Куст сирени

Апрельская природа давно уж успела отринуть былой застой холодов, и ныне во всей красе предстала перед публикой, шелестя налитыми соком яркими, зелеными листьями. Вернувшиеся птицы цельными тучами покрывали небо, загораживая солнце и то и дело, перелетая, игриво напевали свои теплые трели. В воздухе, по-прежнему легкий, витал аромат распустившихся, демонстрировавших свою подлинную красу цветов вперемешку с запахом кошеной травы и мокрой земли, предвещавшей скорое начало проливного дождя, что, собственно, также подтверждали свинцовые облака, застлавшие темной ватой добрую половину неба. Как и некогда в ноябре, но теперь уж по прекрасному, переливающемуся пестрыми растеньицами парку гуляла парочка друзей. На сей раз они не сбежали, пропустив целый учебный день, потому как некоторая совесть у них осталась; однако, если быть откровенными до конца, никакая не совесть, а обычный страх перед экзаменами заставил парней отсидеть, кажущиеся до ужаса долгими шесть уроков и тем не менее не явиться на последний - физкультуру, заменив ее недолгой прогулкой по окрестностям. Как и в прошлый раз юноши явно ошиблись с временем для променада, потому как, пусть столбик термометра и показывал около плюс пятнадцати, но пронизывающий до костей, ледяной ветер выдувал все возможное приобретенное тепло, холодными порывами порол взмокшие спины и кусал оголенные кисти рук, то и дело показывающиеся из-под манжет рубашек. Пик всегда ненавидел весну за ее непостоянство, а теперь лишь недовольно ворчал, мучаясь от жуткого холода и собственной глупости, потому как он совсем не подумал о том, чтобы посмотреть прогноз погоды на день и ушел без верхней одежды, ведь еще утром было совсем уж тепло. Ромео же напротив вся эта ситуация некоторое время порядком забавляла, но после и он не смог упустить момент, чтоб чертыхнуться, а затем, состроив страдальческий вид, потребовать найти менее ветреное место, потому как его легкое пальто для таких условий не подходило уж совсем, а уложенные перед выходом в школу волосы теперь держали подобие прически лишь на добром слове. Порядком измученный Королев был и сам не прочь наконец-то спрятаться от шквала ветра и обсудить то, за чем он и позвал друга на прогулку, а потому сдержанно кивнув, парень заторопился к ближайшей пустеющей беседке, расположившейся в глубине сада, окруженного уже распустившимися кустами роз и все еще дремлющей сиренью. Устроившись на скамейках и продолжая вздрагивать от прорывавшегося сквозь плотные стены кустов ветра, друзья, не сговариваясь, подсели ближе, на пару укутавшись розовым мягким пальто, и вернулись к непринужденной беседе о планах на ближайшие пару дней, затем, привалившись спинами к стенке, закинули ноги на маленький столик, являвшийся центром самой незамысловатой конструкции, и умолкли, наблюдая как немногочисленные недовольные незнакомцы проходят мимо, бросая осуждающие взгляды в их сторону. Листва плюща, увивавшего изящные, тоненькие колоны беседки, подпирающие крышу, неуловимым шелестом о чем-то перешептывалась, тучи на некогда чистом небе сгущались все сильнее, а ранние пташки давно умокли и теперь лишь больно редко пролетали совсем уж низко над землей. Наконец Ромео утомился от молчания и бездействия, а потому принялся исследовать левый карман собственного плаща и, видимо, не найдя того что хотел, обернулся к другу, намереваясь попросить об услуге, однако, приметив искомую электронную сигарету в руках оного, возмущенно вздохнул и немедленно принялся бушевать: - Королев, ну какого черта?! Попросить не мог или я для тебя шутка какая-то?! - Вдруг что - сразу по фамилии, - делано разочаровано протянул Пик. – Я же знаю, что ты не против, к чему тогда эти условности? - Иди на хуй! Ты знаешь, как я только что пересрал, а?! – не гнушаясь резких высказываний, яростно вскричал Червов, отбирая по праву принадлежащий ему предмет, но