***
Люди бесполезно сновали вдоль кампуса, образуя причудливую работу человеческого муравейника. Эндрю курил, наблюдая как солнце скрывается в приволье мутного небесного склона, а грузные тучи сгущаются, оставляя редкие проплешины чистого неба. Неспокойно и муторно, что-то собиралось, и он не мог признаться себе, как это тянущее, мутное чувство сбивается в ком где-то в желудке. Напрягало, словно предчувствие грозы где-то посреди золотого поля незрелой ржи, тянущей колосья кольями. Однако истинной непогодой даже не пахло. Тучи сгущались, становилось темнее — надвигалась ночь, что принесет сплошные проблемы. Эндрю не сомневался в этом. Он поднял руку, сквозь растопыренные пальцы, бросающие тень на стянутое в непроницаемую маску лицо, рассматривая луну, мёдом и молоком качающуюся на небесах. Зажигались бесконечные огни, звезды несли свой свет сквозь время, в глазах начинало рябить. «Ммм, как неприятно» — любила повторять Эммалин, прыгая вокруг эксистов с зонтиками в дождливые дни. — Неприятно… — оскалился Эндрю, выпустив изо рта клубы пара, повторяя присказки докучливого менеджера. У Эндрю словно у натренированной годами старой собаки выработался нюх на неприятности, он улавливал неким шестым чутьем, кожей, вздыбившимся загривком волос нехорошее грядущее. Затихший дом, мнимый покой, тусклый свет, в затем тяжелые шаги по направлению к его двери, сильные руки и… Но гремели лишь шаги Эммалин — они отличались быстротой и непреклонностью, она привыкла скользить сквозь рослых эксистов как вода, огибающая скалы. У Ники выделялись торопливостью и игривостью. Аарон шагал медленно, почти неощутимо — точно на цыпочках, или скользяще шугался, как кролик. Кевин ходил неизменно прямо, словно степенный черный ворон, печатая шаг, будто эта обитель принадлежала ему безраздельно. Он отличал частых посетителей комнаты, как отличал шаги тех других людей, даже сквозь тревожную полудрему. Живот еще саднило. Этот Натаниэль — странный, странный Натаниэль. Четвертый номер, новый член свиты, ходячая проблема. Тот, кто пытался помешать ему исполнить уговор, кто кинулся к нему с клюшкой, лишь бы не пустить к королю. Он не давал покоя с первой встречи. В образе Натаниэля было что-то ненормальное, глубинное и необъяснимое. Разрыв вечного фасада, тысячи масок, и вскрытие глубинных сил, шпарящих лучше кипятка. Что-то за гранью обыденности. В его голосе есть кровь, он кровоточит бесчисленными ранами, но все еще стоит на ногах. Он весь беленился и бунтовался, и тройка-костюм, алый галстук-петля, брюки без единой складочки казались неестественным и напускным. В конце концов этот сидящий на привязи ручной пес Рико явно демонстрировал свое молчаливое презрение, заслонил собой воронью принцессу, выскочил с клюшкой наперевес. Он не был Моро, с его мертвыми, затравленными глазами. Он не был Одьен, он не рыдал, забившись в угол, ожидая чужой защиты. Искусственная улыбка расползлась на губах Эндрю, а смех застыл в глотке. Эндрю хотелось изучить его, словно подопытную крысу. Желательно прыснуть в морду кислотой, чтобы посмотреть, что будет. Хотелось поместить под микроскоп и смотреть. Эти мысли вызывали черепно-мозговое давление, стягиваясь обручем на пульсирующих висках. Он — этот худой мальчик, исполосованный и истерзанный, больше похожий на готового удрать кролика, — бросал вызов, совершенно безнадежно. Эндрю ему было не победить, они оба это понимали. И он подставлялся, будто чертов мученик вознесший себя на незримый алтарь, ради надуманных идеалов — не себя. Странный, странный ворон, странная птичка вознамерившаяся взлететь даже с подрезанными крыльями. На Натаниэля словно вовсе не действовали правила, писаные для всех. Он смеялся над ними, салютуя двумя пальцами. Эндрю знал Кевина и Рико, Эндрю изучал Моро и Одьен, он видел черную вереницу, связанную одной цепью тлена — выходцев Эдгара Аллана. Но такого не видел никогда. Даже среди лисов. Он был слишком ненормален в своих условиях, секретах и странностях. Его хотелось разгадать. В легких осела гарь, при мыслях об этом газово-синем пламени. Он поднял руку, намереваясь разбить что-нибудь, но остановился — запястье и так болело после укуса буйной Одьен, дополнительная травма может сказаться на его дееспособности. Эндрю был спонтанным, но не невменяемым, что бы не говорили старшекурсники. Боль от зубов голкипера воронов отрезвляла и ему не нужно было калечить себя опять, чтобы лопнуть пузырь стягивающих мыслей. Сгибаться все еще было больновато, от удара клюшкой. Однако злобы он не чувствовал, важнее, что он исполнил свой уговор — он помог Кевину. Он надавил на менеджера, но вытащил Кевина. Он не лжец. Пусть его и искалечили двое из пяти членов королевского двора — свою часть сделки он выполнил безукоризненно. Благо от рефлексии и попойки еще одного — боли уже ментальной, — его уберегла девчонка Райт. Действие дозы почти прошло, мысли прояснялись, а значит он сможет наконец вызвать последнюю на ковер. Весь вечер Эммалин провела вместе с Кевином, стараясь разбавить его хандру. Поэтому, когда Эндрю посреди тренировочного матча троянцев подцепил расслабленную девушку за хвостик и повел за собой, она возмущенно и встревоженно пискнула: — Хватит таскать меня за них! Я так сменю прическу! — вопила Эммалин, махая руками. Манера Эндрю таскать ее за хвостики начала раздражать. — И вообще, я тебе не чихуахуа, чтобы таскать меня за поводок! — Рядом. — И команды я тоже не слушаю! — покраснела от возмущения Эммалин, однако рядом пошла. — Иногда, с таким отношением, мне кажется, что мы не