперь, без Эдит и Жана он никуда не убежит, а во-вторых, комбинацию меняли ежедневно, особенно после выходов воронов наружу. Натаниэль, Жан и Эдит — люди без прав, возможно имеющие желание бежать, — тем более пользовались временными пропускными наборами, что становились недействительными после возвращения в Эвермор.              Спустя какое-то время тренер Морияма наконец решил, как может отвлечь общественность от Дэя и вернуть внимание к подконтрольной собственности, а также поддержать бренд королевской свиты. Эдит была вызвана в кабинет тренера вместе с партнерами и там их ждал тот же человек, что уже клеймил Натаниэля. Он понял, что ждет девушку, но никак не смог этому помешать: разве что позволял ей до боли стискивать руку, пока гул тату-пистолета не стих. Он не знал, стоит ли поздравлять с клеймением Эдит, ведь это означало, что теперь ее положение официально ничем не лучше ситуации Жана и Натаниэля. Но так же обозначало ее значимость как человеческого материала, заклейменного пригодным к использованию. Теперь она — тоже официальная свита. Бренд.              Возможно, Эдит была скромно рада, потирая защитную пленку на коже, оглядываясь то на Ниэля, то на Жана.              — Я… Я теперь…              «Официальная собственность…» — застыло в воздухе.              — Королевский голкипер в свите, — улыбнулся Натаниэль, потрепав Эдит по голове будто младшую сестру. — Ты станешь лучшим голкипером в стране и всегда будешь оберегать нас от ошибок. Поздравляю, Эди.              — Нечему радоваться. Теперь эта проблема навечно висит на нашей шее, на нашей стороне поля. А мы ведь планировали в первом же выездном матче ее оставить… — жаловался Жан, на что Одьен возмущенно воскликнула:              — Нет, не оставите! Я буду с мамой и папой всегда! — заявила она твердо.              — Не всегда, — покачал головой Жан. — Если не на выездном матче, то по наступлению совершеннолетия мы выкинем прожорливого цыпленка с башни и посмотрим, сумеет ли он полететь…              — Нет! Ниэль не позволит! — вскричала Эдит, вцепившись в руку Натаниэля, однако тот выпал из числа ее союзников:              — Все цыплята покидают родительские гнезда. Мы уже планируем сдать твою сторону кровати в аренду и продать вещи на домашней распродаже…              — Ты жесток, Ниэль! — шмыгнула носом Одьен. — Я тогда разозлюсь, не буду вам звонить по выходным и приезжать на праздники!              — Больно надо. Цыплёнок-троглодит оставляет после себя лишь разрушения и сверхмассивные черные дыры в пространстве, пожирая все что видит на столе. С отсутствием такого паразита возможно мы даже научимся наедаться… — мечтательно протянул француз о поедании пищи без присутствия вечно голодной Одьен, вызывая у подруги всхлипы и попытки избить свое тело маленькими кулаками. Но Жану было хоть бы хны — он уперся ладонью в лоб Эдит, сдвигая ту на расстояние: она попросту не могла до ужасного француза дотянуться.              Посмеиваясь и дразня вопившую под ухом Эдит, партнеры двигались в сторону общежития, намереваясь пройти в комнату досуга и провести эти полтора часа до начала вечерней тренировки за просмотром экси-каналов, или попросту наблюдая за тем, как Роуз разносит в пух и прах новичков-воронов в бильярде. Эдит обычно за нее неистово болела, на пару с активно поливающей дерьмом «безруких хуев, не умеющих забивать», Жасмин, пока Жан соображал за барной стойкой для Ниэля и Эдит диетические фруктовые коктейли с добавками для спортсменов. Он жил в гнезде так долго, что давно научился довольствоваться маленькими радостями — умением сообразить из подручных средств вкусный напиток.              — И оно даже не квакает… Даже не квакает… Вы позор французского мира, месье… — заявлял Натаниэль, попивая собственный напиток через трубочку.              — Оно сейчас заквакает у тебя за шиворотом, если продолжишь пороть свою горячку, рыжее чудовище, — шикнул Жан, попытавшись отобрать коктейль, дабы излить тот за британский шиворот напарника-идиота, но Ниэль был слишком увёртливым.              — О, что-то новенькое. Теперь багет будет бесполезно и безвкусно унижать мое достоинство цветом волос? — приподнял брови посмеивающейся Натаниэль.              — Нельзя унизить того, кто и без тебя на дне, — философски отметил тот. — Я просто с болью вспоминаю о тех чудесных, светлых деньках, преисполненных божьей милостью, когда рыжеволосых сжигали на кострах.              — Что я говорил о дурном французском вкусе? — посмеялся с мечты напарника Натаниэль. — Вам бы лишь сожрать все что квакает и ползает, под отрубание голов и ритуальное сожжение. Типичное французское дикарство.              — Зная тебя и подозревая о тебе подобных, то была исключительно верная практика, направленная на избавление от демонической заразы. Все головы рыжих дьяволов должны быть отделены от туловищ и стать жертвенным шашлыком…              — Эй, Роз, эта французская гадость считает, что все рыжеволосые должны пройти по статье дьявольщины и в соответствии с верховным багетским судом отправиться на скорое сожжение всего туловища вместе с волосами соответственно! — выдал Жана с потрохами помахавший девушке свободной рукой Натаниэль.              — Роуз — исключение, а ты правило, — подумав, изменил тактику Жан.              — Никакое не ебаное исключение! Это жульничество! Да как можно сбивать все, это вообще законно?! — рычала Жасмин, пока смеющаяся рыжая подружка безжалостно разбивала ровный строй шаров и те, воспроизводя правильные дуги, попадали в ямки. Роуз разнесла всех новеньких воронов, а затем уделала и лучшую подружку. — Эта рыжая ведьма должна сгореть в первую очередь!              — Разве ужасная рыжая ведьма виновата, что твоя голова попросту не способна усваивать хоть что-то, помимо игровых комбинаций? — мило улыбнулась добрая девочка Рози. — Бедняжка, бедняжка Жасмин…!              — Ты чего вякнула, доска?!              — То, что весь твой мозг, или его зачатки, ушли в бесполезные куски жира на твоей груди, — очертила в воздухе больно лестные, но не безосновательные округлости, повторяя черты фигуристой Жасмин. Очаровательная улыбка с острыми словами не смотрелась совершенно.              — Ну вот опять началось… — вздохнул Моро.              — Зато у тебя ни мозга ни доек! — выкинула новый козырь Рассол.              — Зато меня больше любят, — мило подмигнула Роз, послав шутовской воздушный поцелуй. Саммерленд и Хью — младшие вороны, — едва не свалились в обморок от такого симпатичного жеста прелестной Роуз.              — Да кому ты нужна кроме меня?! — вспыхнула Жасмин.              — Эди, хочешь добрый старший товарищ научит тебя размазывать соперников по доске? — потянула губы в улыбке хитрющая Роз, мгновенно найдя себе самого преданного и не шибко критичного к репертуару союзника.              — Научишь?! Как здорово! — без задней мысли спрыгнула с подлокотника кожаного дивана Одьен, подпорхнув в тёплые объятия по-дьявольски ожидающей ее Дженкинс.              Роуз устроилась за спиной Эдит, помогая ей принять правильную стойку и устроить руки на кий, наставив наконечник напротив свояка, что начинал обновленный строй из ровной пирамиды. Удар, что курировала Роз, наклонившись и зашептав что-то на ушко Одьен, прошел безупречно — с первого хода в лунки, застревая в сетках, щедро покатились шары.              — Умничка, умничка! — Роуз в награду погладила счастливую Эдит по волосам. — Какая Эди умница, в отличие от всяких недалеких большегрудых бедняжечек…              — Рози самая классная! — возликовала раскрасневшаяся от восторга Эдит.              — Да-да, повторяй это почаще, чтобы слышали все, особенно те бедняжечки, с бесполезными дойками вместо всеобщей любви… — специально проворковала так, чтобы обязательно услышала одна конкретная особа, Роуз.              — Рози классная! Самая добрая!              — Вот ведь саботажница, — Ниэль оценил манипулятивную технику Роуз и кипящую от гнева Жасмин.              — Вот же манипулятивная доска! — вскипела доведенная Жасмин.              — Эй, не учи Эдит плохому! Нам потом с ней мучиться! — возмутился Жан.              — Ты и без того с нами мучаешься, одним поводом больше, какая разница? — фыркнул Натаниэль.              — Как с Эди можно мучиться? — хлопнула пышными ресницами Дженкинс, являя собой само очарование и безбрежность. — Она ведь такая хорошенькая! Умничка, умничка! Бесхитростные птенцы самые милые!              Роуз все наглаживала неуправляемое птичье гнездо на голове одуревающей от счастья Эдит.              — Ничего милого связанного с этой коротышкой быть не может, — отсек знающий эту мельтешащую напасть Моро.              — Жан меня обижа-ает! — проныла Эдит, жалуясь на вселенскую несправедливость, ютясь в объятиях Роуз. — Ниэль, можно я чем-нибудь в него кину?              — Разве не накидалась еще? Из-за твоих утренних подушек у меня шум в ушах, — потер виски Жан, вспоминая утренние подарки Эдит, что обкидывала его мягкими снарядами с постели Ниэля, коль ей что-то не нравилось. А что-то не нравилось ей часто, начиная от: «Из-за твоих французских бормотаний мне снился ужасный французский мим!», или «Я посмотрела на багет во сне и поняла что хочу укусить Жана, а он дал мне по голове!».              — Шум в ушах, потому что в голове только мягкая багетная середка с начинкой, — заметил Натаниэль. — Так много информации вредно для французов, они же не предрасположены к столь трудной мозговой деятельности.              — Ты сейчас схлопочешь… — елейно пообещал Моро.              — Не схлопочу. Ты ведь меня любишь, — заявил повторивший ранний жест Роз Натаниэль, отправив воздушный поцелуй скривившемуся Жану. — Ma baguette!              — Всенепременно. Настолько, что хочу задушить… В объятиях, разумеется, — съязвил он в ответ.              — Эдит, даю разрешение на тактический обстрел французской инквизиции бильярдными шарами!              Эдит схватилась за бильярдные шары, Жан приготовился обороняться. Роуз безбрежно восседала в кресле с видом госпожи, а Жасмин все силилась доказать Роуз ее неправоту, сидя у той в ногах по-турецки.              — … на счет раз, два…!              Дверь с грохотом отворилась.              