Куст сирени

Март, являясь истинным началом весны, уже подходил к концу. Долгие зимние морозы давно уж сменились долгожданным весенним теплом. Снег, первые недели лежавший на холодной земле, успел превратиться в непонятные грязевые лужи и проталины, на которых еще в конце февраля проросли редкими кучками подснежники, а ледяные ветра напоминавшие, что зима хоть и ослабла, но не сдалась, изменили свой курс и теперь несли с собой лишь мимолетную мягкую жару, сопровождавшуюся приятным и легким цветочным запахом нарциссов, гиацинтов и шафрана. Уже скоро яркое мартовское солнце начало постепенно пригревать, заставляя первые молодые листья пробиваться и наливаться зеленью. Вся природа притаилась в ожидании излома зимы, а, дождавшись его, взорвалась ярким фейерверком белоснежных и розовых лепестков на ветках яблонь и слив, своим благоуханием наполнявших улицы. Уже отжившие свой век почки вербы распушились и, пожелтев по краям, начали привлекать бесчисленные рои пчел, принявшиеся с особым усердием опылять их и пугать прохожих, столкнувшихся с жужжащими тучами. На теперь ясном и глубоком голубом небе собирались чистые кучевые облачка, внешне похожие на довольных жизнью овец. Так же скоро прилетели и птицы, наполняющие нынче музыкальными трелями мазурки каждое утро разбалованных началом новой жизни жителей города. Уже утекло немало времени с последнего визита Пика в обитель его болеющего педагога, который, что вовсе не странно, после, немедленно пошел на поправку и уже спустя неделю вновь вел уроки и изредка посещал учебное заведение, в котором проходил обучение сам. Первые дни после больничного давались трудно: полностью сбитый режим сна напоминал о себе и нередко выливался в опасные опоздания, которые не могли оставаться незамеченными долго, однако Вару очень везло, потому как его подопечные, чьи уроки обычно и стояли в расписании первыми, всеми силами старались защитить неопытного учителя, не оправившегося после недавнего воспаления легких. Впрочем, завуч все же прознал о творившемся беспорядке, а потому, шутливо пригрозив младшему коллеге, поторопился заставить того как можно скорее вновь вернуться к исполнению своих обязанностей. Вару подобная ситуация пусть и порядком раздражала, но, решив, что дальше так продолжаться не может, он, героически собрав волю в кулак, постарался решить проблему и ему это удалось, конечно, не без помощи Эммы, которую он в добровольно принудительном порядке заставил каждое утро звонить ему, дабы разбудить, чтобы он не проспал в очередной раз. Другой явной проблемой стал жуткий кашель, не проходивший добрые полмесяца. И волновавший как близких друзей преподавателя, так и его подопечных. Сам же Вару нисколько не беспокоился о своем состоянии, полагая, что все пройдет само собой, именно это, собственно, и случилось в итоге. Разумеется, на протяжении всего того времени, что репетитор вещал свои лекции, отвлекаясь на кашель или просто хрипя подобно мертвецу, Пик читал нотации старшему другу, надеясь, что тот наконец прислушается, престанет упираться и сходит к врачу, а на худой конец хотя бы в аптеку. Юноша также не раз замечал, что подобные последствия в виде затяжного выздоровления могли быть связанны с чрезмерным курением, но на это педагог не реагировал, отпуская шуточки или вовсе отмахиваясь, словно от назойливого, ничего не смыслящего в жизни глупца. Вот и сегодня, внезапно закашлявшись в середине урока, ничего не подозревающий Вару почувствовал на себе прожигающий суровый взгляд, а, приведя себя в чувства и проследив за будто пылающей нитью воздуха, нашел сам источник огненного бурана, коим стал ученик, сидящий за самой последней партой у окна. Пик опять был недоволен внезапно вернувшейся проблеме, а потому гордо восседая на своем месте словно на троне, он намеренно серьезно скрестил руки на груди и снова выразительно взглянул на