затем, поразмыслив, походу, остыл и, смягчившись, тише добавил. – Паразит. - А это уже переход на личности, - вновь вставил ученик. - Не буду повторять направление, в которое тебя посылал, mon cher, - смеясь, промурлыкал Ромео и сделал затяжку, а, выдохнув, решил продолжить диалог. – Как-то много ты куришь в последнее время, тебе так не кажется? Поды, конечно, не как настоящие табачные, но тоже здоровье не хило портят. В чем дело? Или душу ты изливаешь только своему дружку из цветочного магазинчика? - С чего ты взял, что что-то случилось? – нехотя спросил Пик, жестом требуя передать ему сигарету. - Но тут ты прав: если бы что-то произошло, я бы тебе не сказал. — Вот именно! – вскрикнул Червов, и, успокоившись, добавил. – Я и про вас с Вару Властовичем сам узнал. Ты ж такой скрытный, упертый баран, что ничего толкового от тебя не услышишь, так что я рад, что наконец-то ты не отрицаешь своих чувств и хоть чем-то со мной делишься. - Во-первых, уж прости, но я не склонен открываться людям, а ты и подавно доверия не вызываешь, несмотря на то что общаемся мы уже не первый год. – начал последовательно объяснять ученик, выпуская дым из легких. – А, во-вторых, нет никаких «нас», так что попрошу не нести всякий бред. - С твоей недоверчивостью мы как-нибудь потом разберемся и, скорее всего, у психолога, но вот с последним ты явно ошибаешься, - начал как бы издалека Ромео, попутно доставая из кармана штанов свой телефон. – Вот расскажешь ему все как есть, пригласишь на свидание и появитесь те самые «вы». - Я надеялся, что в этот раз ты не будешь заливать про бесполезное признание, - устало сообщил Пик, уже успевший за прошедший месяц выслушать несколько лекций от своего друга. - Не такое уж и бесполезное, как я выяснил, - глумливо и с ноткой серьезности протянул Червов, от чего его друг слегка вздрогнул и, не скрывая явной радости и удивления, принялся выяснять, что значат такие подозрительные слова. - То есть как? В каком смысле? Ты уверен?! Хотя стой! Подожди. А как ты узнал вообще?! Не шутишь?! – однако, осознав, что ответ его был уж слишком бурным, ученик смутился и слегка отвернулся, параллельно возвращая сигарету владельцу. – Значит ты не напиздел о том, что хочешь мне помочь? - Конечно нет, а твоя реакция убедила меня в том, что я все сделал правильно и не зря вытерпел трехэтажный мат и прочие неприятные штуки. Но обо всем по порядку. – кивнул Червов и, разблокировав телефон, принялся искать переписку, которая должна была убедить его мнительного товарища в правдивости сказанного. – Короче, началось все с того, что я некоторое время не знал, как подобраться к Вару Властовичу. Изначально я хотел втереться ему в доверие и выведать всю информацию, потом думал как-то незаметно и шутливо спросить его об этом, но эти варианты я отбросил сразу – мне кажется, что он меня недолюбливает, хотя никак этого не показывает. Потом я решил, что действовать нужно через кого-то. Вот о ком бы ты подумал в первую очередь? - Не знаю. – Пик замялся, вспоминая с кем этот нерадивый учитель мог бы быть в хороших отношения, кому бы мог рассказать о подобном секрете, и такой человек нашелся почти сразу. – Его сестра? - Скотина! – пораженно, с негодованием отозвался Ромео. – То есть ты знал, что у него есть сестра? – получив кивок, ученик поморщился и устало потер переносицу. – В любом случае неважно, ибо я о ней не знал, так что идем дальше. Я решил, что можно было бы выведать что-то у нашего завуча: они же много времени вместе проводят, а значит и сдружиться успели. Этого я не сделал, потому что до меня вовремя дошло, что подобный вопрос все-таки красному клоуну задавать нелогично, да и, как я понял позднее, они с Вару Властовичем скорее соперники, нежили хорошие товарищи, так что опять мимо. - У Вару еще есть друзья, с которыми он со школьной скамьи общается, – вспомнив, безразлично бросил