Крылья свиты

      Быть вечным вторым номером в тени своего брата — мерзко. Он родился позднее и это стало решающим фактором, огромной давящей расщелиной его жизни. Кенго отправился руководить семьей, а Тецудзи сослан в качестве запасного аэродрома, когда накал между кланами Морияма и Мацумото достиг небывалого пика, грозясь раздавить целый свет. Лишь запасы ядерного вооружения и брак Кенго на Юми Мацумото держали стороны от неминуемого столкновения. Однако Мацумото потребовали ответного жеста доверия — младшего сына Морияма на воспитание. Быть политическим заложником в чужой стране — мерзко. Его выдернули из родной Америки, где он родился и вырос, не спросив его мнения, запихнули в чужое лоно, как живое пушечное мясо и гарант невраждебности. Вещью Тецудзи себя и ощущал — разменной монетой основной семьи.              В семье к нему никогда не относились с сердечием и пониманием. Учителя лупасили его тростью за малейшую провинность, его держали в изоляции от остальных детей, не оставляя шанса на обычные радости вроде похода в Макдональдс, или уличного футбола. Но у него был Кенго, который всегда любил его. В новом краю он остался абсолютной белой вороной, непонятый и непринятый, вечно презираемый и обходимый стороной. Разный менталитет, разное воспитание, разное восприятие мира. Он был жесток, потому что по другому его не научили, и люди в ответ никогда не желали принимать его. Вся его жизнь подчинялась невыносимому одиночеству, которому не было ни конца, ни начала — он всегда жил, словно передвигаясь по некой проклятой колее. Безукоризненное воспитание, жестокие наказания, ни намека на сочувствие или, хотя бы подобие заботы, что получал Кенго. И осознание себя всего-то инструментом клана — ненужным, но невозможным к утилизации.              — Ты — тот, кто мне нужен. Я слышала у тебя лучшие тесты со всего потока.              Таких светлых изумрудных глаз он не видел никогда. Ярко рыжие волосы переливались в солнечных лучах. Высокая, выше японских павлинов, фланирующих по привилегированной академии. Ломаный японский, со знакомым американским акцентом. Точно иностранка.              — Что тебе нужно?              — Я собираюсь унизить мировое спортивное сообщество. Мне понадобятся союзники. Пойдем.              Она пошла вперёд, не оглядываясь, будто знала, что ее приказы невозможно проигнорировать. Что он не посмеет ее ослушаться. И Тецудзи послушался, будто завороженный Гаммельнским крысоловом ребенок, следуя за ней, как за солнцем.              Так он встретил солнце своей жизни, свою первую и последнюю любовь — Кейли Дэй. Девушка, что была амбициозной простачкой. Детство в приюте, никаких великих связей. Всего-то безродная сиротка, что дорвалась до программы обмена невероятной силой воли и желанием. Абсолютная сила воли, способная изменить любую судьбу. Тецудзи всегда загибался от мира, что нещадно лупил его, пока Кейли, обладая в десятки меньшей силой, самостоятельно вращала мир под собой. Она вдохновляла всех вокруг себя и эти все подчинялись ей, словно порабощенные некой невиданной силой.              Кейли могла стать солнцем любого коллектива. Могла стать частью любой, самой привилегированной компании — в ней было достаточно особой харизмы, чтобы всегда оставаться на первых ролях. Она могла добиться любых высот в политике, музыке, или спорте, стать славной звездой любого небосклона, настолько она была великой и по-особенному очаровательной. Но вместо звезд и софитов Кейли выбрала никому неизвестный спорт, никому неизвестный и со старанием составленный из собственных чертежей. А вместо действительно богатых и знаменитых великих мира сего, предпочла компанию аутсайдера Тецудзи, которого обходили стороной, и странной Кэтрин, такой же нелюдимой и мрачной, будто давно сломленной горестями жизни.              — Я не спортсменка, — нахмурилась девушка. Ей не нравилось повышенное внимание к себе — это замечал Тецудзи и знал по себе. Однако она слушала Кейли внимательно, может немного недоуменно, как будто на странный сон, или ненормально счастливое ведение. Наверное, всем мрачным одиночкам яркокрылая бабочка Кейли казалась такой.              — Каждой спортивной команде нужен менеджер, — поделилась Кейли доверительно, продолжая протягивать руку. — Присоединяйся к нам, Кэтрин! Тебя же можно называть Кэт, или Кэти, да? Нам не обойтись без твоих великолепных навыков планирования!              — Ты умеешь говорить красиво, — поддержал Тецудзи, и даже не покривил душой. Кэти прекрасно смотрелась бы в свете софитов, под прицелами камер.              — Я не могу… Вам нужен кто-то другой, кто-то на что-то годный. Я неудачница во всем, что не касается планирования… — девушка совсем смутилась. Ее хвостик расплелся, а ленточка трепетала на ветру, пока Кейли не поправила его умелым жестом старшей сестры.              — Если пойдёшь за мной я покажу тебе, каких высот ты способна достичь.              Ему не было жалко финансов, что выделила ему главная семья. Он вложил все что имел в мечту Кейли, а мечтой ее был спорт, который она создавала сама, с самого детства — экси. Нечто совершенно новое, и, с ее точки зрения, гениальное. Она верила в экси и жила экси до такой степени, что распалялась солнечным светом. Пропавшие, вроде Тецудзи и Кэти, смотрели на нее, как на свое единственное светило — с благоговением.              Сакура цвела. Хорошенькая Кэти примерила юбку, вязала хвостики и запаслась планшеткой. После уроков Тецудзи бежал на поле, чтобы встретить Кэти и Кейли, за обсуждением и расписанием всех деталей их общего детища — их новой мечты. Тецудзи, внося свои коррективы и обстоятельно девушкам оппонируя, был счастлив. Прошло совсем немного времени, прежде чем они стали настоящими друзьями. Невиданной, неизвестной ему ранее магией, словно сплетаясь душами и заполняя пустоту друг друга. Иногда возникало чувство, словно он знал этих неугомонных девчонок всю жизнь.              Все счастливые мгновения сплелись в милую сердцу мозаику, собираемую по фрагменту каждый день. Они обедали вместе, шумной компанией. Они вместе делили домашние задания и проекты. Посещали студенческие вечеринки и благотворительные вечера. Даже когда семья в очередной раз не позвала его на празднование, даже когда его собственное рождение было проигнорировано.              — Эй, не кисни, — Кейли опустила ему на голову банку со своим любимым ванильным молоком. — От твоей мрачности скоро все студенты передохнут.              — Он не особо жалует студентов, да и сам людской род, — посмеивалась Кэти. — Тецу-чан, ну нужны тебе эти светские скоты. У тебя же есть мы!              — Нужны? Еще чего, я как раз думал утопить вас в ближайшем пруду, — отмахнулся Тецудзи, но погладил Кэти, что прислонилась к его плечу. Он потягивал любимое молоко Кейли, деля с вечно норовящими утащить что-нибудь из его тарелки подругами.              — Наверное поэтому администрация осушила прудик под новый корт для тенисиатов! — хихикнула Кейли, устраиваясь рядом. — Узнала о твоих мрачных замыслах!              