Напарники давно выучили расписание Рико и знали, что тот в данный момент отсутствует в бильярдной, прежде чем отправиться туда. Под «отсутствие Рико», партнеры всегда и планировали свое расписание вне тренировок. Конечно капитан был сумбурен и садистичен, но не одним экси и желанием сделать жизни всех кругом мучительными и короткими его хобби ограничивались. Например как раз он имел доступ к выходу из гнезда, пускай и ненадолго, еще он занимался в спортзале избиением груши (или того, кто попадется вместо). Рико не должно было появиться в комнате для досуга до вечера, когда он приводил своих приспешников выпить пронесенный алкоголь и повеселиться бильярдом, однако тот, кто предстал перед ними, не казался миражем. Смех мгновенно осыпался, а расслабленные позы сменились подобранными и напряженными: нежная улыбка стекла с лица Рози, наигранная злость уступила место непреклонной надменности на лице Жасмин, Жан подобрался и встав, застыл в поклоне, Натаниэль приподнялся с дивана тоже, будучи готовым увести своих напарников как можно дальше и в случае чего отвлечь внимание. Хуже всех внезапное прибытие Рико перенесла Эдит, что выронила из рук шары и кий. Сделав непроизвольные шаги назад, она запнулась о ножку бильярдного стола. Рико по-акульи свирепо выискал девушку и смотрел только на нее:              — Поздравляю, Одьен. Пополнение в моей идеальной свите, — он сделал несколько шагов, нависнув над онемевшей Эдит грозной тенью. Резкий выпад и белая прядь волос, зажатая в его кулаке, заставила девушку жалко заскулить. — Хотя я был против баб в своей свите. Как печально, что дядя меня не послушал. Реклама, пиар, заработок. На твоей вагине можно многое сыграть. А еще в последствии можно подороже продать тебя в бордель, или на панель. Королевский голкипер будет стоить дорого.              Эдит судорожно всхлипнула. Рико дернул ее за волосы с такой силой, что девочка вскрикнула, поднимая на свой уровень с пола. Он остался недоволен столь явной реакцией на боль и проведя большим пальцем по дорожке слез, с брезгливостью вставил:              — Ты стала чаще рыдать. Я ведь говорил, что ненавижу женские слезы. Ты перестала меня слушаться, Одьен? — Эдит съёжилась, когда Рико притянул ее за шею к себе, словно домашнее животное, способный сломать ей хребет в одно нажатие. Она едва дышала, чуть ли не плача от страха. — Отвечай, пока я не сломал тебе шею, сука!              — Не трогай ее! — прошипел Натаниэль, боясь сделать быстрый шаг к пережатой Эдит. Рико при резком вмешательстве может и сломать ее, при чем ему не понадобится много сил: девушка была меньше по росту и комплекции, а в его руках смотрелась маленьким цыпленком в удушающих кольцах змеи.              — Она моя вещь. Хочу и пущу по кругу, кто мне запретит? Ты, Натаниэль? — широко ухмыльнулся Рико, к смеху Уильямса, Джонсона и Бергера. — Кстати, какого черта здесь вы двое? Кто давал тебе право трогать мою собственность, Рассол? А ты что здесь забыла, Рози?              Жасмин посерела лицом и яростно желала найти выход из положения: так долго оттачивать репутацию, чтобы в один момент оказаться на волоске от краха. Роуз же была неожиданно спокойна, хотя бояться ей следовало больше Жасмин. Дженкинс, как официальная девушка Рико, всегда была безупречна, что в манерах, что в общении и не имела права не слушаться приказов короля.              — Король, мы… — Жасмин подавилась своим волнением. Но ее остановила рука Роз на лопатке. Дженкинс как будто знала, кто выступит следующим.              — Я пригласил их, король, — совсем уж неожиданно влез Мартин Уильямс, по-товарищески хлопнув по плечу вытянувшуюся штыком Жасмин. — За вашей собственностью нужен глаз да глаз, иначе обломают все веселье.              Напарник Мартина — Люк Энглс, — подтвердил его версию. Натаниэлю не послышалось. Уильямс… Защищал Роуз и Жасмин? Ублюдок, что вертелся в шайке Рико, раскатисто смеялся над Натаниэлем, отвешивал пинки Жану и держал за волосы Эдит… Покрывает девушек, выдавая опасную ложь в лицо своему королю, тем самым рискуя своим положением? Он проморгался, но, нет, хтоническая тварь с черным пятном мучителя и натянутым скальпом в его воображении вдруг обрела лицо: долговязый подтянутый старшеклассник с множественными проколами пирсинга, резкой, но немного нервной, улыбкой, длинной челкой и практически серыми волосами, стянутыми в хвост знакомой красный ленточкой. Ленточкой с косички Роуз, с какими та таскала передачки Эдит.              — Мы пьем за провалы этих ублюдков. Их убогая игра доводит меня до колик в животе, — зло рассмеялась Жасмин, и пройдя мимо Жана, толкнула его в плечо.              Рико, выслушав пояснения Уильямса, остался удовлетворён, и подняв выпавший из рук Эдит кий, ткнул деревянный наконечник в горло взвизгнувшей девушки, принявшись давить в гортань, до хриплого кашля.              — Если не прекратишь реветь, я насажу тебя на штык как на шампур. Будет торчать из глотки… Натаниэль!              Веснински не смог терпеть, попросту выбив деревяшку из рук Рико, отдав тому кроссовком по пальцам. Эдит, почувствовав момент, рванула из ослабевшей хватки и была подхвачена потянувшим к ней руки Жаном, что загородил девушку собой, поглаживая по дрожащей спине и пытаясь укрыть от гнева разъярённого капитана. Натаниэль шагнул вперед, заслоняя напарников собой. Такая безрассудная храбрость вызвала у Рико улыбку: скалившуюся гримасу малолетнего психопата, распарывающего брюхо беззащитному зверьку и отрывающего раненым птичкам крылья. Наслаждение, садизм и злость от решения дяди смешались в какофонию угрожающих нот. Но этого Натаниэль и добивался — Рико отвлекся от Эдит, что должна была попасть под раздачу, и сосредоточился на нем самом. Взмах кия Натаниэль смог принять на собственную, но предусмотрительно не ведущую руку: по плоти прошелся яростный ток, и он зашипел от боли хлёсткий деревяшки о кость.              — Уходите, немедленно, — шикнул Натаниэль замершему на месте Жану с пережитой в объятиях Эдит. Он бы не двинулся с места, не приди на помощь Уильямс, грубо толкнувший его в спину:              — Уйди с дороги, шавка, и сучку свою забери! — рявкнул он, вынудив напарников отделиться от Натаниэля, за что тот был ему благодарен.              «Не все мы сволочи» — сказала когда-то Роз и Ниэль вновь понял почему. Глядя на то, как бледнеет Роуз, как храбрится Жасмин, как растягивает губы в фальшивой гримасе Мартин, как скорбно морщится обычно красивое и надменное лицо Люка Энглса. Он видел все это. И видел ядовитый прослой вздернутых носов и подхалимства: Ричера, Бергера, Джонсона. Ядовитой части была отвратительна мысль о цыпленке в змеиной кладке. Мысль об Эдит Одьен, носившей на щеке королевскую пятерку. Джонсон и Ричер давились от зависти — таков человеческий порок в его прямом проявлении. Их угодничество и подхалимство. Но звенья этой системы… могут быть чисты. Это адское колесо, закрученное Мориямой, на самом деле неостановимо? На самом деле несокрушимо? Но тогда почему Роуз так нежно улыбалась и помогала Натаниэлю с Эди правильно держать кий? Почему Жасмин сочувствовала Эди и Роз? Почему Мартин соврал в лицо своему королю? Почему красивый ублюдок Люк его поддержал?              Они не масса. Они — люди, пусть это и сложно принять. Они — система, что гниет с головы — проклятого короля.              Короля, что предъявлял на него свои права, сложив руки на ключицах и с садистским удовольствием прихватываясь к кию в руках.              — Ты не имел права влезать, четыре, — угрожающе прошипел Рико.              — Одьен ломкая, король. Она сломается, и король это знает. Король может издеваться над ломкой Одьен, потому что не может доломать меня. Не виню тебя в таком желании! — жутко рассмеялся Натаниэль. От ледяной бездны в глазах по спине Рико осыпался холодный пот.              Натаниэль смотрел. Глубоко и практически нечитаемо: не было в нем горячности и гнева, не было злости и презрения, нет. Был жуткий, густой холод, не вызывающий ничего кроме ледяной пустоши в глубинном бессознательном. Пустота сливалась с ним в единое существо, без проблеска и лишней эмоции. Он практически не моргал, и Рико вспомнил краем сознания, где-то на самой отдаленной границе пота и ужаса этот взгляд сухих роговиц и размытого, скучающего дна, будто вместо глазного хрусталика там — бездонный грод. Но если та сила была сокрушительной и ломающей, если та сила была уничтожающей и не терпящей, то эта лишь направляла, не причиняя окружающим боли. Пока не причиняя. Прямой взгляд, непомутненный смрадом Эвермора, взгляд Натаниэля — того, кто имея силу, смягчал сердца и утешал свербящие шрамы на измученных телах Одьен и Моро. Тот, в кого поверили Одьен и Моро, когда казалось, в них больше не осталось сил верить.              Но он сказал — и они обернулись, будто повинуясь неозвученному приказу.              Его небрежная жертвенность в контрасте с жестокостью и хаосом кругом смотрелась дико: Натаниэль не сгибаясь, не жалуясь на свою судьбу и вынося все невзгоды мира в одиночку, был мучеником, богоподобной фигурой, вознесшим себя на алтарь. Извращенный хаос, ставший обителью птицам смерти, будто не действовал на шутовски смеющемся Натаниэле — собранным по осколкам и возрожденным огненной птицей. Ноги не подкосились, плотно стоя на ковровом покрытии, потная челка завитками спускались на бледный лоб и мерцающие синим пламенем глазницы: все равно что маленькие сферы-вселенные, — грозили рано или поздно разгореться и выжечь все, что он увидит на своем пути. Уголки губ выгибались кверху, а руки чуть раскинулись, будто приглашая Рико вновь попробовать сыграть с ним в кровавую рулетку и вновь осознать всю бессмысленность жестокости и унижений. Это было почти красиво.              Надежда, что он нес, оберегая Одьен и Моро, была столь дика и опасна в их маленьком мирке, вызывая в заносчивом и маниакальном Рико желание раздавить ее хрупкие зачатки.              — Почему ты вечно нарываешься, Натаниэль? Убери эту ухмылочку с лица, иначе я ее выбью.              — Тогда попробуй заставить меня.              — Сука!              Желваки на лице капитана непроизвольно вздулись, а при хлестком взмахе кия, что наносил грубые синяки на мраморе кожи Веснински, капилляры капитана лопнули: алая паутинка ярости растеклась по белку. Он бил и бил, но Натаниэль все тянул губы в окровавленной, скалящей улыбке. Ясная улыбка, будто осознания, будто ликования, даже не дрогнула, лишь шире зазмеилась на обескровленных губах. Безжизненный, отработанный ритм иерархии Эвермора едва слышимо треснул, как волна о прибрежные камни. Ранее Рико сметал все инакомыслие как волной цунами о песочный замок, но сколько бы раз жестокие воды не обтекали истерзанного Натаниэля — он стоял.              Безжалостный, жестокий, отвратительный мир. Он знал это давно. Но сегодня за спиной Рико он видел не только гогочущие черные тени. Он видел как Уильямс не пускал кричащего Жана, видел кусающую губу до крови Роз, видел руку Жасмин на ее плече.              Он видел просвет и от того, как бы липкая кровавая взвесь не заливала рот, не пачкала волосы, он мог улыбаться столь открыто и широко.       