друга, который, зачарованно наблюдая за действиями подопечного, ощутил пробежавший по спине холодок. Кажется, именно сегодня староста класса был не в духе более всего, а потому отмахнуться от серьезного и нравоучительного разговора у Вару точно не получится. Подобные словесные баталии, как уже было упомянуто, не приводили ни к чему основательному, не имели определенного итога, так что обе стороны в завершении оставались при своем мнении, не желая уступать оппоненту. Вару, в прочем, забота именно от собственного ученика не тяготила, пусть иногда и надоедала, что могло вызывать приступы легкого недовольства, никогда не показываемого другу, что казалось несколько странным, потому как на подобные заявления со стороны Чарли и даже собственной сестры преподаватель мог реагировать уж больно остро, бросая едкие комментарии в адрес близких. Что удивляло более всего, после каждой подобной беседы, завершавшейся чаще всего примирением, однако, непринятием, Вару чувствовал разной степени опустошение, словно в момент его диалога с Пиком все силы, что педагог так упорно накапливал в течение дня, иссякали, покидали его тело, оставляя после себя неприятное послевкусие похожее на горечь пережаренного тоста, приправленную кислым лимонным соком. Почему это происходило учитель, скорее всего, не желал бы знать, но мысль, посетившая недавно репетитора, заставила его открыть глаза и по-новому взглянуть на дилемму. Вару вспомнился тот серый и холодный февральский вечер, наполненный непроглядной скукой и флером едкого безразличия, немедленно переменившегося на пылкую радость и какую-то отвратительную, до жути приторную сладость, вызванную приходом гостя. Перебирая в голове события той тайной вечери, студент никак не мог отделаться от мысли, что тревожившие его уже не первый месяц чувства новым бурлящим потоком хлынули в сознание, заливая и без того полный бассейн разума. Уже тогда каждой клеточкой своего воспаленного болезнью мозга учитель понимал неотвратимость наступающего безумия, хотя, пожалуй, замечать он начал это многим раньше, но, не придавая тому большого значения, гнал любое наважденье прочь, прикрываясь нелепыми замечаниями и глупыми подтруниваниями, которые каждый раз, как Вару понял позднее, являясь слабой защитой, демонстрировали истинные намеренья педагога, которые он не собирался воплощать без согласия второй стороны, кажется, либо медлившей с ответом, либо игнорировавшей их вовсе. У репетитора было достаточно много времени, чтобы, переосмыслив прошедшие полгода, прийти к выводу, что все же влюбленность его была подлинной и бесповоротной, оглушающей, заставляющей сжиматься в тугой узел, ожидая очередного внезапного удара. Спустя день после полученного результата анализа его отношения к Пику Вару и думать перестал об этом бестолковом происшествии, но теперь его уж занимала другая более странная и непонятная проблема, а именно былая симпатия, прошедшая совсем уж давно, но колючими лозами впившаяся в воспоминания, запрещавшая не памятовать о ней. Мерзостной тенью она ходила попятам и каждый раз, стоило только педагогу явиться в кабинет и увидеть привычные собранные в высокий хвост фиолетовые волосы, как немой призрак нерешенных конфликтов возникал из ниоткуда, укутывая все существо студента в невесомый туман, возвращая в тот решающий момент, когда он сам открывал потаенный сейф, рассказывая о школьных буднях, проведенных в компании старшего брата своего нового возлюбленного. Поначалу его не страшила ни путаность, ни совпадения, но боялся он все же повторения ушедшего в небытие сценария, сопровождавшегося вечными ссорами, недовольством, недомолвками и откровенной ложью, предательством и безразличием, манипуляциями с обеих сторон и в конце откровенным отвращением и отстраненностью. Когда клубок мыслей грозился связать его потуже, Вару не раз одергивал себя, вспоминая, что, стало быть, пусть