Кейли — мечтательница и идеалистка, рыжая и яркая, не могла сидеть на месте и вечно встревала во всякие забавные несуразицы. По ее инициативе они с Кэт, сонные и мрачные, собирались на конные прогулки, на пикники и походы в полустаринные библиотеки, вечно что-то рассчитывая для ее возлюбленного экси. Она была их бессменным лидером, раздавая задания и поощрения. Она пугала японских студентов своим устрашающим энтузиазмом и собирала вокруг себя целые толпы первых испытателей экси. Кейли была превосходным оратором, казалось, скажи она всему населению университета — родовитым богатеям, чьи часики стоили дороже всех вещей Кейли вместе взятых, — пойти и прыгнуть с крыши, они бы это сделали. Кэти была тихой, печальной и вечно таскалась за ними хвостом, но Кейли никогда не позволяла ей оставаться в тени. Когда внешняя броня девушки дала трещину, Тецудзи увидел какие чудеса подсчетов и разведки она способна проявить. Кэти знала обо всем, что творится в университете и умела испортить репутацию любому обидчику друзей, правильно подобранными словами и выброшенной информацией. Ее плакаты и снятые ролики привлекли в открытый ими «клуб экси» тех, на кого не действовало особое очарование Кейли или зазывы Тецудзи. Кэти оказалась превосходным журналистом, а ее статьи об экси начали разлетаться со скоростью света.              — Как у тебя это получается? Ты настоящая волшебница словоплетства, — поражалась Кейли.              — Просто нужно знать, как именно достигнуть сердец читателей и вызвать сильные эмоции.              Учеба превратилась в удовольствие — Кейли умела превратить даже самое скучное занятие во что-то веселое, а Кэти не желая уступать, пыталась доказать всем вокруг, что чего-то достойна. Они не успели обернуться, как из изгоев стали элитой университета, на верхних строчках по учёбе, спорту, социальным проектам и прочим достижениям. Теперь их ставили в пример, им пророчили великое будущее, а на светских вечерах они получали по сотни визиток значимых людей. Однако Тецу, Кейли и Кэт знали, чего хотели на самом деле. Теперь это была общая мечта, разделенная на троих — возлюбленное экси, ради которого Кэт вознамерилась добиться открытия собственной студии, а Тецу выторговать у семьи право на вложение средств в нечто настолько грандиозное. Они оба хотели дать их божеству Кейли платформу для сотворения нового мира.              — Ого, не знала что ты такое читаешь! — Кейли, с проказливой ухмылочкой лисицы, листала ванильную мангу, с боем отобранную у пищащей Кэт. — Мм, даже название аж скулы сводит…              — Что там по названию? — поинтересовался скучающий Тецудзи, вокруг которого хороводом носились верещащие девушки.              — Сладкие флюиды короля демонов… Ай, ты что, пытаешься стянуть мою юбку? Я знала, что нравлюсь тебе, но не при Тецу-чане же…!              — Больше никогда не подходите ко мне, вы обе, — предупредил их Тецудзи.              — Ну-ну, Тецу-чан, у нашей Кэт просто весеннее обострение, оно не заразно…!              — Отдай! Немедленно верни, иначе весь университет узнает, что ты ужасная воровка манги! — красная как рак Кэти прыгала вокруг, пытаясь вернуть собственность.              — Да мне просто интересно, как оно ходит с участием третьей ноги! — продолжала посмеиваться Кейли.              — Вот это… Клюшка для экси, — с ужасом заглянул через плечо Кейли Тецудзи. — теперь меня пугают твои фантазии, Кэт. Никогда больше не заходи в мою комнату…              — Вы двое ужасны, мне стыдно называть вас своими друзьями…!              Больше он никогда не испытывал давящего одиночества — рукой Кейли что-то тяжелое и каменное было приподнято с его легких, позволяя свободно дышать. Университетская жизнь, в отличие от мрачной школьной, становилась чем-то ярким и незабываемым.              Иногда, гуляя по набережной и просто наблюдая, как девушки — его лучшие и единственные подруги, — веселятся, плескаясь в воде, он думал, что хотел бы остаться в этом моменте навсегда.       

