Часть 30
21 января 2023 г. в 12:09
Арника за несколько лет превратилась в праведную хлопотливую провинциальную женушку, как будто и не было у нее за плечами многих лет среди апимских ведьм. Каждый, кто видел ее впервые, мог бы поверить, что она росла рядом с Джеромом, и, когда пришла пора, вышла за него замуж, как и полагается истинно верующей в Демиурга.
Однако в деревне помнили, что это неправда. Ничего из этого не правда.
Арника не сильно страдала из-за слухов. Она готовилась к куда худшему. Конечно, шепотки за спиной не добавляли ведьмочке радости, и Джером часто видел ее раздосадованной, почти обиженной — она не понимала, с чем же таким в ней соседи не могут смириться.
Но Арника ни на кого ни разу не навела порчи. Даже не ответила никому грубо. Имело ли это значение? От нее ждали, что рано или поздно Арника сорвется. И хоть пока не дождались, не забывали, что среди них ведьма. Чужачка. И упорно не давали ей самой забыть об этом.
Однако все же, Арника готовила себя к тому, что ей еще долго придется терпеть. Это понимание ей однажды пригодилось.
Дрова выдавались в деревне старостой, назначенным приказом из столицы. По определенным дням, под расписку. «Милостью королевы». Разумеется, ведь вокруг все леса принадлежали Ее Величеству. Никто не имел права тронуть даже ветку по своему желанию, без позволения.
Арника явилась в один день за своей порцией дров и сперва изумилась тому, как немногочисленна очередь перед домом старосты. И люди покидали его с пустыми руками. Да, слухи расползались по деревне споро, вот только с ведьмой-то никто не поговорил.
— Этого больше нельзя. — Сказал ей староста, когда очередь дошла до Арники. Голос его охрип от того, как часто он повторял это за утро. Интонация осталась равнодушной — потому что все свое сочувствие глава растратил еще до полудня.
— Что? Но почему? — Изумилась Арника.
— Приказ королевы. Теперь каждому нужно заготавливать дрова самостоятельно.
Староста махнул рукой: иди давай. Он утомленно осмотрел пока еще не иссякнувшую очередь, воображая, сколько еще раз ему придется объяснять одно и то же.
Арника не торопилась роптать. Она не понимала в устройстве кавернвальской жизни многого, и легко принимала изменения, пускай они усложняли каждый ее день. Она даже не заметила, что это уже не первый запрет. Когда Джером говорил ей: «...мы больше не можем так делать», она просто соглашалась. Она верила ему.
Когда Арника пересказала ему новые правила, у Джерома защемило сердце от этого понимания. В этом неясном мире другой веры, других законов, прежде незнакомых Арнике, Джером оставался для нее определенным и понятным якорем.
Он отправлялся за дровами с нею, хотя это означало, что уставал он теперь куда больше. И к старосте, выправить бумаги, они тоже ходили отныне вместе. Но продлилось подобное положение недолго.
Только раз Джером не сопровождал Арнику к старосте, и потому ей снова пришлось иметь дело с той же ситуацией, что и прежде, в одиночку.
Староста принялся требовать с Арники штраф — она должна была уплатить деньги за то, что нарубила дров в лесу, который, как известно, собственность королевы.
— Теперь этого нельзя.
— И этого тоже! Но что же мне делать?! — Арника была ошарашена. Узнавший много после новости Джером тоже немало удивился и расстроился, но Арника была раздавлена.
Она негодовала из-за запретов, она негодовала из-за штрафа, каковой ей все-таки пришлось уплатить, но больше всего ранило Арнику то, что в ее сердце, наконец, начало прокрадываться понимание, как на деле устроена жизнь в Кавернвале.
Она начала говорить с соседями. И слушали ее с неохотой, в особенности потому, что Арника так и не научилась вполне быть приятной. Она смотрела исподлобья и плохо умела скрывать злость из-за произошедших несправедливостей. Однако все в деревне пострадали одинаково, и даже штраф пришлось уплатить большинству семейств.
Со временем, по мере того, как таяли запасы дров, Арнику начали слушать.