друзья! — Тебе не кажется. — Ты пронзил меня в самое сердце! — Хватит верещать, пока не пронзил в печень, почки и прочее нужное внутреннее наполнение. У Эндрю теряются собственные чувства от принятия лекарств. Эммалин сообразила, что он хочет говорить с ней на чистую голову, поэтому и ждал вечера. Они остались в комнате. Где-то за стенкой Кевин все еще высматривал увертливые приемы троянцев, Ники поедал припасенное мороженое, а бедный Аарон со страданием умирающего силился вызубрить нужный параграф по химии. — Цитерия старшая звонила? Улыбка Эммалин дала трещину. — Звонила. — И? — Накричала и называла ничтожеством. — А ты? — А я люблю маму! — разулыбалась Эммалин. Эндрю ненавидел лжецов. Эндрю резким жестом, от которого менеджер оторопела, закатал рукава Эммалин, чтобы обнажить длинные параллельные разрезы на нежной коже. Зажившие, но неизменные. Ее порезы были аккуратными, так, чтобы можно было прятать под одеждой и словно вынужденными. Будто она наказывала себя ими. — Так это твое «люблю маму»? — Хе-хе… Ничего от тебя не скрыть, — прилегла к стенке Эммалин, одернув рукава милой кофточки быстрее обычного. — Я обещала тебе историю. Что ты хочешь знать? — Все и по порядку, — он оставил девушку стоять посреди комнаты, а сам взобрался на подоконник, куря прямиком в открытую форточку. Эндрю все рассматривал руку. Паразитка Одьен укусила больно и накрепко — до крови и покраснения. Вот же талант, это надо так укусить, чтобы наверняка оставить шрам. Он даже уточнил у Кевина, не зубами ли она мячи ловит, на что тот затруднился с ответом — кажется что всё-таки ловила, и еще как. Возможно так мозги себе и отбила, а клыки наточила… — Наша семья была достаточно известна. Мама популярная телеведущая, хотя студия изначально была спонсирована моим отцом. У мамы была мечта, у отца возможность поддержать ее мечту. Студия «Кэти Фердинанд» — это псевдоним, если что, маму зовут Кэтрин Райт, — медийная личность, телеканал — все это было создано Озвальтом Райтом. Однако потом… — Эммалин присела на кровать Кевина, автоматически перебрав в руках оставленные на полке фотографии — Кевин, а с ним Рико, Жан и девочка с каштановыми косичками — Эдит. У нее не было копии этой фотографии. Кажется она была единственной в своем роде — сделанной на тренировке исподтишка, в процессе… Запоздало поняв, что она вновь сунула нос в чужую жизнь по чистой привычке, Эммалин покраснела и отсела подальше от тумбы. — Их испортили деньги. Они двое были хороши — папа изменял маме, мама папе, бизнес катился к черту. Развод доломал все — студия испытывала проблемы из-за дележки. Эти жуткие трения продолжались вплоть до смерти папы, потом мама некими юридическими махинациями просто получила ее всю и больше ей ничего было не нужно — она так ожесточённо не сражалась даже за нас, чем, вероятно, обидела братика. Они поссорились прямо на похоронах папы. Кричали друг на друга у закрытого гроба — жуткое было зрелище… Я все это время плакала в объятиях одной из многих тетушек. Эмилио отказался от ее опеки, назвав меркантильной мразью. Мать отреклась от него, выпалив, что не потерпит таких слов от выродка папы. Эмилио сказал что не позволит ей искалечить еще и меня, поэтому забрал меня и так мы пошли по домам родственников. До меня поздно дошло, почему Эмилио так ненавидел их — всем им были нужны не мы, а деньги, что прилагались в комплекте с нами. Возможно и маме тогда, когда она всё-таки вспомнила о нас, были нужны остатки тех средств папы, я не знаю этого… Девчонка Райт сгорбилась, утеряв тот вечный эфемерный штык в позвонках, что делал ее осанку прямой до треска костей. Лицо ее потеряло цвет, и сама она — всегда такая яркая, словно яркокрылая бабочка, — выцвела и обратилась тусклой молью с дрожащими губами и вспревшими висками. Она прижимала к груди телефон, механически включая и выключая экран, — вспыхивала и погасала фотография на заставке — селфи улыбчивой девушки с хвостиками и ее мрачного близнеца. Эндрю заметил что в моменты стресса или неловкости Эммалин пыталась поскорее схватиться за мобильник. — Я предала его, когда он нуждался во мне. Я хотела семью, а он считал меня своей единственной семьей. Он хотел, чтобы я приняла его сторону, но я лишь надавила на его рану. Так Эмилио впал в глубокую депрессию, пошли проблемы с наркотиками — он чувствовал себя одиноким и бездарным, от него во время судебных прений отказались друзья, он раз за разом разочаровывался в тех, кто пытался стать нам родителем. Мама отказалась от него. Он был сломан и без того, просто я стала последней каплей. Эммалин уронила телефон на коленки, скрывая скорчившееся скорбью лицо рукавами. Она не позволяла себе зарыдать в голос, иначе испортит идеальный макияж. Однако ее голос — хриплый и сиплый, — все выдавал. — Тогда я взяла все в свои руки. Он достаточно был сильным, сильной нужно было стать и мне… Я постараюсь, постараюсь вновь заслужить его доверие! — просипела она сдавленно. — Сегодня утром мне вновь нужно было выбрать между мамой и братом. Я выбрала брата и продолжу выбирать его. Она должна это понять, или не иметь со мной дел, — поломанно улыбнулась Эммалин. — Даже если мама отказалась от него, я никогда не откажусь. Возможно он никогда не простит меня за предательство, но ничего. Я продолжу защищать его. Когда мы остались без папы, именно он защищал меня, пусть ему и было больно. Настала моя очередь. Мы ведь семья. — Не верю в семьи, — сухо кинул Эндрю. — Как и он, — жалко высказала факт девушка, отрешенно пялась сквозь пальцы — подушечками она впилась в лоб, словно