***

      После выпуска они остались командой, а их творение шагнуло за океан. Тецу бесконечно валялся в ногах у главной семьи, наладил отношения с братом, продолжал посещать вечера и создавать связи, шел на одно ужасное дело за другим, лишь бы заслужить доверие. Все, чтобы сделать мечты Кейли и Кэт действительностью.              После очередной бойни с участием мафиозного клана, он застал Кейли в темном углу, тихо плачущей в подушку. Он подсел рядом, жалея, что не умеет говорить так же красиво как Кэти, что могла заставить поверить в любую чушь. Но он не мог утешить ее, успокоить и заставить поверить в ложь. Кейли, потерявшая всю семью в мафиозных разборках, теряющая Тецудзи из-за его связи с Морияма, теряющая Кэти, из-за связей ее родителей с мафией, была безутешна и совершенно разбита, наверное, жалея их больше, чем они сами жалели себя. Тецу, с детства не знающий сочувствия, всегда поражался, с каким состраданием и горем она относилась к его безрадостному детству, беспечно называя Морияма чудовищами и мразями, не достойными жизни.              — Дэвид сказал, что хочет сделать мир лучше. Он правда хороший человек. Он не смиряется с несправедливостью мира, как трусиха вроде меня. Он намного, намного лучше меня.              — Поэтому ты не осталась с ним?              — Как я могу остаться с ним? Кто-то такой грязный и безнадежный, вроде меня, не заслуживает такого хорошего человека.              Кейли глупо посмеялась сквозь слезы, что каскадом текли по ее щекам. Тецудзи так не считал, но не стал убеждать ее в обратном. Он, добивавшийся внимания Кейли с университета, просто поверить не мог, что ей пришелся по душе глупый идеалист Ваймак с его бредовыми идеями центра помощи для безнадежных случаев.              Кенго любил его, Кенго предлагал ему женщин. Тецудзи видеть никого не мог, ему нужна была лишь Кейли. Кенго предлагал навесить на Кейли долгов и контрактов, передав женщину Тецудзи в пожизненное сексуальное рабство, чтобы она думать забыла о Ваймаке. Тецудзи разозлился настолько, что до крови продырявил кожу ладоней ногтями — он никогда бы не посмел так поступить с Кейли. Любовь Кейли — это синяя птица. Божественная мечта. И любовь свободолюбивой Кейли увянет так же, как увядают вырванные с корнем уличные цветы в стенах дома. Он любовался ей издалека, радуясь ее счастью, и ловя редкие порывы сентиментальной близости: прикосновение, смешок, искры в невозможно глубоких глазах, в которых, казалось, отражается весь мир. Кейли подарила ему весь мир — подарила смысл жизни, — и он был готов вечно оставаться в тени, довольствуясь ее тенью, лишь бы хоть как-то отплатить за подаренные крылья.              — Ненавижу этот отвратительный мир, — Кейли обняла колени. — Ненавижу эту систему купли-продажи. Ненавижу свое бессилие в ваших с Кэт-чан судьбах. В судьбе Дэвида и его лисов… То, как с вами обходятся. То, как обходятся с этими детьми, пострадавших от Морияма. Их продают словно скот. Это неправильно. Это ужасно. Такой мир не заслуживает существования…              Тецу, с детства привыкший к жестокости и давно очерствевший к несправедливости мира, вновь почувствовал, как сердце облилось кровью. Не потому что он был хорошим человеком с чутким сердцем, а потому что чуткости и доброты Кейли всегда хватало на двоих.              — Я не хочу, чтобы этих детей отдали в рабство. Не хочу, чтобы их убили на глазах родителей. Я хочу что-то сделать. Хоть что-нибудь. Помочь хоть как-нибудь…              Но он мог сделать ее желание возможным, выдав любые деньги и пойдя на любые подлости. Замок Эвермор — ее заветная мечта. Место, где дети, пострадавшие от жестокости судьбы, смогут обрести покой. Тогда он сделает ее мечту явью.              — Кей, Эвермор будет нашей башней Икара. Там все нуждающиеся в помощи сумеют ее найти. Мы сделаем что-нибудь. Мы станем кому-нибудь спасением.              Тогда Кейли плакала на его плече и верила, что это возможно. Только спустя годы ему пришло давящее осознание, что это была ведущая в пустоту Вавилонская башня.       

