Крылья свиты

      Натаниэль старался говорить о Жане и Эдит, контактировать лишь с Жаном и Эдит и уберегать их от нежелательного внимания Рико и Кевина. Он попросту изолировал свой кружок от этих двоих. Зрителям понравился обаятельный и общительный Натаниэль, рядом с которым задавленные светилами Кевина и Рико, Жан и Эдит, будто расцветали. Самый сильный защитник воронов и единственная девушка-вратарь так же интересовали многих, пусть и в тройной связке, однако на сегодняшний день их популярность набирала обороты — как новый виток свежего сюжета в подзатянувшемся сериале. Одна Эдит все еще сидела молча, надеясь показаться случайным колебанием воздуха, или предметом интерьера, но внимание Кэти добралось и до ее выбеленной макушки:              — Эдит! Какая же ты симпатичная, просто украшение коллектива!              Натаниэль и Жан скривились разом, Эдит посмотрела на Кэти так, словно она говорила с ней на каком-то другом языке. Обычно Рико называл ее уродкой, бабой, сукой и бездарностью, Тецудзи клеймил вещью и собственностью, а ублюдки Рико шлюхой и прочими мерзкими кличками.              — Наверное тяжело терпеть всю эту братию. Они тебя не обижают? — хищно нагнулась к Одьен Кэти. В ответ испуганная Эдит выдала нечто нечленораздельное, похожее на сдавленное-передавленное: «Нет». Чтобы услышать ее, залу пришлось притихнуть, как и остальным участникам программы.              — И правда, симпатяжка! Принцесса в свите короля, так тебя окрестили в сети! — щебетала Кэти, не забыв уделить внимание эксцентричной прическе Эдит. — Удивительно, насколько все мы знаем тренер Морияма всегда придерживался достаточно строгой и консервативной политики! Однако для принцессы сделали столь удивительное исключение!              — Эдит стала завершающим членом свиты короля, разумеется, те, кто доказал собственную исключительность, имеют некоторые поощрения от тренера Мориямы, — оповестил Рико, разбивая неприятную правду вдребезги. — Эдит всегда мечтала о яркой прическе, и разве могли мы не пойти на встречу нашей принцессе, браво защищающей нас от ошибок за спинами?              Зал загудел в возгласах одобрения. Милосердный король Рико заботится о единственной девушке своего коллектива, чем не благоприятный образ? У Натаниэля заскрипели зубы от гнева, а сама Эдит, когда-то разом поседевшая от стресса, поглубже ушла в тень. Вранье Рико расковыряло кровоточащую рану, все еще гноившуюся в ее душе.              — Это невероятно трогательно! Случай принцессы действительно удивительный! Мы все хотим узнать о тебе побольше…!              Далее, Кэти засыпала ошарашенно распахнувшую глаза Эдит вопросами. Ожидаемо попытки выбить из упрямо партизанящей Одьен ответы были решительными, но безрезультатными — она смотрела на Кэти так, словно та намеревалась ее сожрать, а отвечала до того односложно, что ведущей приходилось использовать весь свой опыт, дабы разговор совсем не зашел в тупик. Однако становился он лишь все более неловким.              — Кто твои родители? Мы о них совсем ничего не знаем!              — Жан и Ниэль мне совсем как родители…              — Лисы вышли на корт в новом качестве! Ты видела?              — Да…              — И как?!              — … глазами? — предположила Одьен, решительно не понимая чего от нее хотят. Зал загнулся в хохоте, а Одьен только опустила голову, то краснея, то бледнея.              — Очень любопытно…!              — Нет, не очень… — пусть это не было вопросом, но Эдит от нервозности ответила, чем вызвала новую волну смешков.              — С кем ты больше ладишь, Эдит?              — Жан и Ниэль хорошие…              — Тебе кто-нибудь нравится, Эдит?              — А вам?              Кэти сморгнула.              — Я?              — А?              Кэти еще какое-то время смотрела в кристально-чистые глаза Одьен, быстро поняв, что та вовсе не язвит и не издевается, вновь включила лучи добра и света.              — Мне нравится свита и король! А тебе нравится свита, Эдит?              — Они мне совсем как братья… — еще тише пролепетала Одьен, пряча взгляд.              Часть из них.              — Верно. Эдит нам всем младшая сестра, которую мы любим! — если Жан и Ниэль прекрасно справлялись со сценкой неразлучных друзей, что корчил Рико, то Эдит — нет. Веснински постарался прикрыть ее, чтобы девушке лишний раз не досталось.              — Или чуть больше чем сестра? Партнёрские отношения очень сближают. Правда Эдит, по наблюдению фанатов, предпочитает третьего и четвертого великолепной двойке. Почему они нравятся тебе больше, Эдит?              — Так вышло, что у меня, в связи с трагедией Кевина совсем не оставалось времени, Натаниэль, Эдит и Жан успели лучше сыграться вместе. Но как только Кевин вернётся к нам мы наверстаем упущенное, — печально заявил Рико. — В конце концов Натаниэль и Эдит — последние, те, кого избирал лично я. Лучшие из лучших. Нам предстоит покорить Олимпийские игры, и я надеюсь, что смогу к тому моменту стать им настоящим старшим братом.              — А может дело в другом? Чем-то более интимном? — шутовски посмеялась Кэти, словно Одьен была ее близкой подружкой. Ниэлю захотелось проехаться по этой цветуще-радостной улыбке Фердинанд газонокосилкой. — Эдит, ты же еще совсем молода, а столь близкое нахождение к звездам экси наверняка подпитало чувства, и…              — Не извращайте наши семейные взаимоотношения, — рыкнул Натаниэль, заметив как задохнулась возмущенная такой наглостью Одьен. — Эдит нам сестра. Если вы считаете, что спать с собственными сестрами — это нормально, то у меня для вас плохие новости.              Он по-доблестному притягательно защищал честь Эдит, чем вызывал ещё большую зрительскую симпатию. Зал загудел. Брат защищает сестренку — это было трогательно.              — Как это трогательно! Эдит, ты и вправду совсем как принцесса для короля и свиты! Сколько у тебя защитников!              Эдит густо покраснела, приобнимая себя за плечи. Наверное будь они наедине, Жан бы распылялся в убеждениях, что адский цыплёнок не может быть принцессой, Эдит изнылась на тему того, что родитель у нее абьюзивный и ужасный, а Натаниэль бы посмеялся со стороны… Но сейчас Жан кивнул:              — Да. Эдит нам дорога.              — Жан… — девочка чуть не заплакала.              — Очень, — кивнул Натаниэль. — Она же наша принцесса.              Натаниэль шутливо приподнял ладошку Эдит, мимолетно поцеловав в краешки пальцев. Толпа возликовала, аплодируя нежному жесту привязанности. Одьен успокоилась от близкого контакта со своим вечным защитником, уже не грозясь разрыдаться от страха у всех на глазах. Троица переглянулась и Натаниэль почти почувствовал те незримые узы, что связали их троих. Взаимопонимание без лишних слов.              — Эдит нам как младшая сестра. Мы все слабы перед ее очарованием, — отвратительно улыбнулся в камеру Рико.              Вдруг его кисть снисходительно потянулась к макушке Эдит.              Чуть было расслабленные плечи вновь выгнулась целью на стрельбище, а мимические мускулы утянули лицо испуганной маской. От Эдит повеяло кладбищенским холодом, что потек по рукам и позвонкам, натягивая каждую мышцу — Натаниэль почувствовал запах страха. Глаза выпучились, словно у мелкой зверюшки, которых вынуждали потрошить Натаниэля Лола и Ромеро. Пот, от духоты и напряжения, стекал по ее лбу, а губа затряслась. Все внутри Натаниэля оборвалось — он не успел ничего предпринять, лишь смотрел, бесконечно смотрел на то, как давимо пискнула Эдит, уберегая голову за поднятыми руками, как вся она сжимается в клубок. Он увидел эту перемену. Как из привилегированной вороньей принцессы, единственной девушки в свите, королевского голкипера, она мутирует в запуганное, израненное, живущее одними инстинктами существо, не вызывающее ничего кроме объяснимой жалости и того самого чувства потерянного ребенка, обнаружившего вчерашних миловидных котят, бездыханными в прудовом мешке. Девушка инстинктивно закрыла голову руками, наверняка на уровне подсознания вспомнив все те бесчисленные разы, когда руки капитана отвешивали ей тяжелые тумаки, хватали за волосы и били головой об стену или бортик кровати. Слабый, неслышимый другим крик резанул по Натаниэлю лучше любого ножа, и он закрыл собой Эдит, словно Рико действительно мог накинуться на нее в прямом эфире. Рука Рико замерла над затравленной и сжавшейся Эдит, а улыбка треснула. Повисло густое, мутное молчание — все осознавали факт случившегося. От камеры ничего не укрылось и было ясно как день, что пятый номер испугалась прикосновения капитана.              — Боже, о, боже… Успокойся, Эди, все хорошо… — сипло взмолился побелевший Жан на французском. — Эди, боже…              Жан потянулся к ней так бережно и осторожно, словно боялся сломать. Он видел что с Эдит творится неладное: глаза заволокло мутной пеленой, как у затравленного животного, а дыхание стало слишком частым.              — Вероятно она… перенервничала, — попытался сгладить углы общего напряжения Натаниэль, обращаясь то к Кэти, то к стоящему над ними Рико, словно мог что-то исправить. Черт побери, и кто просил этого мудака лезть к травмированному ребенку в прямом эфире?! — Эй, Эди, чего это ты? Рико просто хотел тебя погладить. Как мило с его стороны, верно?              Эдит онемела. Она не могла ничего сказать: посмеяться, обернуть все в шутку, или позволить Рико повторить жест. Она скорчилась и побелела. Голкипер дрожала, ее сердце забесновалось так, что Натаниэль мог поклясться, как слышит его неровные удары о плоть — теперь было ясно как день, что Эдит Одьен накрыла паническая атака.              — Эди… — В глазах Кевина плескался ужас узнавания. Странная смесь вины, понимания и страха. — Эди, ты… Эди…              В тот момент экран вырубился и сцена погрузилась во мрак. За спинами включилось записанное заранее спонсорское сообщение о рекламе.              — Вот же сукины дет… Черт, — прошипела покрасневшая от собственной оговорки Кэти Фердинанд, прекрасно знающая что за проблемы встали на пути родительницы, почти поймавшей сенсационное зрелище. Она подскочила, принявшись названивать то ответственному за звук и свет, то оператору, силясь как можно скорее устранить проблему. Едва команды были отданы, ведущая попыталась успокоить забеспокоившихся зрителей. Сверкая ненатуральной улыбкой, она пыталась поддержать иллюзию того, что все шло по плану.              На сцене же все были поглощены случившимся, не заметив, что свита в отсутствии короля, благополучно скрылась за кулисами: Натаниэль нашел для Эдит стакан воды, а Жан накинул на трусящуюся девушку свое худи, оставленное за сценой. Кевин непонятно зачем привязался к ним, и явно не зная куда себя деть, мялся рядом с Эдит. Он сделал было шаг ближе, но Жан, успевший первый, с презрением выставил руку, отгораживая Кевина подальше от Эдит и Натаниэля.              — Жан, я…              — Держись подальше от нас, ты уже натворил достаточно, — зло прошипел он, а затем обратился к Одьен тоном заботливой сиделки. — Все хорошо, слышишь? Тебя не тронут. Ричера здесь нет. Джонсона здесь нет. Тренер далеко, в зале. Рико на сцене. Здесь я и Ниэль, только я и Натаниэль…              К Эдит вернулась осознанность, слезы, застилающие мутные озера радужек, уже не лились столь быстро и безостановочно. Ресницы затрепетали крыльями бабочки, а губы безмолвно приоткрылись — она пыталась что-то сказать, однако лишь бесполезно шевелила челюстью, да стучала зубами. Жану пришлось наклониться, чтобы услышать неровные, невыразительные шептания:              — Жан, Ниэль… Кевин… Это я виновата, мне принимать наказание… Отпусти меня… Жан, я пойду к Рико, пока он не пришёл за нами сам… — Лицо Эдит не выражало ничего, однако она плакала — так отчаянно и обреченно, что сердце сжималось. Жан бережно осмотрел затылок и голову Эдит на наличие повреждений. Только затем выдохнул.              — Нет, ты не подойдешь к нему. Ты будешь прятаться за мной, поняла?              — Жан…              — Ни слова. Я уже однажды потерял тебя, более я не позволю навредить тому, что мне дорого, — тихо залепетал Моро на нежнейшем, будто бархат, французском. Его робкая полуулыбка в этот момент могла растопить арктические глыбы. Глыбы потрескались и в глазах Натаниэля — сердце ударилось о ребра так больно и трагически сжалось.              — Нет, Жан, нет…              — Пожалуйста. Дай мне хоть раз в своей ничтожной жизни побыть хорошим старшим братом…              Эдит надрывно всхлипнула, а Жан крепко прижал ее в объятия.              — Вы будете в порядке. Я придумаю, что делать с Рико, — присягнул Натаниэль, встав преградой между Кевином и свитой.              — Ниэль… — Эдит всхлипнула.              — Все в порядке. Ничего не бойтесь. И ты, Жан. Мы выберемся, вместе обязательно выберемся…              Неожиданно стало легче. Как всегда бывало, стоило Натаниэлю так заразительно заулыбаться. Ранее безвыходное положение становилось выносимым, а любая преисподняя не столь страшной. Ниэль умел утешить любое сердце. Вновь вынудить поверить, что все в этом ужасном мире можно пережить.              Даже если после предательства Кевина Жан уже не смел надеяться. Богиня судьбы никогда ему не благоволила, выбрасывая лишь единицы бесконечных неудач: предательство родителей, предательство сокомандников, предательство капитана, предательство единственного друга… Ему всегда было больно — иногда душевно, иногда физически. Он уже не мог бороться, но умирать боялся тоже, отчего-то не имея цели, не имея смысла, не имея жизни как таковой, ужасно боясь ее потерять — животный инстинкт удерживал его от желанного забвения. В тот ужасный день, когда его пустили по кругу старшие вороны, он пообещал себе, что в день выпуска непременно закончит жизнь самоубийством. Если бог ошибся в его судьбе, то он исправит ошибку бога. Однако чудо благословило его. Ниэль подал ему руку, и показал Эдит, что все это время могла сделать его существование счастливее, если бы он сумел ее принять после предательства Кевина. Жан часто мечтал о другом мире. В детстве постоянно. Он ведь помнил маленькую сестрёнку, что держала его за большой палец и весело называла братиком, помнил как защищал ее от сомнительного контингента Марселя. Моро жили в дурном районе, периодически ввязывались в местные разборки уличных авторитетов, дрались с отребьем, и едва сводили концы с концами, но гуляя с сестренкой по лужам, уча ее держать в руках клюшку, и просто укрывая своим худи на морозе, он был счастлив. Он знал, что тот ласковый мир не вернуть — он был безвозвратно утерян, а затем похоронен кладбищенскими комьями боли и страха. Он мечтал и о другом мире, тот, что увидел в ласковых улыбках Рико и Кевина когда-то очень, очень давно и беспечно поверил их словам. Та мимолетная надежда обрести новую семью была столь же жестоко разрушена, когда нож Рико исполосовал его спину в кровавое месиво, когда померкла улыбка пятого номера. Однако сейчас Эдит надеется на него, она улыбается ему так же весело и ярко. Эдит однажды уже была сломана, но новой, возродившейся Эдит, он наконец станет хорошим братом — он укроет ее от жестокости этого мира, чтобы всегда видеть ее чистую, невинную улыбку.              