-Тяжелые белые шубы медвежьи На елях развесил Январь, И звездочка в небе, в бездонном безбрежье, Горит, как на барже фонарь. Я чужд этой ночи, и логову елей, И тропке, ползущей в снегу, И лишь фонарю, что горит еле-еле, Открыть свою тайну могу. Не знает зима, как ей быть с посторонним Со мной, с огоньком надо мной. Мы вместе угаснем, мы вместе утонем В безбрежной пучине ночной.
Чтец закончил и в ожидании уставился на друга, что, вычерчивая на столе указательным пальцем странные узоры, нынче пристально вглядывался в колючки белых роз, чьи нежные лепестки уже начали желтеть, а некоторые, полностью увянув, успели упасть на пол. Наконец, прогнав задумчивость, Данте принял исходное положение и посмотрел на нетерпеливого товарища, старавшегося скрыть свои пылкость и желание услышать мнение собеседника. - Великолепное произведение, но печальное, – подметил флорист, поторопившись смахнуть с благовонной палочки пепел. - Грустит тот человек, которому еще не всё безразлично, значит я все же оказался прав. Тебя терзают сомнения. Ты страшишься допустить ошибку, но мне все еще не понятно, из-за чего ты грызешь себя. - Говорил же, что не станешь выпытывать, – разочарованно и малость раздраженно выдохнул Пик, подойдя ближе к прилавку. – Допустим, ты прав? Что ты еще хочешь от меня услышать? - Это зависит от того, нужен ли тебе мой совет и готов ли ты его принять, – отозвался Данте, не решаясь четко формулировать свое требование. Скрестив руки на груди, ученик медлил: стоит ли выдавать себя товарищу или, может быть, лучше оставаться в тени, не рассказывать о смятении терзающем душу и ум? Пику казались глупыми собственные переживания, которые, впрочем, он и без того считал пустыми и надуманными, не стоящими особого внимания. Ученик был уверен - никто из его знакомых не желал бы слушать рассказы о личных, не касающихся их самих трудностях приятеля. Более того, юноша не привык открываться кому-то, пусть даже этот кто-то и был добрым другом, помогавшим на протяжении всего того времени, что они провели вместе. Возможно, стоило держать все в себе еще и потому, что очередной близкий Пику слушатель мог бы оказаться гнусным предателем, не побоявшимся воспользоваться полученной информацией. Пауза затянулась и грозила перерасти в полное безмолвие, а может и того хуже – прекращение светской, милой беседы, потому поколебавшись еще с секунду, парень принялся рассказывать другу все как есть, начиная с того самого дня, когда в класс вторгся странный незнакомец и заканчивая тем, как сам Пик с этим незнакомцем, а по совместительству новым учителем, сдружился и провел вместе незабываемый последний вечер декабря. Весь монолог Данте внимательно слушал, не перебивал, лишь изредка кивал, делая в уме пометки. - В тот день мы поссорились. – переведя дух, продолжил утренний гость. – Если быть точным, то я на него накричал. Сорвался, понимаешь? Куромаку меня бросил в сам праздник, а для Вару это, будто шутка! Я хотел уйти, чтобы лишнего не наговорить, но не успел. Раньше мне вообще плевать было, но это другой случай. Я не знаю обиделся ли он, все-таки мы с Вару общаемся не так долго, как с Ромео. Червов, конечно, поломается, пообижается для приличия, да и забудет, с ним все очень просто. - Для начала тебе стоит отпустить ситуацию: сделанного не воротишь, - задумчиво протянул продавец. – Рассуждай здраво: затаи Вару обиду, не пригласил бы остаться на ночь, однако, если тебя так тревожит вся эта ситуация, попробуй, для начала, попросить прощения. - Я не собираюсь извиняться перед ним! - возмутился Пик. – Он меня на смех поднимет! Да и тем более, тогда он и сам нехило так поиздевался надо мной, совсем ахуел! - Не поднимет, - резко отрезал Данте, с особой серьезностью взглянув на собеседника. – А если и пошутит, то тебе не стоит огорчаться, ведь это - черта его характера, которую ты не в силах изменить. Ты же мне сам рассказывал, как Вару все, не переставая, смеется и подтрунивает над