Она предложила отправляться в Апимские леса — не так уж далеко они были, по ее представлению. Многие тут с ней не соглашались, но что иначе им оставалось? Воровать у королевы. Никто не решился бы на такое. Все знали нрав старухи Норберты. Она бывала мила при дворе, насколько о ней ходили слухи, и безжалостна со своими врагами. Будь то мятежники из народа или же правители соседних стран, вздумавшие ей указывать. Что там, Норберта полагала своим вечным противником герцога Сааэшейского, по ее мнению, напрасно воображавшего, будто клочок земли, которым тот по недомыслию и недогляду Демиурга, до сих пор владеет — настоящая страна.
В общем, долго ли, коротко, но, даже тем, кому не нравилась идея Арники, приходилось признать, что решения лучше у них нет.
Арника возглавляла поездки к Апиму, и Джером стал видеть ее реже. Он пытался утешаться, наблюдая, как теплеет к ней отношение среди соседей. Проводя с ней по нескольку дней в дороге, даже самым запуганным приходилось признать, что девушка знает, что делает — какое бы препятствие ни встречалось ей на пути, она смело и быстро действовала. И ни разу при том не прибегла к магии. Да, бывала порой излишне вспыльчива, и порой действительно выразительно клала ладонь на рукоять ножа. Однако ж ни разу его не обнажила.
Мало кто из тех, кого в деревне называли вспыльчивыми, обладал подобной сдержанностью.
Ненадолго Джерому показалось, что дела становятся лучше.
Королева Норберта еще держала трон, и, казалось, прочно, хотя принцу Бергату вот-вот должно было исполниться восемнадцать. Возраст, в котором он мог забрать престол у своей матери. Никто не был уверен, так ли оно будет: Бергат вел себя, как положено принцу, но королем его не воображали. Все настолько привыкли к Норберте, что с трудом представляли кого-то на ее месте. И, к тому же, в каких-то смелых мечтаниях казалось, что грядут перемены. Бергат, наверняка стенавший под пятой властной матери, казался человеком иных взглядов, иного опыта. Кавернваль воспрянет, говорили многие. Де Бонбенор писал: Кавернваль изменится.
Но никто тогда не мог угадать, кто окажется прав.
Однажды Арника вернулась с рынка, и уже по ее походке Джером понял, что что-то не так. Мрачная ярость клубилась у Арники в глазах.
— На рынке только и разговоров, что скоро выйдет новое уложение, запрещающее приближаться к Апиму. — Арника прикусила ноготь, но через мгновение продолжила, в еще большем запале, чем прежде. — По любой причине. Говорят, в столице боятся, что жители приграничных местечек окажутся под влиянием… под заклинаниями, хотят они сказать…
Джером видел, что Арника готова рвать и метать. Единственная же причина, отчего девушка сдерживается — не хочет при матери Джерома показать себя той, кем ее считали. Дикой ведьмой Апима.
— Нам запретят выживать и таким образом тоже. Где же мы станем брать дерево?
— Это просто слух. — Сказал Джером, в глубине души сам едва ли веря в то, что произносит.
Арника обессиленно упала в кресло. На губах у нее горчила пыль после долгой дороги.
— Слух рискует стать правдой.
Джером опустился на колено рядом с девушкой и взял в свои ладони ее маленькую золотисто-смуглую руку.
— Мы что-нибудь решим. — Он потерся щекой о ее запястье, зная, что Арнику это всегда успокаивало. Его близость, его ребяческие попытки приласкаться к ней. — Я напишу де Бонбенору. Я напишу самой королеве-матери…
Джером зажмурился, размышляя. Руки Арники были такие мягкие — пусть и немного сухие. Что ж, деревенской труженице не сохранить кожу, как у знатной дамы. Джером встал, как бы ни хотелось ему продолжать ластиться к Арнике, точно любвеобильный щенок.
— А знаешь, что? Я напишу молодому королю Бергату. Он только что взошел на престол, и не откажет нам!
И Джером сделал в точности, как обещал. Он вырос из колеблющегося юноши в мужчину, который действительно совершает поступки ровно по своему слову.
Пока письмо еще было в дороге до королевской канцелярии, старосте пришел подписанный Его Величеством молодым королем Бергатом указ, что кавернвальцам под страхом смерти запрещается рубить дрова в апимских лесах, чтобы избежать сношений с ведьмами.
Джером и Арника ждали, когда же придет новый указ, отменяющий недавний. Но то, что оказалось ответом на их мольбу, трудно было назвать милостью.