надеялась выдрать себе скальп. Затем пальцы сомкнулись на хвостиках и она с силой потянула. Неосознанное самоповреждение на лицо. — Достаточно моей веры… Это все. Больше мне нечего рассказать. Вы стали моей последней надеждой что-то изменить. Кевин повлиял на брата так, как не могла повлиять я. Я бесконечно благодарна вам за это. Поэтому позволь нам остаться, Эндрю. Я сделаю все, чтобы отплатить тебе и Кевину за все то, что вы сделали для моей семьи. Я сделаю все что попросишь, все и… — Достаточно, надоела. — Эндрю отвернулся, даруя Эммалин молчаливое одобрение. Он примет ее несмотря на родственные связи. — Спасибо. Спасибо… Я не знаю как… Спасибо… — она все утирала лицо руками. Безусловно, Эндрю видел порезы на руках угашеного Эмилио, обычно скрытые рукавами глухого худи, или тканью формы. Однако местоположение он запомнил идеально, и всего мельком глянув на Эммалин, подтвердил свое предположение. Эммалин наказывала себя за шрамы брата, вырезая на коже то же, что видела у близнеца. Шрам в шрам, словно они — близнецы, были обязаны делить травмы на двоих. Наверняка она считала так. Шрамы Эммалин были доказательством ее любви к брату, как шрамы самого Эндрю были подтверждением его. Он молча умирал и был готов продолжать молчать, заживо хоронить себя, ради Кэсс Спир. Однако молчать, когда появился Аарон, он уже не смог — он не хотел увидеть на лице своей точной копии отражение собственного смирения. Не хотел увидеть на его теле те же шрамы. Не хотел, чтобы Аарон по примеру Эммалин наказывал себя за муки близнеца и собственное бессилие. Потому что защищать его будет Эндрю. «Оказаться в койке с близнецами» — мерзко скалился Дрейк. «Скорее ад покроется льдом» — повторял Эндрю, вбивая по клавишам: «Пошел нахуй», — лишь бы Аарон разозлился на него, лишь бы охладел вовсе, чтобы не имел с ним дел. Непонятно почему, но на ум ему пришёл четвертый номер воронов, едва не раскрошивший ему лёгкие. Он ведь тоже принимал чужие шрамы на себя… — Что это было сегодня? — он хлопнул себя по ребрам — точнее, темно-синему следу от встречи с нападающим воронов. — Натаниэль не хотел, чтобы Рико сорвался на его друзьях, — Эммалин подтвердила догадку Эндрю, что вынесла из разговора с Кевином. — Поэтому был готов выстоять против тебя, даже если ему было больно. В мыслях вновь этот взгляд четвертого номера воронов, чистый как озеро и бесконечный как небеса — смотреть все равно что в зеркало, покажет все твои пороки. Натаниэль был по своему безумен. Растрепанный, вспотевший, с клюшкой наперевес и дерзковатой ухмылкой на сухих губах. Эндрю знал это чувство, осознал когда машина Тильды, после их непродолжительной драки, улетела в кювет. Тогда, в крутящейся центрифугой круговерти он вспоминал лики святых в доме Лютера, и его консервированный, прилизанный, фальшивый порядок, его «это случайность» и материнское «не лезь в мою семью, чудовище» теряло всякий смысл. Тот хаос, что он сдерживал в себе вырвался в мир. В миг, когда он схватился за руль и потянул, когда ненависть матери разбилась в страх, когда отвратительно ласковой улыбки Кэсс, когда жилистых, толстых пальцев Дрейка на теле, когда синяков на теле Аарона, когда «случайности» на губах человека, которому он хотел доверять, он увидел что на пороге смерти хаос что та же религия и хаос стал ему монастырем. И он видел это сейчас — Натаниэль становился религией для тех, кто однажды отчаялся, для тех, кого не любят, и для тех, кто так же сдерживает безумие раненого животного где-то под кожей. Жизнь — не жизнь. Вспышка. Короткая и ослепительная, но она будет иметь ценность, ее не сумеют проигнорировать так, как игнорировали всю жизнь, потому что Аарон будет свободен. «Потому что Жан и Эдит будут свободны» — говорил его торжествующий взгляд. Добровольный мученик, вознесший себя на незримый алтарь. Бесит. Как бесит и зудит, от этого любопытства. Он думал, что минутная заинтересованность — побочка от таблеток. Но вот, сейчас его ум трезв, но мысли о странном вороне все еще не увязывались в голове. — Этот Натаниэль. Он давит на Кевина, а еще имеет к нему личные счеты. Ты хотела отработать долг? — Эндрю приподнял бровь и Эммалин шустро закивала. — Хочу знать что он такое. — Ээ? Но я собирала папки, и…! — Больше. Он угроза, а твоих поверхностных знаний оказалось недостаточно, чтобы предотвратить произошедшее. Эндрю имел в виду то, как этот ненормальный кинулся к нему с клюшкой наперевес. Эммалин мгновенно заалела, стесняясь собственной бесполезности на недавней стычке в студии матери: — Окей-окей! Я сделаю все что смогу! — однако она не могла не надуться, поэтому не постеснялась обиженно подбочениться и показать язык. — Провокатор! — От паразитки-сталкерши слышу, — безыскусно парировал Эндрю. Эндрю выудил из кармана пузырек и закинул в рот таблетку. Небрежно закрутив крышку, Эндрю бегло бросил менеджеру: — А теперь выметайся, цитерия. — Да ты как всегда само радушие, даже чаю не предложил, — только покачала головой менеджер. — Никакой вежливости в вашем лисьем интернате… — Вон-вон. Улетай, — выпустил клубы дыма Эндрю. — … желательно в открытую форточку… — Эй!***
