Там, где я тебя нашёл

      Конечно, мама делала всё специально. Заезжала за ним в школу, водила по гостям и просила помочь по дому. Фрэнк хмурился на эту адресованную ему натянутую улыбочку со словами:       — Сынок, развесь, пожалуйста, простыни на заднем дворе.       — Холодно на улице, — возмутился Фрэнк.       — Когда-нибудь да высохнут, зато будут свежие. Только оденься потеплее!       Он уже и признался маме, что соврал по поводу секса. Если только в мечтах, но них он рассказывать не стал. Мама бы точно отвела его к психотерапевту после таких признаний и картинок, которые он рисовал в своей голове. Но она всё равно его не отпускала, прикрываясь то погодой, то приходом очередной тёти, которая «внезапно» решила заглянуть на чашку чая.       Фрэнк лишь однажды за две недели передал записку Джерарду — через Рэя, попросив маму угостить охранника вафлями, ведь это такой хороший жест. Сам же подложил под салфетку листочек из блокнота, где бисерным почерком жаловался своему парню, что сильно скучает и что его не отпускают из дома одного.       — Мам, я побыл образцовым сыном, — сказал он однажды вечером в пятницу, когда Линда привезла его и Джамию из школы. Подружка была рада спокойно ездить на машине домой и иметь возможность не сжимать судорожно в объятиях рюкзак, который никогда не клала на багажную полку в автобусе. — Хватит уже. Я не поменяю отношения к Джерарду. Ты делаешь только хуже, заставляя меня тосковать до такой степени, что я наброшусь на него при встрече и сделаю то, чего ты боишься.       — И ты тоже этого боишься, — заметила проницательная мама, накрывая на стол. Красивая фарфоровая супница ждала часа, когда на плите прокипит положенное время суп из фасоли. Могла из кастрюли налить, а не церемонии устраивать!       Конечно, Фрэнк разозлился, потому что мама была права. Он действительно побаивался заниматься любовью именно сейчас. Одно дело — на лайнере в океане, который плыл по волнам мыслей перед сном, а другое — решиться на самом деле. Но он это перерастёт однажды.       — И вовсе нет, — гордо задрал нос Фрэнк. — Можно мне пойти в «Тыквенный маффин»?       — Позже, сынок. Сегодня папа придёт раньше, уже будем ужинать. Ты повторил материал для кружка по гитаре?       — Я только пришёл!       — Не кричи, веди себя прилично. Повтори до ужина. Я потом послушаю. Беги переодевайся.       Фрэнк закатил глаза и бросился по лестнице. Почему мама не хочет поругаться с ним? Поспорить? Ему бы хотелось парировать и доказывать. И он бы доказал, да! Но мама…       — Рррр! — прорычал Фрэнк и бросился на кровать лицом вниз. — Что ж, подушечный Джерард, мы снова вдвоём.       Он обнял подушку и вжался в неё.       Раздался стук дверь.       — Фрэнк, можно? — раздался папин голос.       — Заходи, пап! — крикнул Фрэнк. Было удивительно и интересно, что он к нему зашёл. Обычно инициативу проявляла только мама, а отец привычно принимал ее сторону.       Папа тихо вошёл и прикрыл за собой дверь. Видимо, он только что вернулся с работы — из-под воротника джемпера выглядывала рубашка и виднелся кусок красной тесьмы, на которой крепился пропуск в офис. Айеро-старший был в брюках и носках — наверное, ботинки снимал, как-то только оказывался дома. Новые, недавно купленные ему женой, они немилосердно натирали пятки. Он поправил на носу очки и подошёл к окну, возле которого стояла гитара.       — Клади её в чехол, когда не играешь, а то запылится, — сказал он. — Знаешь, я очень рад, что ты её больше не прячешь.       Он перехватил инструмент и сыграл кусочек мелодии, какой-то очень знакомой, но Фрэнк даже не попытался вспомнить, он в принципе был удивлён.       — Пап! — он аж сел в кровати. — Почему я не знаю, что ты играешь?!       — Да я и не играю, — папа поставил гитару на место и снова поправил очки на переносице. — Так, вспомнил из молодости.       — Только не говори, что мама убила в тебе желание заниматься чем-то личным!       — Нет, Фрэнки, что ты. Я, когда был таким, как ты, чем только не занимался! И гитарой, и блины пытался печь, пробуя разные рецепты, читал много, рисовал, писал в стол, фотографировал, изучал иностранные языки, бегал, танцевал… Всего по чуть-чуть. Умею на всякий случай. Например, чтоб сына удивить.       