Крылья свиты

      У Эмилио Райта детство было банально-калифорнийское: двухэтажный особняк из белого кирпича, золотистый песок под натертыми сандалиями пятками, вспышки фотокамер и штативы, что заменяли ему и его сестре погремушки — всего этого у Эмилио и Эммалин было в достатке. Мать с голливудской завивкой, неестественно белыми зубами и алыми губами, короткие платья и водимые ей домой незнакомые мужчины — не повод для уныния. Ведь можно побросать гальку в блестящие прибрежные воды и погонять белых откормленных чаек. Не повод для уныния, ведь есть Линни, а еще есть куклы, в которые та постоянно требовала играть. Капризная, вся в мать. Даже когда приходящие мужчины сменялись и каждый новый требовал называть себя папой, и даже в какой-то момент вкус этого слова перестал ощущаться совершенно. И даже, когда Линни начинает ругаться с каждым новым пришедшим, вынуждая брата вставать на свою защиту. Но затем Линни вырастает и осознает, что скандалами маму не заинтересовать — на детские склоки та всегда смотрела с пренебрежительным раздражением. Зато когда она улыбалась, творила что-то милое, или умное для ребенка своего возраста — мама начала чаще покупать ей красивые платья и показывать гостям как дорогую статуэтку. Единственный способ привлечь внимание матери для Линни — улыбки и умение поддержать беседу, у Лио же… экси. Всегда экси. Скромный, уступчивый, он не знал другого повода напомнить родителям о своем существовании. Он помнил как мать на восьмилетие вручила ему клюшку и сказала, что тот не вернется домой, пока не собьет все десять мячей от бортика в сетку. Линни то не было нужно, ведь она милая и красивая. Что еще нужно для женщины? Он же — мальчик, поэтому должен стать спортсменом.              Мать грезила о славе для детей, чтобы те сияли и появлялись на обложках. Пока развод не попортил все ее планы на блестящую картинку семьи. Затем трагическая смерть Озвальта Райта, отдавшего детям свою фамилию, ее личная претензия в суд и неплохая доля от наследства. Она вспомнила о детях лишь когда понадобились деньги. Обозленный Эмилио возненавидел мать еще сильнее. Эмилио Райт ненавидел экси в той же степени, в какой обожал его в свои чистые восемь, семь, десять. У него не было других увлечений — все детство ушло на забивание голов в сетку. Но как бы он не пытался найти себя в других сферах, что-то настойчиво возвращало его назад — будь то мать, неугомонная сестра, или ублюдок Дэй. Но завязать не мог. Экси — единственный способ показать матери, что он чего-то достоин. Эмилио Райт любил экси в той же степени, в которой когда-то любил свою мать. Эмилио Райт возненавидел экси так, как ненавидел свою мать по сей день.              — Кевин… — настороженная Эммалин все ближе подступала к Дэю, и подобная рокировка не осталась незамеченной для матери девушки.              — Замечательно, — подытожила Кэти, и бровью не поведя на подобное зрелище. Она уцепила Кевина под локоток. — Линни, тогда уж, будь добра, проводи гостей до первых рядов, покажи дяде Оскару карточку и предупреди, что они от меня. До начала целый час, для вас приготовили напитки. Ты все и так знаешь. А нам пора.              Кэти демонстративно развернулась на каблуках, не реагируя на попытки Эммалин перехватить внимание и потянуть время.              — Кевин…! — Эммалин попыталась вклиниться между спортсменом и матерью, однако Кэти безупречно вывела того из попытки дочери перехватить контроль. Возможно немножко щурясь от снисходительной насмешки — действовала методами матери против нее, как не стыдно.              — Линни, маме надо работать, — белозубо улыбнулась Кэти. — Идем, Кевин, нас ждут!              Так Кевин оказался безвозвратно утерян. Линни нервно притопывала на месте. Пусть девчонка Райт лучезарно улыбалась, так, чтобы никто не заволновался, как делала всегда, однако активный галдеж, тараторство и широкая жестикуляция увы, не помогала — ее с потрохами выдавал пот по лбу и чуть увядшие хвостики, обычно пребывающие в состоянии личных пропеллеров неугомонной девчонки Райт, едва ли не летая за ней.              — Эммалин, — Рене уложила руку той на плечо, успокоив изошедшуюся дрожью девушку. Жест немного отрезвил сестру Райт.              — Мне не нравится все это, не нравится… Мама никогда не упускает возможности сообразить сенсацию, — поделилась подозрениями Эммалин, глядя в след уходящему Кевину. — Что-то все это мне очень, очень не нравится…              — Мама? — запоздало вопросил Мэтт и лисы, обернувшись к близнецам, пытливо на них вылупившись.              — Вот это… Мама… — пробормотал Ники. — Господь всемогущий, а я думал мне не повезло с родителями…              — Тч, кукушка, а не мамаша, — рыкнул Эмилио неприязненно. — Если кто-нибудь из вас, ублюдков, скажет хоть слово, я…              — Райт! Придержи язык! — урезонил нападающего Ваймак.              — А ваши уроды пусть засунут в жопу свои языки! Это наши с Лин дела, вы не имеете право в них лезть!              — Это верно. Кто ваши родители — не наше дело, — резко пресек пересуды Ваймак. — В конце концов мне за это не доплачивают…              Эммалин прекрасно ориентировалась в помещении, однозначно выдавая, что бывала здесь не раз — материнская студия была известна ей как пять пальцев. Мужчина по имени Оскар — высокий и широкоплечий, в странно не подходящих его массивному виду зализанной прической, отутюжанном пиджаке и тоненьких, будто декоративных очках, — встретил Эммалин (при том явно не узнавая Эмилио) с благодушной участливостью, исказив каменное лицо в неожиданно радушной улыбке, только подпитывая любопытство лисов. Затем мужчина зачитал нудный список правил поведения в студии, проверил именные бейджи, и вместе с Эммалин повел группу на места — менеджер упорхнула, болтая с мужчиной, пока вовсе не улетела «припудрить носик», в туалет.              — Ты знаешь, я не люблю сюрпризы, — Эндрю пристроился к Эммалин, едва она вышла из уборной, придернув ту за хвостик к себе. Он потащил ее за собой, в фойе.              — Это не сюрприз, и никакого отношения к нашему договору не имеет, — Эндрю выразительным взглядом потребовал дальнейших разъяснений, едва они оказались наедине. Миньярд закурил прямо в помещении, оперевшись на колонну. Программа уже началась, однако он не собирался откладывать разговор. — Родители развелись слишком давно, и мы не поддерживали связь с мамой.              — Однако кое-кто так боялся ехать, что едва на месте не скончался, и вот, проблемная двоица Райта и его женской версии предстает в новом свете!              — Эндрю, пожалуйста…              — Не переношу это слово.              Эммалин вздохнула, уже порядком привыкшая к: «Это слово мне не нравится, и это тоже, и то, кстати, перестало нравиться вчера!». Когда Эндрю понял, что на ней работает, то утоления скуки ради вкидывал посреди разговора, что вот то самое слово резко начало доставлять ему дискомфорт, а затем забавлялся, глядя как уступчивая менеджер всеми силами на ходу пытается подбирать обтекаемые синонимы.              — И как только Бетси тебя терпит…? — буркнула Эммалин, успевшая на постоянной основе записаться на приемы к психологу.              — Клиническая страсть к безнадежным случаям.              — Не называй себя так, был бы ты безнадежен, не оказался бы здесь. Как бы ты не кривлялся, команда — твое желание тоже. Кевин и Аарон, которых ты защищаешь, Эмилио, за которым приглядываешь, Ники, которого принимаешь, Рене и Бетси, с которыми ладишь…              — Ты начинаешь меня раздражать, — задумчиво поделился откровением Эндрю. — Бабочки не летают с подожженными крыльями, — чиркнул под носом Эммалин зажигалкой Эндрю, от чего та оскорбленно надула губы. — Поэтому говори начистоту. Меня не провести твоей манерой: «Заболтай оппонента до смерти», — если уж ты периодически забываешь, что я не Кевин.              — Но ты мой друг, как и Кевин! — радостно сжала кулачки Эммалин. — Я о-очень хочу счастья своим друзьям!!!              — Я не твой друг, цитерия. Я едва сдерживаюсь, чтобы прямо сейчас не утопить тебя в фонтане.              — Как жестоко! — сверх эмоционально замахала руками оскорбленная Эммалин, хотя Эндрю видел, что мыслями она летала где-то не здесь. Эммалин прекрасно понимала, что Эндрю терпит ее присутствие, только потому что она способна помочь Кевину задержаться в команде. Так же и сама девушка менеджер вовсе не по доброте душевной возится с Дэем и Миньярдом, все что ее волнует — брат и команда, которая должна стать для него новым центром реабилитации. Эндрю не был идиотом и прекрасно знал цену ее сотрудничеству. Эммалин важна не команда, не Кевин, а то, что эта команда и Кевин способны дать ее брату. Однако Миньярда устраивало сотрудничество на таких условиях. Он знает чего хочет Эммалин, а значит она не представляет опасности.              Не представляла до этого утра и вскрытой тайны материнства.              — Я жду, — напомнил о себе Миньярд.              Менеджер вздохнула и наконец заговорила серьёзно:              — Ты получишь нормальную историю, все, что захочешь знать, договорились? Только без наркотиков в Райских Сумерках, умоляю, я могу найти нам замечательное кафе-мороженое…! — Эммалин моляще сложила руки, очень уж ей не хотелось стать жертвой веселых тусовок шайки монстров. Она не переносила алкоголь, не любила запах сигарет, презирала наркотики, раздражалась от теней, толкучки и пота — все, что мешало здраво воспринимать информацию и анализировать. Эммалин все же была прирожденным журналистом, а журналист без трезво мыслящей головы — пустышка. Эммалин не признавала любых веществ, как либо мутящих сознание. — Для начала нужно предотвратить катастрофу, что наверняка планирует мама… Нет, не подумай, она бы не рискнула чем-то серьезным, однако неудобные вопросы будут однозначно, чего бы не писалось в сценарии.              — Переживет, — отмахнулся Эндрю. Кевину не впервой ускользать от бестактных журналистов. — Но ты бы не порхала так мельтешаще и активно, будь дело лишь в бестактности мамочки.              — Именно. Я пытаюсь понять, но что-то от меня ускользает. Что нужно маме? Сенсация. Что у всех на слуху? Король и его свита! Лучший способ — привлечь их к шоу.              — Продолжай, — насторожился Эндрю, скинув сигарету и задавив краем ботинка тлеющий бычок.              — Помнишь я отходила в туалет? Я вылезла из окна и оббежала здание, но машин слишком много, я не успею пробить каждую, чтобы удостовериться, а автобусов вокруг, помимо нашего, не наблюдалось! Однако я видела странных людей, что охраняли здание по периметру — каждый запасной выход. Это точно не студийные — ведут себя не так… Сейчас списалась с Райли — это менеджер футболистов Эдгара Аллана, у эксистов свой есть, но меня бы и на пушечный выстрел к нему не подпустили! — однако, насколько она в курсе — они появились на запланированных занятиях своей черной массой. Вчера у воронов стояла математика — это общеизвестная информация, я просто зашла сайт и отследила расписание, — обычно занятия проводятся дистанционно, однако раз в неделю они обязаны появляться очно, чтобы забирать и передавать задания — это, кстати, обычная программа для спортсменов Эдгара Аллана, очень удобно! Если бы они хотели появиться здесь всем скопом, то уж выехали бы вчера, и на занятиях не появились! Тем более, что чтобы довести команду такого уровня, понадобится первоклассный транспорт — он хорошо заметен, но никто из моих контактов не наблюдал перемещения шеренги автомобилей, или автобуса в сторону аэропорта! А они к тому же жуть не любят спешку — обычно обживаются в пятизвездочных отелях сутками ранее, я проверяла размещения разных команд, жаль ранее они не играли с местными — обычно команды резервируют одни и те же отели…              Эммалин воспроизвела еще несколько звонков, тщательно разъясняя Эндрю суть производимой операции. Приложив телефон к уху, она вновь вдохновенно защебетала:              — Здравствуйте, я бы хотела уточнить…              Эндрю все более ошалело пялился на менеджера, называющую номера сотруднице отеля.              — Мм? Да-да, на всю команду, желательно в одном блоке… Что вы, мой помощник информировал сотрудника вашего заведения заранее, что за сервис! Именно, спортсмены сборной Эдгара Аллана…! Что? Номера не бронированы, лишь… Три комнаты? Ох… Видимо произошла ошибка с планировкой, прошу прощения! Состав команды изменился в последний момент, и нас не успели предупредить заранее!              Эммалин отмела вариант, и позвонила в следующий дорогостоящий отель, ближайший в округе. Их было не так много, так что она быстро расправилась с делом. Представляясь менеджером Эдгара Аллана, она расспрашивала о подробностях заселения до того уверенно и живо, что Эндрю сам едва не поверил. Менеджер Лисов отыграла роль не сбившись и на мгновение.              — Ебанутая сталкерша… — протянул пораженный Эндрю. Эммалин заискрилась улыбкой и наконец подвела итоги расследования:              — Обычно спортсменов селят в одном блоке и договариваются заранее, поскольку они вороны — номера исключительно люкс. Но куда бы я не звонила командной брони не наблюдала. В пяти из шести заведений приемный менеджер даже не понимал о чем я! В последнем, — Эммалин торжественно потрясла телефоном. — Не удивился! Лишь растерялся, но не более. Бронь была, пускай и не всей команды! Но Эндрю, на интервью и не нужна вся команда, это наш тренер выделился своим: «Мероприятие командное»! Хватит и несколько комнат! Это значит…!              — Телохранители, менеджеры, Рико и свита… — закончил мысль Эндрю. — Вот так сюрприз от доброй мамочки. Его величество здесь со своим хвостом. Ха-ха! Что же, этого стоило ожидать.              — Эндрю! Нельзя смеяться! Быстрее, мы должны забрать Кевина! И предупредить тренера, да, сперва предупредить тренера…! — девушка подскочила на месте и полетела в зал. Эндрю не отставал от нее.              Когда двоица распахнула тяжелые двери, то было уже поздно.              — Хочешь сказать, тебя не предупредили?              — Мы все очень заняты, и постоянно поддерживать связь не получается.              — Ну что ж, — говорит Кэти, и ее яркая улыбка становится для Эндрю ударом мощнее клюшки под ребра — он знает эту улыбку, успел изучить по Лин в минуты триумфа, когда лисья паразитка отыскивала особенно сладкую информацию о соперниках. — Тогда тебя ждет сюрприз!              