оба симпатичных ему человека и братья, но определенно ни ничем не похожи, они разные настолько, что и волноваться не о чем. И действительно беспокойство было лишним, потому как Пик ни разу не подавал ни одного намека на неприязнь или откровенную ненависть к учителю, иногда лишь чрезмерно остро реагировал на всякие глупости, но не более того. С другой стороны, быть может, напускное волнение педагога усилилось после того вечера еще и потому что он так просто раскрыл все карты, вспомнив подробности своего последнего, проведенного в школе года, а с ними и бессознательно уловил некоторые мимолетные, далекие сходства в поведении двух братьев, которые, в почем, действительно объяснялись лишь совпадением. По школьным коридорам раскатом пронесся громогласный звон, оповещавший учеников всего заведения о наступлении долгожданной свободы. Многие, кто находился в классе, повскакивали со своих мест и поторопились покинуть его, дабы выполнить задуманные еще утром планы по посещению своих друзей из параллели или визиту в столовую, где сегодня непременно будут продавать самые вкусные сахарные булочки, которых всю неделю с таким трепетом ждали все ученики. Совсем скоро кабинет опустел практически полностью, остались лишь сам педагог и Пик, немедленно отославший куда-то своего друга Ромео, уже торопливо скрывавшегося в дверях. Юноша не спешил начинать диалог с преподавателем: он по обыкновению отложил учебник в сторону, потому как впереди его ожидал еще один урок литературы, после, с напором взглянув на учителя, перевел взор в окно, наблюдая за творившимся на улице беспорядком. Вару нарушать тишину и приближать неприятный разговор также не решался, вместо этого он присел за свой стол и принялся с беспочвенным интересом рассматривать сначала бумаги, затем книгу, а после и читать сообщения в мессенджерах, попутно выставляя оценки и ловя себя на мысли, что, кажется, уже некогда оказывался в подобной ситуации. Проведя в безмолвии некоторое время и разобравшись со своими обязанностями, педагог, позабыв о присутствии ученика, как и в тот вечер включил излюбленное литературное радио, и, подыскивая нужную ему волну, поднялся со своего места, а, отодвинув ящик и выудив оттуда красную пачку «Winston Classic» весте с зажигалкой, неторопливо подошел к открытому настежь окну, откуда так и веяло свежим, прохладным, утренним мартовским воздухом. Облокотившись об узкий подоконник, на котором по правую руку студента стояла голубоватая гортензия, похожая внешне на сирень, он подпалил сигарету и взглянул на полупрозрачную, сиявшую желтизной полосу горизонта, видневшуюся между многочисленными серыми многоэтажными домами вдали. Дым тонкой ниточкой уходил вверх, смешиваясь с облаками, выпускаемыми из прокуренных легких, где-то вдалеке с шумом пролетали машины, не заглушавшие шелест покачиваемых под натиском ветра первых зеленых листочков на сухих корягах уставших от долгих морозов деревьев. Вару, как обычно, не вслушивавшийся в приветствие ведущего радио и первой гостьи, теперь переключил свое внимание с наблюдения за пробуждающейся природой на голос девушки, доносившийся из динамика, бойко и четко сообщившей сначала авторку произведения, после название, а затем и ставшей декламировать уже более спокойно само стихотворение:

Атлас — что колода карт: В лоск перетасован! Поздравляет — каждый март: — С краем, с паем с новым! Тяжек мартовский оброк: Земли — цепи горны — Ну и карточный игрок! Ну и стол игорный! Полны руки козырей: В ордена одетых Безголовых королей, Продувных — валетов. — Мне и кости, мне и жир! Так играют — тигры! Будет помнить целый мир Мартовские игры. В свои козыри — игра С картой европейской. (Чтоб Градчанская гора — Да скалой Тарпейской!) Злое дело не нашло Пули: дули пражской. Прага — что! И Вена — что! На Москву — отважься! Отольются — чешский дождь, Пражская обида. — Вспомни, вспомни, вспомни, вождь. — Мартовские Иды!