всеми, возможно, это его привычка, может быть что-то большее, но тебе стоит это принять. Понимаю, подобное может сильно обидеть, даже спровоцировать конфликт, однако, ссоры неотъемлемая часть коммуникаций между людьми: горечь отношений дана человеку, чтоб он смог достойно оценить сладострастие, но тебя это уж сильно заботит. Ты не хочешь привносить разочарование в жизнь, ведь его и так сполна, но тебе следует понимать, что лишь слабый ищет отговорки, а сильный пойдет и попросит прощения, - работник магазина закончил приводить доводы: у него не осталось более сил и настроения, а потому, примирительно улыбнувшись, он добавил. – Решение, разумеется, остается только за тобой. - Понятно, - бесстрастно бросил ученик, а, мельком взглянув на зажегшийся дисплей телефона, заторопился и бодро прошествовал к выходу из магазина. – Рад был увидеться, надеюсь, вскоре снова заглянуть. Пока. - Пик, - внезапное обращение по имени остудило пыл незваного гостя, потому он остановился в дверях, ожидая продолжения фразы. – Я тут вспомнил про твою самозабвенную и возвышенную давнюю мечту и некоторое время обдумывал ее. Прости уж, что не сделал этого раньше. – парень насторожился и сжал ладони, а затем, мотнув головой, из-за чего волосы едва заметно взметнулись, фыркнул и серьезно, жестко, с напором, без тени сомнений заявил: - Мне тогда было тринадцать! Хватит напоминать о моих бессмысленных бреднях. Детские мечты на то и детские, чтобы спустя время забыть о них, как о навязчивом ярком сне. Ты раньше вон мечтал стать музыкантом и давать концерты на огромных стадионах со своей группой, но где ты теперь? Друзья разъехались, что бы добиться чего-то большего, возможно, в другой сфере, а ты остался гнить здесь. Я не собираюсь терпеть крах только из-за того, что некогда хотел писать унылые книжонки! Я не намерен пускать жизнь под откос, как это сделал ты, и заниматься, очевидно, не прибыльным делом, которое казалось мне таким замечательным. – Пик перевел дух и в довершении пылкой речи отчеканил. – Прошло не мало лет и все мы очень изменились. Тебе стоило бы подметить, что теперь прозу я до жути ненавижу. - Значит, полагаю, ты уже успел определиться со своей будущей, приносящей огромные доходы профессией? – задумчиво вопросил Данте, проглатывая острую, стеклянную обиду, навеянную горькими правдивыми словами. - Наверное. – нечленораздельно буркнул Пик. – Что-то вроде программиста или, крайний случай, тестировщика. - Интересно. – безразлично протянул флорист. – А есть ли какая-либо работенка, которую тебе бы не подсунул Куромаку, говоря, что это лучший вариант, ибо гонорары высокие? Я же помню, что ты в компьютерах вообще не разбираешься. Повисло напряженное молчание, перебиваемое гулкими завываниями январского ветра. Данте, все еще не отходящий от прилавка пристально наблюдал за товарищем, который все так же, сурово хмурясь, готовый вот-вот уйти, держался за ручку двери, разрешая другу договорить, оставить последнее слово за собой. - Я всегда знал, что творческие люди малость ранимы, - продавец начал вкрадчиво и размеренно, будто боялся спугнуть слушателя своими замечаниями и не зря, ведь такое замечание заставило ученика стать еще более холодным и отстраненным, однако сдаваться так просто флорист был не намерен. – Но мне трудно было представить, что одна малейшая неудача могла так на тебя повлиять. У тебя уже есть жесткий критик, Пик, и это ты сам, однако, вместе с тем, тебе жизненно необходим вечный обожатель. Думаю, нужен тот человек, который сможет тебя направлять, будет постоянно поддерживать и не даст опустить руки при первом же отказе издательства или яростном разгроме какого-либо ценителя прозаической литературы. Надеюсь, ты сможешь найти того, кто заставит тебя вновь поверить в свою мечту. В таком случае, я уверен, ты сможешь стать прекрасным писателем, как и мечтал, ведь тебе всегда было и есть до сих пор, что рассказать людям. Ученик потупил взгляд, однако трепетный теплящийся в груди так давно огонек надежды, будто начал зажигаться вновь, представая почти догоревшим фитилем свечи, что надобно было сорвать с растаявшего воска и бросить в костер, дабы задуманное наконец смогло свершиться. Пик ничего не ответил и, не оборачиваясь, покинул помещение, выбежав навстречу колючему морозу, торопясь поскорее добраться в школу, потому что времени, кажись, оставалось совсем мало. Теперь тело грела теплая пуховая куртка, шею – вязанный шерстяной шарф, голову – потрепанная шапка ушанка, отобранная у брата, а душу – встреча со старым, мудрым не по годам другом.***