Грохот басов обрушивается лавиной на барабанные перепонки, оглушая вибрацией, а подскочившие волны толпы заревели буйным штормом: «Король!», «Король», «Король»! Каждое слово — иголка под ноготь. Грудную клетку Эндрю прошибло от запоздалого осознания — не смотря на все усилия Эммалин, не смотря на ее предупреждения, они все равно не осознали достаточно быстро, когда еще можно было стащить Кевина со сцены, или не допустить выхода. Ему захотелось залезть под повязку и схватиться за лезвие, когда он заметил взгляд Кевина, выискавший его в толпе — это было просто, он и Эммалин попросту застыли в проходе, побелевшие, в отблесках прожекторов. Неконтролируемая паника забитого ребенка всколыхнула что-то внутри Эндрю — темные воды поднимаются из глубин его засаднившего сердца, грозясь разъесть ядовитой пеной остальные внутренние органы. Он натянулся как струна, не замечая даже как обычно соблюдающая его границы, Эммалин, впилась в его руку, как та же менеджер отчаянно позвала Рене на помощь, он сделал несколько неконтролируемых шагов вперед, словно мог что-то предотвратить…              Рико Морияма взошел на сцену.       

***

      По началу Кэти Фердинанд хотела задействовать на интервью исключительно Рико и Кевина, однако Эдит и Натаниэль — перспективные новички и завершающие члены свиты, — все так же интересовали публику. Поскольку они были включены в программу, пришлось подключить и третий номер — Жана Моро, ранее не самую популярную персону, обычно затмеваемый Рико и Кевином, однако с возросшей популярностью Эдит и Ниэля, так же получивший долю внимания. Их тройные связки явно приходились публике по душе, и Кэти, на волне всеобщего интереса, вздумала собрать всю «великолепную пятерку» разом. Вместе с ними как всегда отправили нескольких телохранителей, в том числе из приближенных Веснински, дабы то стало гарантом невозможности Натаниэля сделать ноги. В туалет их с Жаном и Эдит пускали лишь поочередно, и кто-то из троицы что в автобусе, что в самолете, был прикреплен наручником к подлокотнику сиденья. Натаниэль не смог бы забаррикадироваться, позвать на помощь, или вытворить глупость в прямом эфире, пока Жан и Эдит находятся под незримым дулом пистолета. Его ненавязчиво предупредили о снайпере, что во время эфира обязательно засядет на балконе, с мишенью ровно на выбеленной макушке Эдит. Так же ненавязчиво ему сообщили о людях Веснински, караулящих на парковке, на каждом запасном выходе, в зале и за кулисами непосредственно. Подействовало хорошо — отбило изначальные надежды Натаниэля воспользоваться всеобщим перевозбуждением, врубить пожарную тревогу, взять Жана и Эдит за шиворот, и спуститься по запасной лестнице. Потом он бы взломал машину, и рванул с друзьями подальше от Кевина, Рико, Мориямы, нашел бы один из многих тайников матери, чтобы создать новые личности и начать все заново на новом месте. Пусть тетрадка оказалась утеряна где-то в калифорнийских песках (намеренно, он бы не позволил преследователям выйти на контакты матери), он сам прекрасно помнил расположение тайников — мать вынудила его запомнить их расположение лучше собственного имени. И безусловно, что Рико, что Тецудзи понимали, на что готов пойти отчаянный и непокоренный Натаниэль, чтобы сдернуть. Однако так же прекрасно они осознавали, что пока запястье Эдит прикреплено наручником к креслу в автобусе, пока нога Жана закреплена цепочкой в номере отеля, Натаниэль не попытается выбить окно и дать деру…              О, Ниэль знал, что мать за такие привязанности лупила бы его до потери пульса, называя идиотом и безнадежным случаем. Он купился на такую дешевую манипуляцию, привязался к двоим, которых не сможет не потащить за собой. Буквально собственноручно завязал на шее петлю и отдал поводок Рико, позволяя управлять собой на манер домашнего животного. Последний не побрезговал над этим посмеяться, когда они оказались заперты в совершенно пустом бизнес классе: подошел близко, обхватил руками за шею и даже попытался придушить его, забавы ради. Ниэль даже дернуться не посмел — другой рукой Рико удерживал нож, чей кончик указывал прямиком на сонную артерию Жана.              — Веди себя хорошо. Ты же не хочешь, чтобы они пострадали? — будто аспид, все шептал он куда-то в плечо Натаниэля. — Печально будет снимать с Одьен скальп, если кое-кто задумает попросить о помощи в прямом эфире, или, скажем, выступить на стороне Кевина. Ее ведь называют вороньей принцессой.              Эдит, как единственная девушка, тем более — девушка, уж слишком выделяющаяся из общей толпы своей необычной прической, — мгновенно получила львиную долю внимания от поклонников. Заинтригованные зрители любили ее взаимодействия с Жаном и Натаниэлем, что всегда прикрывали ее, и берегли как зеницу ока. Так Эдит получила кличку вороньей принцессы. Сама девушка была необычайно горда «подходящим милой леди» прозвищем, когда как Жан откровенно смеялся, называя ее не иначе как: «Ее Обжорливым Высочеством». Смотреть как оскорбленная Эди пищит и прыгает вокруг Жана, было тем еще удовольствием — она напоминала что-то маленькое и пушистое, вроде верещащего котенка, чем еще больше забавила Ниэля. Они двое всегда разбавляли жестокую действительность Натаниэля своими непосредственными перепалками.              — Изуродуй я ее — никакого внимания в сети она не дождется, лишь жалость и отвращение, которого заслуживает. Ты мой, Натаниэль. И ты будешь смиренно сидеть у моих ног, пока я разбираюсь с Дэем. Знай свое место, четыре…!              Рико до треска сжал его скулы, крепкими, длинными пальцами впившись в кожу и оставляя синяки жесткими подушечками пальцев.              — Да, мой король.              И пусть. Пусть Рико раздавит предателя Дэя. Возможно так он получит прилив садистского удовлетворения, и будучи в хорошем настроении, прекратит измываться над свитой. Эдит, спящая на его коленях, не заметила всего этого, и Натаниэль продолжал закрывать ей уши, чтобы Рико, нависший над ним жестоким божеством, не излил свою жестокость на то, что Веснински драгоценно.              Если не считать внезапное обострение мании Рико полет прошел неплохо — Эдит дремала на его коленях, Жан включил им двоим недавнюю игру лисов с шакалами Брекенриджа. Когда Эди проснулась, то атаковала Ниэля мольбами о сладостях и сладком чае — сама боялась разговаривать со стюардессами, — и остаток полета объедалась как в последний раз. Затем на лимузине они отправились в заранее арендованные апартаменты в пятизвездочном отеле. Рико и менеджеров расселили по отдельным номерам для пущего комфорта, телохранители остались на стреме, когда как Жана, Ниэля и Эдит по обыкновению запихали в одну комнату. Но тем же лучше — ночь перед утренним шоу, они провели как никогда спокойно, хоть и с шавкой за дверью. Эдит пользовалась всеми радостями джакузи, прыгала на воистину роскошной кровати, и объела весь мини бар до того состояния, что вечером у нее заболел живот, и несчастному Жану, журящему «малолетнюю бестолочь» на чем свет стоит, пришлось лечить ту таблетками и лимонным чаем. Все было хорошо и они могли веселиться, не смотря на цепочку, которой для надежности сковали лодыжку Жана, пока не явился король собственной персоной, предъявляя свои права на собственность. Ниэль был вынужден провести бессонную ночь под гнетом жестокости короля (следов перед съёмкой он оставить не мог, так что ограничился лишь пыткой водой и мешком на голове), радуясь, что хотя бы Жан и Эдит будут спать с комфортом и спокойно. Запястья, что Рико стянул веревками, все ещё саднили, вода, затекшая в горло, казалось, до сих пор бьётся о легкие. Затылок жгло — Рико хватал его за волосы чтобы опустить в ледяную воду и держать, пока не перестанет дергаться…              — …эль, эй! Ниэль! Потом будешь витать в своих адских облаках! Хватит смотреть на меня так плотоядно! На что уставился?! Неужели Эдит опять прикрепила что-то к моей спине?! Эдит!              — Это уже похоже на манию, у багета по осени обострение? — гыкнула Эдит, великосветски прихлебывая принесенный помощниками Кэти чай, с просто ужасающим количеством сахара. Она бы добавила еще больше, однако тут ей дорогу преградила Эйфелева башня по фамилии Моро и она целых пять минут насмерть, хоть и безрезультатно, боролась с Жаном — тот ни в какую не давал ей сожрать всю красную коробочку (возможно с самой коробочкой непосредственно) со сладкими кубиками, из-за чего попал в немилость дующейся Одьен.              — Взволнованный багет, подвид истеричный, — прокомментировала метания неспокойного Моро Эдит, а затем завопила — названный багет отвесил ей воспитательного щелбана.              — Рукоприкладство! Рукоприкладство! Я буду жа-аловаться! Как ты относишься к леди, ужасная горгулья?! — пищала покрасневшая от обиды Одьен, карикатурно схватившись за лоб.              — Роуз осталась в гнезде, а то что я вижу перед собой леди назвать — язык сломается.              — Ты ужасен! Ужасен!              Жан тем временем, по привычке переругиваясь с Эдит, посмотрелся в зеркало, покрутился, но записки по типу: «Французская булочка!», «Тухлый багет» или «Сия спина — горгульин горб», — не обнаружил. Поэтому решил таки выяснить, почему напарник уже как с минуту проедает взглядом его спину, словно ничего занимательнее в жизни не видел, запустив в него смятый пластмассовый стаканчик. Натаниэль, получивший метким Моро прямо по темечку, по-собачьи помотал рыжими вихрами, и вернулся к тому, с чего остановился — продел пуговицу в небольшую петельку, тем самым запахнув рубашку.              — Будешь застывать с оголенным пузом — свалишься с простудой, — пожурил его Жан. — Разве не помнишь эту мелкую и не особо умную? Температура с приближением осени имеет свойство падать! Но откуда то знать тугодуму британцу и малому ребенку?              — Прости-прости, — Натаниэль лениво поднялся с пуфа, потирая висок костяшкой. — Просто задумался о том, как тяжело французам с их наследственно страшными рожами…              — Ниэль! — зашипел благим французским матом Жан, под хихиканья дурного напарника и Эдит, радующейся восстановлению обзывательного баланса в партнерской системе. У нее самой редко выходило действительно поддеть Жана, а вот Ниэль был остер на язык, чем радовал скачущую вокруг ураганчиком Одьен. — Выкину из окна! Чтобы дьявольского духа в сей обители не осталось!              — Вот так новость, благодарю! Сам намеревался сбежать, когда услышал твои инквизиторские храпения во сне, — уведомил Ниэль о славной привычке Жана похрапывать, что не обошла его даже во время заезда. — Наверное так усмиряли дьяволов? Громоподобными звуковыми волнами?              — Кому-то вроде тебя и экзорцизм не поможет.              — Как самоуверенно. По опыту работы заявляешь!              — Ужасный французский инквизитор! — подключилась Эдит, на том же французском. Девушка уже вполне освоилась, и теперь троица напарников в отсутствии Рико шпарила на нем только так. Вот и сейчас, когда Его Величеству потребовалась собственная резиденция для переодевания, троица свиты с облегченным вздохом таки остались наедине до своего выхода.              Эдит переодели в платье. Девушка — тонкая и маленькая, даже на фоне низкорослого Натаниэля, — смотрелась неожиданно элегантной, прибавившей в росте, прелестной в своей внешней невинности. Белые волосы в идеальном каре, стекающие по спине и рукам черные ткани, скрывающие оставленные Рико, Джонсоном и Ричером шрамы. Из белого и черного выбивались разве что круглые розовые резинки в волосах, но их Эдит отказалась снимать даже под страхом смерти — подарок ведь. Натаниэль одобрительно ей улыбнулся, а Жан выразительно закатил глаза, заявив, что неуклюжие коротышки на каблуках смотрятся смешно. Эдит в ответ завопила и они чуток поругались (даже подрались, вцепившись в друг друга и попытавшись задушить, но то было обычным делом), но в конце концов Жан вынудил гримеров раздобыть для Эдит лодочки, аргументировав тем, что у нее после игры болят ноги. Эди сопротивлялась, но когда, сделав пару шагов, чуть не свалилась с каблуков кубарем на сцену, все-таки внемла своим самоназванным опекунам. Перед выходом за свитой явился ассистент и вывел троицу за кулисы, дожидаться своей очереди.              — И не груби репортерам! Веди себя хорошо перед камерой! — не успокаивался взволнованный Жан, что, казалось, боялся больше всех. Однако не уставал переживать за напарников.              — Да, мамочка… — монотонно повторяла задуренная Жаном Эдит.              — Я не шучу, Эдит, это серьезное мероприятие! Говори когда спрашивают, не распространяясь о важном…              — Конечно, мамочка…              — И перестань называть меня мамочкой!              — Как скажешь, мамочка…              Жан думал помылить голову и Натаниэлю, однако на трепку двух несчастий времени за кулисами ему не хватило, оставалось надеяться, что тот хотя бы ради безопасности Эдит придержит язык за зубами. Последняя трусилась ужасно, стреляя запуганными глазами по сцене, где Рико уже взялся за моральный террор загнанного Дэя. До Натаниэля наконец дошел истинный смысл попытки Жана развести дискуссию — он хотел отвлечь и утешить забитую, отрешенную даже во внешней веселости, Эдит. Жан намеренно отвлекал Эдит и Натаниэля от происходящего на сцене, за что последние были ему благодарны.              — Не бойся, мы тебя прикроем, — Натаниэль потрепал мелко дрожащую Одьен по голове. Гладить Эдит было приятно, все равно что кошку, у нее были мягкие и пушистые волосы. — Держись за нами, мы сделаем все сами. Главное не ведись на провокации.              — Хотя бы раз в своей бесполезной жизни попытайся наконец мутировать из орущего цыпленка в милую девушку, вроде Роуз, — наставлял Эдит Жан.              — Я всегда милая девушка! — разозлилась Эдит.              — Боже, кто же тебе так жестоко соврал?              — Ниэль говорит, что я милая!              — Этого демона не слушай: адское создание же, десять слов скажет, а девять соврет. Лучше горькая правда! — поучал Моро.              — Это ты ничего не понимаешь, ужасная скверная горгулья! Мое обаяние сравнимо лишь с моей красотой…!              — То бишь равняется нулю и готово уйти в минус? — якобы ужаснулся Жан.              — Нет! Ва-а! — разоралась разъярённой кошкой Эдит. — Хватит надо мной смеяться!              