- Получается, продувной Валет, сегодня у нас день Марины Цветаевой, - Пик, уже давно наблюдавший за привалившимся к стене курившим учителем, подошел совсем уж близко устроившись на стуле за первой партой. - Быть может, безголовый Король, имеешь что-то против? – Вару слегка напрягся, но и не подумал стушеваться, а потому просто-напросто продолжил покручивать в пальцах сигарету, иногда встряхивая ее. - Смотрю, ты нашел занятие куда увлекательнее подготовки к следующему уроку или просто наслаждения от прослушивания этих стишков, - продолжил ученик многозначительно окинув взором преподавателя, который, впрочем, и не собирался поворачиваться к собеседнику лицом, а поэтому продолжал чувствовать, как его спину прожигает серьезный и, наверное, уже злой взгляд. - Зачем мне готовиться к занятию, если тема такая же? – резонно заметил студент, выпуская клуб дыма, после чего незаметно усмехнулся. – Не будь такой занудой. - Отвратительно! И что вы все только нашли в сигаретах? – решив все же начать неотвратимый диалог, просипел Пик, поморщив нос и отвернувшись. - Запах невозможный! Я еще могу понять тех, кто предпочитает электронки, но обычные. Воротит от одного их вида! - А ты что никогда не пробовал курить? Не поверю! – искренне удивился Вару, и плечи его слегка затряслись от скрываемого смеха. - Только вейп, который предлагал Ромео, но на вкус было слишком сладко, - признался Королев, издалека наблюдая за колышущимися на ветру верхушками деревьев. – Может, стоит попробовать и обычные, хотя мне их даже в руки брать противно, однако, наверное, есть в них что-то из-за чего люди повально их скупают. - Ага, никотин, - хохотнув, ответил преподаватель, докуривая сигарету и туша окурок об уступ с обратной стороны здания. - Я говорю серьезно, - насупился Пик, а затем, встав, подошел к учителю и привалился о стену. – Можно стрельнуть у тебя сигаретку? - Не уверен, что такому неженке, как ты, понравится, - смеясь, отпустил язвительное замечание педагог, деланно подчеркивая каждое местоимение, однако взял пачку сигарет и, открыв, протянул ее подопечному. - Иди на хер, - отозвался юноша, выудив папиросу и, потребовав одолжить ему зажигалку, аккуратно поджег. Пик сделал затяжку: внутрь проник отвратительный дым, сковавший легкие, растекшийся по ним, колючей прохладой обжегший слизистую; во рту застыл непривычно горький вкус табака, что остался там и после того, как ученик выдохнул, громко кашляя и отплевываясь. - По спине постучать? – ехидно посмеиваясь, намеренно небрежно спросил Вару, порываясь забрать сигарету, дабы та не пропадала без надобности. - Отъебись, - выдавил Пик сквозь порывистые вздохи и кашель, не мешая присваивать отвратительно пахнущий предмет, что тоненькой соломинкой немедленно перекочевал в руки заядлого курильщика. – Яснее не стало. - А я говорил. - Да толку-то, мне все еще интересно, почему ты пристрастился к курению? Я хочу понять тебя идиота! – придя в себя, к собственному удивлению, признался ученик. – Что стало причиной? Сверстники или, быть может, что-то другое? - Теперь то не отстанешь, - наигранно уколовшись, подвел итог Вару, сам поражаясь странной заинтересованности со стороны другого человека. – Но раз уж мы уже достаточно близки, полагаю, нет ничего такого в том, чтобы рассказать тебе правду. – неопределенно дернув плечом, учитель нахмурился, обдумывая с чего следует начать его безынтересный и обыденный рассказ и как бы так его изложить, дабы не выдать всей истинны. – Глупо предполагать, что курить я начал из-за сверстников. Я не примыкаю к глупому стаду, а иду впереди него! Что толку бросаться туда же, куда и все? Не лучше ль быть лидером толпы и помыкать ею, как вздумается? - Лучше или нет сказать не могу, но замечу, что лидер-то из тебя херовый. – ответил Пик, подаваясь вперед, облокотившись на подоконник, дабы лучше