***
Голд сидел, битый час напряжённо вглядываясь в узор на ковре. Разумеется, никакого ковра перед собой он не видел. Перед глазами у него стояло чужое светлое лицо, которое, как он ни старался, отогнать не мог. Он жмурился, надеясь, что когда раскроет глаза - навязчивое очертание исчезнет. Но тщетно. Что вслепую, что наяву она была рядом. Голд сжимал руки до побелевших костяшек. "Это ведь неправильно. Неправильно!" - говорил он себе. Так не должно было быть. Это глупость какая-то. Нонсенс. Он сжал рукой челюсти, нутром чувствуя, как возрастает напряжение. Как же так? Как же так? Как же? Эта чушь, в кою он уверовал. Блажь, которой он себя приструнил. Та мантра, с которой держался: Что ничто души не потревожит, А тревожит, так тревожит! Что ничто ее не бросит в дрожь, — Это ложь - я весь дрожу. Кто любил, уж тот любить не может, Я не верю ничему. Кто сгорел, того не подожжешь. Отчего тогда так жарко? Рой его тревожных мыслей перебил стук в дверь. - Не стреляй в меня, пожалуйста - я пришла с миром. Голд весь встрепенулся и застыл, точно пойманный врасплох. - Извини, кажется я тебя напугала. Ему понадобилось три секунды и два удара сердца, чтобы понять, что перед ним не мираж и не видение. - Нет, нет. Что ты.- Он улыбнулся натянуто, стараясь скрыть нервное напряжение.- Я просто задумался. - Интересно, о чем,- спросила Эмма впустую. Рассудку сложно было в это поверить, но от её присутствия в комнате будто становилось светлее. Она вся была белая-белая. Походила на заблудшего ангела в мягком махровом халате. Так и не скажешь, что ангел этот, в иное время, носит пистолет под боком. А в общем... На нее приятно было смотреть. Голд сглотнул и укорил себя за сумасбродство. Откуда возникали все эти глупости? Ведь он давно уже не мальчишка... Сотню лет уже не мальчишка!.. В воздухе повисло напряженное молчание, и Свон поспешила его нарушить: - Мне не очень удобно просить, но... - Голд поймал себя на том, что слишком чутко вслушивался в чужой голос. Он даже не дышал, пока она говорила.- Вся моя одежда испачкана. Так что я хотела попросить что-нибудь одолжить у тебя... А тут выдохнул со странным облегчением. - Да. Да, конечно.- Он встал и быстро направился к шкафу, открыл дверцы без малого впечатлительно большого гардероба.- Выбирай, что хочешь. Все чистое. - Не сомневаюсь.- Небрежно улыбнулась Свон, подходя ближе. Держалась она невозмутимо. Одному только Богу и ей самой было известно, сколько сил потребовалось для наигранной безмятежности. Голд бросил ей одну из вежливых улыбок и поспешил выйти из комнаты. - Сделаю кофе. - Донесся его голос уже из коридора. Сначала придётся что-нибудь сделать со всем этим беспорядком - подумала Эмма, смотря ему вслед.***
Наперекор всякому чаянию, когда она вернулась в кухню, то там царил безупречный порядок. - Извини,- обратился к ней Голд, не оборачиваясь.- Я решил, что немного магии тут необходимо. - На этот раз простительно.- Эмма не стала возражать.- Нужна помощь? - Я уже закончил. В довершение к словам Голд развернулся, держа в руках два блюдца с чашками. Чудо, что он не уронил их в то же мгновение. Эмма стояла перед ним и была одета в его вещи. И было в этом образе нечто такое, что здорово взбудоражило рассудок. Он смутился так сильно от одной только мысли, что она могла бы быть его. Совесть назвала это кощунством и тут же велела гнать прочь. За подобные абсурдные думы он бы хотел навесить себе пощёчину. Может две. Или три. Ровно столько, сколько понадобится, чтобы выбить всю дурь из головы, грезы из глупого сердца. Но ничего он не мог с собою поделать; эта мысль, возникшая помимо его воли, прошла сквозь него как пролетает случайная пуля, но, увы, даже не засев внутри все же сумела оставить фатальный след. - Что за взгляд? - спросила Эмма, в иной раз возвратив его из грез в реальность. Ох, слава Богу, он умел играть в притворство. - Да так, оцениваю новый образ. - Он сказал вовсе не то, что крутилось на языке, и был тому безмерно рад. - Да, да. Обойдусь без колких комментариев. Пожалуйста. Его рубашка - голубая, немного широкая, ей подходила намного больше. Свон заправила ее в брюки, на удивление изящно подчеркнувшие талию. - Все постираю и отдам.- Пообещала Эмма, усаживаясь за стойку. Это ее обещание было меньшим из его беспокойств. Когда же кофе был наконец-то подан - напряжения начали потихоньку растворяться, как и сахар на дне чашки Свон. Эмма закатала казавшиеся слишком свободными рукава. - Можешь оставить, если хочешь. Вдруг захочется обновить гардероб... - Ого, какая щедрость. Надо было еще запонки прихватить! - Двери моего гардероба для тебя всегда открыты. - Учту.- Она глотнула божественный напиток. Самое время было переводить тему. Сделать надо было это резко, но красиво. - Кстати, давно хотела спросить... Ты ведь чувствуешь вкусы? - Да, чувствую.