Жан знал, всегда знал, что им не выбраться из этого ада, как бы Ниэль того не хотел. Они вынуждены гореть в пекле, но раз познав возможность даже в аду найти охлаждающий островок оазиса, он не посмел его отпустить. В его силах защищать то немногое, что нуждалось в защите. Ниэль не позволит страдать вместо него, но Жан с готовностью примет равную часть боли, Жан обработает его раны и будет рядом — никуда не уйдет, — лишь бы и дальше слышать его: «В порядке».              — Только не твори глупостей, британский идиот…              — Глупости — есть смысл моего существования!              — Вся твоя жизнь сплошная глупость, островное недоразумение.              — Взаимно, французский ублюдок! — хмыкнул Натаниэль.              Натаниэль мог сбежать. Мог разбить окно, выпрыгнуть из летящей машины на полном ходу, мог по пожарным лестницам, водосточным трубам или неровным уступам спуститься с верхних этажей отелей, мог закричать в камеру и воспользовавшись суматохой скрыться, мог вновь бежать, бежать и бежать, так, чтобы не нашли. Сбежать из тисков принуждений, снять стальные кандалы бесконечного насилия и подавления человеческой личности, но он не бежал. Он стоял перед лицом страха, закрывая собой своих напарников. Он неловко шутил, заразительно смеялся, он гладил Эдит по голове, и продолжал доказывать Жану, что верить во что-то можно без страха вновь оказаться обманутым. Натаниэль не уцепился за тот шанс спастись, за ту паутинку в рай, что стала спасением Кевина. Натаниэль, не будучи в состоянии вытащить из мрака и тени напарников, оставался в тени. Ночами, видя как трогательно и сострадательно Натаниэль обнимает Эдит, даря той иллюзию безопасности, Жан оживал — все внутри трещало и переворачивалось. Они, случайно очутившиеся на самой изнанке человеческого общества, загибались от страха. Это не жизнь. Изводить себя до последней капли жидкости в ослабевшем организме, а затем, вытраханным до потери пульса и избитым до состояния сплошного синяка, выблевывать внутренности на черной плитке ванной комнаты. С желтыми белками, заостренными ребрами, впечатанными в натянутую серой пленкой кожу, с впавшими щеками и раздутым языком. Разве это жизнь? Глаза воронов всегда были мертвы — глаза мертвой рыбы с заплывшими зрачками. В этой тьме не находилось и толики живительного блика — он пропадал, сменяясь беспросветной чернотой в первые недели подземного существования. Глаза Эдит всегда напоминали мертвое озеро. Но в радужках бесконечно-синих глаз Натаниэля он видел вечный огонь, горящий за всех.              Жан бесконечно любил Натаниэля за его свободолюбивую, непокоренную душу, за нечто, что делало его по-настоящему живым — единственным созданием, наделенным душой, среди карикатур и подделок в страшных масках. Обделенные душой всегда смотрели на Натаниэля как на свое единственное спасение. Жан видел, что даже Рико смотрел на него так — он видел, точно не мог не замечать проблески ярчайшего света в нескончаемой тьме. Рико желал присвоить себе Натаниэля, но при всей лживой покорности, безусловно чувствовал, что он не сломался — пламя разгорается. И смотря на него, на Ниэля — его первого настоящего друга, его первого и единственного брата, — Жан всякий раз думал, что если Натаниэлю всё-таки суждено сгореть, он, да и Эдит, без оглядки сгорят вместе с ним.              Старый друг стоял рядом. Но Жану уже не было до Кевина никакого дела. Ведь рядом так же стояли люди — не Кевин и Рико, но Эдит и Натаниэль, — которые всё-таки стали ему новой надеждой. Тем, за что стоило сражаться.              — Эдит, я… О, боже, прости, я. Я просто хотел… — все лепетал Кевин, обращаясь то к Жану, то к Эдит, пытаясь подобрать слова в свое оправдание. Однако зря он это сделал: его слова — лишь соль на развороченные раны. Терпение Веснински разлетелось вдребезги и буйный темперамент отца наконец дал о себе знать:              — Ты оставил их, — выпалил Натаниэль на французском — Кевин рос вместе с Жаном, потому не мог не знать язык. — Оставил на растерзание Рико. Ты же знал, ты знал, на ком он выместит гнев, и знал, что они сломаются, — жестко припечатал Натаниэль, практически в плотную подойдя к Дэю и едва не плюнув ему в лицо. Натаниэль исходился яростью, и та боль, все те страдания, что он перенес бок о бок с напарниками, все то, что он видел, вскипело в нем, заставляя Дэя отшатнуться от бурлящей в нем силы. — Хочешь, поделюсь секретом? Между нами, по старой дружбе!              В отблесках рекламного света его рыжие волосы подсвечивались пожарищем, в глазах наливалась нефтяной плёнкой тьма — бушующий шторм, так, что дыхание Кевина залегло в горле — страх ядом пускался по переплетениям вен. В горле Дэя будто застрял мутный, слизкий, едкий комок, будто он хлебнул загрязненной сточной лужи — муторно, противно, тошнотворно, так, что не перебить ужасающий привкус, сколько не глотай прохладной воды. Его язык онемел, он не мог сказать и слова, чувствуя ту подавляющую мощь, которой обрушился на него Натаниэль Веснински.       