различать эмоции своего собеседника. – Может ты и умеешь подбадривать народ, собирать его вокруг себя, но никаких лидерских задатков у тебя нет. - Смотри, какой нашелся! – возмущенно фыркнул Вару. – И вообще, говорим мы не про мои личностные качества! - И то правда. – согласился ученик, подставляя лицо прохладному весеннему ветерку, украдкой наблюдая за танцем призрачного дыма. – Я все еще жду продолжения. - Какие мы заинтересованные. – саркастично выдавил учитель, покосившись в сторону Пика, в глубине души надеясь, что тот не начнет выпытывать все до мельчайших подробностей, однако одного серьезного, неотрывного взгляда янтарных глаз хватило, для того чтобы поддаться и непременно открыть все тайны этой части собственной жизни. – На самом деле, я никогда не умел курить. – как бы издалека начал Вару, опасливо наблюдая за реакцией собеседника, которой, впрочем, и не последовало. – Сам знаешь, что зачастую люди обретают вредные привычки не от хорошей жизни, а тогда, когда у них все идет по пизде и подростковый возраст - прекрасная почва для этого. Что забавно, когда у меня действительно было дохуя нервотрепки и всяких там эмоциональных проблемок, что сейчас кажутся сущей мелочью и идиотизмом, у меня не получилось научиться курить. Сначала, я, как и ты, захлебывался кашлем, а потом тупо растрачивал сигары, не затягиваясь нормально, тем самым переводя деньги на ветер: вдыхал дым, не пуская в легкие, смакуя во рту приятную горечь, и выпускал его на выдохе, наблюдая рассеянную пелену подрагивавшего воздуха. – педагог запнулся, приметив удивленно вскинутые брови Пика, и решил также честно рассказывать дальше, все равно скрывать подобные мелочи ему казалось чем-то глупым. – Возможно, подсознательно я старался огородить себя, не довести до точки невозврата, сохранить последнюю нить надежды, что укрепляла веру в то, что эта херня не бесконечна, что все закончится. Ты думаешь, почему я пошел на учителя? – уловив мимолетное непонятливое пожимание плечами, репетитор пояснил. – Ты по себе знаешь, как не любят гуманитариев, а у нас учителя технари были, да и есть - просто звери! Резали оценки всем, кто не нравился! А я так вообще под руку всегда попадал: мало того, что нихера не понимаю в этой тупой алгебре, так еще и вечно всех стебу, грублю направо и налево, выделываюсь, не слушаю и так далее по списку. Короче, ненавидели меня люто, вот и получил отвратный аттестат. Куда с таким идти? В вуз мечты не возьмут, значит подавайся после девятого туда, куда берут каждого, у кого балл по русскому немногим выше проходного. – Пик понимающе кивнул, не смея перебивать монолог, а Вару продолжил. – Так вот, возвращаясь к теме, мне всегда нравилось курить, даже когда не умел. Запах до того приелся и понравился, что стал родным, создавая невесомый уют, укутывая в дымовую шаль, заставляя делать затяжку за затяжкой. Я, поначалу, привязался не к самому никотину, а к моменту, стал зависим от него. Понимаешь, просто именно в те мгновения, когда я курил, все было действительно хорошо, ничего уже не имело смысла: ни колючий зимний мороз, ветром гонимый из окна, ни дебильные придирки учителей, ни мысли о поступлении – ничего. – учитель потушил окурок и потянулся было за уже третьей по счету сигаретой, однако его остановила рука Пика, который покачав головой, поторопился ее одернуть, вернувшись в изначальное положение; вздохнув, Вару вновь начал развивать мысль. – Возможно так и выстроилась эта цепочка, выработалась привычка: когда я вдыхаю дым, я четко осознаю, что проблем-то у меня нет, да их никогда и не было! В такие минуты рассуждаю я действительно здраво. Ты только не подумай, я не жалуюсь, просто, впервые говорю все как есть. У каждого же бывают мелкие неудачи. Ты вон и сам часто бесишься из-за них, но я уже давно их принял как данность, а потому курение стало сугубо привычкой, которая не дает