Он улыбнулся. Фрэнк повторил фирменную айеровскую улыбку.       — Мама говорила со мной по поводу твоей проблемы, — сказал папа, присаживаясь на край кровати.       — Это не проблема! — Фрэнк нахмурился. — Она попросила тебя со мной поговорить? Типа по-мужски?       — Разговор есть разговор, он не бывает ни мужским, ни женским. Если только про специфические вещи. И любовь есть любовь, — закончил папа.       Фрэнк сжался, снова притянул к себе подушку и обнял. Он не понимал пока, к чему папа клонит.       — Хочешь, на уикэнд съездим в Нью-Йорк? Недалёкое путешествие, но переночуем там в гостинице, походим по улицам, пообедаем в ресторанчике, а?       — Мама не отпустит.       — Я же твой папа, как со мной не отпустить?       — Но она же мама!       — Твоя мама потерялась, Фрэнки. У неё порушилось всё, что она выстроила и о чём мечтала… нет, Линда не мечтает. Чего хотела и планировала. Вот так.       — Ты в курсе, что она не в лесу меня рожала?       — Конечно, — улыбнулся папа. — Я тоже тогда был в больнице.       — И поддерживаешь легенду?       — А к чему её разрушать и выставлять мамину репутацию в плохом виде? Это её замок, её фамильные ценности, её стремление— быть образцовым оборотнем. Переоденься, собери рюкзак на завтра и спускайся ужинать. Мама кукурузные булочки к супу печёт — объедение.       Фрэнк сидел на заднем сиденье машины и наблюдал, как мама смотрит им вслед. На заднее сиденье посадила его именно она, не разрешив сесть с папой, потому что детям так положено. Уколола его ещё раз кажущейся ей несамостоятельностью.       — Помаши маме рукой, ей будет приятно, — сказал папа, — пожалуйста.       Фрэнк повернулся и пару раз взмахнул рукой. Мама махнула в ответ, улыбнулась, кажется.       — А твой друг… — начал папа, медленно ведя машину по району.       — Мой парень, — поправил Фрэнк.       — Хорошо. Твой парень проживает где-то недалеко?       — Да, можно пешком дойти.       — Позовём его с собой?       — Что? — не поверил Фрэнк.       — Я сказал…       — Да я понял, что ты сказал! Почему?       — Ты не хочешь его видеть? Побыть с ним в Нью-Йорке?       Фрэнк ошарашенно уставился на отца.       — Папа, но…       — Знаешь, Фрэнк. Я люблю твою маму. Полюбил с самого первого взгляда, как увидел ту красивую девушку в платье на вечеринке…       — Сложно представить маму на вечеринке.       — И вечеринкой сложно назвать приём нашего семейства, это я так… Наверное, она изначально хотела со мной познакомиться ради вхождения в семью, но я старался ей понравиться как человек, рассказывал о книгах, музыке, показывал свои коллекции ракушек… вёл себя, как малыш перед красивой девочкой в детском саду. Она считала меня домоседом и скучным, я уверен. Да так и было. Я хочу сказать, — папа кивнул Рэю, который открыл для них ворота, — что, когда ты влюблён, тебя очень тянет к человеку, так сильно, что можно заболеть. Я не хочу, чтобы мой сын болел тоской зелёной. И познакомиться с твоим парнем хочу. Разве не так делают взрослые дети — знакомят родителей со своей парой?       — А мама…       — Конечно же, мама об этом не знает.       — Пап, ты… ты…       — Достаточно, когда ты зовёшь меня папой. Может быть, я чересчур сентиментальный, но с тех пор, как ты начал говорить это слово, я таю каждый раз. Люблю быть папой.       Фрэнку вдруг стало стыдно за то, что он зачастую считал — отец просто существует в их семье, а всем заправляет мать. Нередко он и сам игнорировал его, отмахиваясь от просьб сходить куда-то вместе или по телеку викторину посмотреть, предпочитая книгу и одиночество в своей комнате. Да и папа со временем перестал просить. Хотя он всегда был молчаливым... Может, Фрэнк просто не понимал, что папа устаёт на работе, в том числе от разговоров, и то, чего ему хочется — хоть ненадолго спрятаться в своём доме ото всех. Именно папа ведь подарил гитару, да ещё и тайком! А теперь…       — Фрэнк, ты там плачешь, что ли?       — Тебе кажется, — буркнул Фрэнк, проводя пальцем под глазом. — Зеркало заднего вида искажает информацию.       — Да, да, — чувствовалось, что папа улыбается. — Показывай дорогу к дому своего парня.       