Шел уже пятый месяц, как наш герой был старостой всего класса. Не то чтобы он жаждал заниматься этим, все-таки подобная должность отнимала множество времени, а также сил, ведь Пику приходилось общаться с надоедливыми одноклассниками, которые, будто глупые попугаи, по несколько раз переспрашивали одну и туже информацию, отвлекали от важных дел, да и просто изводили, не редко попадая в неприятности, из-за чего самому парню приходилось их выручать и выпутываться самому. Благо, была и положительная сторона медали - преподаватель их филологического профиля, Вару Властович, всегда помогающий своим неугомонным подопечным, конечно же, не по доброте душевной, а затем чтобы самому не покинуть это учебное заведение, потому как до окончания практики оставалось всего жалких полгода, а до летней сессии и того меньше. После новогодних каникул наши главные герои сильно сблизились и уже не гнушались называться друзьями. Теперь педагог запросто мог, вместо дополнительного урока, назначить прогулку, где часто высмеивал подопечного из-за его странной истинно русской шапки, подкрепляющей закостенелые стереотипы, на что ему отвечали нелестными, отборными ругательствами, подножкой или просто снежком. В такие дни парни общались на окололитературные темы или же просто обсуждали последние новости. После, учитель, обычно, провожал Пика домой, ученик же, в свою очередь, с большей охотой соглашался выполнять свои обязанности главы класса и помогать репетитору, что позволяло им проводить все больше и больше времени вместе. Сейчас наш герой неторопливо плелся на третий этаж, ведь у самого выхода из школы его окликнул Джо Краснович, решивший поручить старосте отнести некоторые документы его педагогу. Сам завуч, должно быть, просто не хотел тратить на такой пустяк свое время, потому что куда привлекательней звучал вариант остаться с коллегами и послушать все последние сплетни, расползающиеся по школе, словно неизлечимая плесень, собственно, из-за этого он и вручил ученику кипу тяжелых бумаг, скрываясь из виду оного за дверью, ведущей в кабинет директора. Парню ничего не оставалось, кроме как, раздраженно вздохнуть и отправиться выполнять поручение, неторопливо скользя по безлюдным коридорам, ведь зайти домой перед дополнительным занятием по литературе он точно не успеет. Кабинеты биологии, истории, математики и химии, оставались позади, пока Пик, погруженный в свои мысли, в гордом одиночестве шествовал в собственный класс. Навязчивые трели вопросов звоном колоколов били по мозгу, вновь и вновь возвращая ученика к утреннему диалогу и брошенным сегодня как бы невзначай и между строк словам Данте: ««Слабый ищет отговорки, а сильный пойдет и попросит прощения». Блять, как-то бредово, хотя в этом весь Данте. Может быть, ему всего лишь не плевать на мою социализацию, друг как-никак. Возможно, таким образом он хочет заставить меня пойти и извиниться перед Вару? Но этот шут гороховый тот еще долбоеб и вряд ли бы стал просить прощения у меня, из-за такой мелочи, значит и мне не стоит». – решив больше не возвращаться размышлениям о сложившейся ситуации, Пик попытался выкинуть из головы все пустые предположения, однако напрасно - он словно не имел права, не думать о том как бы правильнее подготовиться к предстоящему диалогу – скользкий и мерзкий червячок неопределенности противно ворочался где-то в животе, не давая забыть