Sarò il fuoco ed il freddo

      Утро было ясным и солнечным. Пушистые персиковые облака медленно плыли по бархатисто-лавандовому горизонту, окончательно угнетая Итана. Если бы хоть что-то зависело от него, то небо бы в тот же час залилось безобразными кровавыми слезами, затопив и рыбаков, и торговцев, которые располагались неподалёку от гавани. Но у парня не было выбора с тех пор, как его поработили около семи лет назад. Всё изменилось одной ночью, когда фракийцы вторглись в его деревню, снося всё на своем пути. Его больная мать не представляла для них никакой ценности, а вот отец, скорее всего, встретил свой конец, защищая чью-то семью, а семеро его братьев и сестёр затерялись среди толпы перепуганных и плачущих людей. На тот момент ему было всего лишь одиннадцать. Он был самым младшим, который даже меча в руках никогда не держал. Фракийцы были подозрительно добры к нему во время поездки в их столицу. Там Итана ждала иная участь – он должен был служить в доме Великого Жреца. Священник относился к нему по-отечески: хорошо кормил, одевал ещё лучше, помог овладеть общим языком и научил Священному Писанию. Со временем ему стала нравиться эта работа и привилегии, которые давала близость к столь влиятельной фигуре. Его никогда не отчитывали, как других рабов: хозяева говорили с ним спокойно, даже с ноткой уважения в голосе. Итан всегда был послушным мальчиком. Священник уважал и обожал его характер и безукоризненные манеры, и он полагал, что мальчишка останется здесь навсегда, заботясь о нуждах старика, защищённый его властью и влиянием. Тем не менее, в одну ненастную ночь одна из жриц вошла в его тесную комнатушку и торопливо приказала ему собрать свои скудные пожитки. Во сне Священнику пришло видение с его участием, что само по себе было глупо, но кто он такой, чтобы подвергать сомнению слова Избранного? Фракийцы всё еще воевали с римлянами и легионы приближались к границам. После долгой и суровой зимы, и ещё более продолжительной войны, фракийцы исчерпали все свои силы и были не в состоянии обороняться, поэтому им пришлось предложить мир. По стечению обстоятельств, Итан оказался на судне вместе с сундуком, переполненным драгоценностями, корзиной с фруктами и другими предметами роскоши, которые полководец выбирал совместно с его старым хозяином. Умиротворение римлян было задачей не для такого мальчика как он. Итан уже успел представить, как его убьют вместе с посланниками, которых фракиец отправил для переговоров об условиях мира. Неужели всё так плохо? Он знал, через что проходят обычные рабы, ведь условия, в которых он жил, были известны далеко не каждому. За всё время старик ни разу не поднял на него руку и ни разу не позволил сказать что-либо мерзкое или даже грязное в его адрес. Он даже не пытался затащить его в постель. Разве это не было одной из причин, по которой Боги благословили его? Он был девственником, чистым и никем не тронутым. Но всё же благородная смерть сейчас была бы более милосердной, чем быть изнасилованным и избитым толпой разъярённых и грязных римлян. Когда они добрались до берега, к ним подошла небольшая группа хорошо одетых мужчин. В воздухе пахло гнилыми водорослями, солью и рыбой. Итану показалось немного забавным то, как некоторые из них заботились о своей драгоценной длинной одежде. Посланник дёрнул мальчика за цепь, и он последовал за ним по крутой тропе. Участники переговоров вошли в большую палатку, раскинувшуюся рядом с заброшенным полем боя которое, вероятно, когда-то было красивым тихим лугом, а Итан и подарки остались снаружи. Из палатки доносился гул, который постепенно нарастал и превращался в пьяный смех. — Давай, мальчик, — услышал он наконец. Розовощекий, явно подвыпивший мужчина тяжело вздохнул, посмотрев на Итана как на кусок дерьма. Он был светловолосым и худощавым, а аура чистой апатии окружала его, словно тонкая вуаль. Итан молча последовал за незнакомцем к большому строению, которое располагалось за траншеями и барьерами. Здание было большим, размером с дворец, а рядом с ним находился великолепный сад. Двор был заполнен солдатами и другими мужчинами, которые занимались своими делами. Одни точили оружие, другие разговаривали друг с другом. Светловолосый незнакомец повёл его на второй этаж сквозь лабиринты коридоров. Наконец он открыл дверь и