Пик. – наверное, они могли бы что-то знать. Я с ними сам незнаком, только слышал об этой банде от самого Вару, поэтому они – не вариант. - Ты ж мой гений, как тебя такого внимательного земля носит?! – распалился пуще прежнего Червов, который понял, что его проделанная за месяц работа могла стать куда проще, если бы его не оставили в неведении. - Не бесись, я бы никак не смог спросить у них сам, потому что пришлось бы задействовать Вару, а он бы начал выносить мне мозг, как это делаешь сейчас ты. – пояснил ученик. - Боже, дай мне сил, - сокрушенно взмолился Ромео, начинавший сомневаться в умственных способностях своего друга, но, поразмыслив, пришел к выводу, что, как бы то ни было, но Королев был прав, а потому в этот раз высказывать собственное недовольство бессмысленно. – В общем, мне пришлось подключить к моему мини-расследованию сестру. Только не возмущайся, у меня не было другого варианта, к тому же узнала она об этом случайно. – Червов все же решил умолчать о том, что сам невзначай поведал девушке о сложившейся ситуации, когда в очередной раз вернулся домой в расстроенных чувствах от того, что дело его никак не продвигалось. – Хелен, как ты знаешь, тоже училась в нашей школе. С сестрой Вару Властовича она не общалась - разные классы, но слышала о ней много, как и о нем самом. Хелен посоветовала написать Эмме и скинула мне ссылку на ее профиль, ибо сам понимаешь, как бывает – вы в реальности и словом не обмолвитесь, но уже подписаны друг на друга. Я ей, конечно, сразу написал, а она меня послала и сказала, цитирую: «что не хочет выслушивать очередную порцию подкатов, особенно от какого-то недалекого шкета». Как-то несправедливо. - От тебя только подкатов и стоит ожидать. – отозвался Королев, покручивая в руках сигарету. - Я же по делу и с уважением. – как бы в подтверждение своих слов продемонстрировал переписку запротестовавший ученик, размахивая руками, от чего его другу, вслушивающемуся в начинавшие барабанить по крыше капли дождя, пришлось отстраниться. – Дальше писал уже ее подругам: одна также отправила меня в долгое путешествие, но помягче, а другая выслушала и, видимо, попросила Эмму мне помочь. Что б ты понимал, эта милая девушка потом две недели донимала брата и в итоге он сдался, так что могу вас поздравить, Пик Королев, ваши чувства взаимны и вам осталось лишь что-то предпринять, ибо, как я понял, Вару Властович не намерен открываться первым. Пик удовлетворенно выдохнул и кивнул другу в знак благодарности, которую он оценил, а потому, хлопнув товарища по плечу, привольно раскинулся на скамейке, заложив руки под голову и принялся взглядом изучать потемневшее непроглядное небо, лоскутами выступавшее сквозь намокшие розы и участок крыши. - Осталось только собраться с силами и все ему вывалить, - размышлял в слух ученик, втягивая очередную порцию дыма. - Делов-то: подошел и сказал. В чем проблема? – Червов отклонился назад еще более и теперь недовольно хмурил брови, потому как грозящийся перерасти в ливень дождь начал усиливаться. - Я же не ты, - парировал Пик. – Но не бери в голову, я что-нибудь придумаю. - Смотри только не затягивай: Вару Властович сам говорил, что останется здесь пока не закончит обучение, а значит уже летом он, скорее всего уедет. – посоветовал Ромео, после чего вздрогнул и резко выпрямился, от того, как капли, собиравшиеся на краю крыши, угодили ему прямо в лоб. – Так ладно, я свое дело сделал, пора и домой. Ученик молниеносно вскочил и, бесцеремонно сдернув с друга пальто, собрался уж уходить, однако, обескураженный прыткостью товарища Пик недоуменно посмотрел на его. - Ты ничего не забыл? - А, сумка. Точно! Спасибо, что напомнил, – рассеянно отозвался Ромео и, подхватив отброшенный в сторону рюкзак, закинул его на плечо. – Сигаретку пока себе оставь, вдруг покурить захочется. До скорого. – напоследок тепло улыбнувшись, юноша спешно покинул