Эдит все прыгала вокруг Жана, пытаясь его задеть, тот же держал Эдит на расстоянии вытянутой руки, уперев ладонь в лоб. Минутная передышка закончилась, стоило ассистенту объявить о выходе через минуту. Кэти разогревала публику, завуалированно готовя к появлению свиты:              — … после столь долгой разлуки, Кевин Дэй встретит всех членов своей семьи!              Их вывели на сцену под бурные аплодисменты, довольство Рико и страх бледного Кевина. Гуськом, Жан, Натаниэль и Эдит предстали перед публикой, скрывая нервозность за вымученными улыбками.              — Привет, Жан… На… Натаниэль…? — Кевин подавился воздухом, стоило ему глянуть на мальчишку, что был украден из-под носа Мориямы своей же матерью. Ниэль обошелся скупым кивком, глядя на того, кого в последний раз видел в свои кровавые десять, прежде чем его мир погрузился в кошмар.              — Привет, Кевин, — так же сухо и невыразительно высказался Жан.              — Э… Эди…! — голос Дэя сделался сиплым и тонким — ни следа надменности и претензиозности. Он словно увидел призрака, но не человека, и в каком-то роде так оно и было. Голос его сжался в комок и иссох в гландах. Он вновь повторил то ли имя Эдит, то ли слова извинения, но Эдит сама прервала неловкие попытки Дэя представиться вновь.              — Ты в порядке, Кевин…! — Эдит, единственная из четверки, встретила его натуральной, а не натянутой или злой, улыбкой. Эдит была готова расплакаться от вида живого и здорового Кевина. Глупый ребенок.              Кевин очень робко, словно боясь навредить многочисленным шрамам и швам, приобнял Одьен. Невесомо, почти неощутимо, чтобы не напугать. Он сам жал губы, пряча от девушки глаза. В отличие от раннего объятия с Рико, это вышло продолжительным и настоящим, без желания скорее оттолкнуть, напротив, они будто не хотели расставаться после долгой разлуки. Жан смотрел на Кевина со странной смесью эмоций и концентрацией обиды, Рико — скрывая злобу за натянутым дружелюбием, а Натаниэль изучающе и неприязненно. Пятый номер казалась единственной, кого был рад видеть Кевин. Ниэль знал, что так оно и было — Эдит какое-то время находилась на попечении Кевина и Жана, что заботились о ней как могли, и она же считала себя виноватой в том, что не смогла предотвратить ужасную травму Кевина. Возможно она считала Кевина чем-то на подобии старшего брата, пусть тот и предал ее, пусть оставил, и пусть едва не стал косвенной причиной смерти во влажной душевой. Эдит словно не могла сопоставить те факты в своей излишне светлой и бесхитростной голове и то, за что Кевина презирал Жан, попросту не могло сформироваться в ней. Это было мило и душераздирающе одновременно — Ниэль прочел по взгляду Жана, что тот наблюдал сценку с теми же чувствами. Но Жан и Ниэль любили свою напарницу и за эту чистосердечную любовь — так же легко, как не держала зла на Кевина, Эдит приняла его самого, со всеми его тараканами, с его начальными попытками безразличия, так же ластилась и не смотря на многочисленные шрамы, подставляла голову под поглаживания. Будто котенок, неизменно бредущий за всяким, кто окажет хоть немного ласки.              Кэти так же попыталась обняться с Эдит, но Ниэль по обыкновению перегородил путь, заметив как вздрогнула Одьен. Как сделал при первой встрече, когда Кэти, вдоволь наболтавшись с Рико о рейтингах, наконец попыталась загрести поближе трусящуюся Одьен. Натаниэль принял на себя ее жесты внимания, стараясь не кривиться от отвращения. Чем-то эта женщина напоминала ему Лолу, так же навязчиво стремящуюся потрогать малолетнего Натаниэля.              — Вы только посмотрите! Великолепная пятерка — король и свита, — снова вместе, но впервые в истории они выступают как соперники! Потерянный второй номер столкнется со своей семьей на корте! Рико, Кевин, Жан, Натаниэль и Эдит, мы от всей души благодарим вас за то, что вы терпите неуемный пыл своих поклонников!              Она жестом пригласила свиту занять свои места — каждый в своем кресле, что были приготовлены заранее на каждого члена свиты: кресло Кевина выделялось рыжим пятном на фоне черных кожаных сидений воронов. Они расселись в четком порядке: от первого — Рико, до замыкающей пятой — Эдит. Вся королевская свита в сборе, впервые со дня становления всех пятерых членов. Юноши в дорогих костюмах, галстуках и пиджаках, а Эдит в черном платье. Она так крепко стискивала руку оказавшегося рядом Натаниэля, что та побелела и засаднила. Но он не смел отпускать девушку, боясь за ее состояние.              — Наконец вся семья в сборе! — объявила Кэти и зрители возликовали. Кэти крепко взялась за свиту.              — Кевин и Рико признались, что долгое время не общались. Но почему свита не поддержала свой второй номер в столь трудный и трагичный момент его жизни? — картинно изумилась Кэти. Жан, самостоятельно латающий на Дэе кровавые раны в ту роковую ночь, лишь опустил глаза в пол. — Я думала семейные узы дамокловым мечом не разрубишь, когда-то вы были близки. Быть может это связано с недостатком времени, что вы провели вместе с Кевином, Эдит, Натаниэль?              Жан взял слово, выдавая заготовленный заранее сценарий.              — Декабрь выдался тяжелым для всех нас, особенно в эмоциональном плане. Пусть травму получил Кевин, но сказалась она на всех нас. Натаниэля с нами еще не было, Эдит много плакала, король не мог смириться с потерей. Травма повлияла на будущее воронов и нас, свиты короля. Мы выросли в Эверморе, все надежды едва влившейся в наш коллектив Эдит были разрушены. Мы не могли поверить, что все рухнуло, что всем нашим мечтам пришел конец.              — Уверен, Кевин чувствовал то же самое, — довольно вставил Рико. Жан попросту подтверждал его же ранние слова — все, как и было приказано. Моро не нарушил и строчки из заготовленного текста, правда говорил не с той же страстью и запалом привыкшего ко лжи короля, а монотонно и вынужденно, словно за него говорил кто-то другой. — Жан и Эдит не успели опомниться, как все закончилось — нерушимая семья дала трещину у самого основания, разделив нас на долгие месяцы скорби по утерянному счастью. Поэтому мы отдалились друг от друга.              Разумеется, все члены свиты знали, что это полнейшая чушь. Рико ни во что не ставил доверенных ему членов круга, использовал Жана и Эдит как боксерские груши, а затем и вовсе набросился на Кевина, который, в отличие от тех же Жана и Эдит, всегда считал его братом. Затем его выкинули как сломанную игрушку. Такова участь свиты — ломаться в руках Мориямы. Ведь они не люди, а материал.              — На целых девять месяцев?              Кэти задала вопрос, глядя на Кевина, и он ответил каким-то потускневшим голосом:              — Думаю, это было неизбежно. Видишь ли, Кэти, мы сделали экси центром своей жизни. Мы показывали всё, на что способны, но скрывали, чего нам это стоило. Игры и тренировки в составе трех команд, учеба в универе, постоянное внимание прессы — все это очень изматывало, но мы отказывались это признавать. Не хотели верить, что нашим силам есть предел.              Кэти кивнула.              — Даже представить себе не могу, насколько тяжело вам приходилось. Очевидно, это давление сказалось и на свите.              — В конце концов, мы живые люди, — произнес Рико, — и вполне естественно, что между нами тоже могут быть… разногласия… Верно, Кевин?              — Идеальных семей не бывает, — тихо произнес Дэй. Лживая фраза, брошенная костью журналистам. Но они все здесь — семья. Поломанная, исковерканная, неправильная и попросту больная. Остается лишь улыбаться в камеру и пытаться скрыть черные пятна масками.              Ведущая вновь сочувственно закивала.              — Знаете, как вы нас напугали своим исчезновением с экранов? В новостях сообща‍лось, что вы поехали на лыжный курорт, чтобы отпраздновать окончание семестра, а потом ни один из вас не появлялся на публике целый месяц! Лично я предполагала худшее и, только когда тренер Ваймак сделал заявление, поняла, что именно означает «худшее».              — Худшее — это все иметь и все потерять. Мы завершили набор, как когда-то и хотели. Мы подписали контракт с национальной сборной, и нам оставалось осуществить только одну мечту: выступить за страну на летних Олимпийских играх. Я представлял себе этот триумф — мы с Кевином в нападении, Жан и Натаниэль в защите, Эдит за нашими спинами. Мы были совершенны — точно птица, наконец расправившая крылья. Это была наша общая мечта, разделенная на пятерых — всю жизнь мы с Кевином собирали свой идеальный корт, достойный зваться королевским двором. Мы представляли эту жизнь, способную воплотиться в явь — только мы пятеро на вершине, ближе чем родные семьи, ближе чем могут быть друзья. Связь, которую не разрушить.              По спине Натаниэля прокатился холодный озноб. Теми же словами Рико встретил его когда-то давно. Те же слова впоследствии снились ему особенно мучительными ночами, после погони или перестрелки. Рико, именно Рико когда-то дал ему мечту о некой счастливой жизни — славе, и близком круге, где ты всегда будешь своим. Бесконечно одинокому ребенку, не имеющим семьи как таковой, всегда представлялись Рико, Кевин и еще двое. Игры — азарт, поделенный на пятерых. Слава, поделенная на пятерых. И руки, всегда тянущиеся к тебе на встречу — протяни и они вытащат… Стоило ли говорить, как сильно его ударило то, что он увидел наяву, когда иллюзия пала под гнетом удручающей действительности? Не было никаких пятерых. Были запуганные дети и тиран, уничтожающий в них личности. Был беглец, с радостью бросивший ненужный балласт, едва нашелся мир приветливее. И был Натаниэль — ставший тем, кто вытащил Моро и Одьен из обители смерти, уже сковавшей их по рукам и ногам. Если бы не он, тогда, в той душевой, не стало бы пятой. Если бы не он, когда-нибудь потом сломался бы и бесконечно одинокий, преданный всеми, Жан. Натаниэль взял ответственность за их сердца и поклялся сохранить, однако Рико и Кевина за семью он более не считал и не понимал, что несет король в камеры и как остальные могут быть настолько слепы, чтобы не замечать.              Жан, Натаниэль и Эдит заняли дальние места и держались близко. Кевин и Рико чуть поодаль и смотрелись совершенно чуждо рядом с ними.              — Мы всегда знали, что придем к этой вершине, что наши многолетние усилия, наши общие желания и жертвы в итоге окупятся… А потом Кевин сломал руку.              — Все изменилось, — сказал Кевин так тихо, что без микрофона его никто бы не расслышал. — Мы не были готовы это осознать. Проще было взять и разойтись. Глупо, конечно, — он искоса посмотрел на Рико, посмотрел на Жана и Эдит, задержавшись взглядом на последней — наиболее сочувствующей и милосердной среди стаи кладбищенских птиц, готовых заклевать до смерти, —… И сложно. Было сложно.              Последние слова относились к Эдит и Жану — Натаниэль читал между строк. Кевин раскаивался, бесконечно раскаивался что тогда, в холодную ночь, даже не надев шапки, он выскользнул из обители смерти и тени, шагнув в новую жизнь, освещённую теплым рыжим солнцем. Тогда Жан и Эдит остались в темноте. Жан и Эдит остались принимать последствия его побега — то, что едва не стоило Эдит жизни, что стоило ей ранней седины.              — Как печально, — горестно вздохнула Кэти. Кевин посмотрел на свой стакан с водой и промолчал. Ведущая наконец сообразила, что разговор зашел не туда, и опять повернулась к свите, давая Кевину время взять себя в руки.              — Тем не менее посмотрите на Кевина! — Кевин вздрогнул — Кэти так напоминала ему об Эммалин, именно так она врывалась в его комнату со словами навязчивой поддержки. Однако за ее словами никогда не скрывалось той фальши, что таила мать девушки. Контраст чувствовался явный — словно после легкой прохлады кондиционера его вытолкнули на арктический мороз. — Просто поразительно, каких результатов он достиг в этом году, правда?              — Не уверен, — качнул головой Рико, не давая свите вставить свое мнение. — Я говорю это как его брат и лучший друг. Кэти, ты же видела его вчера на поле. Боюсь, что самообман и одержимость игрой приведут Кевина к новой травме. Сумеет ли он восстановиться во второй раз, как физически, так и морально? Тем более, вдали от дома?              В тоне Рико сквозила озабоченность, однако Натаниэль ощущал, как каждой своей репликой Морияма старается ранить Кевина сильнее и глубже. Но Натаниэль молчал. Молчал, мучительно молчал. Он ненавидел ту ложь, что извергал Морияма, но Кевин был ему никем, а Жан и Эдит от его неосторожных слов могли пострадать. Он видел, постоянно видел как из-за его слов страдал Жан. Если он облажается, если разозлит Рико, он вновь поднимет руку на то единственное, на что Ниэлю было не все равно. Лучше молчать. До конца жизни молчать и проверять Жана и Эдит за своей спиной. Ему приходилось выносить эту жестокость, приходилось потворствовать извергу, потому что не мог подвести Жана и Эдит.              — Лисы всегда окажут мне поддержку…              — Жан и Эдит тоже всегда были тебе поддержкой, — бросил Натаниэль сквозь зубы. Жан отчаянно глянул на него, явно умоляя закрыть рот. — Их поддержки тебе оказалось недостаточно?              Скрытый упрек. Ты оставил их в руках больного тирана. Их травмы — целиком и полностью твоя вина.              — Ах, прошу прощения, — обратилась к Натаниэлю Кэти. — Я о новом члене свиты не забыла, просто отвлеклась! Позвольте мне вас познакомить, хотя не сомневаюсь, вы оба прекрасно знаете, кто есть кто.              — О, Натаниэль, — Рико дьявольски усмехнулся. — Он оказался настоящим сокровищем. Буквально вдохнул жизнь в нашу семью, когда мы совсем отчаялись, потеряв Кевина. Эти двое чудесные, правда, Кевин? Нам с дядюшкой пришлось попотеть, чтобы завербовать их.              — О вас двоих почти ничего не знают! — поддержала Рико Кэти, обращаясь к Ниэлю и Эдит.              — Разумеется. Основным условием вступления в свиту, в случае Натаниэля и Эдит — сохранение частной жизни. Обычно так не делают, но они были слишком важны, чтобы не пойти к ним навстречу. Эдит совсем ребёнок, а Натаниэль не был готов ко вниманию. Чтобы защитить их семьи от излишнего внимания, мы заранее договорились с комитетом оберегать их конфиденциальность.              — Как благородно со стороны тренера Мориямы…! Вороны готовы идти на уступки, чтобы оберегать талантливых птенцов!              — Тем более, если они — члены моей идеальной свиты. Я не позволю причинить им вред. — Рико поднялся и остановился за спиной Натаниэля. Он потянулся и пальцем провел по четверке на скуле Натаниэля. Собственнический жест не укрылся от Кевина — Рико показывал, что присвоил беглеца себе. — Эдит и Натаниэль стали нашим завершающим пополнением в мой идеальный корт. Они — лучшие из лучших, идеальные и натренированные, — вы все видели это по игре с антилопами, — нуждающиеся лишь в правильной полировке.              — Ох, боже, чуть не забыла! — засмеялась Кэти. — Смена округа — это беспрецедентный случай. А смена округа командой университета Эдгара Аллана — неожиданность вдвойне. Ни твой тренер, Рико, ни Комитет по регламенту экси так и не предоставили вразумительных объяснений, но, полагаю, многие фанаты не так далеки от истины, полагая, что переход воронов связан с Кевином…?              — Кевин сыграл в этом далеко не главную роль, — сказал Рико, — И уж конечно, мотивы, которые нами двигали, отнюдь не те, что вообразили себе некоторые фанаты. Решение далось нам очень непросто, а потом на нас еще и обрушилось море критики. В северном округе утверждают, будто мы перевелись ради сохранения первенства — можно подумать, кто-то способен нас подвинуть, — а на юге недовольны, что им придется играть против такого сильного соперника, как мы. В конце концов, вороны — лучшая команда страны, а команды юго-восточного округа… мягко говоря, не соответствуют нашему уровню. Если начистоту, они просто ужасны. Надеемся, с нашим переходом ситуация изменится. Мы пришли, чтобы вдохновить юг.              — То есть вы намерены сделать для команд юга то же, что делает для лисов Кевин Дэй? — подытожила Кэти.              — Да, и все же Кевин сильно упростит нам задачу, если перейдет на нашу сторону, — ответил Рико.              — В каком смысле?              — Кевин больше не может и не будет играть за воронов, — внушал Рико. Однако причины были вовсе не так благородны, как Морияма их изворачивал для зрителей. Он латал свою собственную правду и под весом всеобщего принятия, она получила право на существование. — Он это знает; именно поэтому он не вернулся к нам весной. Однако при всей нашей любви к нему мы не можем закрывать глаза на то, как слабо он смотрится на поле, а он слишком уважает воронов, чтобы своей игрой тянуть команду вниз. Тем не менее это не означает, что замок Эвермор перестал быть для него домом, а свита — семьей. Его работа с лисами в весеннем сезоне только подтвердила, что ему найдется место среди воронов. Мы были бы счастливы снова видеть его в своих рядах в качестве одного из тренеров. Эдит и Натаниэль совсем новички, полагаю, Кевин будет рад воспитать новое поколение свиты. Ввести их в наш круг и создать исключительную пятерку гениев — как мы когда-то и мечтали.              Для зрителей это прозвучало трогательным, щедрым предложением, попыткой вытащить из патового положения несчастного калеку. Для Кевина же — оплеуха. Смачная пощечина, унижающая его амбиции и возможности. Вернись он в Эдгар Аллан, то по замечанию Эммалин не получит ничего, кроме одинокой и жалкой жизни, с пеплом мечты в дрожащих пальцах. Все равно что крылья подрезать и предложить золотую клетку — слишком жестоко.              — Да-а, выбор действительно непростой, — обратилась к Дэю Кэти. — Оба варианта потрясающие. И все же признаюсь, Кевин: как ни приятно наблюдать за подъемом лисов, мне больно сознавать, что ты — больше не часть команды Эдгара Аллана.              — У Лисов есть перспективы. Вчера мы играли против брекенриджских шакалов…              — Перспективы? — усмехнулся Рико, перекрывая аплодисменты Лисов. — Какие перспективы? Вы проиграли. Над вашей командой смеется вся Студенческая ассоциация. Вы понятия не имеете, что такое взаимодействие и слаженность. Судьбу вечных неудачников можно разбить лишь силой абсолютной воли, но у лисов нет силы, чтобы ей противостоять. Слабаки, чье существование просто оскорбительно для всех команд, которые по праву заслужили место в первом дивизионе. Всем отлично известно, что лисы попали туда только благодаря своему тренеру. Мы же тысячу раз подтвердили, что наша репутация заслуженна, а вы заслуживаете лишь жалости и презрения, чего в спорте быть не должно.              — Похоже, здесь решается судьба Кевина Дэя? — вмешалась Кэти, окинув обоих быстрым взглядом. — До матча между вашими командами семь недель, и лично я уже начала обратный отсчет. Этот сезон обещает быть невероятно увлекательным, но все же ответ на один вопрос мы должны получить прямо сейчас. Кевин, что ты выбираешь, оранжевый или черный? Какого цвета твое будущее?              — Я ценю твои благородные мотивы, Кевин, но тебе пора вернуться домой. Такова твоя судьба, — властно повторил Рико.              Кевин замер, чувствуя фантомные пальцы Рико на своей шее. Влияние Рико на Кевина никуда не исчезло — он все еще держит его на привязи. Однако те слова о мечте, та надежда с какой Эммалин смотрела на него, тот запал, с каким Эмилио бросался за мячом. Он помнил близнецов Райтов: как Эмилио ругался сквозь зубы, но поднимался на ноги, как таскал для него охлаждающие напитки, с каким упоением слушал его замечания; как Эммалин ночами сидела с ним рядом, болея за троянцев с диким запалом, как щебетала о его влиянии на историю экси, как весело висела на его плече, как обняла тогда, во время панической атаки. Он помнил, помнил шрамы Жана, помнил слезы Эдит и знал, что они так же когда-то надеялись на него — просто он оказался слишком труслив и ничтожен, чтобы встать между Рико и свитой. У Эмилио и Эммалин нет другой надежды. Им осталась лишь одна мечта, жизнь более ничего им не оставила — Кевин был для них единственным шансом на более лучшую жизнь. Эммалин умоляла спасти своего брата, Эмилио нужен был стимул чтобы не пасть на дно. Падет Кевин — они исчезнут следом. Судьба вновь выкинула ему шестерку — людей, что надеятся на него. И он будет последним мудаком, если вновь испортит все.              Кевин потерянно посмотрел вперед, но не на свиту, короля, или ведущую. В зал, на девушку с длинными хвостиками, поймав ее отчаянный взгляд, его губы приоткрылись, будто по инерции, когда он схватился за эту мечту, подаренную ему девушкой:              — Знаешь, Рико. Кое-кто сказал мне, что сила наших общих усилий может стать копьем, что пронзит любую несчастливую судьбу, — нервно вырвалось изо рта Кевина и Эммалин резко выдохнула. — Пока я нужен команде я… не могу уйти.              «Пока я нужен Эмилио, я не уйду» — услышала менеджер ответ на свой вопрос.              — Да кому ты… — вскипел было Рико, но Кевин не смог молчать. Опустив глаза в пол, он говорил и говорил, будто в лихорадке. Шоу Кэти — попытка вернуть Кевина, — и его отказ смотрелись дико для тех, кто не имел иной судьбы кроме молчаливого подчинения — Рико, Жан, Ниэль и Эдит смотрели на него, словно на еретика.              — Новенький нуждается в тренерской руке. Я обещал, что сделаю из него звезду. У него есть потенциал и я его раскрою.              