— Все в порядке, Эммалин? — поинтересовалась Даниэль, когда менеджер вернулась в комнату старших товарищей. — Кевину лучше, — отчиталась Эммалин. — Он будет в порядке. Что по Рико, вам всем лучше бы этот вечер пересидеть здесь. Эндрю считает, что он будет действовать и я с ним солидарна. — Ты сама как? — осторожно поинтересовался Мэтт. Эммалин всегда умилялась трогательной заботе этой парочки, иногда ей казалось что они воспринимают ее за собственную дочь, а не рабочий персонал команды. Учитывая, что Даниэль подарила ей перцовый баллончик, а Мэтт убеждал в случае чего обращаться к нему. Даже говорил, что если монстры или брат вдруг будут ее обижать, пусть не стесняется и зовет его — уж он за нее вмажет. — А я всегда лучше всех! Что это? Пицца?! — оголодавшая Эммалин метнулась к добыче. — Я голодна как стая химер…! Это моя любимая, с ананасами! — Да кто ест пиццу с ананасами, — скорчился в отвращении Сет, пока восседающий рядом Эмилио запихивал в себя уже третий кусок ужасной ананасовой пиццы, повадками напоминая удивленного чужой брезгливости хомяка. — Братик, отдай! — вкогтилась в последний целый ананасовый кусок Эммалин. — Ну уж нет, мне больше достанется! — утащил кусок из-под носа Эммалин Эмилио, пытаясь и его затолкать в набитый рот. — Братик! — близнецы принялись драться за кусок пиццы, пока старшекурсники делали ставки, кто кого в конце концов замочит. Замочила Эммалин, с гордостью верхом на побежденном брате и поедающая желанную пиццу. Все это время лисы провели за игрой и просмотром фильма. Обсуждать воронов никому не хотелось (разве что Сет гыкнул, когда услышал как четвертый воронов отлупил монстра клюшкой, а голкипер из той же команды укусила его за руку), поэтому заговорили о предстоящем банкете. — Это чудесно! — ликовала Эммалин. — Командное мероприятие, прекрасный способ наладить вашу репутацию, и познакомиться с другими командами! Обмен опытом, что может быть чудеснее? — Ты, когда затыкаешься, — поделился откровением Эмилио, все еще надутый из-за отнятой пиццы. — Братик, ты дурак! — топнула ножкой Эммалин. — Сама дура! — мявкнул он. — О, эти крепкие семейные узы, — фыркнул Сет. — Заткнись, а? — взвился Эмилио. — У меня ещё нет подходящего платья. Хочу что-нибудь блестящее и великолепное. Ты же пойдешь со мной, братик? — с надеждой похлопала ресницами менеджер, будто очаровательный золотистый ретривер. — За этими твоими дурацкими тряпками, воняющими склянками и прочей ерундой? Мне больше заняться нечем, или я похож на коллекционера мусора? — Это платья и духи, а не мусор, ты дурак! Эммалин обиделась и демонстративно ушла к Рене и Элисон, с которыми продолжила щебетать о выборе подходящего платья. Спустя какое-то время Эмилио засобирался, дабы свинтить вместе с компанией Эндрю, тогда же засуетились и старшекурсники. Даниэль не хотела рассредоточения членов команды, однако появившийся Эндрю ясно дал понять что она не смеет указывать его компании, отгородив себя, подзащитных и братьев от общей компании. — Я куплю напитки, — предложила было уже собравшаяся наружу Рене, но предусмотрительная Эммалин помотала хвостиками: — У меня их достаточно. Весь мини бар, на ваш вкус — я взяла всего и побольше. А еще у меня достаточно фильмов, можем все вместе выпить и…! — Нет, — вдруг заявила Элисон, оборвав ровную конструкцию Эммалин. — Нет…? — растерялась менеджер. — Элисон, для тебя я тоже взяла… — Дело не в напитках. Вы можете заняться всем этим, а мы с Сетом пойдём на свидание. В комнате, где ранее царила непринужденная и в целом приятная атмосфера, будто накалился воздух. Свист чайника с кухни напомнил о мрачных колоколах беды и предвестии грядущего ужаса. Давящая на уши трель, раздражающая барабанные перепонки и вызывающая в груди слизкое чувство неправильности. Все замерли, в немом изумлении взирая на парочку. И правда, они были одеты слишком хорошо для желающих провести вечер безопасно и в комнате. Эммалин списала все на стиль роковой красотки Элисон — всегда сверх меры идеальной. Завитые локоны — не солнышком Эммалин, а чистым, дорогим золотом, едва не переходящим в платину, — кружевное белье, платье облегающее подтянутое тело, безупречный макияж — более вычурный и сложный, по последней моде времени. Однако рубашка на Гордоне и глаженые брюки должны были навести менеджера на мысли… — Элисон! — Эммалин встревоженно вскрикнула. Ее тревогу поддержали Мэтт и Дэн, столь же негодующие такой безрассудности. — Это опасно! Рико ведь…! — Мое свидание не будет похерено жалким коронованным мудаком, — откинула длинные локоны за спину Элисон деланым жестом. — Черта с два я буду вестись на его угрозы и сидеть здесь, как в склепе, варясь в вашем страхе. — Сет, хотя бы ты… — обернулся к парню, Мэтт, но тот лишь приобнял за талию свою девушку: — Нахуй короля и подсоса Кевина, — поддержал Сет, веско припечатав. — Мы уходим, нас ждут друзья. Наконец-то проведем вечер нормально, без тупых придурков в зоне видимости. — Элисон, разве ты не понимаешь, что…! — воззвала к девушке Эммалин, но безрезультатно. Она только больше разозлила и без того раздраженную общей паранойей Рейнольдс. — Хватит мне указывать! И ты, Линни, прекрати подтирать за нами сопли, мы взрослые люди, — взвилась Элисон на остолбеневшую Линни. — Ты можешь указывать Кевину что делать, но забываешь, что мы не Кевин и нам не нужна нянька! Не смейте говорить мне что делать, как жить и как, черт побери, провести выходной вечер! — Чао! — махнул рукой, сложив пальцы в неприличный жест, Сет, на прощание демонстративно хлопнув дверью. Для находящихся в комнате хлопок показался отзвуком рухнувшей крышки глухого склепа. Повисла холодящая кожу тишина — менеджер опустила голову, потемнев лицом. — Линни… — Даниэль попыталась успокоить менеджера. Черт побери, Эммалин ведь даже не спортсменка, не стоило Элисон так давить на эту восторженную энтузиастку… Однако вместо того чтобы расплакаться, как обычно бывало, стоило Эмилио накричать на сестру, Эммалин совершенно спокойно