***

      — Значит второй брат…              — Именно. Он — побочный продукт. Поэтому его умертвят…              Словно брак. Словно мусор и расходник.              — Нет!              Тецудзи ошарашенно посмотрел на едва ли не плачущую, до чертиков испуганную Кейли.              — Это необходимо, — попытался объяснить ей Тецудзи, зная, что Кейли не поймет — она, как действительно хороший человек, никогда не понимала. — Такова иерархия семьи. Он сам будет страдать, если вырастет в мире ненужным, отбросом. Милосерднее всего убить его сейчас.              — Но это несправедливо. Обрывать его жизнь только потому что ему не повезло родиться вторым, — помотала головой Кейли. — Это все неправильно. Этот ребенок невинен и не заслуживает такого конца. Никто не заслуживает.              — Кей, это не в моей власти…              — В нашей власти придумать ему причину жить. Придумать что-то масштабное, способное спасти его от смерти. Если твой брат увидит выгоду, то оставит его.              Кейли долго металась по комнате, будто птичка в клетке. Она то садилась, то начинала бродить, то хваталась за блокнот, пока не наткнулась на сказки о Короле Артуре, которые читала Кевину. Наконец, она села и начала что-то чертить, пока Тецудзи уничтожал уже пятую сигарету. Его словно поглотила каталепсия отчаяния — ноги как налились свинцом. Тецудзи тоже не хотел такого конца для племянника, не только потому что видеть слезы Кейли всегда было выше его сил. Малыш повторял его судьбу и был его продолжением. С ним обошлись столь же несправедливо, убивая по праву рождения. Он понимал, хорошо понимал, что ничего хорошего ребенка не ждет, но даже не дать ему шанса? Разве мог он проигнорировать жизнь, так родственную его жизни? Но разве он что-то может сам? Придумать что-то, способное спасти этого бедного ребенка он был не способен. Он себя то спасти не мог.              Но Кейли может творить невозможное. Наконец его вера в неё победила упаднические мысли.              — Что это?              — Королевский двор, — Кейли всунула ему под нос исписанный ровным почерком план, рассчитанный на несколько талантливых ребятишек. — Это будет причина для его жизни. Целью его жизни и чем-то действительно великим. Мы сделаем их великими. Помимо наших детей, там будут те, кого мы захотим спасти и вознести на самую вершину.              «Наших детей». Не было сына Ваймака и сына Кенго. Были они и их дети. Тецудзи провел рукой по щеке Кейли, утирая слезу большим пальцем.              Ее дети. Он сделает все, чтобы защитить ее детей.              Спустя несколько бессонных ночей и длительных переговоров он наконец принес то, чего так хотела Кейли.              — Это… ребенок Кенго, — Тецудзи вздохнул, передавая ребенка на руки женщины. Та держала крикливое и сморщенное создание, будто маленького ангела и любовно обводила нежным пальчиком по-детски припухлые щеки. Ребенок, брат близнец наследника Ичиро, что кричал и кричал, не затыкаясь, с момента, как его оторвали от груди матери, успокоился и умилосердился. Кейли умела утешить любое раненое сердце.              — У него есть имя?              — Вторых не называют…              — Тогда мы дадим ему имя.              Тецудзи вновь влюбился в нее — освещенную солнцем, возлюбленную Кейли, что девой Марией возвышалась в солнечном свете с младенцем у груди.              — Он похож на цветочек. Маленький и хрупкий, как жасмин. Такой же мимолетный, но красивый. Мне кажется это самый красивый ребёнок, что я видела, — Кейли задумчиво пожевала губу, когда малыш сжал своей пухлой ручкой, похожей на морскую звезду, ее палец. — Рико.              Рико. Жасмин. Тецудзи улыбнулся. Только кто-то вроде светлой и доброй Кейли мог придумать настолько трогательное и невинное имя для отпрыска великой мафиозной семьи. А вот Мэри Хэтфорд предпочла бы розы, такие же элегантные и сильные как она сама.              — Кевин будет рад братику, — хихикнула Кейли, огорошив Тецудзи. Их детская мечта — дружба семьями. Они двое, практически сироты, не знающие что такое семья, стали друг для друга семьей и хотели подарить семью своим детям. — С ним ему никогда не будет одиноко. С ним и малышами Кэти, она же тоже причастна! Они будут настоящими королями экси! Представь их четверых в одной команде…!              