вздохнул. — Жди здесь и не пытайся сбежать, это бессмысленно. В комнате оказалось пусто, была лишь кровать, пара сундуков, стол и несколько стульев. Итан сидел тихо, изучая каждый дюйм помещения, пока солнце не скрылось за горизонтом и тени не начали танцевать в пустом пространстве. Мальчишка был удивлен, что его оставили в столь скромном месте. Он был рабом, но не глупым – его привезли сюда в качестве подарка, и он ожидал, что его отдадут самому высокопоставленному генералу в крепости. Таких людей он знал. Несмотря на своё положение, они были достаточно суеверны и довольно часто посещали Великого Жреца. Они ценили свою роскошь и все богатства, которые могли принести их ранги. Золото и сладкое выдержанное вино; прекрасная, незапятнанная плоть и специи были путями к их милости. Но, глядя на столь скромную комнату, он предполагал, что она принадлежала какому-нибудь рядовому солдату, который был редким гостем в крепости. В таком случае, он был не таким уж и ценным подарком для генерала, не так ли? Почему-то Итану стало грустно настолько, что внутри у него всё сжалось – он был недостаточно хорош даже для того, чтобы стать выгодной сделкой.

***

— Брат Томас, — вздохнул Дамиано, взглянув на светловолосого мужчину. Томас уже тонул в вине, наслаждаясь ужином в сопровождении нескольких рабынь, которые заботились обо всех его потребностях. — Итак, я слышал, что ты выбрал трусливый путь. Кто знал, что мир так легко обрести? — Я бы так не сказал, генерал, мы просто следовали приказам императрицы. Её Высочество отказалась послать больше солдат и мы были вынуждены сохранить тех, кто остался. Фракийцы – умный враг, которого нам, возможно, придется пока умиротворить. Наша миссия – сохранить границу, — ответил Томас. Когда-то он был христианским ученым, влюбленным в книги и Священное Писание, но его сообразительность и более оперативные методы ведения дипломатии касательно щекотливых тем, сделали его приближенным к императрице. Посланный сюда в качестве наблюдателя, он документировал каждый шаг Дамиано и затем с радостью сдавал всё высшему руководству, и это было одной из многих причин, по которым стратег презирал его. «Но из него получился довольно забавный собутыльник», — подумал Дамиано. В запасе у Томаса было множество непристойных историй о своей юности в церкви, которые поднимали ему настроение после тяжелого дня. А ещё Томас устраивал действительно отличные праздники для своих мальчиков, хотя сам Дамиано ненавидел вечеринки. Кроме того, генерал редко находился в крепости. Он предпочитал палатки в лагере, рядом со своими товарищами-солдатами. — Не надо быть таким сварливым, Дамиано, фракийцы и для Вас приготовили приятный подарок, — дразнил его Томас. — Мне не нужна их медовуха вместе с пресным вяленым мясом, но спасибо за предложение, — ответил генерал, но блеск в глазах Томаса заставил его удивленно поднять брови. Такое выражение было редкостью для доносчика. Обычно он был сдержанным, но, похоже, фракийский алкоголь неплохо поднял ему настроение и развязал язык. — Вместо того, чтобы дуться, я предлагаю Вам заглянуть в свою комнату и решить, стоила ли сделка того. Дамиано прошел в свои апартаменты, ожидая увидеть какие-нибудь золотые украшения или прочие безделушки, которые были ему ни к чему. Брат Томас шел за ним, довольный собой, и когда генерал открыл дверь, блондин захихикал. — Императрица решила, что Вам необходимо снять напряжение, поэтому они любезно предлагают его Вам. Генерал вгляделся в темноту, заметив едва различимый силуэт, молча сидящий на кровати. Вскоре вошла служанка и зажгла свечи. Теперь Дамиано удалось ясно разглядеть фигуру – это был молодой парень, почти мальчик. Его руки покоились на коленях, поверх мягкой ткани явно позаимствованной туники, которая была ему слишком велика в плечах. Судя по всему, он не был фракийцем – его кожа была почти оливковой, волосы слишком темными, а глаза – цвета сияющего обсидиана. — Я не просил, чтобы императрица снабжала меня шлюхами, — кричал Дамиано Томасу, который что-то тихонько напевал, прежде чем ответить. — Он не шлюха, он раб. А ещё мне сказали, что он девственник. Я уверен, что он станет для Вас отличным питомцем, Дамиано. Весь этот гнев... Его нужно куда-то девать, — предположил доносчик.       