повернулась к Рене, все это время напряжённо наблюдающей за разговором. Она совершенно не реагировала на упрёки, замечания и ругань, если они исходили из уст кого-либо кроме ее брата и Даниэль совершенно позабыла, какой толстокожей и терпеливой их менеджер была. И почему так хорошо прижилась в команде отбросов. Абсолютное отсутствие интереса к выплеску чужих эмоций и сокрытие своих — лучшее оружие воспитателя на пол ставки для проблемных детей. — Рене… Иди вместе с ними, — посуровела Эммалин. Говорила она нежно, но сталь ощущалась от каждой твердой нотки. Эммалин уже все обдумала, сопоставила силы и прикинула расположение фигур на незримой доске, так же, как делала в матче, раздавая советы по тактике. Нужно было перевернуть счет и она нашла решение — перераспределить силы. — Эммалин? — удивилась Рене. — Ты беспокоишься за всех своих, я знаю. Эндрю присмотрит за своими и моим братиком, с нашими в общежитии ничего не случится — я буду весь вечер на телефоне, чуть что, у Дэн есть шокер, а мать Мэта научила его драться. Беззащитными остаются только они, причём не просто беззащитными, но и беспечными, что страшнее. Им нужнее твой присмотр. Рене медленно кивнула, предельно сосредоточившись. Эммалин понимала за что ее так ценит Эндрю. Она всегда была серьезна и внимательна к мелочам. Рене воспринимала даже малейшую, и неощутимую, кому-то вроде беспечной парочки Гордона и Рейнольдс, угрозу явно и живо. Она знала правила игры и не намеревалась хотя бы на миг о них забывать. — Хорошо. Я присмотрю за ними, — Рене дружественно улыбнулась и Эммалин растаяла в столь же теплой улыбке. Рене всегда была учтива, добра и надежнее каменной горы. А еще чутка, потому уложила ладошку на плечо менеджера, вкрадчиво и жизнеутверждающе заговорив. — Элисон вспылила, но знай, я благодарна тебе за все то, что ты для нас делаешь. Понимаю, благодарности от Эндрю не дождешься, но именно ты предотвратила срыв Кевина. Полагаю, ему и в половину не так страшно, как могло быть, просто потому что ты рядом. Похолодевшая в наигранной радости радужка Эммалин умилосердилась, а глаза облегченно распахнулись. — Рене… — Не переживай, — ее голос баюкал, как переливчатые сонаты. — Мы все дождемся рассвета, а там я поболтаю с Элисон и она извинится за грубость. Потом Рене ушла, поспешив присоединиться к шумному клубку компании Сета и подруги. Эммалин была напряжена, даже когда Дэн и Мэтт попытались отвлечь ее какой-то карточной игрой. В конце концов Дэн улеглась на колени Мэтта, а менеджер деликатно ушла в комнату, чтобы не мешать парочке наслаждаться обществом друг друга. Тем более, что у нее всегда была работа. У Эммалин помимо заметок в мобильнике, бесконечных папок на рабочем ноутбуке, имелась и толстая записная книжка. Ее рукой была расписана практически вся вещица, сортируя спортсменов, заметки по игре, по тренировкам, вкусовым предпочтениям цветными закладками. Она сама составляла сбалансированное питание, которое предлагала спортсменам, таскала воду и добавки, мыла фрукты. Читала кучу полезной литературы прямо с мобильника и даже записалась на некоторые дополнительные онлайн курсы для тренеров команд. В свободное время писала посты в блог, продвигала сайты, следила за жизнью других команд, проверяла связи и вот, сейчас мониторила информацию — информации с подписок, тайных и публичных групп, рассылок и доносов по дружбе у нее была уйма. Помимо прочего оставался диплом по практике работы на команду. На занятия она тоже должна была ходить, а там неожиданно сделалась старостой. Братик говорил, что она однажды лопнет от своей раздражающей продуктивности. Эммалин отвечала, что ей не сложно. Эммалин потрогала взмокшую чёлку. По лобной доле градом катился пот. Все гремело и гудело, даже во внешней иллюзорной спокойности, и становилось так тяжко, что не помогали даже удары по щекам. Виски пульсировало от спазмов, связываясь тугим обручем на затылке. Свет резал глаза, когда она пыталась вчитываться в скандал, что развился из-за статьи и минувшего интервью. Как она и ожидала, мгновенного эффекта то не возымело, однако теперь Эдит Одьен будет под неустанным наблюдением жадной до грязного белья публики. Конечно, прямо этот забитый ребёнок ничего не скажет, но женские сообщества, на которые Эммалин, посоветовавшись с Кевином, решила надавить, возможно разовьют тему. Даже если жертва не говорит о насилии, она нуждается в помощи. Тем более, она связана с воронами контрактом, можно вкинуть байку, что она — глупый ребенок, — терпит жестокое отношение из-за страха потерять место в команде… Но все это придется обсудить с Кевином. Говорить приходилось аккуратно, дабы не выдать то, о чем мог знать исключительно Дэй… Время шло, за окном совсем стемнело. Она пыталась работать, но ночь все тянулась и тянулась, как пересахаренная карамель, растягиваясь и вонзая иглы в ее виски все сильнее. Наконец, отключив все гаджеты, она забилась в темный угол, стараясь утонуть в объёмном свитере старшего брата. Страшная, страшная ночь. Чем больше информации она получала, тем тревожнее ей становилось. И мама, вспоминая звонок мамы. Кроме брата никого. А сейчас и брата нет. И нет Кевина, чтобы утопить в бессмысленных времяпровождениях с ним свою тревогу. Не было никого, с кем она могла бы поговорить в таком состоянии… Никого? Дрожащие пальцы сами набрали номер. — Эммалин? Что-то еще? Эммалин отписалась тренеру о разбитых группах еще час назад, и выразила пожелание всю ночь оставаться на стреме. Сет и Элисон отключили телефоны, Эндрю не отвечал из принципа, компания