забыть, что все в порядке. – преподаватель потупил взгляд, а после залился веселым смехом, вспоминая, как некогда взаправду считал никотин способом побороть житейские трудности. – Из минусов, только жуткая головная боль, но перетерпеть ее расплюснуть, ведь мимолетное удовольствие куда важнее здоровья, коему я никогда особого-то значения и не придавал. Скажи мне, что брошу когда-то – не поверю! Я же как-то пытался: спорил с одноклассниками, затем с однокурсниками, а толку-то? Потом только и делай, что стой в кругу этих куряг, притворяясь, что нет в кармане новенькой пачки, только бы не проиграть заветные пять косарей, на которые еще месяц, а то и больше, можно питаться. Да уж, нелегкая у студентика жизнь. - Все же, - после некоторого молчания, сухо начал ученик. - хочу заметить, что меня не может не радовать тот факт, что ты, в отличие от прочих зависимых, признаешь существование проблемы. - Говоришь так, будто я какой-то солевой. А вообще, смысл отнекиваться? – язвительно-учтиво заметил репетитор. - Сначала, конечно, врал и себе и всем вокруг, но спустя полгодика ежедневного курения понял, что обманывался зря. Пик помолчал, обдумывая сказанное и свои дальнейшие слова, а после продолжил: - Раз такое дело, мог бы перейти на электронки. Это скорее настоятельная просьба, чем утверждение. - Ты такой глупый идиотина, сил моих нет! – посмеиваясь, будто подытожив, начал Вару. – Думаешь, от них вреда меньше? Так вот все это пиздеж чистой воды! Электронки ничем не лучше, кто-то говорит, что даже похуже будут. - А что, если я, угрожая тебе прекращением нашей недолгой дружбы, заставлю тебя бросить? – не унимался ученик, выдавливая азартную полуулыбку тем самым обнажая зубы. - Нашелся мамкин манипулятор! Однако, точно! Как же я мог забыть, что ты местный Пиковый Король, гроза всего детсада?! – театрально вскинув руку ко лбу и отклонившись назад, запричитал Вару, всеми силами стараясь не выпустить и смешка. – Тогда, бегу, роняя тапки! Те самые, что ты мне подарил. Парочка разразилась заливистым хохотом, слышным, кажется, и на улице, так что могло почудиться, что сидящие на ближайших ветках синицы и дятлы упорхнули, а прохожие остановились и в непонимании начали озираться, выискивая источник шума. Опершись о подоконник, учитель согнулся пополам, не в силах побороть веселье, а Пик, наблюдавший за всей картиной со стороны, сдавленно хмыкал, прикрывая рот рукой, зажатой в кулак. Немного погодя, издав последние надрывные, но тихие смешки, похожие скорее на кряхтение старухи или чайки, Вару выпрямился и, поправив разлохмаченную прическу, уже серьезнее, однако с неким заигрыванием сказал: - Если для тебя это так важно, и ты действительно этого хочешь, то могу на поды перейти, ради тебя. – педагог глумливо улыбался, не позабыв подчеркнуть интонацией последние два слова. - И на том спасибо. – слегка смущенно, но раздраженно буркнул ученик, однако, переменив настрой, поспешил спросить. – Кстати, ты уже ознакомился с моими рукописями? - Да, - полностью придя в себя, отозвался педагог. – Еще на прошлой неделе закончил прочтение и анализ. - И каков твой вердикт? – с некоторой опаской поинтересовался Королев. - Ну как тебе сказать? – не понимая с чего стоит начать свой отзыв, Вару потупил взгляд и задумался. – Будем идти по порядку. Больше всего мне понравилась сама сюжетная линия, которая, пусть и не блещет особой оригинальностью, но, тем не менее, является довольно самобытной и интересной, так что читателю будет трудно оторваться от ознакомления с ней. К слову, сама задумка действительно - огонь! Похищение трупов, существовавшее в прошлом и получившее наибольшее распространение в Великобритании первых десятилетий девятнадцатого века, как сама практика тайной и незаконной эксгумации тел покойников на кладбищах с целью последующей продажи в медицинские учебные заведения для проведения лекций