беседку и побежал по направлению к ближайшей автобусной остановке, прикрывая голову от надоедливых капель воды, что, впрочем-то, мало ему помогало. Оставшись в одиночестве, Пик некоторое время обдумывал произошедшее, а после, когда дождь превратился в совсем уж непроходимую бурю, решил направиться домой, потому как ожидать прекращения ливня он был не намерен: кто знает сколько часов непогода будет продолжаться? Подхватив сумку, юноша направился к выходу из сада, каждый раз делая огромное усилие над собой, дабы не поскользнуться на грязи и не упасть в лужи, которые он так бодро старался перепрыгивать. Уже сейчас Пик всецело ощутил последствия своей глупости: одежда вымокла и теперь неприятно липла к телу, обдуваемая всеми ветрами она сковывала движения, зато волосы стали послушнее и не мешали обзору. Вскоре пестреющий цветами парк остался позади, а на опустевших улицах можно было лишь изредка приметить нескольких прохожих, с немалым трудом выставляющих вперед крупные, покосившиеся от ветра зонты. Все они торопливо проплывали мимо, скрываясь из поля зрения ученика, который, также не обращая на них ни малейшего внимания бежал вперед к другой остановке, потому как добираться ему надобно было в совсем уж другую часть городка. Не задумываясь ни о чем, он петлял по пешеходным переходам, а, чудом не попав под машину на последнем перекрестке, остановился перевести дух, после чего завернул за угол и прошел по тоненькой подворотне, миновав несколько зданий, затем попав в маленький неприметный дворик, который он навещал еще вчера вечером. Пик и сам не понял почему ноги привели его не к желанной остановке, до которой оставалось всего две минуты легкого бега, а к подъезду дома, где жил его репетитор. Однако, решив, что лучшим вариантом сейчас будет переждать непогоду у друга, чем торопиться на, скорее всего, ушедший автобус, ждать новый, а затем и ловить неприятные комментарии от пассажиров, немедленно проник внутрь парадной, благо код он давно запомнил. Дверь с громким, прокатившимся по пролетам лязгом захлопнулась, и ученик наконец смог выдохнуть. Растрепав волосы, Пик попытался слегка отжать их, но, бросив это бесполезное занятие, медленно поплелся вверх по лестнице на самый последний этаж - пятый. В этом доме никогда ничего не менялось и это почему-то радовало гостя, в груди каждый раз разливалось непонятное тепло, дарившие некоторую надежду на стабильность или что-то вроде того: парень и сам этого не сознавал. Вот на лестничной клетке, между скучным первым и обыденным вторым этажом, юноша встретил несколько цветочных горшков с петуниями, которые закрывали собой широко раскинувшиеся вечнозеленые папоротники, похожие на те, что были у них в классе; кажется Вару когда-то рассказывал ему, что неравнодушные соседи решили преобразить подъезд, но инициаторов было мало, потому и дело было кончено быстро. Вот напоминавший заброшенный недострой, с облетавшей будто лепестки шелухой краски, не самый благополучный третий, чей пол по обыкновению был устлан ковром из окурков, а где-то в углу стояла полупустая бутылка спиртного, брошенная каким-то бедолагой: походу это самое место и было источником того табачного запаха, который пропитал все пространство дома, вытесняя чистый воздух. Вот пролет до четвертого, всегда пустующий и безмолвный, но стоит только подняться и дойти до дверей, ведущих в квартиры, как пред гостем предстанет самая печальная, изуродованная высеченным на ней православным крестом и исписанная ругательствами дверь, от которой всегда воротило ученика, потому как он помнил, по рассказам друга, что некогда там жила парочка парней, являвшаяся друг другу более чем соседями или товарищами, о чем вскоре прознали пронырливые соседи и итог чего был виден даже спустя год после бегства жильцов. Этот этаж Пик не любил более всего, вплоть до того, что и предыдущий не внушал ему такого