была слишком пьяна. Тревога нарастала. Да, тренер говорил что напьется, но Эммалин и на секунду не поверила его словам. Не в эту ночь. Он даже снял трубку после первого гудка. — Тренер, простите за внезапный звонок. Поговорите со мной… — Эммалин! Что произошло?! — тренер встревожился, не тратя время на напускную брань. Он чувствовал по голосу девушки нечто неладное. Без наигранности и улыбки, без лжи, с которой она сроднилась до кончиков волос и ногтевых пластин, Эммалин казалась слишком уязвимой. — Мне… Мне страшно. Ваймак на мгновение умолк и заговорил нежнее. — Ты же знаешь, я не мастер психолог, но… — тренер выдохнул и зазвучал неловко. — Хочешь поговорить о тактике? — Д… Да! Они заговорили о минувшем матче, обсуждая потенциал лисов и их соперников, ошибки и особые приемы. Эммалин пожаловалась на сбитое питание, Ваймак рассмеялся и напомнил о пыли и высокоградусном. Она всегда помогала тренеру составлять планы на тренировку, неизменно следя за развитием мышц той или иной группы, того или иного лиса. Замечания Ваймака, для которого она стала личной ассистенткой, знатно помогали ей, даже лучше тех тренеров, к которым она навязывалась до Дэвида. Он был с ней терпелив и кажется искренне радовался ее заинтересованности, а не отмахивался с предрассудками вроде: «Бабам здесь не место». А еще он принимал ее слова всерьез, невзирая на возраст и недостаток опыта. Эммалин уважала его за это. — Кстати говоря… Кевин говорил, что хочет взять тебя с собой после выпуска, — между делом бросил Ваймак. — Кевин так сказал? — вскинула брови Эммалин — Верно. Сказал, что ты полезна, у тебя аналитический склад ума, а еще то, что ты многофункциональна. Ты здорово помогла ему с планом тренировок, распределением нагрузок и диетой. Говорит, ты незаменима в качестве менеджера и никого другого на твоем месте он не примет. «Я никуда ее не отпущу». — Значит ему придется постараться, чтобы вытащить за собой моего брата, — посмеялась Эммалин. — Кевину стало легче, когда в команде появилась ты. Не Эндрю, ты. Ты даешь ему нечто, что не может дать он… Кевин очень одинок и это видно. Полагаю, ты и сама все поняла. — Звездным детям бывает тяжело приспособиться к жизни, особенно после партнёрской системы Эдгара Аллана… Он все еще привязан к брату и сестре, но ничем не может им помочь. Он зарабатывается так сильно, что забывает как жить и жизни за пределами поля для экси не видит. Отбери вы у него экси, от него тоже ничего не останется. — Кое-кого напоминает. Двойки на щеке не затерялось? — Тренер! — А то-то вы так поладили. Наркоманы. — Я — человек не умеющий держать в руках клюшку. — Твоя работа за пределами поля ничуть не менее важна. И твоя причастность к делам команды неоспорима, — твердо сказал тренер. — Надеешься стать спортивным репортером, или таки захочешь стать ассистенткой при команде? — Я буду там, куда пойдет брат, — вытянула руку, тонущую в свитере брата, Эммалин, рассматривая бесчисленные звезды за окном. — Кевин обещал брату место в сборной, а значит я сделаю все, чтобы собрать надлежащее портфолио и запастись опытом. Хочу стать ассистенткой тренера в его команде, может пиар-менеджером. Мне нравится следить за его преображением на поле. И его улыбками после побед… — Наверное я не первый тебе это говорю, но ты слишком зациклилась на своем брате. У тебя много друзей… — У меня никогда не было друзей, тренер, — бессознательно хмыкнула Эммалин — горько и безнадежно. — В плане, их много, очень много, но никто из них не останется со мной, если я перестану улыбаться и писать им самостоятельно… Понимаете? Но я ненавижу тишину, когда тихо, я тону в собственной пустоте, в этих мыслях. И эта вина. Вина. Вина. И царапины на коже. — Единственный кто был со мной в темноте — мой братик. Он провел меня невредимой через самые адские года. Мне страшно, я боюсь что брат оставит меня. Даже мое нахождение в вашей команде — жест отчаяния. Мне страшно без моего братика, — поделилась она тоненько и жалко. Он же не уйдет? Никуда не уйдет? Он же не оставит меня как оставляли все до него? Когда-то у них были доверительные отношения, когда-то Эммалин могла сказать ему все на свете. А потом она облажалась и… «Только не оставляй меня, братик, мне так одиноко без тебя…» — съёжилась Эммалин. — Никто не может заменить его, даже если Эндрю и Кевин иногда его напоминают. — Ты позволяешь Кевину открываться тебе, но сама не можешь открыться ему? — Я боюсь привязываться к людям. В моей жизни из постоянного остался лишь брат… — Брат не может быть с тобой всегда, Эммалин, — резко оборвал Ваймак. — Рано или поздно тебе придется повзрослеть и позволить повзрослеть ему. — Нет! — Почему же? Вы взрослые люди. — Я боюсь одиночества. Боюсь взрослеть, если это значит остаться одной! — А кто не боится? Тот кто не боится никогда не знал истинного одиночества, или болен, или врет. Возможно даже врет совершенно искренне, утешая себя. Биосоциальное существо и все такое, за биологией вали к Аарону. Но одиночество неизбежно как часть жизни, — загремела посуда, тренер явно пытался заварить себе кофе. — Чтобы не чувствовать себя одиноко, создавай жизнь не зависящую от кого-либо еще. Будь счастлива даже наедине с собой. — Это сложно. — Но не невозможно. Мне всегда казалось, что одиночество — это прежде всего чувство, что человек не нужен самому себе. От того не нужен и остальным. — Но даже если я научусь находить счастье без брата. Лио разрушит свою жизнь без моего присмотра… — Линни прижала коленки к груди, уткнувшись носом в прижатую к животу подушку. — Это его