по анатомии, завораживает. Очень порадовало то, что ты, кажется, изучил достаточно много исторического материала, дабы лучше передать эпоху, потому как это редко можно встретить в современной литературе, разумеется, если мы говорим о наших бестселлерах и прочих хитах популярных авторов. Ты прекрасно справился с нагнетанием атмосферы, которая сама по себе была довольно мрачной на протяжении всего рассказа. Также ты мастерски чередовал веселье главных героев с ужасом, который иногда настигал их, хотя, не могу не отметить, что большинству читателей скорее всего приятнее будет следить за уютными вечерами, проведенными в компании бравых друзей, чем за вечными пьянками в борделях, предательством и раскопками могил, но это уже вкусовщина. Что меня удивило сильнее, так это то, что ты решил ввести в сюжет прекрасно прописанную, не отходящую от обстановки вокруг любовную линию, хотя я до последнего надеялся, что Аделия не останется с Виктором, спасшим ее от бедности, но чуть ли не оставившим в лапах Скотленд-Ярда. К счастью, они смотрятся достаточно гармонично, а их влюбленность не является беспочвенной, так что ставлю еще один плюс. – репетитор остановился, дабы перевести дух, после чего продолжил. – Обольщаться тебе не стоит, потому что и минусов у произведения достаточно. – улыбнувшись и назидательно вскинув палец, учитель начал отмечать все не понравившиеся ему моменты. - Самый броский - сумбурность и рваность повествования: в рассказе слишком много действий, которые ты не до конца раскрыл, поэтому стоит либо дописать их, либо исключить вовсе. Конечно, это может быть незаметно обывателю, но, для того чтобы твоя работа воспринималась более целостно, нужно подправить этот косяк. Еще есть немного пунктуационных, речевых и грамматических ошибок, но эта херня исправится вычиткой уже в самом конце, так что пока что можно и забить. Другой вопрос – сюжетные дыры. Что происходит с Тревором? Почему в середине рассказа его ловит полиция, а уже на следующей странице он помогает Нелли и Фреду Бекер продавать трупы убитых в их собственной гостинице посетителей? Или Аделия. Какого черта она на протяжении нескольких часов была в лавке мясника, но минутой позже оказывается, что в то же время она подносила чайник своему младшему брату? – высказав все, что он и хотел, Вару, одернув рукава рубашки, с вопросом взглянул на собеседника, но, посчитав, что недостаточно четко изложил свое мнение, добавил. – Вообще, в целом, все пиздато, мне понравилось! - Охренеть, не ожидал от тебя такого подробного отчета, - Пик был действительно поражен тому с какой серьезностью подошел к изучению рассказа его беспечный друг. - А что ты хотел, когда возлагал на меня такую ответственность? – саркастично отозвался педагог, затем начиная вспоминать брошенные подопечным слова и передразнивать его же. – «Ты хорошо разбираешься в литературе, Вару», «Учти ты единственный, кто прочтет рукопись, Вару», «Мне важно твое мнение, Вару». - Я же не напиздел. Мне нужно было, чтобы рассказ оценил кто-то, кому не похер на меня и то, что я делаю, - возмущенно прошипел Пик. - Так попросил бы Куромаку или Червова, почему нет? – парировал студент, сам не понимая, почему его ученик действительно изначально решил обратиться не к брату и друзьям. - Ромео, конечно, неплохой вариант, но он бы советовал пропихнуть вперед линию любви, забив на сюжет в целом, чего я делать решительно не хотел, да и выслушивать его нытье по поводу моего отказа основательно что-то менять тоже, – ученик говорил это так легко, будто и без этих объяснений все было предельно очевидно, так будто перед ним был ничего не смыслящий ребенок, а не преподаватель литературы. – С Куромаку и того хуже. Не мне тебе рассказывать о его наплевательском отношении ко всему, не касающемуся его любимых технических наук. - Тогда ясно, - согласился Вару, кивнув сам себе. – Твой брат