Фрэнк страшно скучал по Джерарду, представлял, что при встрече заобнимает и зацелует, но даже растерялся, когда его увидел. Его глаза, улыбку, привычную лохматость на голове. К тому же Фрэнку так не терпелось скорее позвать парня с собой, что он, даже без приветственного поцелуя, быстро и сбивчиво вывалил информацию на Джерарда.       А тот закивал и бросился в дом отпрашиваться у мамы и собирать вещи.       И лишь когда они оказались на заднем сиденье авто, Фрэнк, стесняясь папу, схватил Джерарда за руку и поцеловал в уголок губы.       Папа спрашивал Джерарда об учёбе, его увлечениях, брате. Не прерывал, не смеялся над идеей открыть свою экспозицию в выставочном центре Бельвиля, хвалил за успехи. Фрэнк был счастлив, что у него есть хотя бы один родитель, который за него. Он теперь тоже за папу всегда. И, если вдруг мама что-то про него скажет, Фрэнк защитит!       Небольшой бутик-отель, возле которого припарковал автомобиль мистер Айеро, расположился на Таймс-сквер. Фрэнк никогда не ночевал в гостиницах, поэтому, открыв рот, оглядывал здание отеля. Джерард делал то же самое, только со смущённым видом и прячась за Фрэнка.       — Зарегистрируемся, бросим вещи и бродить, — папа вытащил из багажника небольшой чемоданчик — мама собирала.       Фрэнк захихикал: это маленькое путешествие, да ещё и с Джерардом, заставляло его покрываться мурашками! Он схватил бойфренда за руку и потащил в отель. Преодолев регистрацию и вестибюль — везде дерево, вокруг камина и на колоннах мозаики — они оказались в двухкомнатном семейном номере. В одной комнате располагалась большая двуспальная кровать, в другой — две полуторных. Фрэнк на сто процентов знал, что папа отправит их с Джерардом на разные кровати, но они не такие уж и узкие, чтобы нельзя было шмыгнуть под одеяло к любимому другу, когда погаснет свет.       — Хочешь кровать у окошка? — поинтересовался Фрэнк у Джерарда.       — А ты? — тут же отозвался тот. Фрэнк многозначительно приподнял бровь. Но тут вернулся папа, и бровь вернулась на место.       — Ну что? Перекусим?       Невероятный день, невероятный папа. И любимый Джерард рядом.       Они перекусили сэндвичами с рыбой, которые продавались в лавке неподалёку, запили апельсиновым соком. Маму бы, наверное, удар схватил, что они взяли, да ещё из холодильника в магазине, еду, которую можно сделать дома из свежих продуктов. Но это были вкуснейшие сэндвичи, сочные, с пряным соусом и маринованными огурчиками.       Папа взял на ресепшене буклет с театрами и объявил, что их прогулка будет с целью найти каждый театр, который есть в списке, и сфотографироваться на его фоне. Он повесил фотоаппарат на шею, Фрэнк прикусил губу, размышляя, что когда папа начнёт проявлять снимки, то обнаружит там немножко кустов возле сторожки. Вряд ли он угадает, что они возле сторожки, конечно. Но Фрэнк ему расскажет. И вообще попросится вместе с ним проявлять фотографии, если папа захочет сделать это сам.       А ещё папа задерживался для фото, или начинал идти медленнее, чтобы дать возможность Фрэнку и Джерарду пройти до следующего пешеходного перехода вдвоём и скромно поцеловаться.       Фрэнк упросил отца в обед пойти есть суши и роллы, которые никогда не пробовал. В итоге ему не понравилось, и папа заказал для него лапшу с овощами. А вот Джерард рис с угрём оценил и уплетал за обе щёки свою и Фрэнка порции.       Конечно же, отец выходил к телефону-автомату, чтобы позвонить маме и отчитаться, что все сыты, тепло одеты, не промокли и не устали. Хотя про «устали» было немножечко ложью, ибо к концу дня ноги немного гудели.       Да и в театре, в который они пошли, эти самые ноги было не вытянуть. Они выбрали мюзикл про Питера Пэна, но Фрэнка мало интересовало происходящее на сцене. Он смотрел на профиль Джерарда, улыбался, гладил его по щеке пальцем, ловил его руку, оставлял поцелуй на плече сквозь свитер, когда происходило затемнение перед очередной сценой. Тёплый, приятный, чуткий, замечательный Джерард! Фрэнк непроизвольно улыбался от того, что они рядом.       Ужинать им предстояло в отеле. Папа, кажется, понимая, что двое влюблённых, да ещё и после вынужденной разлуки, хотели бы хоть на чуточку остаться наедине и поцеловаться как следует, произнёс:       — Я буду ждать вас у ресторана минут через десять, не балуйтесь! Переоденьте рубашки и спускайтесь.       