Кэти присылала фотографии своих детей. Очаровательные и капризные близняшки.              — Вот значит как…              Тецудзи задумался. Рико будет первым, Кевин вторым. Они с Кейли вырастят их в любви, какой не знали. А брат обязательно найдет ему несколько семей облажавшихся подчинённых. Но детям Кэт он непременно выделит хорошее место. Мальчишку сделать полузащитником, а девочку менеджером. Если мозги и сила у них от Кэти, в чем он не сомневался, то равных им не будет…!              — Надеюсь она не дала им длинные и претензионные, не выговариваемые имена, с которыми ее деткам придется мучиться всю жизнь? — приподняла брови Кейли с немым ужасом.              — Эмилио и Эммалин. Какая мать назовет свою дочь Эммалин? Язык сломаешь, — расплылся в ответной ухмылке Тецудзи.              — Кэти, — хихикнула Кейли. — Бедная девочка…       

***

      Эммалин была маленькой и капризной. Она лупасила будущих звезд экси своей погремушкой, требуя безоговорочного внимания от всех и каждого, пока Эмилио терпеливо слюнявил какую-то принесенную с собой игрушку. Кевин так же вдумчиво орошал соплями клюшку матери. Кэти думала возмутиться, ведь кто дает детям играться с клюшками, однако Кейли только посмеялась. Один Рико висел на ноге Кейли, будто прилипший. Он обожал Кейли до такой степени, что бросался в рыдания всякий раз, как женщина пыталась уделить внимание и своему сыну тоже — истосковался по материнской любви.              — Не ешь клюшку мамы, Ри-чан, — ворковала над ребенком Кейли.              Кэти во время каждой встречи наблюдала за этим с нежностью и печалью. Кейли и Тецу слабо понимали, что нужно детям для грамотного развития, ведь сами никогда не имели ни игрушек, ни родителей. Они не ведали о внимании, поэтому сами никогда не уделяли его достаточно. Для них экси значило все, и они не знали, как дать что-то детям помимо экси. Кэти называла их любящими, но безответственными.              — Инфантильно с их стороны. Они же сами не понимают, что делать с этими детьми. Живут мечтами… — Озвальт, однажды так же приглашенный в замок Эвермор на семейные посиделки, казался необычайно мрачным. Ему что-то не понравилось сразу и настолько, что он заправил светлый локон жене за ухо, высказав предположение. — Мальчишкам не оставляют выбора, кроме как стать звездами их небосклона экси. Уверен, через несколько лет дети сами сбегут оттуда. Я бы не пожелал своим детям такой судьбы.              Дети завозились и захныкали. Озвальт потрепал по светлым волосам мирно засыпающего Эмилио на своих руках. Эммалин ревела во всю мощь детских легких, поражая, как такое маленькое существо может быть настолько громким. А мальчик всегда был послушным и ласковым, как котенок. Кэти, успокоив девочку еще более громкой и раздражающей погремушкой, ответила:              — Ты не понимаешь, Оз. Тецу-чан и Кей-тян сами еще большие дети, которые не знают, как вырастить ребенка правильно. У них никогда не было семьи, чтобы понимать такие вещи… Но это их проявление любви, как они ее понимают. Они отдали своим отпрыскам самое драгоценное, что у них было — свои души, свое экси, каким они его видят. Это то, из чего они состоят и чем дышат. Я люблю их за это.              Кэти подняла Эммалин в воздух, вытянув руки. Девочка радостно рассмеялась, переключившись от слез к смеху так, как умеют только дети. Женщина сердечно улыбнулась, подумав, что когда-нибудь эти близняшки — ее кровь и плоть, — станут такими же отражениями-продолжениями их самих. Такими же отражениями ее любимых Кейли и Тецу когда-нибудь станут их малыши. Возможно, когда близняшки подрастут, она еще раз подумает и всё-таки позволит Тецу и Кей забрать их в свой королевский двор, чтобы хотя бы ее малыши были причастны к заветной мечте всей их жизни. Чтобы они подружились с Кевином и Рико и полюбили их так же, как она сама любила своих Кейли и Тецу. Эта любовь всегда ее исцеляла.              — Уверена, когда Кевин и Рико станут старше, то сумеют понять ту любовь, что они пытались на них излить.       