нечеловеческого отвращения как этот, потому ученик никогда не задерживался здесь дольше чем требовалось, а всегда спешил выше к пролету, где было самое большое окно. Лучше уж было назвать это витражом, ведь переливавшиеся зеленым стекла никак не походили на обычные, так что можно было подумать, что, скорее всего, большинство инициаторов проживало именно на пятом, потому как такую красоту, по воспоминаниям Вару, делали всем этажом. Каким великим совпадением стало то, что именно эта часть дома была самой любимой для ученика: здесь, как, впрочем, и везде, его репетитор успел оставить след, но не в виде никчемных подписей маркером. Стены были сродни произведению искусства: расписаны витиеватыми веточками с кистями сирени, на которых мостились птицы и бабочки. Вару уже давно нехотя признал, что это творение – его рук дело, но тогда, немедля, он уведомил юношу о том, что вырисовывал все это еще будучи ребенком, а потому не стоит обращать внимания на подобный незамысловатый и приторный сюжет. Пику же напротив нравилось убранство этажа, наполненного светом и свежестью, но он все же решил упускать это в дальнейшем, не расспрашивая более друга – сфотографировал на память, а после иногда останавливался, дабы полюбоваться. Юноша несколько раз постучал, потому как в этот раз ключи он не брал, да и к чему, ведь навещать преподавателя он и без того не собирался. Некоторое время Пику пришлось ожидать, а после и вновь оповестить о своем появлении еще два раза, после которых он услышал некоторое шевеление по ту сторону стены и глухое: «Кого там еще черти принесли, блять?!». В замке зазвенели ключи, после чего дверь отворилась и пред учеником предстал взлохмаченный, сонный учитель вовсе не ожидавший увидеть друга, да еще и в таком состоянии. - Дежавю? – вместо приветствия проронил Вару, после чего, схватив за руку гостя, поспешил затолкать того в квартиру и захлопнуть дверь. – Стоишь там как неродной, а из подъезда до сих пор дует вообще-то. - Дежавю, - согласился Пик и чихнул. - Этого еще не хватало, - возмущенно отозвался уставший педагог, потирая глаза под очками, дабы прогнать давящую невыносимым грузом усталость. – Давай сюда сумку – сушиться положу, – сказав это, он скрылся в комнате, но не на долго, и, вернувшись, кинул ученику полотенце вместе со сменной одеждой. – Так, топай в душ – вторая дверь слева, а я пока чайник поставлю. Вару исчез вновь, но в этот раз на кухне, тем самым, не оставив гостю выбора. Установив старенький чайник на плиту, потому что новый электрический он спалил спустя два месяца пользования, репетитор достал сервиз и растворимый кофе, в уме отмечая, что ученик его послушался и теперь нежится в горячей воде, после чего присел за стол решая дожидаться пока вскипит вода в этой комнате, чтоб было вернее и вероятность нового пожара уменьшилась. Толи шум воды был чересчур убаюкивающим, толи бороться со своим режимом он был не в силах, но учитель скрестил руки на столешнице и склонил на них голову, намереваясь прикрыть глаза всего на секунду, от чего сразу провалился в сон. Прошло около десяти минут, чайник давно свистел, наполняя шумом квартиру, а Пик слегка раздраженно расталкивал уснувшего хозяина жилища, резко встрепенувшегося, словно его только что вытянули из ледяного омута проруби. Рассеяно и озадачено оглядевшись вокруг, будто припомнить прошедшее было заданием невыполнимым, Вару наконец перевел взгляд на гостя и, осведомившись о положении своих очков, уже начинавших падать с кончика носа, поторопился вернуть им прежнее положение. - Доброе утро, - Пик подошел к плите и выключил ее, от чего разбушевавшийся чайник наконец притих. – Ты чего это чуть что засыпаешь? - Да я же по ночам только могу что-то делать, - зевая, протянул учитель, проводя рукой по волосам, дабы они стали малость аккуратнее, но это только ухудшило ситуацию, спутав кудри окончательно. – У меня же