Крылья свиты

      По возвращении с выездной игры, Эдит радостно проскакала в комнату и первым делом разместила на полке фигурку желтого цыпленка. Сперва чтобы подразнить Эдит, затем, поддерживая устоявшуюся традицию, мальчишки покупали ей в аэропортах и автобусных остановках в поездках на матчи, статуэтки и игрушки цыплят. На личной полке у Эдит образовалась целая коллекция, которую сама Эдит пополняла с завидным регулярством.              — А такого у меня ещё не было! Смотри, Ниэль, он с рожками и хвостом, совсем как ты! — радовалась она.              — Я не похож на дьявола, я самое прелестное создание во вселенной, — возразил Ниэль.              — Вспомни об этом, когда затянешь меня в очередной ад, чудище, — зевнул Жан.              — Мои друзья считают меня дьявольским отродьем, как это пережить? — философски подметил Натаниэль.              — Твои друзья слишком хорошо тебя знают, — открыл тайну Жан. — А переживать можешь молча, у Эдит после ванны сон час. Кстати, Эдит, в ванную.              — Эдит не идет в ванную, — утвердила Эдит.              — Эдит в ванную очень даже идет, — протянул довольный Жан. — Иначе ванная придёт к Эдит.              — Не заставишь! — вскочила на кровати Эдит.              Жан подпрыгнул за убегающей следом, на черных крыльях ночи преследуя вопящую жертву. Прыжок, обводка, рывок. Они сделали круг по комнате и пошли на обгон. Однако силы были не равны и Одьен оказалась загнана в угол койки. Не растерявшись, Одьен швырнула по лбу Жана подушкой. Злорадно насмехаясь над дезориентированным соперником, Эдит запнулась и шлепнулась как раз поперек коленей Натаниэля. Ниэль, со скорбными слезами моржа, пожирающего устриц, священно передал сие жертвоприношение трепетно ожидающему Жану.              — Счастье какое, вот ведь праздник… — порадовался Веснински. Ведь ванная и Эдит встречались ужасно редко. А уж добровольно — никогда.              Жан свирепствовал и трепетал. Эдит была несамостоятельной настолько, что просто вымораживала сверх педантичного и порядочного Жана. Если Жасмин была стильной, как с картинки журнала, Роуз придерживалась стиля утончённой принцессы с ее длинными юбками и бантиками, то Эдит при выборе одежды руководствовалась следующей позицией: «Оно еще недостаточно мято, не пахнет, значит пригодно к ношению!». Если Эдит была в юбке, а одежда даже не была заляпана крошками, значит одевал ее Жан, не иначе. Если волосы у Эдит не стояли колтунами, напоминая гнездовье птеродактилей, значит утром их хорошенько вычесал Натаниэль. Она была ужасной неряхой, а оставь они ее на недельку одну в комнате, определенно превратила бы жилище в откровенную помойку. Ванную Эдит не любила столь же яро, сколь презирала уборку и мытье посуды.              — Если ты не будешь мыться, то заростешь плесенью. Тебя в жены никто не возьмет, — припугнул Жан, а Натаниэль заранее перестроился на другой бок, предвещая очередной цирк. Эдит поместили в ванную комнату.              — Ничего страшного, я выйду замуж только за Ниэля! — поделилась намерением Эдит.              — Окстись, ещё мне такого счастья не хватало… — поперхнулся Натаниэль.              — Муж подцепит от тебя клещей!              — Да это был не клещ, а ты ужасный мим!              Эдит любила бродячих животных, подкармливая их во время поездок тем, что таскала со столов. Собаки сбегались на ее нежности, подставляя подбородки под почесывания. Жан однажды раскричался, когда нашел на ней клеща (или что-то на него похожее) — последствие ее долгого общения с бродяжкой, у придорожной закусочной.              — Какого черта ты идешь за мной в ванную? Ты что, сторожишь меня под дверью?! Я невинная девушка, я блюду свою честь! — верещала из-за двери Эдит, молотя по ней руками.              — Я тебе, невинная девушка, напомню о блюдении чести, когда вновь начнешь жрать руки голкиперов других команд! — отчеканил Жан, прислонившийся к двери спиной, упрямо сложив руки на груди. — Через пять минут проверю консистенцию чистоты, если не справишься сама, то отправлю инспекцию оперативной помывки. Часики тикают, безобразие.              — Изверг! Ты забыл, кто подал тебе руку, когда ты свалился в яму по пути к закусочной! — страдала за стенкой Эдит, однако звук журчащего крана был услышан — бренное тело погрузилось под воду.              — Я помню кто меня туда столкнул! — заявил Жан.              — Эдит просто захотелось проехаться на твоей спине, а ты не вовремя отшатнулся, — вспомнил эпизод Натаниэль. Он тем временем развалился на своей койке, думая, что вопли Эдит и ругань Жана его ужасно успокаивают. В комнате было уютно. Жилище Натаниэлю успело полюбиться, особенно после долгих метаний по дешевым мотелям, темным заправкам, полупустым квартирам, пыльным трассам и вечно гудящим аэропортам.              Они втроем подстроили комнату под себя. На потолке мерцали нарисованные Эдит звезды, на полке Эдит: коллекция фигурок цыплят, и дешевый плеер с наушниками — перед сном и во время поездок она слушала классическую музыку. На стороне Жана фотографии с его полароида — подарок Натаниэля и Роз на день рождения, — полка с книгами, а еще какой-то особенный кактус, который мог расти даже без участия солнечного света, который тот получил на тот же день рождения от Эдит. Девочка приложила немало усилий, чтобы выкупить его в цветочном, на первом этаже аэропорта, а затем сверхакуратно передать тот на временное попечение Роуз. Кактус был все равно что еще одним членом команды — Жан трясся над ним, как курица-наседка. Натаниэль думал, что они выглядят смешно на своих выездах: Жан всюду таскал за собой кактус, чтобы он хотя бы иногда видывал солнечный свет. В отелях он стоял на подоконнике, в автобусе и самолете ездил на руках Жана. Он даже не доверял этот цветок Эдит, боясь, что та, со своей рассеянностью, опрокинет его себе на голову: за кактус ли Жан переживал, или бедовую голову напарницы, Натаниэль не знал. Возможно за всех разом. У самого Натаниэля было не так уж много памятных вещей — он и раньше таскался по миру с одной лишь сумкой в закромах. И, сказать по правде, не умел собирать барахло. Однако фотографии, сделанные Жаном, ему нравились, парочку он даже перетащил в свой угол. Но до чего же на его стороне комнаты было бесцветно. Комплект формы, сменное белье. Только фотографии и показывали, что он существует. А не стань фотографий, можно и вовсе забыть, что он тоже когда-то здесь жил…              В какой-то момент своего пребывания в гнезде, Натаниэль, насмотревшись на ярких сокомандников, начал страдать из-за недостатка собственной индивидуальности.              Натаниэль, решивший переговорить с Роз о своих мозговых тараканах, чтобы умная девушка рассадила их и помирила, однажды застал старшекурсников вчетвером, поедающих контрабандный попкорн, за просмотром какого-то популярного ужастика. Мартин был заядлым киноманом, при чем обожал различные триллеры и хорроры, чтобы затем обсуждать их с девушками и напарником, ссорясь на тему: «Вот я бы на месте персонажа поступил так», или «Чтобы выжить они были должны…!». В итоге Натаниэль просидел с ними еще пол часа, рассказывая, где в фильме брешут: «Кровь льется не так», «Вы в курсе что от такого взрыва им бы пробило барабанные перепонки?», «Сломать руку одним нажатием невозможно, тем более в области этой кости…». Его слушали с живым интересом, а в благодарность за сокровенные познания, Жасмино-Мартиновские звания «Хуя висячего» перешло в «хуй торчащий». Люк заявил, что он тот еще крендель, а Роуз, с которой он вообще-то хотел поболтать, наглейшим образом заснула на его плече.              