***

      Умирая на его руках, его ласковая, милая, добрая Кейли плакала, повторяя имена. Имена, которые красными кляксами впечатались в саму кору его головного мозга. Которые потекли ядом по венам, которые выжгли на пепелище его души внушительные кратеры. Кевин. Дэвид. Два имени. Два. Имена, которые он возненавидел отныне и до конца своих дней. Имена, выжженные под глазницами кровавым клеймом. Ведь то что сказала Кейли Дэй перед смертью было: «Дэвид-Кевин», а не Тецудзи. Тецудзи — никогда.              Более ходить без трости он не мог. Тецудзи отделался поврежденной ногой, а Кейли — оборванной жизнью. Потому что Тецудзи не научился следить за словами. Потому что надеялся Кевином привязать к себе Кейли. Все это ему предъявила Кэти, и каждое ее слово застревало шипом в его разодранным сердце.              — Как ты посмел?              Он мог бесконечно обманывать прессу, Кенго и даже самого себя, но Кэти видела его насквозь. Кэти всегда видела больше и говорила больнее, как любой действительно хороший журналист, как любой телеведущий, что почти с детективной чуткостью пронзал в самую суть.              — Как ты посмел?              У их с Кейли драгоценной подруги дрожали губы. Все лицо натянулось посмертной маской, а страшно впалые глаза с покрасневшими и потяжелевшими веками, смотрели на него до того пронзительно-душераздирающе, что самому хотелось завыть.              — Ты отнял ее у меня! — сорвалась она. — У нас… У ее сына… Черт побери…              — Кэт-чан… — он попытался коснуться ее щеки, но Кэти отшатнулась до того резко, что едва не запуталась в ногах. Она согнулась, будто подкосилась, и упала со своих каблуков, отшвырнув их в сторону.              — Не смей трогать меня, блядь. Никогда больше не трогай меня. Исчезни из моей жизни, жадное до бабла чудовище, — Кэти прижала ладонь к глазу и лбу, силясь перекрыть нечеловечески перекошенное лицо. — Ты получил все что хотел? Теперь экси твое, теперь свита твоя…              Тецудзи не выдержал боли в ее голосе и принялся по-детски глупо оправдываться:              — Я сделаю все, чтобы сделать эту команду лучшей. Сделаю все, чтобы показать, каким должно быть экси. Я сделаю все, чтобы ее сын стал лучшим…              Кэти рассмеялась. Нездорово и отрывисто, как не смеются люди.              — Экси, деньги, свита, корт, клюшки… — она все смеялась и смеялась, пока ей не стало больно дышать. Пока не осела на грязную землю повядшей лилией, продолжая растирать слезы с щек. — Оно того стоило? Все эти вещи ее стоили…?              Стоило ли оно того…?              Тецудзи сбежал, лишь бы не слышать ее голос, ранящий его больнее перелома в кости. От каждого слова Кэти его самого словно выворачивало на изнанку, возвращая разум к чему-то мягкому и ранимому, чему он не мог противостоять как бы не пытался. Он помнил таблетки, что глотал горстями, помнил жерло унитаза, куда сблевывал все запиханное в себя ранее. Помнил долгие бессонные ночи наедине с алкоголем. И множество таких же повторяющихся ночей, пока ему не сказали (приказали, просьбы давно кончились), что он все еще тренер и все еще обязан руководить проектом, что встал ему поперек горла. У него не было выбора. Когда слез и горя в нем не осталось, тогда в душе разгорелось что-то другое, липкое и торжествующее безумным пламенем — в нем клокотала ярость.              Сбили их автомобиль двое пустоголовых юнцов, которым заплатили. Двое начинающих звезд экси, открыто смеющихся над смертью Кейли. Зазвездившиеся пустоголовые спортсменчики. Они убили Кейли, божество экси, по пьяни усевшись за руль своего дорогого авто. Да, по наводке Кенго, но за рулем были они — студентики. Тецудзи попросту вымещал свою неукротимую ярость на чем мог, потому что дотянуться до брата было не в его силах. Их притащили прямо на вороний стадион для страшной расправы. Трость в руках Тецудзи взлетела вверх, чтобы ударить урода, притащенного и поставленного перед ним на колени. Так же как на корте, почти как на корте, а крики — все равно что подбадривающий рев трибун. Он бил и бил, пока на месте безжизненного тела не осталось одно месиво.              Солнце потухло вместе с бликами в глазах Кейли. Свет и для Тецудзи померк — весь мир стал черно-красным, и он разозлился. Он остался в кромешной темноте, потому злился. Он хотел отнять солнце у всех. Гнездо отныне и навсегда погрузилось в не озвученный траур, когда он переместил общежития из башен, под стадион. Тецудзи ненавидел экси, что отняло у него Кейли. Тецудзи ненавидел Кенго, что убил Кейли. Тецудзи ненавидел Рико, что являлся сыном убийцы Кейли. Тецудзи ненавидел Кевина, что был сыном Кейли — живым доказательством того, что его любви она предпочла любовь безродного, инфантильного идеалиста Ваймака. Ваймака, который был достаточно туп, чтобы отпустить ее и подвергнуть опасности. За то, что Кейли любила его так, как не могла полюбить его. Его лисов за то, что они отражали мечту Кейли куда больше, чем вороны когда-либо. Тецудзи ненавидел студентов, смеющих так неблагодарно и без должного почтения порочить недостаточно высокими результатами то, что подарила им Кейли.              Тецудзи ненавидел себя и весь мир. Но мир всё-таки больше.              И до конца жизни он будет любить лишь Кейли.              И ненавидеть тоже.       