Существовали просто рабы, но помимо них были и питомцы. Работа рабов заключалась в том, чтобы обеспечить своим хозяевам комфорт любым возможным способом – они выполняли работу по дому, работали в полях, собирали дикие травы и съестные припасы, иногда даже оказывали своим хозяевам некоторые интимные услуги. Питомцы были особым видом рабов: они ничего не делали, кроме того, что красиво выглядели и делили койку со своими владельцами. Тем не менее, у Дамиано никогда не было рабов. Он был самого обычного происхождения, в отличие от Томаса, который происходил из благородной семьи. Его семья была небольшой и жили они в городе. Отец был кузнецом, одним из величайших, судя по тому, что он знал и слышал. Но всё же они были слишком бедны, чтобы позволить себе рабов. — Мне не нужен раб или питомец, можешь забрать его себе, — Дамиано зашипел от злости и подошел к столу, едва взглянув на мальчишку. — Боюсь, Вы с ним надолго – это приказ императрицы. Но можете делать с ним всё, что Вашей душе угодно. Я оставлю вас, узнаете друг друга получше, может, он Вам даже понравится. В конце концов, Ваш гнев можно смягчить парочкой хороших перепихонов. Дверь захлопнулась и Дамиано с мальчиком остались наедине. Генерал потянулся к единственной вещи, кроме молодого человека в комнате, которая могла его хоть немного утешить – кувшину с вином. Жажда была просто невыносимой, но Итан преодолел её. Он привык к голоду – это была одна из ежедневных трудностей рабства. Несмотря на свой безмятежный характер, Великий Жрец был слишком стар и слишком поглощен своей важной божественной миссией, чтобы заботиться о благополучии своих рабов. Итан часто ложился спать голодным, но никогда не жаловался. Некоторые даже думали, что он глухой, немой или слабоумный. Но он не был ни тем, ни другим. Мальчишка просто был слишком застенчив и сдержан. Но сейчас его горло пересохло и горело, будто он проглотил пригоршню горячего песка, даже слюна не помогала. Когда дверь открылась, он с облегчением выдохнул, увидев здесь ещё одну душу. Он уже думал, что о нём забыли, но, судя по всему, человек, который собирался стать его хозяином, не очень-то стремился заполучить его. Итан не был ни суеверным, ни религиозным, но в тот момент он читал про себя молитву: «Что угодно, только не блондин. Кто угодно, но только не он». Да, блондин казался безобидным – он не был похож ни на бойца, ни на солдата, но глаза его блестели неприкрытой насмешкой. Он знал таких людей: подлых, хитрых, которые не ударят, но погубят с минимальным физическим усилием. Его слова были острее любого ножа, а его предложения клеймили горячее любого раскалённого железа. Потом он услышал его. Сарказм в его голосе пробирал до костей. Питомец Он не был питомцем! Он никогда им не будет! Итан привык к физическому труду, несмотря на свое худощавое телосложение, ему действительно это нравилось. Это помогало отвлечься и найти душевное спокойствие, в котором он так нуждался. Итан считал себя хорошим рабом: он был так скрупулезен в уборке и так педантичен при выполнении любой другой работы по дому, что всегда получал множество комплиментов за безупречную работу. Но в чем он не был искусен, так это в том, что делали питомцы. Он чувствовал, как жар поднимается из груди и распространяется по щекам. Не то что бы посетители в храме никогда не прикасались к нему неподобающим образом. Они всегда рассматривали статус раба как приглашение к действию и всячески домогались, но у него ничего не было ни с кем из них, да и вообще с кем-либо еще, раз уж на то пошло. Быть питомцем означало одно: доставлять удовольствие своему хозяину, и это был навык, которым он никогда не владел, да и не стремился овладеть. В своей жизни Итан встречал не так уж и много питомцев. Обычно их запирали в чистых и роскошных покоях, где они обслуживали своих владельцев. Питомцы редко покидали свои владения, но когда они это делали, то выглядели безупречно рядом со своими хозяевами. Их принимали за мужей, жён, наложниц или даже Богов. Их баловали импортными шелками и парфюмерными маслами, которые оставляли после себя шлейф восхитительного пряного аромата. Для большинства рабов стать питомцем – было мечтой всей их жизни, но не для Итана. Он и представить не мог, что застрянет здесь, в четырёх стенах, заботясь о телесных потребностях человека, который смотрел на него, как на кусок мусора.

