Весна

      Когда Дейдара заходит в комнату, Какузу стоит, склонившись над картой. Он занят логистикой, потому заранее раздражен вторжением. Особенно тем фактом, что с одного беглого взгляда понятно — сейчас Дейдара будет ходить вокруг да около вместо того, чтобы прямо сказать, зачем пришел. Напряжение читается в каждом его движении, и взгляд, хоть и прямой, а все же затравленный. И можно предположить, что причина никак его, Какузу, не касается и кроется в бездарной гибели драгоценного «Мастера Сасори», но он давно привык быть тем человеком, к которому не приходят просто так.       — Чего тебе? — спрашивает Какузу, возвращаясь взглядом на карту.       — Мм, мои руки прижились.       — Я знаю, — Какузу нисколько не сомневается в качестве своей работы, потому находит отчет Дейдары бессмысленным.       Тот, вероятно, ждал другой реакции. Скрещивает руки на груди, молчит недолго, прежде чем нарушить приятную тишину своим голосом.       — Я готов идти на миссию, да.       — Для тебя сейчас нет работы.       Какузу снова поднимает взгляд, чтобы увидеть как Дейдара кривится и закатывает глаза. Удивительно живая мимика для шиноби его уровня, и вопросов в этой связи к нему куда больше, чем к самоучке Хидану. Мальчишка раздражает и всегда раздражал, хоть его спокойствие во время весьма болезненной операции и накинуло немного очков уважения.       — Так зачем ты пришел? — повторяет Какузу свой вопрос, убедившись, что Дейдара не торопится уходить и, более того, продолжает мяться на пороге.       — За миссией и… хм… — тот проглатывает неудавшийся ответ и говорит наконец решительно. — Не хочу быть тебе должен.       — Вот как? — чувство, что испытывает Какузу в этот момент ближе всего к любопытству, впрочем, не без оттенка презрения. И уж точно не настолько сильное, чтобы перспектива хоть немного воодушевляла. — И что ты можешь мне предложить?       Дейдара подходит ближе, прикрыв за собой дверь, и упирается ладонями в карту с другой стороны стола.       — Хм, все, что в моих силах, да.       Последний раз так на Какузу смотрела молодая девица очень много лет назад, когда он считался героем Такигакуре. Даже странно, что спустя столько десятилетий воспоминания не выцвели, а детали не затерлись. И все это, разумеется, увлекательно с тем исключением, что Какузу давно не молодой парень с репутацией прекрасного шиноби, а Дейдара не девка.       Какузу недолго думает над этой неувязкой, прежде чем прийти к выводу: мальчишка просто млеет от всего, что может его убить. Разумеется, его сумасшествие, граничащее со слабоумием, было очевидно с самого начала, но Какузу даже не подозревал о масштабах проблемы.       Подцепив балаклаву на затылке, он стаскивает ее и смотрит Дейдаре глаза в глаза. Хочет напомнить, насколько лишен человеческого облика, просто чтобы окончательно убедиться в своей правоте.       Веки Дейдары раскрываются чуть заметно, но шире, зрачок расползается, явно давая прочесть эмоцию. На Какузу действительно слишком давно так не смотрели и тот не может не признать, что это по-своему даже льстит.       — Руку, — он тянет ладонь через стол в требовательном жесте.       Хоть какие-то отголоски здравомыслия мальчишка сохранил, иначе бы не медлил, прежде чем подчиниться. Но не так много, потому что руку он все-таки подает, ладонью вверх.       Разумеется, Какузу не собирается без веской причины ломать то, что не так давно починил. Но не отметить, что сам, даже будучи мальчишкой, не стал бы так легко доверять шиноби, о намерениях которого ничего не знает, он не может.       — Такие умирают рано, — кажется, так сказал Сасори при первой их встрече.       Иронично, конечно, получилось.       