***

— Задержись, Эммалин, — кинул суховатый мужчина средних лет в роговых очках — тренер команды по экси старшей школы имени Линкольна.              Девушка в школьной форме: плиссированная юбка, рубашка, галстук и джемпер с гербом Авраама Линкольна, — оторвалась от ленты новейших экси-новостей, которую планомерно прочесывала, поддаваясь утреннему ритуалу. Хлопнув чехлом пестро-розового мобильника, она откинула назад пышные светлые хвостики и шустро подпорхнула к тренеру, излучая бодрость и жизнелюбие. Мистер Кессер подозвал ее с трибуны и проводил за собой до раздевалки. Тренировка давно закончилась, но Эммалин Райт всегда задерживалась, играя роль конвоя для брата и помощника в уборке и сортировке бумаг для тренера. Подловить ее было легко.              Едва она шагнула за тренером в опустевшую мужскую раздевалку, то увидела не игроков, не брата, а незнакомых мужчин. У шкафчиков высокого крупного мужчину, чей торс обтягивала майка-алкоголичка, а на обнаженных плечах и предплечьях извивались этнические татуировки с кудрявыми изображениями завитков рыжего пламени. Он держал руку в кармане джинс, а второй зажимал две толстые папки. Пусть поза была расслабленной, однако Эммалин мгновенно заметила пристальное внимание во взгляде и предельное сосредоточение. Дэвид Ваймак. Рядом с ним небрежно перекидывая клюшку из руки в руку стоял низкорослый голкипер — Эндрю Миньярд. Смертоносное оружие лисов, что провел три года в колонии для несовершеннолетних и тот, кто отказался от приглашения Эдгара Аллана. Третий визитер был того интереснее — двойка на щеке, предельное любопытство во взгляде и надменная манера держаться. Кевин Дэй — бывший чемпион страны.              Разумеется, она сразу узнала всех троих гостей старшей имени Линкольна. Улыбка девушки залучилась так ярко, что могла бы и ослепить — хоть сейчас на обложку модного журнала. Будто она была не школьницей, а заядлой телеведущей.              — Добрый день, тренер Ваймак! — энергично поздоровалась она, выражая интерес умненькой школьницы на уроке любимого учителя.              — Рад что ты знаешь кто я, — заметил мужчина.              — Вас трудно не знать! Какая честь увидеть вас! — девушка-менеджер живо реагировала на происходящее, хлопая большими любознательными глазами. Казалось, что от ее безудержной энергии могут вылететь стекла. — Вы наверное хотите поговорить с моим братом?              В конце концов он не первый приходил за Эмилио, но Эммалин, уже привыкшая к идентичному заключению подобных пришествий, даже не повела бровью. В первый раз все закончилось тем, что брат выпрыгнул из окна второго этажа спортивного зала и был таков, во втором он нелестно высказался в сторону тренера и подрался с членом его команды. «Форменное безобразие и безнадежный случай» — так его обзывали каждый раз, так, что новая неудача уже не вызывала в младшей сестре, вынужденной улыбаться и извиняться за своего оболтуса, такую бурю эмоций.              — Нет, я бы хотел поговорить с тобой, Эммалин Райт.              Девушка показушно задумалась, инфантильно ткнув пальцем в щеку.              — Как необычно! Понятия не имею, что нужно от меня тренеру команды первого дивизиона! — с убийственной честностью отрапортовала Эммалин, напоминая восторженного радужного попугайчика.              — Я бы хотел тебя завербовать.              Вот тут Эммалин Райт натурально удивилась и на миг запнулась о заготовленный набор щебечущих фраз. В зрачках Эммалин отразилось изумление, которое, однако, тут же было потушено скепсисом. Жизнерадостный фасад немного завял, а затем заискрился с новой силой, так, что Дэй и Миньярд, молча наблюдающие за представлением, поморщились. Она по-акульи быстро перехватила контроль — как любой раздражающий журналист.              — Меня-я? Но я совсем-совсем не умею играть в экси! — она подняла ручки в яром негодовании, словно ее поймали на списывании, или мелком пакостничестве. — Беда! Горько это признавать, но я в жизни не держала в руках клюшки!              — Тебя никто и не просит держать клюшку, — прервал поток красноречия девушки Кевин Дэй.              — Верно. Должность командного менеджера все еще свободна, — пояснил сам Ваймак. — Тренер Кессер рассказал, что ты еще не определилась с выбором учебного заведения, потому все складывается как нельзя лучше. Тебе нужен рабочий стаж и опыт, а мне перспективный менеджер в команду, способный обеспечить нас рекламой и информацией. Подписываешь бумаги, и на ближайшие пять лет ты в моем распоряжении. Я дико тороплюсь, потому советую подписать бумаги сейчас, — он бросил папку и Эммалин на лету ее поймала, привыкшая к роли подай-принеси на тренировках эксистов.              Девушка вскинула тонкие брови дугой и приоткрыла розоватые губы, смоченные малиновым блеском, буквой: «о».              — Нет-нет…! Не думаю что проста-ая школьница подойдет команде первого дивизиона, взявшей на попечение самого великого и знаменитого сына экси и брата Рико Мориямы — Кевина Дэя! — она замахала руками, будто отгоняя насекомых, парящих у маленького носика, мелодично растягивая гласные — Я не посмею быть тако-ой наглой…! Это превышает все доступные нормы моей утренней, дневной и даже вечерней наглости! Вам не нужна я…!              — Нет, ты — именно то, что нужно мне, — резко пресек болтовню менеджера тренер, перечисляя заслуги девушки даже без личного дела. — Социальная активность, группы на форумах, связи с общественностью, популярные статьи. Именно благодаря тебе старшая имени Линкольна отыграла столь поразительное число товарищеских матчей, а так же была самой осведомлённой по части статистики и тактики противников, что привело вас к полуфиналу. Тебя же поймали на закрытом корте троянцев…              Менеджер вспыхнула, подавившись своим энтузиазмом, однако не сбилась, продолжая безудержно поливать пришедших потоком восторга:              — Ха-ха! Ошибочка! Это была не я…!              — Это была ты, — устало потер лоб Дэй. — И в университете Бреккендриджа тоже была ты. Могу перечислить еще некоторые места действия. Удивительная способность — пробираться на закрытые тренировки. Сдруживаясь с учениками, заводя короткие интрижки со спортсменами, или попросту пролазя через окно? У подружек одолжила форму и пропуск? — разъяснил Кевин с долей отвращения. Уж он за свою жизнь навидался действительно навязчивых репортёров. Но коль непомерную наглость Эммалин можно направить в нужное русло — не жаловался.              — Как…? — выдохнула Эммалин, смирившись с разоблачением. Она лишь не понимала, как они умудрились вычислить ее тактику.              — Так мы тебе и сказали, слушай, не обляпайся. Секретик-секретик! — гадко ухмыльнулся Эндрю, радостно подловив раздражающую девчонку. Та заткнулась, будто врезалась в бетонную стену. Ворошить чужие секреты она любила, а вот когда чужие руки забирались в личное пространство злилась. И эта злость была ему приятна — иногда правда могла поставить людей на место.              — Но меня больше интересует анализ и то, как ты им воспользовалась. Просто получить данные недостаточно. Нужно уметь с ними работать: вычленять важное, подмечать особенности, заполнять статистику, понятно укомплектовывать и передавать исключительно нужное команде. Тем более, товарищеские матчи. Старшая имени Линкольна никогда не славилась выездными мероприятиями, но именно с твоим поступлением они проводились поразительно часто. Без сомнений, это твоя заслуга, — перечислял тренер.              Эмилио не был перспективным игроком. Кевин, отбирающий претендентов, вовсе убрал его досье на нижние стопки, а на просмотренных играх новичков Эмилио даже не заявился. К сожалению, Дэй не сумел вычленить из проблемных претендентов кого-нибудь более менее обещающего и тогда на помощь пришла Даниэль, после дискуссии с тренером и форвардом, решившая поставить на тактику и информацию — брата и сестру Райт. Эмилио был крепким, но безумно проблемным среднячком, который разумеется принесет больше бед, чем пользы. Больший интерес для Ваймака представляла сестра Эммалин — вот где был спрятан неограненный и опороченный дурной репутацией брата алмаз по общественной работе. Звездный форвард у лисов уже есть, теперь нужна грамотная полировка — и именно Эммалин с ее интересной деятельностью могла стать нужным звеном. Тем, что нужно было лисам как никогда раньше — с появлением двух новых членов свиты они все это понимали.              — Бесплатное образование по спортивной стипендии и проживание в лисьей башне включено. Я уговорил комитет, ты пройдешь как рабочий персонал для поддержки команды. Направление в университете подбирал комитет — менеджмент и общественная работа, так осталась лазейка для твоего причисления к сборной. Будешь писать диплом по практике. Все пойдет в стаж и по завершению пятилетнего контракта у тебя уже будет опыт работы. Насколько я знаю, планов по окончании старшей имени Линкольна у тебя нет.              Разумеется, предложение было очень даже выгодным: условия, проживание, стаж. Однако Эммалин, с минуту похлопав ресницами, вновь застыла с радостной маской на искрящимся восторгом личике:              — Мм, как же жа-алко! Но боюсь это невозможно! Вынуждена отказаться, всего вам хоро-ошего…! — потянула губы в улыбке Эммалин, показав вытянутыми пальцами сердечко на манер айдола, или популярного члена молодёжной группы. Ее вполне можно было представить в одной такой с ее широкими улыбками, длинными хвостиками, короткой юбкой, но совершенно отстранёнными глазами.              — Пока-пока…!              Она подхватила сумочку и уже отправилась на выход, когда слова тренера вынудили ее остановиться:              — И что самое главное — я готов принять твоего брата, предоставив ему место в команде, пятилетний контракт на позиции нападающего и комнату в общежитие лисьей башни… — как ни в чем не бывало закончил Ваймак.              — Ч… Что? — девушка оторопела, словно из нее вышибло дух.              — Я знаю что сестра идет только в паре с братом. Поэтому я беру вас двоих. Разумеется, глупо набирать игроков под конец сезона, но у нас возникли технические трудности с последним новобранцем…              — Джейни Смоллз после неудачной попытки самоубийства отдали под надзор психиатров, — заторможенно кивнула Эммалин, знающая о деталях инцидента. — Вероятно комитет с вас не слезает.              — Все то знает… — заулюлюкал Миньярд, жутковато оскалившись. — Кто напел?              — А вам все расскажи… — Эммалин прекратила корчить клоунаду и разом помрачнела. Улыбка стекла с ее лица, а глаза полыхнули морозцем.              — Так нам долго ждать? — спросил Дэй.              — Это бессмысленно, — отсекла она, но уже не детским фальцетом и милой скаутской кричалкой, а горячей сталью — молотом по наковальне. Такой контраст резко выделялся на фоне ее недавней манеры держать себя. — Я знаю репутацию лисов, но вы вероятно не до конца понимаете характер моего чудовища-брата. С ним не так просто совладать…              — Поверь мне, Эммалин, у нас найдутся чудовища похуже твоего брата и мы знаем, как натянуть на них намордник.              — Ой ли? — фыркнул Миньярд, но тренер лишь шикнул. Еще спугнет раньше времени.              — На моего брата это не подействует, тренер, — отчаянно всплеснула руками Эммалин. — Поймите. Тренер Кессер говорил ровно то же самое, но что из этого вышло? Эмилио прогуливал официальные матчи, прогуливал тренировки, дрался с товарищами по команде, упился до посинения и сломал репортерскую камеру… Администрация едва успевала покрывать его расходы…!              Эмилио был сплошной проблемой. Проблемы с наркотиками, проблемы с успеваемостью, проблемы с сокомандниками, с учителями, с тренером, с соперниками, и рабочим персоналом. В конце концов то, что он едва не вылетел из старшей школы. И то, как он попал в притон. Человек проблема — не больше, не меньше. Эммалин была его сестрой-близнецом, что вечно разгребала за ним дерьмо и эту двоицу все воспринимали вместе. Райты. Принцесса и чудовище. Чудовище творил гадство, а принцесса с ее милыми улыбками разбиралась с последствиями — так наловчилась, что делала это с истинным искусством. И хвостиком следовала за братом, чтобы ликвидировать последствия его идиотизма. Казалось, что вся жизнь Эмилио держится на волоске упертой Эммалин. Принцесса своими кричалками и любезностями устроила нерадивого братца в школу, училась с ним в классе, после выходок умоляла разгневанную администрацию сжалиться (ведь с такой репутацией Эмилио бы попросту не приняли в другое заведение, разве что в исправительный центр), и даже в команду экси его запихнула сестра. Правда пользы от нее, как оказалось, было больше чем от вечной проблемы чудовища. Тренер Кессер обожал полезную Эммалин и терпеть не мог ее братца, но был вынуждено держать в команде, ибо менеджер появлялась где-либо лишь со своим злобным близнецом.              — Если он откажется я никуда не пойду. А вы его не заставите. То, что он играет за старшую Линкольна — не более чем секундная прихоть. Он пропустил больше половины тренировок. У меня и тренера нет на него влияния. Он играет, пока ему не надоедает, а затем уходит спать…              — Тогда ему не надоест, — недобро хмыкнул Ваймак.              — Вы так в себе уверены, тренер? — приподняла тонкую бровку Эммалин.              — Я уверен в них, — Дэвид махнул рукой в сторону своего лисьего выводка, наблюдая чистый скепсис на личике Эммалин. Та пожала плечами с видом, мол: «Ладно, делайте что хотите, но потом не говорите что я вас не предупреждала», — и отошла в сторонку.              — Он спит на матах, — сдала новое гнездище брата с потрохами сестра. — За стойкой снаряжения. Продрых всю тренировку и сейчас скрывается от дополнительных, назначенных за прогулы…              — Я разве не запретил ему спать на тренировках?! — взбеленился Кессер, но уже не сколько гневно, сколько устало — к выходкам Эмилио он давно привык. — Я приведу его. Эммалин, закрой зал, будь добра, а еще сходи к мисс Родес, скажи что это я задержал монстра и он обязательно прибудет к ней прямо с утреца, виляя хвостом и радуясь ее милости…              Дэвид и его лисы дожидались братца Райта в своем темпе: Ваймак пролистывал личное дело мальца, Эндрю завалился на лавочку, поигрывая спертой клюшкой, а Кевин все оглядывался, ожидая прибытия близнецов. Их выход не был внезапностью: от ругани Эмилио, которого тащил за шиворот разъярённый тренер, уже трещали стены. Едва он запихнул харахорящегося подростка внутрь, то тут же запер дверь, не позволяя ему смыться.              — … я же сказал оставить меня в покое! Все равно я обыграл ваших неудачников, мне нечего делать в этих яслях. Это ты привела старого мудака, а, Лин?! Идиотка!              Райт являлся внешней копией и в то же время характеристической противоположностью сестры: такой же бледный и светловолосый, однако озлобленный и подобранный, с хмурой рожей и пережатыми кулаками.              — Лио, прекрати! — в уголках глаз Эммалин выступили слезы, когда брат грубо дёрнул из ее рук свою сумку и взвалив ту на плечо, прошагал на выход. — Тренер Ваймак просто хочет тебя посмотреть…!              — Свали от меня, Лин!              Ваймак перегородил выход из спортзала.              — Чего тебе надо, старый хрен. Не смейте заебывать меня и настраивать Лин на очередную бесполезную хуйню!              — Райт! Поубавь борзоты и причеши свой сраный лексикон, пока этого не сделал я! — крикнул на него тренер Кессер, сытый выходками этого дикаря по горло.              Рослый Райт остановился впритык, прожигая тренера Ваймака чистым бешенством: в глазах недобрый блеск, кулаки крепко пережаты до побеления костяшек, поза максимально напряженная — все кричало о намерении кинуться в драку. Однако тренер не отступил ни на шаг, привычный к подобного рода зверинцу: ни один мускул на его лице не дрогнул, а в глазах застыла сталь, которая вынуждала монстров вроде Миньярдской шайки все-таки вставать и даже иногда вести себя вменяемо.              — Хорошо. Если забьешь хотя бы одно очко, играя против этого оболтуса, — он махнул в сторону сыто потянувшегося Миньярда, что скучающе вышел на поле, — я отпущу тебя и сестру, и более ни на шаг не посмею к вам подойти. Если же нет — ты подпишешь все бумаги.              — Какого хуя я должен тратить на эту дурь время?!              — Как хочешь, — вдруг пожал плечами тренер, неожиданно легко отступив с дороги. Райт тараном понесся вперед, намереваясь убраться от столь утомительной деятельности, однако тут Миньярд развязно протянул:              — Ну и ну, вот ведь трус. Убегает под фанфары поджав хвост.              — Что ты сказал, мудила? — оглянулся тот через плечо. Райт был на несколько голов выше Миньярда и разумеется крупнее, но у голкипера напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения.              — Трус. Боишься что мы тебя размажем? — ласково приподнял уголки губ Эндрю.              — Чтобы полурослик вроде тебя меня размазал? Иди нахуй!              — Звучит как заезженная пластинка. Ничего более сложного в черепушке не откладывается? — Эндрю покрутил пальцем у виска, проконючив. — Ну во-от, как же скучно.              — Я говорю: пошел, блять, нахуй…!              — Он что-то бормочет, а я слышу только бип-бип. Напрасно ехали, тренер, он просто умственно отстал, раз без няньки-сестры слова внятного сказать не может.              Для Райта поддразнивания Эндрю стали последней каплей. Схватившись за клюшку, он ошпаренно выскочил на поле перед ленивым и не больно инициативным Миньярдом. Эммалин, что навязчиво бегала за братом, все-таки сумела нацепить на него экипировку и выкатив корзину с мячами, принялась подавать их для тарана по воротам голкипера. Тренер Кессер и Дэвид Ваймак вместе с Кевином Дэем стояли чуть в стороне, благоразумно не вмешиваясь в разборки.              Эндрю был намерен загонять Райта до смерти. Чьей именно неизвестно: он отсылал мячи прямо по ногам парня, или рикошетом от стен в закатывавшего глаза Кевина — играл ведь не по доброй воли, а из-под палки тренера и Дэя, под обещанием бухла. Но сколько бы раз самоуверенный Райт не пытался пробить ворота Миньярда — все его попытки улетали в никуда. Он рычал и ругался, в ответ на подстебывания Миньярда, но после получаса бесполезных усилий осел на корт, уронив клюшку. Загнанный Эмилио опустился на колени.              — Чу-у, — посмеялся низкорослый голкипер, с насмешкой глядя на исходящегося гневом Эмилио. — Уже устал? Слабак.              Миньярд, небрежно закинувший клюшку на плечо, посмотрел на него с лучезарной улыбкой. Взволнованная Эммалин подскочила к брату, утирая его лицо полотенцем. Тот отмахнулся от девушки как от надоевшей мошки, крутящейся под носом, хлопнув по руке.              — Можешь вечно оставаться неудачником. Если так, то мы пойдем, не видим смысла тратить время на это убожество, — вздернул подбородок надменный Кевин.              — Так что? — спросил Ваймак.              — Мы пойдем с вами! — дал заключение Эмилио. — Только чтобы я мог размазать по корту этого утырка!              — Ой-ой, как было бы грустно, — издевательски протянул Миньярд. — Поплачься на плече няньки, может полегчает.              — Да ты! — заискрился бешенством близнец Райт.              — Да, я, — довольно кивнул Эндрю.              — Я убью тебя!              — Становись в очередь. Если силенок хватит. — Эндрю растянул рот в глумливой улыбке. — А тебе, судя по тому позорищу что я увидел сейчас, в жизни не хватит.              Эмилио с видом разъярённого медведя собрал последние силы и кинулся на Миньярда, явно желая задавить как блоху, однако голкипер был быстрее. Райт от подставленной клюшки прокатился по полу, взыв, но уже от боли.              — Я же просил быть помягче, — напомнил Ваймак, но голкипер только отмахнулся.              — Налепите пластырь и будет как новенький, — Эндрю скучающе перешагнул через близнеца Райта. — Мы закончили? Поехали, я дико жрать хочу. А вы, тренер, обещали халявное бухло за эту бессмысленную нервотрепку.              — И я держу свои обещания. Сгиньте с глаз и не испоганьте мне машину, плата за аренду и так больше, чем я готов отдать за перевозку ваших задниц, — погрозился Ваймак, однако все его внимание было сосредоточено на подпорхнувшей к брату сестре, что пыталась приложить к шишке на его лбу холодную ладонь. Тот лишь отмахивался, прожигая гневом затылок развязно шествующего на выход Миньярда и семенящего за ним Дэя.              — Эммалин?              Сестра посмотрела на раззадоренного и озлобленного брата: он, ругаясь на чем свет стоит, покрывал нецензурщиной «лисьих мудаков», угрожая открутить им головы и засунуть в задницы, — затем, впервые за всю встречу улыбнулась по-настоящему, просветлевше поглядев на тренера. Возможно то была игра упавшего солнечного луча, преломившегося от окна просторного спортивного зала, но Эммалин выглядела более живой, чем при первой встрече: наконец не дежурная улыбка, а самая широкая, чувственная и теплая — с мягкими ямочками на щеках и лучиками мимических морщинок на лбу.              — Да, тренер. Мы подпишем все бумаги.