Кэти даже виду не подала, что речь шла о ее сыне, ее выражение — та же улыбчивая маска, к которой Кевин успел привыкнуть за все то время знакомства с Эммалин, была холоднее чем у дочери Фердинанд. Если Линни всегда зализывала свербящие раны, а если и задевала их, то делала это неуклюже и не со зла, то Кэти совала пальцы и растягивала расходящиеся куски плоти с садистским наслаждением.              — Потенциал есть и у Натаниэля с Эдит, — оскалился Рико. — Я сам подобрал их и уверен, тебе понравится тренировать их…              — Но ведь у Натаниэля и Эдит есть Рико. У лисов же своего короля нет. Я хотел бы оставаться в команде университета Пальметто до тех пор, пока это возможно…              — Действительно! Как волнительно и благородно…! — защебетала ведущая.              Кевин держался. Возможно, все те дни, что Эммалин и Эмилио внушали ему новую надежду, не прошли для него даром. Однако еще немного и Рико его задавит. Все лисы это понимали.              Стоило Эндрю немного прийти в себя и уже не грозиться без удержания чужих рук, цепной псиной вывалиться на сцену, он наконец выбрался из плена Ваймака и Рене. Они буквально кинулись наперерез Миньярду, что на всех парах летел к Дэю, не обращая внимания на болтающуюся на своей руке Эммалин, пищащую по-котячьи и изо всех сил, пусть и безрезультатно, пытающуюся эту машину судного дня остановить.              — Спокойно, тренер, можете меня отпустить. Я не собираюсь убивать его здесь и сейчас. Пока, — его усмешка показалась адской расщелиной в преисподнюю. — Выйдем, поболтаем, цитерия.              — Какого еще…              Не успел никто и слова сказать, как Эндрю бесцеремонно сцапал Эммалин за длинный блондинистый хвостик и на манер домашнего животного повел за собой. Ойкнувшая менеджер растерянно побрела за ним, как будто на поводке удерживаемая.              — Отплатишь услугу, — бросил он, припечатав менеджера к стене, едва за ними захлопнулась дверь. — Ты остановишь все это, до того как Кевина сломают. Сама видишь, еще немного и эти коронованные ублюдки разорвут его на части.              — Н… Но…              — Не строй такие глазки, и так понятно, ты знаешь это место как пять пальцев, — елейно пропел Эндрю, а затем удивленно приподнял брови. — Ты все еще здесь? Или все твои слова о: «Поддержи братика, за мной не станется», — были обыкновенным пиздежом завравшейся идиотки?              — Нет! Просто дай мне минуту… Минуту… — девушка присела на корточки, позволяя Миньярду возвышаться над собой, цокая языком, на манер часов. Девушка крепко зажмурилась, размяла виски, явно задействуя всю отпущенную ей наглость, смекалку и сообразительность. Она все гоняла и гоняла мысли по черепу, невнятно что-то бормоча себе под нос. Наконец, подняла на него глаза — серьезнее некуда, ни следа привычного инфантилизма и напускной радости. — Эндрю…?              Он понял просьбу и на минутку отлучившись, кинул в близлежащий автомат с напитками монетку. Холодная жидкость полилась прямо на макушку девушке, когда он перевернул пластмассовый стаканчик над ее головой. По волосам потекла прохлада, за шиворот полилась вода, от чего рубашка с пышным воротником прилипла к телу, а на длинной красной юбке остались пятна. Эммалин туже затянула взмокшие хвостики и поднялась, потянув уголки губ вверх.              — Вау, вот это душ! Спасибочки!              Она засияла еще еще более раздражающей улыбкой, однако Эндрю сейчас эта улыбка была важнее всего на свете — гарант высвобождения Кевина из тисков вороньих лап. И без слов побежала к направлению служебных лестниц.              — Б… Братик! — неожиданно ойкнула Линни, на ходу впечатавшись в выросшую фигуру старшего брата.              — Куда ты, ушлепок, уволочил эту ненормальную… Почему ты вся мокрая?! — вознегодовал Эмилио, глядя на сестру — липкую и вымоченную, будто дворовую кошку, окунувшуюся в лужу.              — Топилась, — заметил Миньярд.              — И как?              — Неудачно, — с сожалением ответил тот.              Эммалин лишь закатила глаза:              — Лио, Эндрю, времени нет! — заявила менеджер, и между делом схватив брата за руку, поводочила и его за собой. Тот и опомниться не успел, как подключился к бравой команде вызволения Дэя. — Это ужасно! Ужасно! Рико ведет себя как эгоист! — шипела Эммалин. — Кевин мечтает стать лучшим на поле, а Рико лишает его этой мечты. Лисы дают ему возможность играть, а Рико хочет похоронить его талант… Ублюдок…! Код — номер любимого бренда сумочек мамы, — сказала она, вбив пароль на входе в служебное помещение. — Мм, разве она разочаровалась в Chanel?              — Мама всегда больше любила Yves Saint Laurent, запомнила бы уже, — проворчал Лио, оттолкнув сестру, чтобы самому ввести код.              — Вау, Лио крут!              Эндрю оставалось только смотреть за тем, как близнецы переглядываются и общаются едва ли не на особых, неслышимых другим, частотах. Казалось, будто они способны понимать друг друга без лишних слов — Эмилио оперативно подключился к делу, будто зная, что задумала сестра.              — Остановим вещание?              — Перебои со светом.              — Грубо действуешь. Дура, ты хоть осознаёшь последствия? Это не так просто, перекрыть все электричество! — Лио говорил так уверенно, словно знал от и до, что планировала вытворить сестра. — Внеплановая остановка на рекламу вполне сойдет, никто и не заметит подвоха.              Едва они оказались в закутке для персонала, Эммалин достала из казалось, бездонной сумочки несколько таблеток слабительного. Эндрю и раньше поражался, как в ее сумочке может помещаться решительно все: от косметички и медикаментов, до строительных инструментов. Вместилище периодически казалось ему бездонным, когда девушка вынимала из его недр нечто вроде фена, или отвертки.              — Сильнодействующее и быстрорастворимое, — пояснила Эммалин, выдавливая из пачки аж целых три штуки. — Через подружку получила прямо по рецепту — одного глотка хватит с головой. Если я правильно помню расписание — практикантки должны понести кофе минут через двадцать…              — Скажем, что сократили расписание.              — Меня здесь хорошо знают… — Эммалин нервно закусила губу. Если она принесет кофе, ее мгновенно разоблачат и за хвостик оттащат на поклон к матери.              Эмилио стащил с себя глухое черное худи и напялил рубашку, с дурацким гавайским пиджаком, что выудил из шкафчика одного из сотрудников.              — Зато меня — нет, — буркнул Лио. — Ты же шаталась к маме, не я… Едва мудак свалит вываливать выхлебанное кофе, я сделаю все. Они попытаются восстановить эфир, потому нужно отрубить доступ в комнату вещания — отключу средства оповещения. Забаррикадирую изнутри, закрою наглухо дверь, сам вылезу через окно и к вам. Встречайте его внизу, едва вырубится свет — хоть силком, но вытащите из-под носа этого япошкинского петуха, — кинул Эмилио, и Эммалин с Эндрю, не сговариваясь, рванули вниз, по запасной лестнице.              — Спасибо тебе, — нежданно заявила девушка. — Спасибо, что вернул мне братика. Он делает все это, чтобы остаться — ему нужен Кевин как никто другой…! Братик… Мой братик…!              Эндрю заметил как в глазах менеджера блеснули робкие слезы благодарности.              Эндрю не ответил. Кевин ждал.