Какузу надавливает большим пальцем на прорезь посередине чужой ладони. Та поддается и внутри оказывается удивительно похожей на настоящий рот, разве что глубины не хватает, но в остальном — твердые зубы, упругий язык, горячая и влажная полость. Наощупь приятно, но, несмотря на очевидную мысль, Какузу признает, что член в любое отверстие с зубами на теле шиноби, о намерениях которого только догадывается, совать бы тоже не стал. За судьбу пальца спокойнее, он потому грубо проталкивается дальше, даже с некоторым интересом исследуя чужую телесную аномалию.       Дейдара наблюдает за ним, закусив губу. Дышит чуть заметно тяжелее. На его коже плохо виден румянец, зато глаза блестят более чем красноречиво. Какузу задается вопросом, страшно Дейдаре в этот момент или приятно и есть ли для того вообще разница между этими двумя ощущениями.       — Слышь, Какузу!.. — дверь открывается явно с ноги.       Дейдара одергивает руку, протянув ниточку слюны между ладонью и большим пальцем Какузу, но та быстро лопается и так некстати падает на карту.       — Это чем вы тут занимаетесь? — мыслительный процесс, судя по всему слишком сложный для него, отображается на лице Хидана, но очень быстро сменяется негодованием. — И че он вообще тут делает?       — Твоего разрешения спросить забыл, ага, — Дейдара раздраженно фыркает, успев за долю секунды стереть с лица растерянность.       — Да в смысле, блин? — у Хидана кожа не то что у Дейдары — идет розовыми пятнами от злости, от смеха, от замешательства. Впрочем, что за эмоция поразила его сейчас гадать не приходится. — Если твой напарник помер, нехрен к чужим есть.       — Что сказал, а?       Ладони сжимаются в кулаки и на лице отчетливо пропечатывается совершенно неподходящее ему выражение угрозы. Какузу с большим удовольствием посмотрел бы, как эти двое будут рвать друг другу глотки — тем более, что Хидан явился с оружием — не окажись его зрительная трибуна в самом эпицентре событий.       — Вышли, — рычит Какузу и добавляет такое необходимое, — оба.       — Эй, а я-то что? — Хидан смотрит с лицом ребенка, получившего по его мнению неоправданный нагоняй.       — Живо.       Дейдара оказывается чуть благоразумнее — встряхивает головой, в последний раз пересекается с Какузу взглядами, явно давая понять, что не передумал и от слов своих не отказывается, идет на выход. Но от того, чтобы пихнуть Хидана плечом все же не удерживается. Мелочно, незрело и совершенно нелепо.       — Слышь ты!.. — огрызается Хидан, но отстаивать свое уязвленное достоинство не бежит. Его интерес моментально и всецело переключается на Какузу. — Так че он приперся?       — Ты еще здесь? — Какузу поднимает взгляд исподлобья. На нормальных людей с базовым инстинктом самосохранения это действует. Но Хидан, как и Дейдара, далек от понятия нормальности.       — Да хрен там я уйду теперь! Вы с ним, че, блин, за руки, что ли, держались?       Какузу выдыхает тяжело и устало, стискивает зубы до скрипа в челюсти. Если бы попытка убийства Хидана вела хоть к чему-то, кроме заляпанной кровью карты, он бы напал не задумываясь.       — Тебе какое дело?       — Как какое? Я твой напарник так-то!       — И что? — Какузу трет переносицу, уже порядком раздраженный этой ситуацией. — Мне с тобой по этому поводу за руки держаться?       Хидан улыбается совершенно по-идиотски, но говорит как будто бы даже серьезно:       — Да лучше уж со мной, чем с этим говнюком.       Какузу осматривает Хидана с ног до головы. У того нет сумасшествия, только слабоумие. Непроходимое. И все же — неожиданно отмечает для себя Какузу — есть одна причина мириться с его существованием: Хидан явно тот шиноби, чьи намерения ему совершенно понятны.       — Иди сюда, — Какузу натягивает на лицо балаклаву. — Введу тебя в курс миссии. Выдвигаемся утром.