жизнь и его право. Ты можешь лишь помочь, но спасти себя человек должен самостоятельно. — Вы руководствуетесь теми же принципами? — Я даю шанс на спасение, протягиваю руку. Если человек не потянется к ней, я ничего не смогу сделать, даже если захочу. Все лисы прежде всего спасают себя самостоятельно. Успокаиваю себя мыслью, что делаю все что в моих силах. «Делай все что можешь для тех, кто тянется, а за остальных продолжай молиться» — так говорил один важный мне человек. — Кейли Дэй? — Она самая. Понимаю, что это открытая информация, но меня временами пугает твоя осведомленность. — Вы на самом деле встре…? — Эммалин. — Простите, привычка… — менеджер пискнула и совсем покраснела. — Так вам это помогает? — Честно? Ни черта. Но я продолжу протягивать им руку до конца. И тебе протяну, Эммалин. Возьмись за нее в ответ. Помнишь, твои же слова: «Чтобы победить судьбу нужна сила общих усилий». Никогда не верил в чудеса и прочую чушь, но если все без исключения протянут руки чудо не может не случиться. Кармический закон, так говорила Кейли… Эммалин окончательно утвердилась в догадке, что между тренером и матерью Кевина что-то всё-таки было. И тут же помотала головой — ох уж эта идиотская привычка лезть в чужие личные жизни! — Поэтому вы считаете, что лисы могут победить? — Разумеется. Шанс есть всегда, а дальше все зависит лишь от силы общего желания. Твоего тоже, Эммалин. Каждого из нас. Пока вы сомневаетесь ничего не получится. Пока не постарается каждый — не будет смысла. Я могу направить, но не в силах заставить. Они взрослые люди, Эммалин, — тренер наконец выдохнул и Эммалин почувствовала по-отечески участливую улыбку тренера. — Но мой долг даже так, быть рядом с этими взрослыми детьми, даже если они считают что не нуждаются в помощи и лучше знают как жить эту жизнь. Я буду рядом, если им понадобится поддержка. Эбби и Бетси тоже, кстати, сегодня ни один из нас не уснет. Поэтому ложись спать, Эммалин, если что-то случится ты узнаешь об этом первой. — Спасибо, тренер, — Эммалин утерла рукавом увлажнившиеся глаза. — Давай, давай, топай. Я буду на телефоне, пока не услышу храп. — Я не храплю! — Вот и узнаем.***
Минуты покоя не продлились долго и оборвались внезапно, вырывая из тревожного сна в не менее тревожную действительность. Эммалин подскочила так резко, что закружилась голова, а телефон все гудел. Что-то уже случилось, и когда она ответит на звонок коробка Шредингера будет вскрыта. Неизбежное получит допуск в ее сознание. — На Сета напали. Три слова и немой вопрос: «Жив?». Лишь бы успеть. Лишь бы выиграть партию у этой безжалостной, ужасной судьбы. Тренер рассказал менеджеру все то же, что ему изложила Рене. Это был третий по счету бар, Гордон отлучился в туалет, но долго не возвращался. Когда Рене выбила дверь, перед голкипером предстало ужасное зрелище: неизвестный сидел на Гордоне у самого унитаза в одной из облеванных кабинок, и заталкивал таблетки прямо в горло. Рене дала ему отпор, однако догонять не стала — Сет был важнее. Она заставила его выблевать все проглоченное, а затем вместе с Эллисон повезла в больницу. Сет был жив, пусть и в критическом состоянии. Они в больнице, тренер собирался прибыть с минуты на минуту. «Они в порядке» — почти сразу пришла единственная смс на телефон от Эндрю. Эммалин тяжело выдохнула, и словно рой летучих мышей забился о стенки ее желудка — дыхание развазялось. Брат — то, что интересовало ее больше всего. Брат в порядке. Теперь она могла беспокоиться и о других. — Какого…? — продрал с просони глаза Мэтт, когда менеджер на всех парах влетела в комнату. Эммалин кратко разъяснила Даниэль и Мэтту суть дела. — Дерьмо! — выругалась Даниэль. — Мы должны ехать к ним, в больницу! — Дэн… — Нет! Это наши ребята, и они в опасности! — Наше присутствие… — Эммалин! — растрепанная, сонная, но неизменно преданная своей команде Дэн повернулась к девушке, ища в ней поддержку. Несмотря на пьяный дурман и покрасневшее лицо, железобетонная и белокаменная решительность проявилась в жестком взгляде непреклонности. Она не успокоится, пока не выяснит что Сет в порядке. — Это игрок моей команды! Он в опасности, я не смогу, не смогу сидеть здесь! Ты наш менеджер, сделай что-нибудь! Эммалин застыла и медленно кивнула, окончательно убежденная решительностью Даниэль. — Все уже произошло. Один случай может сойти за совпадение, но два — уже закономерность. Рико не рискнёт причинить больший вред, — Эммалин не раздевалась, поэтому просто накинула пальто. Даниэль и Мэт — по куртке на пижаму. — Я отвезу вас. Старшекурсники залезли в фургон Мэта, который повела Эммалин — единственная трезвенница в компании, помимо Рене. Доехали быстро, какое-то время воевали в регистратуре, пока к ним не спустился и не провел за собой тренер. Эмиалин ждала упрёков, однако все что он сказал — это сводка по состоянию Сета: — Ему промыли желудок, — сообщил Ваймак. — Наркотики. На лицо попытка… Убийства. С боем, но лис пустили в палату. Внутри неприятно веяло хлором, потом, блевотиной и чистящими средствами. Вокруг постели ослабевшего Сета разместились порядком потрепанные девушки. — Ебаное дерьмо, Сет… — все плакала Элисон. За ее спиной Рене — бледная, как лик ангела на могильной плите, с разбитой губой и фингалом. Но неизменная, стойкая Рене. — Эли, — прошептал Сет обескровленными губами, чуть прийдя в сознание. Элисон разрыдалась, прижимая теплую ладонь к своей щеке. Сет бережно гладил ее ослабевшей кистью, а по щекам девушки все катились слезы, мажущие макияж по впалым щекам. Лицо ее было изнурено и