о новогодней ссоре. – «Как жаль, что я не всегда могу справиться со своим гневом, мне нужно больше самообладания, как говорит Куромаку или же лучше стать таким же простым как Ромео, вот кто точно не заботиться о том, что могут подумать его друзья и родственники. Надеюсь лишь на то, что Вару сам не обижается, с чего ему вообще злиться? Право, он бы не разрешил мне остаться, если б действительно так презирал меня, потому все в порядке, но эта удочка, закинутая Данте. Должно быть, я что-то упускаю». - поразмыслив еще немного наш герой встрепенулся, вспомнив резкую смену настроения репетитора, которую сопровождал звук, объявляющий о поступлении нового сообщения. – «Стоит разузнать об этом. Может быть, для него это что-то значило». Раздумья оборвались так же резко, как и начались, стоило только Пику подойти к полуоткрытой двери ведущей в кабинет литературы, толкнув которую, ученик поторопился проскользнуть внутрь. Раздался громкий хлопок и путь к отступлению был отрезан. На внезапный резкий звук тут же отреагировал Вару, все это время проверявший сочинения подопечных; он, вздрогнув, оторвался от изучения очередной тетради и поднял голову, уставившись на побеспокоившего его гостя, однако, признав в нежданном посетителе своего друга, улыбнулся и вновь склонился над рабочим столом, задумчиво прикусив колпачок на кончике красной ручки. - Вару, - позвал Пик, направляясь в сторону учителя. – Тут завуч попросил тебе какие-то бумаги передать и сказал, чтоб ты сдал их завтра после уроков, – подойдя, добавил парень, аккуратно положив груду документов на край стола, которые неминуемо привлекли внимание репетитора. - Краснович совсем охуел что ли? – вытаращившись сначала на стопку листов, а после на ученика, возмутился педагог, с придирчивостью, но тем не менее неподдельным интересом рассматривая кипу бумаг. – Решил на меня свою работу скинуть, скот! Здесь нет ничего, что мне стоило бы заполнить! Пиздец ему завтра будет! - Не ори ты так! – рыкнул Пик, а после поторопился сообщить. – Он попросил, чтоб ты разобрался с этими записями. Вроде, там нужно просто поставить печать? Я херово разбираюсь в этих ваших учительских штучках, поэтому не могу сказать точно, но завуч дал понять, что ты и сам знаешь, что нужно делать. Он объяснил свалившуюся на тебя дополнительную работу тем, что сам он не успевает все проверить, а помимо этого у него еще не готовы отчеты за декабрь. Вару сдавленно хмыкнул, но тетради отложил и принялся перебирать стопку документов, предварительно достав из ящика в столе печать. Ученик же тем временем, бросив рюкзак на пол, устроился за первой партой, аккурат напротив учителя, и принялся с интересом наблюдать за тем, как один лист, задержавшись на пару секунд, сменялся другим, и, покрываясь незамысловатыми синими буквами, откладывался в сторону. Педагог то и дело покачивал головой, хмуря брови, однако мельком пробежавшись по тексту, немедленно брал в руки следующую бумагу. Не прошло и пяти минут как Вару, заметив на себе пристальный взгляд, прокашлялся и, подняв голову, в упор посмотрел на прохлаждающегося подопечного, поспешившего заинтересоваться видом из окна, однако это не уберегло парня, от последовавшего за игрой в гляделки требования: - Не чего просто так сидеть, возьми прозу почитай, но только что-нибудь, что может попасться на экзамене. – услышав разочарованный вздох, Вару ухмыльнулся, а затем, порывшись в сумке, стоявшей у подножья стола, выудил оттуда сборник произведений Куприна и, всучив книгу подопечному, продолжил заниматься своими делами, не забыв проговорить напоследок. – Там, на триста девяносто четвертой странице, закладка, это то самое произведение, что ты так и не успел прочитать в тот раз, когда ждал меня в классе. Советую начать с начала, все равно ты явно ничего не запомнил. К слову, я писал по «Кусту сирени» курсовую, так что, если будет интересно, сможешь ознакомиться и с ней. - Ты явно смерти моей хочешь. - выдавил ученик, на