всегда был не только поклонником матеши, но и достаточно контролирующим типом. Признавайся, на кого он уже заставляет тебя поступать? Не просто так же у тебя кроме литературы дохера допов? - Что-то вроде программиста, но я в душе не ебу что мне там делать, - ответил ученик, с отвращением передернув плечами. - Оно тебе надо? – неприкрыто изумился Вару. – У тебя же такая предрасположенность к писательству, не нужно это игнорировать! - Я же не дурак, - возмущенно отозвался Пик словно и этот вопрос был до ужаса неразумным. – Сейчас для виду похожу на все эти бесполезные уроки, а когда бдительность и контроль брата исчерпают себя, уже и поступлю туда куда хочу. Все-таки вы с Данте правы, так что не хотелось бы провести жизнь в дерьме, следуя чьим-то указаниям. - Хороший план, мне нравится, - резюмировал учитель, добавляя уже более глумливо. – Постараюсь помочь тебе всеми силами, котик. На это Пик отвечать не стал, а потому, смутившись, поспешил скрыть свою реакцию, отвернувшись от педагога, что было очень вовремя, потому как в класс уже влетал запыхавшийся Ромео, который, остановишь, чтобы перевести дух, немедленно просиял и, широко улыбнувшись, победно вскинул вверх руки, занятые купленной едой. Счастье, охватившее его, было сравнимо лишь со счастьем ребенка, заполучившего желанную сладость. Вару, заметив вошедшего, решил вернуться за свой стол, а потому, подобрав пачку сигарет и зажигалку, удалился. Пик последовал примеру преподавателя и покинул место недавнего задушевного разговора, направившись в сторону переполненного эмоциями друга, который, в свою очередь, все еще тяжело дыша, заметил раскрасневшееся лицо товарища, а потому позабыв о былой радости и состроив выразительную издевательскую гримасу пытливым, но пошлым тоном, спросил: - Повеселились тут в наше отсутствие? Тебе понравилось? - Блять, Ромео, ты долбоеб или да?! Замолчи уже! – заняв свое место за партой, возмутился Пик, и без того выбитый из колеи действиями своего репетитора. - Эй, зачем так грубо? – подсев к другу, обиделся Червов. - Между прочим, вас уже весь класс шипперит. Я тебе тут вообще поесть принес, а ты так, - со вздохом добавил он, передавая другу ту саму сахарную булочку. – В столовой сегодня не протолкнуться, очередь за выпечкой километровая, так что радуйся, что я выхватил нам последние остававшиеся «Челси». - Хоть в чем-то ты полезен, - принимая будущий обед и пряча его в рюкзак, ответил ученик. - Combien pouvez-vous? Ты специально сегодня мне весь день мозг выносишь? Что такое? – Ромео запнулся и загадочно взглянул на педагога, беспечно сидящего в телефоне. – Или это все из-за Вару Властовича? - Я, кажется, просил тебя заткнуться, - шикнул на друга Пик. - Чувак, я не слепой, - уже серьезно, будто спорить с ним было невозможно, сказал Червов. - Вы либо опять поссорились, либо ты влюбился, а так как я ничего не слышал про ваш конфликт, то вывод очевиден. - Я неуверен в своих чувствах, - сдался ученик, с сомнением откровенничая. – Ровно настолько же насколько я не уверен и в чувствах Вару. К тому же, недавно он мне рассказал кое-что не очень приятное как ему самому, так и мне. А ты не спеши с расспросами, все равно я не намерен делиться этим. - Плевать я хотел на ваши тайны! - уверенно отчеканил Ромео, вгрызаясь в бок купленной булки, и, отломив от нее кусок, с набитым ртом продолжил. – Но теперь я считаю своим долгом помочь тебе, остолопу! Так что я сам все разузнаю, а ты пока жди! Пик удивленно вскинул брови, но не получив от друга ничего, кроме уверенного кивка, за которым последовал кашель, от того что Червов подавился, закатил глаза и поспешил похлопать товарища по спине. «Ладно, этому идиоту можно доверять. Может быть, он даже сможет помочь.», - думал Королев, наблюдая как кабинет постепенно наводнили его одноклассники, подгоняемые разносившимся по школе звоном – начался второй урок.