- Ответил Голд с легкой усмешкой. - Ну да, разумеется. Иначе как бы ты творил кулинарные шедевры? - О, ты преувеличиваешь. Эти, по сути пустые, разговоры всегда непременное спасали. И его, и её. И всех. Ведь приятно, когда с лёгкой улыбкой можно говорить все, что приходит на ум, не боясь осуждения и не заботясь о глубине смысла. Приятно, когда можно говорить от сердца. - Вовсе нет! И все же мне интересно... Тебе не нужно питаться, чтобы жить? Голд утвердительно кивнул. - Но есть ты все-таки можешь? - Как видишь.- Он уложил блюдце на чашку и быстро перевернул конструкцию. - И каково это? - Что каково? - Ну, так жить... Ее небрежные, нелепые на первый взгляд вопросы обладали редким даром вводить его в замешательство. Для доходчивой честности пришлось даже задуматься. - Это как есть, когда ты сыт. Без чувства голода, без знаний меры. В попытке представить каково это, Эмма задумалась. Она, конечно, понимала, что в полной мере оценить и понять тяготы бремени Темного для обычного человека не представляется возможным, но все же гадать никто не запрещал. - Мда, тяжело тебе приходится. - Я свыкся. За сотню-другую и ни к такому привыкнешь. - И все-таки это печально. Краешек его губ непроизвольно дёрнулся. "Печально". Да, да. Пожалуй, именно так можно было лаконичней всего описать его бессмертную жизнь. Собирался разжиться в благоденствии, а в итоге трагичная вышла история. Ну, что ж. Уже так сложилось. Голд аккуратно поднял чашечку и без особого энтузиазма взглянул на гущу. Ему не нужно было гадать, чтобы узнать, чем все закончится. - И что там? - с интересом спросила Эмма. - Какая-то клякса. По видимому не оценив его юмора Свон принялась самостоятельно исследовать дно чужой чашки. - Ты что в это веришь? - Спросил Маг Спасительницу. Не сумев разобраться в кофейной гуще она с досадой вернула чашку владельцу. Поразительно, что вся эта магическая чушь не переставала Свон удивлять. - Ну, ладно, тогда погадай мне.- Она проделала тот же трюк у себя и забарабанила пальцами. Ее почти детская воодушевленность способна была умилять всех и каждого. Единственный же свидетель ее насмешливо возвестил: - Мистер Голд британец. Он гадает по чаинкам. Предварительно закатив глаза Эмма спросила, не скрывая улыбки: - Может мистер Голд сделает сегодня исключение? Маг лишь скромно улыбнулся в ответ. - Ну как откажешь столь душевной публике? - Итак, взгляд неоспоримого эксперта! Как глупо. Ему показалось, нет, он мог бы поклясться, что увидел лицо в круге. Вернее, смутные черты.* - Ваше заключение, сэр? - Я вижу цветок.- Соврал он быстро.- Вот, видишь? Магический трюк на скорую руку. Муть на донышке действительно приняла вид размытого цветка. С лепестками, с ложью - со всем, с чем полагается. - И что это значит?.. - поинтересовалась Эмма, разглядывая узор. Понизив голос для важности и вкрадчивости, и в то же время ощущая себя шарлатаном Голд проговорил: - Все желания непременно сбудутся. Ну вот: не обязательно, что ложь. Но в красивой обёртке, с хорошей подачей для светлой наивности и приятного послевкусия. Прям как на ярмарке чудес. Доброе гадание за пару баксов. Эмма не стала оспаривать или углубляться в потаенный смысл предсказания. Она лишь многозначно хмыкнула и бросила быстрый оценивающий взгляд на исполнявшего роль гадалки. Спектакль прошёл хорошо. И как это всегда бывает в конце любой пьесы- актерам и зрителям настало время прощаться. - Я, пожалуй, поеду. А то это будет выглядеть странно, если я вернусь вот так,- она обвела руками наряд.- Да еще за полночь. Он тоже не стал ничего оспаривать. Иногда, пусть даже по отдельности, пусть даже без слов, им обоим казалось, что они слишком хорошо понимали друг друга. С минуту он смотрел на закрывшуюся за Эммой дверь. Молча смотрел, без единой мысли в голове. И вдруг ему стало смешно. Так смешно, что захотелось плакать. Так смешно, что заболело сердце. Он чуть не надорвался, потешаясь над собой - так ясно ощущалось, казалось, что что-то рвалось изнутри. Он презирал себя, насмехался над собственной жалкостью. Звал душу ничтожной. А тень и фантом, та часть души, что веками мутилась Тёмным, всё глумилась, зубоскалила, измывалась. И все по делу. Резонно. Справедливо. Он знал, что заслужил быть обсмеянным. Собрался умереть, но позабыл о том, каким малодушным являлся. Собрался сгинуть, а продолжал за жизнь цепляться. И за что! За что!.. За этот вымысел? За призрак надежды? Хотелось что-нибудь разбить. Он выбрал иное: истерзать себя, стараясь разбить в себе все ненужное. Какое это было облегчение, что все прошло, не случившись, не сумев начаться!.. Какое облегчение: как взрослые люди они решили сделать вид, что ничего не было. И правильно. Так ведь и вправду ничего не было. Нужно было только почаще себе о том напоминать.