что получил лишь пару сдавленных смешков от репетитора, который торопился поскорее вернуться к прежнему занятию, дабы быстрее расквитаться с ненавистными документами. Пик с сомнением принял сборник и, покрутив его в руках, с раздражением принялся за чтение, постоянно отвлекаясь, то на тиканье часов, то на пролетающие за окном снежинки, то на педагога, что так ловко орудовал печатью, молниеносно отбрасывая лист за листом. Нашему герою когда-то импонировала проза, однако теперь он находил ее чересчур скучной, неинтересной и бесчувственной. Множественные авторские отступления надоедали и злили, не давая погрузиться в сюжет, герои выводили из себя своими надуманными проблемами, коих можно было с легкостью избежать, однако, что странно, не все произведения классической прозаической литературы так не нравились Пику. Например, часто в произведениях Ф.М. Достоевского он находил себя - блуждая по окраинам Петербурга, ученик как бы издалека наблюдал за разворачивающимся действом, со всей серьезностью выслушивал мысли и замечания автора, не перебивая того недовольным цоканьем или закатыванием глаз, искренне сопереживая каждому новому персонажу, он возвращался к раздумьям о самом себе и собственной жизни, не редко подмечая, что некоторые проблемы ему до боли знакомы. Самой любимой темой парня был конфликт общества и отдельно взятого человека, ведь лично он часто сталкивался с таким на собственном опыте и прекрасно понимал, сколь трудными были судьбы лирических героев бесчисленных повестей и рассказов. Непринятие и отчуждение, одиночество и ограничение свободы красной нитью проходили через каждую историю, что он прочитал, заставляя сравнивать события, места, людей с реальным течением дел в его действительности. Презренное окружение, что так красноречиво отзывалось о странном парне с длинными фиолетовыми волосами, надменный, скрупулёзный брат, который пристально следил за каждым шагом не давая отклониться от нормы и планов и, в конце концов, личная покинутость, впивавшаяся в грудь мертвой хваткой, напоминая о бесконечной пустоте, окружавшей ученика и ожидавшей далеко в будущем, грозясь идти попятам весь отведенный срок давили на плечи неподъемным грузом. Проза, повествовавшая о проблемах самого читателя, нравилась Пику, она заставляла думать, переосмысливать и анализировать, а потому было вовсе не удивительно, что парню так же сильно полюбились легкие и ненавязчивые стихи, что пусть также могли взывать к правосудию и решению конфликтов, но, тем не менее, оставались своего рода слабым толчком к рефлексии. Они были слишком мелодичны, слишком красивы и невинны, дабы заставить нашего героя чувствовать что-либо кроме приятного благоговения. Этот вид искусства захватывал своей претенциозностью и удерживал внимание, однако не давал с головой окунуться в омут самоанализа. Сконцентрироваться на незамысловатом повествовании легкого рассказика все же пришлось и Пик, только лишь спустя ряд страниц и несколько минут внимательного прочтения, поймал себя на мысли, что сюжет, пусть и не впечатлял, однако нравился своей степенностью и спокойствием, приятный авторский язык без лишних витиеватых элегантных дополнений, простой и понятный каждому скрывал в себе множество образов, а главное - подтекст, что дано разглядеть не всем. Невольно оторвавшись от изучения содержимого книги, парень взглянул на преподавателя, который уже, по всей видимости, заканчивал работать, преспокойно перебирая оставшиеся документы: отвратительные очки поблескивали в лучах закатного зимнего солнца, кудри опадали на плечи, внезапно вздрагивая и подлетая, каждый раз когда репетитор менял позу, телефон с выключенным звуком, лежавший поодаль, с неизменной регулярностью зажигал дисплей, показывая очередное уведомление. «Точно, телефон! Я же хотел поговорить с Вару о том вечере!» - мимолетно пронеслось в мыслях Пика, быстрее чем он успел обдумать стоит ли вообще затевать сей диалог, потому внезапно тишину, витавшую