обычно не более трех уроков и все утром, так что после работы домой и спать, а тут ты пришел, всю идиллию мне нарушил. Кстати, к чему это? Или теперь без меня и дня прожить не можешь? - Шутить не разучился, уже хорошо, - смутившись, кивнул ученик, после чего отвернулся к столу. – Спасибо за одежду, - помолчав, он добавил. – Не подскажешь сколько тебе ложек кофе? - Две, как сделаешь, приходи в комнату. У меня уже спина болит на стульях сидеть. «Как всегда», - думал ученик, насыпая перемолотые зерна в чашки и наблюдая за тем, как его собеседник уже в который раз за день скрывается в проеме. Разлив кипяток и перемешав кофе, Пик неспеша направился в гостиную, где у него проходили занятия, попутно подмечая, что, кажется, теперь чувствует себя здесь не просто гостем, как минимум, потому что готовить напитки – задача хозяина дома. Миновав короткий коридор, ученик прошествовал в комнату и вручил чашку педагогу, безынтересно перелистывающему страницы книги, а сам занял место на стуле около пианино и вновь беглым взглядом изучил пыльный инструмент, который, как могло показаться, не открывали никогда. - Ты давно не играл. – подметил Пик, делая глоток. - Что? – Вару не понял и, с недоумением взглянув на друга, отложил книгу. - На пианино давно не играл, да? – вновь повторил ученик. - Это не мой инструмент, - беспристрастно отозвался учитель, намереваясь продолжить чтение. – Сестра училась в музыкалке, вот и наскребли ей на пианино, а, когда она уехала, оно и осталось стоять без дела – не выкидывать же, тем более мне не мешает, да и когда Эмма приезжает, то садится практиковаться, боится, что руки забудут. Повторюсь, не мой инструмент, я на гитаре играю, и то только для удовольствия, чтоб мозги расслабить. - Понятно, - Пик снова окинул взглядом инструмент. – А можно тогда мне сыграть? - А ты умеешь? – получив утвердительный кивок, Вару согласился. – Валяй, оно все равно давно уже молчит, так хоть снова его услышу. Ученик слегка воодушевился и, передав кружку другу, отвернулся. Инструмент, как и прежде поблескивал золотыми, витиеватыми вензелями, которые змеились и закручивались в причудливые спирали, незаурядная резьба, лихо подчеркивающая изгибы, тоненькими нитями увивала каждый сантиметр, а ближе к середине складывалась в подпись мастера, собравшего пианино. Пик некоторое время рассматривал тонкую ручную работу, а, собравшись с мыслями, неторопливо поднял крышку. На него немедленно взглянул стройный ряд черно-белых клавиш, слегка потертых, содержавших ту долгую историю, которая присуща любому предмету, но чаще всего наиболее читаема во внешнем облике именно музыкальных инструментов. Ученик нежно и с опаской нажал на пару уже пожелтевших деревянных музыкантов, которые мгновенно извлекли чистый звук к немалой радости пианиста, который поторопился опустить руку и обернуться на застывшего в трепетном ожидании слушателя. - Что тебе сыграть? - Мне все равно, что умеешь, - порывисто отозвался Вару, пряча лицо под задумчивой маской и как-то подозрительно долго делая глоток. – Но, я недавно услышал старую песню Окуджавы «Дежурный по апрелю». Ты ее знаешь? - Куромаку ее любит, - не задумываясь, ответил Пик, лишь потом осознав, что не стоило ему вновь возвращаться к разговорам о его брате. - Прекрасно, тогда окунусь в ностальгию с головой, - повеселев, протянул репетитор. – Это не звучит так как будто я слишком старый? - Звучит. – кивнул ученик, отвернувшись к инструменту. - Да? – театрально вскрикнул Вару. – В любом случае, пофиг. Играй уже. И ученик принялся играть, перебирая правой рукой по клавишам, а левой раз за разом слегка на них надавливая, будто отпрыгивая подальше. Из-под пальцев его лилась немудренная, веселенькая, отрывистая мелодия, побуждавшая толи начать подрагивать в такт ей, толи подпевать знакомым нотам, что и принялся делать педагог, когда недолгое вступление закончилось.

