Весна

      По лицам родителей Итачи видит, что совершенно неважно, как хорошо его невеста обучена и воспитана. Отцу неважно, как давно она имеет звание джонина. Матери неважно, насколько плавная и красивая у нее речь.       Он привел домой врага — должно быть, думает отец. Мирный союз и дипломатическая миссия Итачи в Киригакуре — тоже неважно.       Он привел домой монстра — должна быть, думает мать, которая сама когда-то сказала, что самое важное в женщине это преданность и сила духа.       Но рядом с Кисаме Итачи, кажется, впервые удивительно все равно, о чем думают родители. Она орудует палочками и говорит так, словно находится на приеме у дайме, и не только не стесняется, но, кажется, получает удовольствие от того, какую неловкость создает за столом одним фактом своего присутствия.       — Кисаме-сан, так чем конкретно вы занимаетесь в Кири? — спрашивает мама, стараясь сохранить благовидный фасад. А может быть искренне пытается разрядить обстановку — это неважно уже Итачи.       — Я состою в элитном отряде Мечников Тумана, Микото-сан, — отвечает Кисаме с улыбкой.       — О, вот оно как, — мама тоже улыбается, но выходит тускло.       — Разве это не станет проблемой для вашего брака? — отец держится прямее и, учитывая, как сложно задеть чувства Кисаме, так даже лучше.       — Мизукаге одобрила наш союз, — напоминает Итачи.       — А Хокаге?       — Я решил, что уважительнее сначала получить ваше благословение, — он говорит с нажимом, явно давая понять, что поступит по-своему. Родители приняли за него много решений, но здесь Итачи не готов отступать и на полшага назад.       Отец вне всяких сомнений читает это между строк. Скрещивает руки на груди, смотрит исподлобья. Не привык, что кто-то в семье может поступать наперекор его воле, хотя должен был догадаться еще в тот момент, когда Итачи оставил службу в АНБУ и под протекцией Четвертого занялся вопросом международных отношений.       — И все же, что вы планируете делать дальше?       — Прошу прощения, но позволю себе вмешаться, — Кисаме обнажает ряд белых заточенных зубов. — В Мизу но Куни есть крайне занимательный афоризм «если птица и рыба любят друг друга, они строят гнездо на кромке воды».       — Но мы люди, а не рыбы, — упрямо продолжает отец.       — Разумеется. Но и здесь речь о метафоре поиска компромисса, а не о буквальном предложении строить дом в Хи но Куни за неимением прямой границы между нашими странами.       Судя по тому, как отец морщится, свое поражение в игре словами он понял. И, разумеется, не принял. Итачи хочется усмехнуться от этого наблюдения, но как всегда сохраняет на лице постное выражение. Сам остужает свой запал, представив, до чего скверный и оскорбительный разговор с родителями его ждет, когда они останутся втроем.       — Будем решать проблемы по мере их поступления, — говорит он сухо.       — А ваш клан, Кисаме-сан? Вы ведь уже познакомили Итачи с семьей? — снова оживает мама.       — Увы, но я сирота и не поддерживаю близких отношений с кланом.       — Ох, мне так жаль.       — Не стоит. Как ни прискорбно признавать, это обыденность для военного времени. У Киригакуре долгая и кровавая история, потому среди шиноби полные семьи — редкость. И именно по этой причине, — она накрывает ладонь Итачи своей, — мы так ценим мирное соглашение и перспективы международного сотрудничества. Итачи на секунду прикрывает глаза, разомлев от мимолетного прикосновения.       — Возвращаясь к вашему вопросу, Фугаку-сан, — продолжает Кисаме, — Мизукаге не только одобрила наш с Итачи-саном союз, но и нашла его крайне символичным в контексте политической ситуации.       — Ясно, — отец мрачнеет еще отчетливее, но к этой теме больше не возвращается.       Одноместная кровать, на которой Итачи спал большую часть сознательной жизни, не вместила бы их обоих, потому он приносит пару футонов. Ложится вместе с Кисаме в этом доме странно, как будто два разных мира накладываются друг на друга, но Итачи надеется быстро привыкнуть.       — Все же жаль, что мы не застали вашего младшего брата, — она опускается на колени напротив и помогает ему стелить.       — Я надеюсь, он вернется с миссии до нашего отъезда.       Накрыв футон одеялом, Кисаме садится поверх, к Итачи спиной.       — Не поможете мне развязать пояс?       Она редко носит выходные кимоно или платья, потому хороша в этом не так, как может показаться. Вряд ли они кому-то, кроме своих внуков, расскажут, как остановились вчера вечером в рекане немного не доходя до Конохи, чтобы не являться к родителям Итачи в пропахшей потом походной одежде, как в четыре руки пытались разобраться с тем, как правильно надеть кимоно и собрать волосы. Они бы и не справились, наверное, если бы хозяйка рекана не предложила свою помощь. Она же с помощью старомодной пудреницы и кисти нашла способ смягчить животные черты Кисаме.       Итачи оставалось и остается до сих пор только смотреть и снова, и снова влюбляться. В нее с оружием в руках, перепачканную сажей и кровью. В нее в гостиничном халате и кое-как скрученным пучком. В нее с подведенными глазами и мягкими от помады контурами губ.       — Д-да, конечно… — невольно споткнувшись, он тянет концы пояса.       — Не хочу драматизировать, но у меня сложилось впечатление, что ваши родители не в восторге от моего общества.       Кисаме облегченно вздыхает и спускает кимоно с плеч, обнажив поджарый рельеф мускулатуры. И от того, сколько силы в каждом ее движении, сердце замирает.       — Это не имеет значения.       — Прошу прощения, Итачи-сан, у меня сложилось впечатление, что вы крайне уважительно относитесь к своим родителям.       Он подается вперед, целует Кисаме в плечо, утыкается носом в шею.       — Я уважаю своих родителей. Но другого я не ожидал.       — Разумеется, я это помню, Итачи-сан. Но речь не о ваших ожиданиях, а о том, что вы чувствуете.       Она первая и, наверное, единственная, кто задает ему подобные вопросы. И пусть отвечать на них тяжело, так как всякий раз приходится заглядывать внутрь себя, Итачи это ценит. Вероятно, если бы Кисаме не спрашивала его об этом, он бы всю жизнь думал, что «в порядке».       — Я зол, — признается Итачи после паузы.       — На родителей? — Кисаме оборачивается. Кимоно соскальзывает на локти, обнажив большую упругую грудь. Итачи скользит по ней взглядом, но быстро возвращает внимание на лицо.       — Мне неприятно, когда на тебя так смотрят.       — А я нахожу это забавным, — Кисаме ухмыляется. — Люди в основном склонны рассуждать в привычной им парадигме. Мне таким образом легко фильтровать близкий круг общения. Не хочу показаться грубой, речь все же про вашу семью, но узколобые люди предпочитают избегать моего общества.       Итачи разводит края кимоно.       Сегодняшний день был слишком длинным и нервным, чтобы он был настроен на разговоры. Кисаме вне всяких сомнений это понимает. Ее умение видеть куда больше, чем он показывает, и слышать, куда больше, чем говорит, еще одна причина, почему их брак должен быть заключен вопреки всему.       — Иди сюда, — произносит Итачи одними губами.       Кисаме, опершись на колени, тянется к нему, целует в уголок рта.       — Я люблю тебя.       — И это взаимно, Итачи-сан.