Он издевательски ухмыльнулся, и улыбка его вышла куда кошмарнее кривляний губ Рико. Потому что Натаниэль в этот излом оскала заложил не только свою боль, но и боль тех, кого любил.              — Заметил волосы? Я тоже, она поседела в тот день когда ублюдки Рико напали на нее в душевой. Они каждый вечер развлекались с ней, но в тот раз ободрали ей все волосы, вытрахали толпой и избили до состояния ходячего трупа. Тогда же она попыталась покончить с жизнью, — зашипел Ниэль, наслаждаясь тем как постепенно цвет лица Дэя становится нездорово серым. — Над Жаном издевались того дольше, но тебе вероятно, не было до него никакого дела? Побои, изнасилование, пытки — даже когда он выходил едва живой, ты и бровью не повел. Ты выкинул их двоих, едва представился шанс сбежать, словно ненужный мусор. И правда, кто такая свита рядом с великим Кевином Дэем! Посмотри же на них и на себя! — Натаниэль дернул Кевина за воротник, направляя палец в сторону дрожащей Эдит, беззащитно плачущей в объятиях Жана, что всеми силами пытался унять страх Одьен. — Ты ненавидишь Рико, верно? Да только чем ты от него отличаешься? Такой же жадный до славы ублюдок, готовый идти по головам и пренебрегать любыми связями ради любимого себя. Ты так же убивал Жана и Эдит своим молчанием, своим безразличием, все это время. Ты соучастник преступлений Рико, Кевин Дэй. Ты никогда не был другом Жану и Эдит… Поэтому проваливай, Дэй.              Критически суженные зрачки проедали осуждением. В глазах Натаниэля Дэй был таким же бесхребетным наблюдателем, что зрители на шоу Кэти. Или хуже — статистом, умеющим лишь стоять в свете софитов, но не принимать участие в действии. Принимать лавры, но не оглядываться на партнеров во второстепенных ролях. Худшая ипостась для того, кто пожертвовал всем что имел, глотал грязь с подошв ботинок и внутренне умирал в руках Рико и его шестерок, лишь бы защитить то, что было ему драгоценно. Трусить не подло, бояться не зазорно, плакать не стыдно, и Натаниэль не осуждал Дэя за то, что тот променял темноту на свет, чердак со сломанными игрушками на новые перспективы. Но предательство было непростительно.              — Да что ты знаешь…!              — Побольше тебя. И я буду заботиться о них вместо тебя, вылечу их сердца от твоего предательства и жестокости Рико. Они будут в порядке, потому что я не вы, и никогда не оставлю их, я никогда не причиню им боли. Вы двое недостойны называться королями, ты не заслужил звания второго номера, а Рико — самодур, а не король. Эгоцентрики и нарциссы, вы двое ни во что не ставили свиту — видели в Жане и Эдит расходный материал, но не людей, — так теперь свита ни во что не поставит вас! Мы свита, и мы отвергаем вас двоих! Считай это объявлением войны — я уничтожу Рико, но сперва займусь тобой. Жди, этой осенью мы пройдемся по твоей любимой команде, друзьям и папочке, за спинами которых ты прячешься.              В этих словах не было запала, ярости и любой неровной эмоциональной тональности. Это было холодное, взвешенное обещание. Натаниэль шутовски поклонился, и процедил:              — Убирайся нахуй. Ты знаешь, мне нечего терять, кроме клюшки в твоем черепе.              Кевин Дэй, шатаясь, словно сомнамбула, не видя ничего перед собой, сбежал.       

***

      Вовремя. Едва неурядица была устранена, Кэти отопела: рыбка уже выскользнула из сачка — Кевин благополучно дал деру. Ассистенты будто пчелы в растревоженном улье, летали по сцене, кругом сновали люди, и никому не было дела до автографов. Опомнившийся Рико, осознав, что более не имеет смысла строить из себя короля на камеру, покинул подиум, и подорвался за Дэем, намереваясь отыскать его, однако первым блюдом в королевском расписании стало провинившееся трио.              — Какого черта это было, Одьен?! — Налетел на Ниэля Морияма, когда он перекрыл дорогу к съежившейся Эдит. Она так резко метнулась от разъяренного Рико, что упала бы, не поддержи ее Жан. Он остался сидеть рядом с ней, придерживая за плечи, и волком глядя на капитана: все что они могли — попытаться защитить Эди от его гнева. И оба были настроены решительно.              Натаниэль сжал зубы, процедив:              — Нельзя постоянно лупить ее, а после ждать, что она безупречно справится с ролью ласковой младшей сестры, — пояснил очевидное Натаниэль медленно и по слогам, как будто Рико был скорбен умом. — Эди перенервничала и испугалась. Вспомните, король, когда в последний раз вы прикасались к ней не для того чтобы ударить?              Он был уверен, что ответ — никогда.              — Уверен, это была защитная реакция тела. В том нет вины Эдит.              — Она меня бесит. Сучка — ваша забота и вы двое должны были объяснить ей как себя вести! — неистовал Морияма.              — Мы объяснили, король. Но она просто ребенок и может чего-то не понимать, — тихо сказал Жан, пытаясь оправдать Эдит. Он держал ее за плечи, поддерживая и укрывая. — Вы знаете, что она — не мы. Просто неловкий ребенок. Сколько не объясняй — реакция тела выдаст все, честнее любых слов.              — Я выбью из тупой суки всю ее дерзость и страх! — заорал Морияма.              — … И тогда ситуация повторится! — взвился Натаниэль, окончательно доведенный до ручки самодуром королем. — Она будет бояться нашего короля и на последующих интервью. Сколько их запланировано? Уверен, что свита интересна всем, а она — единственная девушка в нашем коллективе, ее уже представили публике. Вы двое не сможете не контактировать совсем… Если же король будет к ней немного милосерднее, со временем она научится играть на публике правильно, — он отступил, поменяв тактику, — король может наказать меня. Мы партнеры и ее ошибки я приму сам.              Эдит хотела возразить, но Жан закрыл ей рот. Рико тяжело выдохнул воздух, прожигая Натаниэля чистой яростью. Размышлял.              — Ваше счастье, что разбираться с этим дерьмом у меня времени нет, — наконец резюмировал он, потому что нашлось занятие куда важнее. — Освободите для меня Дэя. Его блядский ручной пес наверняка бегает поблизости.              — Я займусь этим, — кивнул Натаниэль, решив, что сейчас Эдит нужна поддержка и лучше пусть с ней останется Жан, когда он сам попробует как-нибудь сгладить углы гнева короля. Жан хотел было кинуться за Ниэлем, однако оставить трясущуюся Эдит, едва стоящую на ногах, он не мог и не имел права.              Натаниэль преодолел небольшой коридор и только нашел дверной проем, что вел в основной зал, как услышал топот двух пар ног. Выглянул из-за колонны — все верно. Миньярд, а за ним едва поспевающая девушка с блондинистыми хвостиками, что неслись как раз на пути по коридору к направлению Дэя и взявшегося за него Рико. Драться с Миньярдом было бы неразумно и опасно — истощенный Натаниэль, избитый и накануне пытаемый Рико, знал, что не справится. Времени на раздумья не оставалось, а задержать Миньярда он был обязан — иначе капитан отыграется не на Кевине, а на Жане и Эдит, чем занимался всегда. Не найдя лучшего решения, Ниэль подхватил оказавшуюся в груде реквизита клюшку, оставленную Кэти. По идее сия рарететнейшая штука, — по рассказам Жана, когда-то забытая малолетним Кевином, а затем припоминаемая каждую программу в студии Фердинанд как памятная вещица, — должна была стать частью программы, но так и не дождалась своей очереди. И славно, сейчас она стала Натаниэлю спасением.              Ниэль хорошенько замахнулся, клюшка свистнула, рассекая воздух, а затормозить Миньярд, мчащийся к своему подзащитному, уже не успевал. Рукоятка ударила ему под ребра, едва не раскрошив легкие. Оглушенному Эндрю оставалось только хватать ртом воздух, стоя на четвереньках, давя позывы тошноты.              — Что ты творишь?! — завопила девушка менеджер, но Натаниэль лишь показательно поковырялся пальцем в ухе. — Ты мог серьезно его покалечить!              — Налепи пластырь и будет как новенький, — ровно проговорил Натаниэль, получающий на каждой тренировке куда серьёзнее и больнее. «Налепите пластырь» — стало местной шуткой, ведь ничего, кроме как лепить пластыри, израненные птенцы Эдгара Аллана и не могли.              Так вот на кого Кевин променял Жана и Эдит? Монстр голкипер и гиперактивная менеджер. Он знал о дружбе Дэя с лисьей девушкой менеджером, дочкой Фердинанд — их постоянно видели вместе с вратарем-монстром. Говорили, что с Кевином у Эммалин Райт сложились практически дружеские взаимоотношения, особенно на контрасте с другой командой вне группы Миньярда. Натаниэль понимал почему. Яркая, активная, приятная внешне, улыбчивая, без следа той вечной сломленности ворон. С такой легко позабудешь о девушке Теодоре, сестренке Эдит, соратницах Жасмин и Роуз. Ничего кроме отвращения Натаниэль к этим двоим не питал: Дэй создал себе новую свиту — в замен сломанным игрушкам пришли новые. Эндрю не Жан, он не станет терпеть. Эммалин не Эдит, она не слабый ребенок. Усовершенствованная модель свиты, сильные и ловкие лисы, а не сломанные птенцы.              — Эндрю! Эндрю!!! Ты живой?! Ты как?!!! — Линни кинулась к распластавшемуся на полу Миньярду, пытаясь предложить помощь, но была грубо отпихнута в сторону. Однако даже будучи отвергаемой, она все старалась помочь Эндрю подняться, поддерживая под локоть — тот посопротивлялся, но сдался, удар выбил из него весь дух и лучше было принять помощь от девчонки Райт, чем стоять на коленях перед гордо возвышающимся четвертым номером воронов.              — Проваливай, — кинул Миньярд. — Мне нужен Рико.              — Мм, нет. Задержись-ка, нам есть о чем поболтать и без Рико, — издевательски хмыкнул Натаниэль, отсалютовав двумя пальцами.              — Пошел ты, — рыкнул Миньярд. — Эта клюшка не твоя. У Кевина спер.              — Всего-то одолжил на время, — Натаниэль поиграл клюшкой в руках, в конце концов уперся о нее, подбородком, стукнув кончиком в напольное покрытие. — Но тебе не отдам.              — Мм, поплачу об этом позже. А теперь улетай, птенчик.              — А ты заставь меня.              Эндрю без слов выхватил нож.              Миньярд был куда сильнее Натаниэля и он знал, что не сможет долго перекрывать дорогу от этого накаченного наркотой чудовища и в драке ему не победить, но он был должен стоять насмерть. Лишь так можно умерить гнев Рико, или переключить его на кого-нибудь другого. «Я не хочу, чтобы это произошло с Жаном и Эдит» — настойчиво билось в голове. Конечно они бы убили его за такие слова, но это правда — самая настоящая. Лучше он сам переживёт боль надругательства, насилие и побои, лучше отдаст на жертвенный алтарь предателя Дэя, чем вновь увидит животный страх Жана и кукольную апатию Эдит. Натаниэль загородил собой проход, давая понять, что пройти позволит только через свой труп. Первым же движением Эндрю попросту выбил клюшку, которой Натаниэль пытался обороняться. Натаниэль мало что понимал в драках — ввязываться в них у него получалось лучше, чем выходить победителем, — так что его замахи едва ли задевали натренированного Миньярда. Нож же Эндрю несколько раз опасно проскальзывал мимо, но на третий увернуться Ниэль не успел — четверку на скуле перечеркнуло лезвие.              — Эндрю! Боже, не надо! Эндрю! — все кричала бесполезно мельтешащая Эммалин. Даже Рене едва была способна удержать Миньярда, что говорить о хрупкой девушке, что даже не была эксисткой. Ее припечатало в сторону локтем Эндрю, и она все еще пыталась отдышаться, кряхтя на полу.              Потоки крови стучали в барабанных перепонках, стук сердца заглушал весь оставшийся за границей сознания мир. Натаниэль разогрелся почти до температуры кипения, в своей ярости отринув всякий страх и посторонние мысли — тело будто двигалось на автопилоте, подключив что второе, что третье дыхание, позволяющее вставать на ноги, даже когда Миньярд сбил его поставленным ударом в челюсть. Во рту растекалось железо крови, кожа на прикушенной щеке лопнула и засадила, Натаниэлю даже показалось, что он услышал, как треснули зубы. Он подставлял кулаки к голове, чтобы Миньярд не превратил его лицо в кровавую кашу — так руки в районе локтей и до запястий стали напоминать еще больший синяк. Поверх стертой кожи от наручников, от бесконечных пыток Рико, поверх синяков, оставленных Рико и его шестерками, желтыми пятнами наползали новые, но боли Натаниэль не чувствовал. Только сожаление — Морияма ведь посчитает своим долгом наставить своих меток поверх. С разворота Эндрю впечатал колено ему в живот, от чего Натаниэль задохнулся и согнулся — сверху его припечатали локтем. Тело ломило и больше всего хотелось остаться в положении лежа, но от поражения его удерживала дикая, безрассудная и бьющая по вискам мысль, от которой шевелились волоски на руках — Жан и Эдит пострадают, если Рико не сорвет гнев на Кевине. Эндрю явно не ожидал что после столь яростного удара он все еще может стоять на ногах — секундной заминки Натаниэлю хватило, чтобы ответить кулаком.              Ниэля удерживали многотонные обязательства. Мать бы отлупила его за раздрай в голове, жертвенность и ненадлежащие мысли, но Натаниэлю было все равно. Матери больше нет. Мать не знает Эдит и Жана, а знала бы, приказала бросить на растерзание. Она не знала, какой милой Эдит может быть, какой дурашливой и забавной, разгоняющей тоску из любого сердца. Она не знает каким надежным, заботливым и преданным был Жан. Все равно что брат и сестра, каких у Натаниэля никогда не было — они были ему утешением, успокоением и радостью даже в самые суровые времена. Он заполнил ими ту пустоту, что осталась в душе, после смерти мамы. Он не даст Дэю, Миньярду и Рико все испортить, он не отдаст им тот подарок судьбы, то единственное, что у него осталось. Поэтому кровь была ему не страшна — он улыбался, скаля окровавленные зубы, так, что порез, перечеркивающий четверку, выгибался зигзагом.              Натаниэля сбили, однако падать в одиночку он не собирался, клещем уцепившись в Миньярда. Голкипер покатился вместе с ним: они впились друг в друга, намереваясь ударить побольнее. Натаниэлю разбили губу, Эндрю зарядили локтем по носу, однако Миньярду таки удалось придавить буйного ворона к полу, подставив нож к горлу.              — Хочешь пырнуть меня? Так пырни, — разулыбался Натаниэль, шевельнувшись, чем заставил лезвие скользнуть под кожный покров. По бледной шее потекли кровавые слезы. — Ну же, псина Дэя. Покажи что не трепло! Ха-ха!              Натаниэль увидел в глазах Миньярда смерть. Но может так оно будет лучше? Может так, в связи с инцидентом убийства, лисы вылетят из соревнований, а Кевин, утеряв поддержку, будет вынужден вернуться к воронам. Тогда Рико продолжит вымещать гнев на нем, а Жан и Эдит получат желанную передышку. Ему самому незачем жить — он смертник, и будущего у него нет. Если своей жизнью он сможет купить покой Жана и Эдит…              Необузданная, гневная синева бушевала неспокойными водами в глазницах ухмыляющегося четвертого номера. Что-то в груди Эндрю от взгляда на чистую небесную гладь, что подернулась расколотым льдом, перевернулось и сжалось, несмотря на всю наркотическую эйфорию. Зуд под кожей, который не вычесать.              «О, это определенно проблема» — пронеслось в голове задней мыслью, и он постарался задавить ощущение в зародыше. Когда он надавил лезвием сильнее, чтобы уничтожить это странное чувство, руку пронзила необычная боль:              — Не трогай Ниэля!              Первое время Эндрю ошалело пытался понять, что собственно, произошло, как и все заставшие странную до абсурдности сценку. А случилось вовсе неожиданное. Выскочившая как черт из табакерки, голкипер воронов — хрупкая и маленькая даже рядом с невысоким Эндрю, — Эдит Одьен…              …попросту укусила Эндрю за руку.              Схлопнула зубы на кисти как клешни и присосалась добротной пиявкой.              Кажется сам Эндрю оторопел от такой выходки: он привык к попыткам ударить, повалить, унизить… Но искусать?! Исклевать…? Это что за вороньи новости? Эдит заторможенно жевала руку Эндрю, пока тот явно силился осознать, каким образом буйная лета жизни вывела его к берегам подобного абсурда. Однако осознав, все в нем мгновенно забурлило, так, что удерживать разъярённого Миньярда пришлось аж двоим, едва стоящим под напором его силищи: прибежавшим во время ругани Эмилио и Эммалин, под руки. Менеджер дико пищала по-кошачьи, откровенно вися на рвущемся вперед Миньярде, а ее близнец матерился таким чудным набором слов, что в пору заносить в отдельный матерный словарь. Когда подоспели другие члены команды стало легче: Рене ухватила Эндрю за шею, Ники за те же руку с ножом, на которой безуспешно висела Эммалин.              С другой же стороны ринга Жан в одиночку взял вертящуюся ходуном Эдит за шиворот как за шкварник, приподняв над землей как нашкодившего котенка, несмотря на ее грозные попытки махать кулаками.              — Он ударил Эндрю клюшкой! — кричал возмущенный Ники.              — Он обидел братика! — негодовала Эдит.              — Ваш хуятик сам накинулся на этого сученыша! — вставил Эмилио, явно испытывая диссонанс от того, что кому-то удалось взбесить его даже больше Эндрю. — Псину свою меченую для начала усыпите, а затем предъявляйте нашему мудаку! Пусть он мудак, но это наш мудак!              — Не смей так говорить о Ниэле! — ультразвуком верещала Эдит. — Вы… Вы все! Да я вас всех…!              — Исклюешь? — вздохнул Жан. — Успокойся же, неугомонная…              — Он ударил Ниэля!              — Я в порядке, — заявил Натаниэль, обтирая кровь рукавом.              — Ниэль! — Эдит обняла его поперек груди, закрывая своим телом, словно Эндрю мог вновь накинуться на Веснински, как дикое животное. Натаниэль утешительно приобнял девушку за плечи. — Ниэль, ты…?!              — Ниэль, этот урод ранил тебя? Сильно болит? — Жан, присевший рядом с опершимся спиной о стену Натаниэлем, взволнованно осмотрел рану напарника.              — Я в порядке. Просто пара царапин от тупой зубочистки. Говорю же, я в порядке…              Удостоверившись, что все части тела дорогого напарника на месте и приложив платок к порезу, Жан постепенно из состояния близкого к багетской истерике превратился в боевой батон полный ярости:              — Так будь в порядке подальше от лисьего выводка! Кто тебя просил кидаться на нож?! Я же кричал тебе остановиться! Какого черта ты…! — он скривился, с яростью глянув на лисов, удерживающих своего Миньярда. — Клянусь, если он врет, я сделаю все, чтобы ваша шайка ненормальных больше никогда не вышла на поле!              — Да какого хуя ты… — начал было постепенно сатанеющий Эмилио, но услышал быстрые шаги и взволнованные лепетания лисьего менеджера.              Эммалин, ловко проскользнувшая мимо во время общей толкучки, как на буксире тащила за собой завоеванного Кевина. Натаниэль подивился прыткости пролазливой девчонки и ее непомерной наглости — ясно как день, что без ее участия не обошлось, не спроста же Фердинанд материлась сквозь сжатые зубы. Теперь только непонятно на какие ухищрения дочке Фердинанд пришлось пойти, чтобы выторговать Кевина у непроходимого Рико. Но упрямая девчонка тараном прошлась к своей цели. Хвостики ее увяли, а улыбка из светящейся прожектором превратилась в нервный оскал, однако Кевина она держала крепко. Кевин выглядел не лучше, хватаясь за девчонку так, словно она была его последней надеждой. Мерзко. Хотя Ниэль исполнил свое слово — Миньярда он задержал. Однако Кевин здесь, значит Рико определенно появится следом — взбешенный влезшей между ним и названным братом напастью. Менеджер лисов не могла этого не осознавать.              — Уходим! Все, живо! — заявила Эммалин командным тоном, подгоняя кучу из лисов вперед. Сложности возникли только с рвавшимся накостылять нападающему и голкиперу воронов Эндрю, остальные же поспешили убраться сами, пока не вернулся самопровозглашенный и наверняка до колик взбешенный король.              На прощание губы Натаниэля изогнулись в издевательской улыбочке. Эндрю угрожающе оскалился.