Дверь хлопнула. Фрэнк, который с наслаждением вытянул ноги на кровати, тут же поступился своим отдыхом и шмыгнул к Джерарду.       — Привет, — сказал он и тут же его поцеловал. Сладко, с наслаждением, горячо.       Закончился воздух, они оторвались друг от друга. Джерард улыбнулся своей потрясающей улыбкой и прижался к Фрэнку.       — Не хочу никуда идти, — протянул он. — Рисовал всю ночь, не выспался… — он зевнул. — И наелся в обед. И так хочется вот так остаться рядом с тобой, давно тебя не обнимал… Но если ты голоден, я составлю компанию.       — Нет, — ответил Фрэнк. — Давай останемся. Засыпай, если в сон клонит.       — Твой папа нам не доверяет, кажется. Что будет, если мы не явимся? Он подумает…       — Ничего он не подумает. Засыпай, Джерард.       — Хорошо бы штаны снять для начала.       — Ой нет, — пискляво вырвалось у Фрэнка, и он покраснел, вспоминая события, с которых ему пришлось сбегать, привирая. А сейчас он ещё так нацеловался, что всё тело испытывало жар. Он бы не смог спокойно посмотреть на обтянутые боксерами бёдра его парня. — Давай переоденемся в пижамы.       Когда мистер Айеро распахнул дверь и уж было набрал воздуха, чтобы поинтересоваться, где пропали мальчишки, сын его предупредил, прижимая палец ко рту, призывая к тишине.        Окно было открыто на проветривание, оттуда доносились звуки города, убаюкивая.       Фрэнк полулежал на кровати у окна в пижаме и прижимал к себе спящего Джерарда, прикрыв плечи того одеялом.       В воскресенье утром папа вообще дал им волю: он сам устроился с газетой в беседке в Центральном парке, а мальчишек отпустил гулять, предупредив, чтобы были на месте через час и далеко не забредали.       Фрэнку хотелось обойти весь Нью-Йорк вместе со своим Джерардом. Он намечтал, что они так и сделают, когда станут постарше и переедут сюда жить. Ну, в ту уютную квартиру из маминого каталога по дизайну и интерьеру.       Но сейчас он просто крепко сжимал его руку, прижимался плечом, таял от того, как Джерард надевает на него свои перчатки (потому что Фрэнк забыл свои в отеле), прежде подышав на замёрзшие пальцы. Не хотелось думать, что они уедут после обеда — потому что всем хорошим мальчишкам нужно время, чтобы подготовиться к урокам, как сказал папа, и всё закончится. Он не мог больше обращаться в Суп, чтобы тихо выбираться из дома, да и мама была начеку, прознав про его побеги.       — Смотри, продают хот-доги и картошку! — заметил Джерард ларёк, от которого исходил манящий аромат фаст-фуда. — Если ты мёрзнешь, давай куплю тебе что-нибудь тёплое? Пакетик картошечки дольками или чай?       Фрэнк молчал, любуясь таким заботливым Джерардом.       — Эй, Фрэнки? — Джерард улыбнулся и помахал перед его лицом ладонью. — Ты чего?       — Думаю, что хотел бы сейчас сбежать с тобой и затеряться в этом городе. Он такой большой, нас бы не нашли, — сказал Фрэнк.       — Слушай, — Джерард взял его лицо в свои ладони. — Не расстраивайся. Посмотри, на твоей стороне папа, это уже пятьдесят процентов.       — Всего лишь пятьдесят.       — Пессимист, — сказал Джерард и чмокнул его в губы. — Всё будет хорошо.       Он так улыбался, смотрел своими зелёными, радостными, летними глазами, и ничего не знал про оборотней, и казалось, всё действительно так и будет.       Вечером, уже дома, мистер Айеро зашёл в комнату Фрэнка.       — Чего бы ты хотел? — спросил он.       — Мне уже не нравится вся эта оборотневая движуха. Я хочу быть обычным парнем. Да, я вырос в другой среде, но там, за воротами, мне нравится больше. Там Джерард.       — Так ведь и случилось — ты перестал превращаться?       — Мама считает, это всё физиология. Потому что мы слюньками с Джерардом обменивались, — закатил глаза Фрэнк.       — Не только. Привязанность — она на гормональном уровне. Если бы, как ты сказал, обменивался слюньками с тем, кто тебе не нравится так, как Джерард, ничего бы не вышло.       — И поэтому мама будет делать всё возможное, чтобы я с ним не встречался. С глаз долой — из сердца и гормонов вон? И слюньки с мочой выйдут.       — Не ворчи, — папа улыбнулся. — Дай маме время.