в классе, прервал немного взволнованный, но настойчивый голос ученика: - А что произошло тогда, в вечер празднования Нового Года? - Что? – Вару, не ожидавший, что его отвлекут от рутинного занятия, оторвался от изучения бумаг и, вскинув брови, удивленно покосился на друга. – Что ты имеешь ввиду? - Помнишь, я приходил к тебе тридцать первого на дополнительное занятие? Меня тогда еще брат заставил тащиться, а потом кинул, сказав, что остается праздновать в другом городе. – пояснил Пик. - А, конечно помню. Как такое забыть?! Ты действительно неудачник, я это держу в памяти! – язвительно хихикнув, ответил Вару, откладывая в сторону последний документ, и, сложив руки на столе, поддался вперед, скорчив глумливую гримасу. - Это все прекрасно, но и ты тогда остался один. – поспешил напомнить ученик. – Ты был таким нервным, что-то случилось? Только не говори, что это потому что я тогда сорвался на тебя, я не хотел и готов извиниться. - Да кому сдались твои извинения? – улыбаясь, хмыкнул учитель. – Я все понимаю, тем более, я уже не первый раз тебе говорю, что на подобную херню никогда не обижаюсь. Да и, вроде, я сам тогда немного накосячил, подшучивая над тобой. - Тогда в чем причина? – не унимался Пик. – Ты же сто процентов уже не первый раз отмечаешь один. - Не первый, – немного погодя уж слишком спокойно согласился Вару и, откинувшись на спинку стула, скрестил руки на груди. – Но и отчитываться перед тобой я не обязан. - Ты же понимаешь, что мне похер. – съязвил ученик. – Просто очень уж интересно, почему этот идиотский шут, - он вскинул палец, указывая на репетитора. – Так взвелся. - А херня, - отмахнулся Вару, скрестив ноги и, закусив губу, потер уставшие глаза. – Семейные обстоятельства, учеба, все дела. Тебе ли не знать? - А что за семейные обстоятельства такие? – криво ухмыльнувшись, спросил Пик, желая подколоть своего педагога его же фирменными фразочками. – Девушка? Парень? Жена? Муж? - Только не бери пример с этого Червова, сам-то себя слышишь? – смутившись, насупился преподаватель, однако затем, просияв и ехидно улыбнувшись, вновь наклонился вперед, облокачиваясь на стол. – А ты что ревнуешь своего новенького друга? - Еще чего! – возмущенно вскрикнул ученик, не желая продолжать свою игру, но, тем самым, случайно поддавшись на провокацию. – Просто интересно почему ты так внезапно предложил мне остаться. Все-таки мы до этого не так долго и близко общались или ты приглашаешь отмечать каждому встречному поперечному? Вару думал с минуту, взвешивая все за и против, однако придя к единственному верному, на его взгляд, умозаключению заявил: - Нет, так получилось, тем более, как по мне, мы уже довольно хорошо сдружились, чтобы проводить ночевки. Не думаешь? - Сдружились? – немного удивленно выдавил Пик, медленно смакуя каждую буковку слова, как бы примеряя его на их отношения. – Вот именно, мы теперь друзья и я чую, что ты мне пиздишь, ебучая наглая рожа! - Ой-ой успокойся, не так резко! – примирительно выставив руки вперед, покачал головой репетитор, сдавленно посмеиваясь, но, заметив серьезный взгляд подопечного, продолжил. – Ладно-ладно убедил, расскажу, – немного поерзав на стуле и приведя мысли в порядок, учитель принялся объяснять. – Я, знаешь ли, тоже не единственный ребенок в семье. У меня есть старшая сестра – Эмма: раздражающая, правильная, но в тоже время бунтарка похуже меня, которой все не нравится, вечно она к чему-то да доебется. Она уехала в Питер учиться, поступила там на переводчицу, снимает где-то далеко от центра четырехкомнатную квартирку с подругами – все по классике. Это так, информация, что б ты понимал, что я вижу ее не чаще, чем ты Куромаку, – добавил Вару, предупреждая вопрос своего ученика. – В общем, собираемся мы только по большим праздникам, то есть на неделю новогодних каникул. Она старается побыстрее закрыть сессию, а я не парюсь: у меня в колледже все экзамены в начале января. Блять, а это уже скоро, но не отходим