Расслабленно попивая всученный Мартином лимонад с каким-то странным послевкусием водки, Натаниэль вдруг подумал, что ему не хватает хобби, или еще какой индивидуальности. Жасмин коллекционировала мерч с Теодорой Мулдани и прочими талантливыми эксистами: у нее было все, от плакатов, кружек и карточек, до билетов на посещённые матчи, — а еще увлекалась модой — она знала все тренды и всегда выглядела как модель с обложек. Образованная Роуз содержала на своих полках ещё больше литературы, чем у Жана — даже учебной. Может по старой привычке, а может потому что по-другому не умела, она училась каждый день. Еще Рози умела играть на скрипке, являя собой действительно образованную леди. Люк, сходящий с ума от мистики и предрассудков, раскладывающий желающим пасьянсы, обожал военные фильмы: «Стратегия и трагедия, два в одном!». До того как попасть в гнездо Эдит была пианисткой, училась в музыкальной академии и возможно продолжила бы заниматься музыкой, не случись трагедия. Замкнувшись в себе, она триггерилась с любого напоминания о своей предыдущей жизни и обходила фортепиано, стоящее в самом углу комнаты отдыха, десятой дорогой. Но у нее был плеер, подаренный Натаниэлем и Жаном, чувство ритма и вкус к музыке. Она всегда слушала музыку в долгих поездках. В отсеке Жана содержались книги — в основном пьесы Шекспира, которые он любил читать на досуге. Он однажды поделился с Натаниэлем желанием разводить кактусы, потому что они казались ему симпатичными, но условия гнезда явно не способствовали подобному хобби. Тогда Эдит на день рождения вручила ему какой-то особенный кактус, которому нужно не так много солнца для роста.              Все они были чем-то увлечены, показывая, что экси пусть и является основной частью их жизни, без экси они тоже все еще люди. Черт побери, даже Дэй, если послушать Роз, тащился по истории и таскал у нее книжки, со всеми этими нудными датами, а еще коллекционировал исторические фильмы на дисках. У Натаниэля такого не было. Всё-таки пол жизни он провел в бегах, меняя одну личину за другой, что мешало найти себя. Алекс любил конный спорт, Стефан собирал марки, Крис читал Киплинга. У Натаниэля была лишь страсть к экси, страх перед отцом и нужда скрываться. Он умел бежать и не останавливаться, ориентироваться на незнакомых улицах, теряться среди вечно спешащих прохожих. Так каким может быть Натаниэль и без экси? Неизвестный ему Ниэль? Было ли в нем хоть что-нибудь особенное, исключительное или важное? Что-то, что сделало бы его человеком, а не очередным винтиком в машине Эдгара Аллана?              — Где ты шатался пол ночи? — вскинулся по возвращению Натаниэля Моро.              — Мне нужна была удобоваримая платформа для размышлений. Бродил и рефлексировал.              — Добродишься, если Рико наткнется на тебя в темноте, то срефлексирует по твоей далеко не самой интеллигентной роже, приятель, — заметил Жан.              — Я тут подумал… — начал Ниэль.              — Надеюсь не больно с непривычки? — уточнил сонный Жан, мечтающий тихо заснуть в своей постели. Однако сон разума Натаниэля было ничем не перебить. — Ну говори уже, дьявол, чем отягощена твоя пустая обыкновенно голова?              Натаниэль по-партизански молчал, поджав губы. Жан с видом матушки озабоченно потрогал его лоб.              — Ты раздражаешь, — просветил его Моро. — И меня нервирует твое настроение. Говори.              — Я какой-то… Бесцветный, — всхлипнул Натаниэль, опустившись на кровать. Захотелось поныть и чтобы ему обязательно посочувствовали. А еще у него странно горели щеки.              — Какой-какой? — нахмурил брови француз.              — Ну как… Как будто бесхарактерный, неказистый… Как хуй упавший… — заметил он внезапно, заставив Жана подавиться, а Эдит дико продрать глаза.              — В тебя что, Мартин вселился? Чем вы там занимались? — Жан побагровел. — Боже, Эдит, тащи веревку, я нарисую пентаграмму, мы будем его выводить…!              — Да нет же, просто выражение подходит! Я прозрел! Я хочу поделиться своим просветлением! — убеждал Натаниэль, пока его пеленали в одеяло рулетом и с трепетом возложили в центр кровати.              — Что курили? — допытывался Жан.              — Да ничего не курили, пили только, у Мартина глотнул лимонад и…!              — У Мартина и лимонад, — Натаниэль увидел как у Жана вздулись желваки. — Да он в своем отстойнике уже лет сто ничего слабее водки в рот не берет! — взорвался Жан, откупорив бутылку воды. — А я говорил тебе подождать до утра, говорил! Ты помнишь, Эдит? Говорил!              — Говорил! А еще не спал, как женушка выжидал твоего возвращения, — спалила покрасневшего Жана Эдит.              — Я не сплю, нервами жертвую! А он собрался на свидание с этими… С этими…!              — Твоё выражение лица тянет на уголовное… — предрек Ниэль.              — Уверяю, это уголовное будет за твое удавление, — решился разоткровенничаться Жан.              — Да ты меня ревнуешь, — Натаниэль хрюкнул и заржал.              — Мне пора купить обручальные кольца? — зарделась Эдит.              — Сперва венчание, потом медовый месяц в подвале. Рико попросим нас женить? — поиграл бровями Натаниэль, икнув для достоверности. — Адские угодья нам обрывами, райские полянки оврагами…              — Изыди!              Натаниэлю на ум шли одни оголтелые сентиментальности, которыми он жаждал поделиться.              — Ну ничего что характер скверный. Не волнуйся, ты бесишь меня таким, какой ты есть, — с влюбленным трепетом изрек икающий Ниэль. А ведь славный, славный был лимонад…              — Эдит, зажми ему нос, я отправлю его провожать водичку в унитаз! Боже, да от тебя водкой разит, каким чудом ты планировал завтра мячи забивать? Я урою Мартина, чертов шут гороховый! — цедил сквозь зубы Жан, подставляя бутылку к губам Натаниэля. — Мне напарника споили, сволочи! Пей, кому говорю!              — Отпустите, изверги! Я чист, я чист! — Натаниэль одеяльной гусеницей покатался из стороны в сторону. Бесполезно. Эдит с видом особо наглого кота с ногами забралась на него сверху, сверкая из темноты бесстыдными кошачьими зрачками.              — Последнее слово, — демократично предложил Жан.              — Жан педант и чистоплюй, Эдит неряха и тот еще ребенок в периоде непослушания, Роуз коварная, но ее невозможно ненавидеть, у Мартина хуевые шутки, Люк красивый ублюдок, Жасмин — стерва каких поискать. Вы все имеете яркие характеристики! А я как будто… Как второстепенный персонаж! Невзрачный! Безличностный! Такие в ужастиках все равно что массовка! Да я хуже массовки…! Вы же понимаете, понимаете?              Просветления в добрых очах друзей он не узрел. Зато предвестие очередных кругов ада, очень даже.              — Ты кого назвал чистоплюем? — взбесился Жан, и Натаниэль понял, что вывода лимонада ему не избежать.              — Я не ребенок, а ты противный! — заревела Эдит.              — Плохой Жан, плохой! Плохой мальчик, фу! Фу, говорю! Отпусти! Да не нужно меня откачивать, вы идиоты…! — выяснил и поделился Натаниэль, но было уже поздно — бутылка попала в рот. До свидания с унитазом оставалось десять, девять…              На утро он вернулся к своей проблеме, активно атакуя сокомандников вопросами. Жан предложил ему заняться делом и прекратить издеваться над его тонкой душевной организацией. Затем пожелал вернуться в ад. Только на третий раз таки подумал и сказал собрать своих приспешников, злобных дьяволов, чтобы танцевать с ними Марсельезу в ночь полной луны, а не бередить душу бедного напарника. Ласковая, как котенок, Эдит, восторженно всучила ему свой плеер, но Натаниэль наглейшим образом уснул как раз под: «Вечная классика! Вариацию какую-то там, номер какой-то». Ужасы и триллеры Мартина вызывали смех. Военные фильмы Люка скуку. Учиться и насиловать мозги сверх учёбы он тоже не любил. К музыке таланта не имел, даже если Роуз предлагала ему помочь со скрипкой. Пускать слюни на девушку Кевина на пару с Жасмин, вы серьёзно? Когда он послал всех и был послан, осталась безмятежная Роуз, посоветовшая не морочить себе голову и успокоиться.              — Оно не ищется специально. Хобби найдется, само, следи за своими ощущениями. Что тебе нравится?              — Экси? — жалобно просипел Натаниэль с видом побитого жизнью щенка.              — Что-то помимо экси, — улыбалась она. — Не ограничивай себя и прислушивайся к ощущениям. Ло вот вообще седзе для девочек смотрит, а Чарли считает святым долгом обыграть искусственный интеллект в шахматы на своем мобильнике. А Жасмин хочет отбить девушку Кевина.              — А мне что делать? Отбить его голкипера для полноты комплекта, посчитается за хобби? — съязвил он, треснувшись головой о ладони. — Не могу ничего придумать! Может математика?              — Ты бы стал заниматься ей удовольствия ради? — посочувствовала ему девушка. Едва не со слезами на глазах, Натаниэль помотал головой.              — Тогда позаимствуй чужое, чтобы со временем наделить своим, — Роуз пошарилась по своим полкам, выуживая Кинга. — Король ужасов, самое то для «мальчика-жутика».              — Кого-кого? — прыснул он.              — Так тебя называют старшие, ещё с того раза, как ты улыбался и брызгал пеной, пока Рико выводил из тебя душу, — рассказала Дженкинс. — Так что, вот, жуткие книжки для мальчика-жутика. «Оно», самое популярное, о клоуне убийце. Есть кино-адаптация. Читай сколько хочешь, все равно кроме тебя их только я и читаю.              — Только?              — Раньше брала Эдит. Угадай, чем все закончилось?              — Слезами-соплями по среди ночи и разъярённым Жаном, что вернул книжки всем скопом?              — Как ты догадался…?              Так Натаниэль Веснински приобрел на своих полках Кинга. Вопреки своим словам, Жан отличился тоже. Жан умел вязать, поэтому с первым похолоданием он вручил напарнику собственноручно связанный красно-черный свитер в полоску, в который Ниэль кутался практически постоянно — он скрывал отметины и синяки, а еще грел даже душевно: Жан очень старался, жертвовал часами сна и перерывами, которые раньше тратил на свои книжки. В конце концов, даже у Натаниэля появились памятные вещи: заношенный свитер, одолженные у Роз книжки Кинга и учебники японского, любимые фотографии с Жаном и Эдит, сменные серьги в ухо, в подарок от Мартина (проколами тоже занимался он, как раз в туалете своей комнаты), постеры с минувших игр воронов против шакалов, длиннорогих и антилоп. Натаниэль, ранее не имеющий возможности иметь собственную индивидуальность, трясся над своими вещами как над хрустальными и лишний раз боялся на них даже подышать.              Это было его место. Его комната и его вещи. Яркие и кричащие, теплые и колючие, глянцевые и бумажные. То, что определяли Натаниэля как личность. То, что подтверждало его существование в этой комнате…              А о памятном вечере выведения из отчудившегося Натаниэля пьяни да угара, долгое время не вспоминали вовсе, пока Эдит не порылась в закромах, торжественно объявляя:              — Жан, Ниэль! А я достала вам обручальные кольца!              — Какие к чертям кольца.?!