***

Дамиано сделал глоток вина, а точнее испил чашу до дна. Он не был зол, ну разве что немного – скорее, он был не в себе из-за той глупой ситуации, в которой оказался по воле императрицы. Итан сидел как вкопанный и генерал даже не был уверен, дышит мальчишка или нет. Дамиано украдкой взглянул на парня, его взляд был прикован к водопаду смолянисто-чёрных волос раба. Да, мальчишка был невероятной красоты, но Дамиано был не из тех, кто будет владеть другим человеком. Он знал, что именно эта причуда так раздражала императрицу. Может, если бы он был просто хорошим солдатом, который выигрывал свои сражения и напивался до беспамятства на пирах, то он был бы в благосклонности высшего руководства, но, к сожалению, у стратега был свой собственный моральный кодекс, который раздражал императрицу. Но всё же не настолько, чтобы убить его. В конце концов, Дамиано был одним из лучших бойцов римских легионов, если дело доходило до настоящего сражения. Именно по этой причине его сослали сюда, на границу. Это было наказанием для такого человека как он, который жаждал руководить и сражаться, а не быть прославленным стражем в этой проклятой крепости. Несомненно, питомец был очередной попыткой поиздеваться над ним. Дамиано вполне мог найти себе развлечение в публичных домах ближайшего города, где девушек и юношей было в изобилии. Было ли это наказанием за то, что он не подчинился приказу императрицы жениться на её кузине Джорджии? «Жестокости этой женщины нет предела», — подумал Дамиано. Виктория ненавидела его настолько, что изобрела самые сладкие формы пыток. Генерал подошел ближе к кровати. То, как этому парню удавалось оставаться таким чертовски спокойным, было выше его понимания. — Ты не фракиец, откуда ты? — спросил Дамиано, но в ответ была тишина. Раб даже не взглянул на него. Был ли он глухим? Всё может быть. Он бы даже не удивился, так как от Виктории можно ожидать чего угодно. Дамиано наклонился и посмотрел в его мрачные глаза. — Ты вообще говоришь? — спросил он, наконец получив кивок в ответ. Что ж, значит он не был глухим и понимал общий язык. — Тогда говори. Откуда ты? И снова тишина. Дамиано схватил мальчика за челюсть и сжал с такой силой, что тот разомкнул губы от боли. — Я хочу быть нежным с тобой, малыш. Не заставляй меня причинять тебе вред. Если ты будешь послушным, я буду добр к тебе. Меня не волнуют рабы, питомцы или что-то в этом роде, но мы привязаны друг к другу. Мне это так же неприятно, как и тебе. Всё, что от тебя требуется, так это хорошо себя вести, и ты можешь быть уверен, что я никогда не причиню тебе вреда, понял? — темноволосый кивнул, — У тебя есть имя? — Итан. Я родился в небольшой деревушке рядом с Фракийской провинцией до того, как они вторглись к нам. Я сам не фракиец, господин. Дамиано понимающе покачал головой. Голос Итана был мягким, словно созданный для того, чтобы рассказывать сказки у костра и убаюкивать детей. — Голоден? Мальчик помедлил, но кивнул. Дамиано открыл дверь и подозвал одну из рабынь в коридоре, приказав ей принести им еду. Вскоре женщина вернулась с большим подносом горячего мяса, хлеба и скудным набором овощей, которые ей удалось раздобыть, и поставила их на стол. Она снова наполнила кувшин вином и, словно тень, исчезла. — Давай, ты, должно быть, умираешь с голоду, — генерал приказал рабу встать и подойти к столу. — Не нужно быть таким робким, Итан. Я же сказал, что тебе ничего не угрожает, пока ты слушаешься меня. Я ни в коем случае не подниму на тебя руку, хоть люди и считают меня жестоким.