от темы. Обычно ничего примечательного не происходит: просто типичные семейные посиделки, сопровождающиеся обжираловкой и нажираловкой, – педагог залился звонким смехом, пребывая в явной эйфории от своего простого искажения слов. – Но в этом году, как ты понял, планам не суждено было сбыться. Эмма сообщила мне о том, что не приедет в самый последний момент, а все потому что одной из ее подруг вдруг стало плохо, а другая чуть ли не подорвала всю квартиру, проводя какие-то бешенные сумасшедшие эксперименты. Разумеется, разбираться со всем этим пришлось именно моей сестре, ибо больше некому, – Вару повел рукой в воздухе, будто отмахиваясь от назойливой мухи, и продолжил. – Раздражает только то, что я уже успел подготовить все к предстоящему торжеству: и клининг вызвал, чтоб самому не корячиться и еду заказал, даже гребаную елку вытащил из кладовки, не украсил, конечно, но Эмма и сама любит с ней возиться, а для меня это сплошная морока. - Так тебя послушаешь и поймешь насколько же ты все-таки ленивый, – вставил замечание Пик, не заканчивая сыпать подобными обвинениями. – Учительский стол выглядит так, будто тут побывали Чингисхан со своей ордой на лошадях, прошлись по нему, потом вернулись, покурили кальян и поехали дальше, с отоплением ты так и не разобрался, мало того, так ты еще и тапки купить забываешь. - Слушай, перфекционист недоделанный, прекращай уже, – притворно насупился преподаватель. – Я, к слову, предпочитаю тратить время на более полезные занятия. Уборка, готовка и далее по списку в них не входят. - Хорошо, опустим этот момент, – согласился Пик, еле заметно кивая головой, а затем, не мешкая, продолжил уверенным тоном, чеканя каждое слово. – Тогда, в следующий раз, когда эта стерва… - договорить ему не дал внезапно возмущенный голос учителя. - Ты не имеешь права говорить так про мою сестру. Да, я подметил, что она меня порядком бесит, но все же, пусть я и, в моем понимании, не обязан уважать своих, но отстаивать их честь перед другими должен, – смягчившись и широко улыбнувшись, Вару непринужденно продолжил, разводя руки в стороны. – Как-никак, не такой уж я и козел. - Я и не говорил, что ты плохой, – спокойно сообщил ученик. – Просто, в следующий раз, когда твоя сестра не появится, ты можешь снова позвать меня. - Как мило с твоей стороны, - подавив ехидный смешок, ответил Вару, а поднявшись со своего места, направился к ряду шкафчиков. – Быстро же летит время, когда общаешься с приятным человеком. Нам уже пора собираться. Оставь книжку у себя, думаю, я изначально хотел преподнести ее тебе, как новогодний подарок. Уж извиняй, что она не в красивой обертке с бантиком и без прочей подобной хуеты. Пик не ответил, только спрятал сборник в сумку и также поднялся со своего места, попутно натягивая шапку и теплую зимнюю куртку. Шествовали по безмолвным коридорам парни в полной тишине, после они незамеченными покинули здание школы, направляясь в сторону автобусной остановки. Теперь Вару что-то воодушевленно рассказывал, сопровождая историю активной жестикуляцией, а Пик лишь изредка кивал или сдавленно мычал с чем-то соглашаясь, дабы показать, что все же слушает своего друга, однако в тот момент мысли его блуждали где-то далеко. «Извиняться мне не пришлось, это радует». – думал юноша. – «Однако, Данте не мог просто бросать слова на ветер. Он всегда хочет донести до слушателя какой-то сакральный, скрытый смысл». – Пик начал вновь вспоминать утренний диалог, выискивая странные цитаты, что невзначай вставлял работник цветочного магазина, но только на третий раз он наконец-то понял, что именно упускал из виду весь день. – ««Горечь отношений дана человеку, чтоб он смог достойно оценить сладострастие.» - так же говорил всякий кому не лень, поэтому я и пропустил это мимо ушей. На что намекал Данте? Хотя, теперь это уже не имеет значения, кажется, я понял к чему он клонил». – думал ученик, теряясь среди пестро-серого круговорота курток в глубине автобуса.