ненатурально, больше похожее на раскрашенную кукольную маску в печальной гримасе. — Сдохнуть в луже собственной блевотины в туалете бара — омерзительно… — скривил дрожащие губы Сет, по-детски потерянно хлопая расфокусироваными глазами. — Я омерзительный, да? — Нет, нет, что ты… — запричитала Элисон, но Сет прервал ее: — Нет, все считают меня мерзким, — Сет горько прыснул. — Эй, Эммалин, почему я? Ответь, почему? Все обернулись на менеджера. Она вся сжалась, впервые не готовая быстрометно выпускать неприятную правду: — То что я скажу тебе не понравится, никому не понравится… — Говори! — воскликнула Элисон. — Пожалуйста, — сгладила углы Рене. Эммалин бегала затравленным взглядом по комнате, не зная куда себя деть, пока не уперлась взором на фигуру Сета. — Мне это нужно, — тихо сказал он, и она, наполнив грудь кислородом, а тело решительностью, наконец заговорила: — Я не думаю, что заказное убийство было спонтанным… — начала она неуверенно и вкрадчиво. — Слишком много сил — потрясти связи, вычислить примерное местоположение членов команды. Рико заранее собирался кого-то убить, что бы не случилось в студии мамы — возможно чтобы запугать Кевина. Райские сумерки компания Эндрю посещает постоянно, но к ним никто и близко не подбирался — потому что Эндрю, пугающий Рико, был там. Монстры, несмотря на внешнее веселье, были собраны и готовы дать отпор. Эндрю со своих глаз не спускал. В общежитие так просто не пробраться — так же понадобится время на получение допуска и более того, случись что здесь, будет сложнее спихнуть все на несчастный случай. Сет и Элисон оказались в уязвимом положении как и компания Эндрю, но отчего-то именно их выбрали жертвами… Эммалин заговаривалась, она не могла, но должна была говорить дальше. — Полагаю, что среди ваших людей завелся предатель — вы не планировали поход в именно то заведение изначально, а если планов — о которых могли прознать, — нет, значит все это не совпадение, а намерение. За каждым из нас наблюдали, чтобы понять, кто окажется в зоне риска. Также историю каждого досмотрели, если у вас есть какие-либо личные тайны, считайте, они уже в курсе. Был нужен якобы несчастный случай, а не преднамеренное убийство. Полагаю, крыса в твоей компании, Сет. За тобой давно вели наблюдение и избрали члена команды, чья потеря не скажется на предвкушаемом столкновении. — Черт побери… — выругался тренер. — Потому что… Слабое звено, — сквозь зубы выдохнул зло смеющийся Сет. — Самый неудачливый игрок, отпетый наркоман, о котором и плакаться будет только Эли! Сет все хохотал и ничего приятного в этом каркающем, отрывистом и уничтожающем выражении эмоций не было. Смех его вышел кровоточащим и болезненным, словно эта суровая правда разворошила едва зажившую рану. Гной сочился из него с непроизвольными слезами на покрасневших глазах. — Что за безнадежная судьба. Да… Хах… Ха… — Сет! — Элисон попыталась прижаться к нему, но бесполезно — парень загнулся, выблевывая что-то мерзкое даже на вид, похожую на пузырящуюся пену в тазик. Врачи выставили всех за дверь. Команда переживала трагедию по своему: Дэн в объятиях Мэтта, Рене в уголке с Элисон, тренер и Эбби в комнате медперсонала, пытаясь достучаться до полиции по телефону. Эммалин могла разве что заварить на всех кофе и не мешаться. Наконец, и у гиперактивного менеджера села социальная батарейка — заболела голова, словно на висках сомкнули железный обруч. Она толкнула дверь на веранду, что находилась на втором этаже и осталась там. Эммалин выдохнула, распустив длинные блондинистые хвостики, подставляя лицо ветру. Она мотнула головой, расправляя обычно туго стянутые пряди. Холодный ветер обдувал лицо, а ясные глаза вечно неугомонной девушки сделались усталыми. Брат, отец и мама. Ее драгоценная семья. Она не думала, что сумеет вытащить Эмилио из пагубного порыва саморазрушения и была благородна судьбе за то, что свела ее с этими людьми. Один взмах крылом бабочки — элемент, что попал не на свое место, — запустил всю вселенную по другому кругу. Сейчас она могла бы плакать от безысходности, но случайным выбросом игральных костей, она находится здесь. Кевин, Эндрю и команда — люди, способные спасти ее драгоценного брата. Важные люди, среди которых Эмилио оживал. За улыбку Эмилио Эммалин была готова пойти на любое безумство, и только сейчас, осознав, сколько судеб сплелось здесь, она поняла, что это безумство было не напрасно. Ей хотелось сделать этих несчастных людей счастливее. Чтобы они сделали счастливее ее брата. За спиной остались старшекурсники, тренер и Эбби — они всю ночь проведут в больнице, поддерживая Эллисон, тихо плачущую где-то в углу. За спиной остался чудом выживший Сет, пребывающий в бессознательном состоянии. Где-то далеко Эндрю наверняка уже увез свою компанию в тот самый домик в Колумбии, о котором ей рассказал брат. Наверное ее милый брат уже отрубился от того количества алкоголя и пыли, что принял, Кевин тем более поспешил напиться. Аарон и Ники сразу завалятся спать. Один Эндрю сядет у двери и будет преданно сторожить их. Ночь предстоит долгая, наверное самая долгая и страшная из всех ночей на ее памяти. Но рассвет обязательно наступит, он точно грядет, какой бы темной не показалась ночь и она знала, она верила, что каждый из них — фигур, — дождется его, чтобы продолжить ненадолго отложенную партию. Эммалин подняла мелкий камушек и запустила его в декоративный пруд, смотря, как отражение луны трясётся и прогибается под поднятыми волнами. Разлетелись, замогильно каркая, черные вороны смерти. Крылья свиты. Конец первой части.