***

      Удивительно, что дочка Кэти увязалась за Кевином. Смотреть на их дуэт — все равно что ворошить старые раны. Больно видеть, как отражения своих матерей, бесконечно влюбленные в экси с их же страстью, становятся новым будущим экси. После испорченного интервью, он сам связался с Кэти, предложив ей вновь отдать своих близнецов в гнездо — на сей раз куда более настойчиво, с долей настоящей угрозы. Кажется, он слышал в голосе когда-то подруги испуг — легкомысленная и ветреная Кэти, никогда не уделяющая детям достаточно внимания, вдруг обратилась настоящей медведицей, защищающей потомство. Лишь по старой дружбе Тецудзи не стал ее давить — проще дождаться конца года и тогда уже без лишних скандалов провернуть пару забавных махинаций, а затем он приручит Райтов и заклеймит собственностью. Потому что они принадлежали гнезду так же, как Кевин и Рико — они дети создателя и должны сиять на пьедестале. Должны вернуться в гнездо, из которого все пошло. Он и без того проиграл ублюдку Ваймаку самое драгоценное — любовь Кейли. Он не собирался оставлять ему и ее единственное наследие — королевский двор.              В гнезде же творилось нечто странное, но пока что недостаточно пугающее, чтобы все пресечь. Аутсайдеры вороны резко перестали быть таковыми. Эдит Одьен и Жан Моро переглядывались и заливисто смеялись над очередной шуткой Натаниэля. Его трепали по волосам, обнимали и называли самым лучшим. Ему пожимали руки, ему рукоплескали, его превозносили. Постепенно большая часть воронов увидела в нем не просто состайника, а любимого птенца. И Натаниэль, со своими кружками домашних заданий, попытками помогать аутсайдерам и невозможно счастливым настроем в ситуации, где счастье априори невозможно был для Тецудзи все равно что ржавым гвоздем в ступне. Кровавым напоминанием.              Студенческие годы пролетели для Тецудзи ослепительной, счастливой вспышкой безвозвратно утерянного, прежде чем вся его жизнь подчинилась беспросветному мраку, и он видел, точно видел, что Натаниэль, подобно Кейли когда-то, разгонял мрак для других. Там, где все видели ужас, он находил веселье, там, где люди ломались, он приобретал силу. В гнезде, где, казалось, не было ничего, он обрел все, о чем только мог мечтать. Там, где каждый сам за себя, и никому ни до кого нет дела, он обрел дом, семью и друзей. Натаниэль — новая негласная надежда воронов, это видели все, но редко удерживали внимание достаточно долго, считая временным событием — никто не верил до конца, даже сам Тецудзи. Но смотрели, настолько это было завораживающе в своей инаковости.              Тецудзи мимолетно замечал в Рико то же, что и в молодом себе, смотрящим, бесконечно смотрящим, на Кейли, и только горько усмехался. Такие люди-солнца рождаются раз в поколение, и никогда не видят ничего, кроме своей неведомой мечты. Рико еще только предстоит это понять, потому что его Натаниэль, что синяя птица Тецудзи — Кейли, — неисполнимая мечта. Они летят, даже если горят на лету.              Тецудзи знал и то, что истинные светила вроде Веснински, неизбежно гаснут в оглушительном порыве, разрываясь сверхновой.