- Ах, какие удивительные ночи, Только мама моя в грусти и тревоге. Что-же ты гуляешь, мой сыночек, одинокий, одинокий. Что-же ты гуляешь, мой сыночек, одинокий, одинокий. Из конца в конец апреля путь держу я, Стали звезды и крупнее, и добрее. Что ты, мама, это я дежурю, я дежурный по апрелю. Мама, мама, это я дежурю, я дежурный по апрелю. Мой сыночек, вспоминаю все, что было. Стали грустными глаза твои, сыночек. Может быть, она тебя забыла, знать не хочет, знать не хочет? Может быть, она тебя забыла, знать не хочет, знать не хочет? Из конца в конец апреля путь держу я, Стали звезды и крупнее, и добрее. Мама, мама, это я дежурю, я дежурный по апрелю. Мама, мама, это я дежурю, я дежурный по апрелю.

Песня закончилась быстро, а довольный учитель, кажется, совсем уж взбодрившийся, удовлетворенно вздохнул и, отпихнув книгу, повалился на диванчик, предварительно поставив обе кружки с кофе на пол. Польщенный Пик все еще сидел за фортепиано, не решаясь шелохнуться, рассматривая музыкальный инструмент, но нынче находя в нем до того много нового, что начинал в шутку корить себя, за то, что не был столь внимателен с самого начала. Завороженно проведя пальцами по клавишам, он издал сдавленный смешок, после которого рука его случайно соскользнула, извлекая звонкую, высокую ноту. - Вокальные данные у тебя, конечно, ни к черту, - сарказмом нарушил уютную тишину пианист. - Чего?! – возмущенно отозвался учитель и, приподнявшись, неодобрительно посмотрел на друга. – Да я лучше всех пою, изверг! - Конечно-конечно, - обернувшись, ответил юноша, бросив многозначительный взгляд. - Да ну тебя, - обиженно пробубнил себе под нос Вару, вновь сползая головой на подлокотник дивана. – Ты лучше вот что мне скажи: ты так хорошо играешь, а не думал ли ты стать музыкантом? Я понимаю, что писатель из тебя выйдет достойный, но пианист тоже. - К черту эту публику. – спокойно отозвался ученик. – Я и так уже устал выслушивать бредни брата, да и музыкой я занимался для души, она не для всех, точнее только для близких. - Значит, мне стоит радоваться? – смеясь уточнил Вару, на что получил лишь цоканье и тяжелый вздох. – Ладно, не кипятись, давай хоть покормлю тебя несчастного. Дождь точно закончится нескоро. - А вот это уже было бы неплохо, - согласился юноша, закрывая инструмент и наблюдая за тем, как его друг вновь удаляется в другую комнату, поспешил того нагнать. «Возможно стоило бы рассказать ему о моих чувствах сегодня? Хотя, думаю, торопиться нельзя, но и затягивать тоже. Лучше не стоит портить сегодняшний день признанием – эти наши посиделки у него дома и без того выглядят такими домашними, что можно и повременить». – думал Пик, наслаждаясь наскоро приготовленной лазаньей, с упоением рассматривая висящие по всей кухне картины хозяина жилища, вслушиваясь в живой, яркий голос взбалмошного собеседника и сознавая не в первый раз, что кажется именно этот человек стал лучшим, что происходило с учеником за последние несколько лет его серой жизни.