Запретное искушение

      Реджина сидела перед туалетным столиком, который стоял в её спальне. Лампочки висящие вокруг зеркала – были единственным источником света, освещавшим спальню тусклым светом. Она только что вышла из душа, одетая в белый халат. Её волосы были зачесаны назад. Сейчас Реджина наносила лосьон на кожу ног перед тем, как лечь спать. Медленно ее руки скользили вверх по икрам, а затем по бедрам.       К счастью, у Леопольда сегодня было много работы, чтобы Реджина могла побыть наедине с собой. Что означало, что она могла лечь спать раньше, чтобы Леопольд не требовал от нее исполнения супружеского долга.       Достаточно было того, что Лепольд был очень зол за ужином этим вечером. Реджина покачала головой при воспоминании о недовольном взгляде ее дочери, а также об изменении языка тела Эммы Свон.       Каким же ублюдком мог быть Леопольд. Он критиковал надежды и мечты бедной девушки в отношении её карьеры, наступая на них и разбив их, как зеркало. За исключением того, что Эмма Свон была далека от того, чтобы ее мечты были разрушены. Реджина знала эту девушку всего несколько часов, но, встретившись и получив приятную возможность немного пообщаться с ней вечером во время ужина, она с точностью могла сказать, что у Эммы был большой потенциал.       Реджина снова потянулась за лосьоном, выдавила немного на ладонь и поставила флакон обратно на туалетный столик. Свободной от лосьона рукой она отодвинула махровую ткань своего халата, ровно настолько, чтобы можно было открыть подолы, когда она посмотрела на себя в тускло освещенное зеркало. Она снова потянула за один из краев свободной рукой, достаточно, чтобы обнажить плечо, прежде чем начала плавно втирать туда лосьон, двигая рукой вверх и вниз вплоть до шеи и части бицепса.       Выдавив еще немного лосьона на ладонь, она повторила то же движение к другому плечу - ушибленному - Реджина на мгновение остановила движения, когда печальным взглядом посмотрела в зеркало на напоминание о побоях, которые она перенесла сегодня перед приездом дочери. «Ублюдок.» Подумала она про себя, задаваясь вопросом, как, черт возьми, ее жизнь могла пасть так низко?       «– Леопольд Уайт – наш ключ к надежному и обеспеченному будущему, Реджина. Подумай об этом. Из всех, к кому он мог бы проявить интерес, он выбрал тебя.»       – А что, если я не хочу выходить за него замуж? Что, если я его не люблю?       – Кто сказал, что ты должна его любить? Не говори глупостей, дорогая. Такая возможность не постучится в твою дверь во второй раз. Любовь не имеет значения. Ты делаешь это ради власти.»       Конечно, любовь не имела значения. Для её матери. Кору никогда по-настоящему не заботила любовь или сама Реджина – по крайней мере, не настолько, чтобы беспокоиться о том, каким монстром она была, заставляя свою шестнадцатилетнюю дочь выходить замуж за человека, которого она не любила и с которым не хотела быть никогда в жизни. С другой стороны, Кора была таким же монстром, как и мужчина, который теперь был её мужем.       Её мать никогда не любила её. У нее было, так называемое, чувство «жестокой любви» к ней, и Реджина хорошо знала это с тех пор, как была маленьким ребенком. С другой стороны, её отец был тем, кого она очень сильно любила. Он был хорошим, добросердечным человеком, и любил Реджину с того дня, как она родилась.       Она очень скучала по своему отцу.       Он, вероятно, перевернулся бы в могиле, если бы мог видеть, какую жизнь её мать устроила ей.       Она была бы его самым большим разочарованием.       Именно так Реджина чувствовала себя большую часть дней. Что разочаровала всех в этой жизни.       Брюнетка зашипела, нанеся прохладный лосьон на плечо, она старалась мазать плечо медленнее, чем другое. Сидя перед зеркалом на туалетном столике, Реджина слегка повернулась к свету, чтобы хорошенько рассмотреть свою лопатку, и с удивлением обнаружила, что синяк протянулся по всей лопатке.       Избиения Леопольда всегда удивляли её. Даже когда знала, что он будет её бить.       Громкий смех привлек её внимание, заставив её очнуться от своих мыслей и встать со скамейки, когда она подошла к окну своей спальни. Посмотрев вниз, на задний двор, она увидела прекрасный вид на бассейн, около которого отдыхали Одри и Эмма, игриво брызгая друг на друга, пока Одри не начала угрожающе кричать на Эмму,обещая облить её водой, затем последовал взрыв смеха, когда Эмма подняла девушку на плечо и сильно откинулась назад упав прямо в воду, вызывая еще один всплеск.       Это вызвало легкую улыбку на губах Реджины, когда она увидела, насколько счастливой казалась молодая пара, и как весело они наслаждались своим маленьким мигом счастья, особенно теперь они разделили сладкий, но страстный поцелуй между собой.       Одри была по-настоящему влюблена. И это согревало материнское сердце Реджины. Она никогда раньше лично не испытывала этого прекрасного чувства, но знала, как это выглядит. И это было именно оно.       И эта девушка Эмма, она, казалось, любила Одри и заботилась о ней достаточно, чтобы та чувствовала себя счастливой.       Что еще имело значение, кроме счастья её дочери?       – Ты все еще не спишь? Я полагал, что к этому часу ты уже будешь в постели. Обычно так ведь и происходит, – услышав голос Леопольда, когда он вошел в их спальню, Реджина почувствовала, как её маленький счастливый момент сменился грозовой тучей.       – Я не могла уснуть, – сказала Реджина, не отворачиваясь от окна. Её голос был низким.       Снаружи послышался смех, когда Леопольд снял рубашку, оставшись в простой белой футболке, в которой он всегда спал.       – Что, черт возьми, Одри там делает? – Спросил он, приближаясь к окну и становясь прямо за своей женой, достаточно близко, чтобы видеть, что происходит за окном.       – Они с Эммой наслаждаются поздним ночным купанием, – тень улыбки касается губ Реджины, произнося это.       Леопольда это не позабавило, но его глаза оставались прикованными к молодой паре внизу.       – Что ты думаешь об этой Эмме Свон? – спросил он.       Реджина пожала плечами.       – Честно говоря, я еще мало знаю её, чтобы быть уверенной, но из того, что я знаю, я думаю, что она милая девушка с блестящим будущим, которое ее ждет впереди.       – С блестящим будущим говоришь? – Леопольд издевательски ухмыльнулся.       – Она преуспевает в той сфере, которую она выбрала так же, как и наша дочь. Честно говоря, я думаю, что она подходит Одри.       – Если бы я не знал тебя Реджина, я бы решил, что ты сама в нее влюбилась.       Голос Леопольда был низким, что Реджина очень ненавидела, так как это означало, что Леопольд угрожал ей.       Реджина повернулась лицом к мужу, обнаружив, что он возвышается над ней, когда их глаза встретились.       – Теперь ты будешь сомневаться в том, что я говорю, когда ты практически спросил меня о моем мнении? И, кроме того, что плохого в том, чтобы понравиться девушке нашей дочери? Разве это не то, чего ты должен хотеть как ее отец?       – Так и есть, – Леопольд кивнул. – В этом я согласен с тобой. Одри – это то единственное, что ты сделала правильно в своей жизни, и если кто-нибудь когда-либо причинит ей боль… Я лично позабочусь о том, чтобы он встретил свою кончину.       Бровь брюнетки приподнялась.       – Да..., – Она не могла не усмехнуться иронии в его словах. – Я уверена, что для тебя было бы печально обнаружить, что Эмма или кто-то ещё, с кем она встречается, избивали ее, не так ли?       – Теперь, Реджина... – Взгляд Леопольда стал суровее. – Я советую тебе быть осторожнее с тем, что ты мне говоришь. Не смей подвергать сомнению любовь, которую я испытываю к тебе и моей дочери.       – Любовь? – Реджина хихикнула и издевательски усмехнулась. – Я очень сомневаюсь, что такой монстр, как ты, знает значение этого слова, дорогой. Особенно для Одри, – Реджина прошла мимо него, желая пробраться к своей кровати, но Леопольд грубо схватил её за запястье и сильно сдавил его.       И снова его акт насилия удивил её, потому что особенность Леопольда Уайта заключалась в том, что он был не просто жестоким человеком. Он мог напугать не только своей жестокостью, но также одним лишь взглядом.       Почувствовав его сильную хватку на своем запястье, Реджина быстро другой рукой схватила запястье своего мужа, бросив еще один быстрый взгляд в окно, как будто желая убедиться, что удивленное ворчание, вырвавшееся у нее минуту назад, не предупредило ее дочь или ее подругу о том, что происходит прямо сейчас между Леопольдом и ней. Но это только усугубило ситуацию, учитывая, что Леопольд схватил её и за другое запястье, быстро притянул её к стене рядом с окном для более приватной обстановки и отпустил одно из её запястий и грубо схватил её за горло, прижимая к стене.       Удар о стену не был таким болезненным, как его рука, сдавившая её горло, или тот факт, что его чудовищная хватка прямо сейчас сжимала её запястье.       Все, что могла сделать Реджина, это умоляюще замычать, когда её свободная рука вцепилась в руку мужчины, которую он использовал, чтобы прижать ее к стене. Она почувствовала, как другая его рука прижала её вторую руку к стене. Громкий смех снаружи становился только громче, по крайней мере, до тех пор пока голос её мужа не стал для неё единственным звуком в мире. Она ненавидела этот звук. То, как каждое слово срывалось с его губ, заставляя её чувствовать его горячее дыхание на коже своего лица. Было еще хуже, если он выпивал и злился.       Не то чтобы он был алкоголиком. Хотя Реджина хотела, чтобы он был им. Ублюдок, вероятно, был бы уже мертв, если бы это было так.       Леопольд быстро посмотрел в окно, прежде чем его темный взгляд остановился прямо на испуганных и сердитых глазах Реджины.       – Не сопротивляйся мне, – прошептал он предупреждающе, усиливая давление на её горло своей рукой, настолько сильно, что Реджина с силой попыталась оттолкнуть его.       И, как всегда, по команде – потому что даже его угрозы были приказами по отношению к ней – тело Реджины прекратило попытки бороться, за исключением побега.       – Теперь, я не думаю, что мне нужно говорить тебе, что мне не нужно, чтобы ты говорил мне, что я могу и чего не могу чувствовать. Особенно по отношению к моей собственной дочери. Потому что так получилось, что я действительно люблю Одри. Я очень люблю её, и если ты когда-нибудь снова посмеешь думать иначе, я обещаю тебе, Реджина, я убью тебя, чтобы прояснить свою точку зрения.       Его глаза были такими грозными, когда он смотрел на нее, что Реджина не могла сделать ничего другого, кроме как кивнуть. Это был не первый раз, когда он угрожал ей убить её. Реджина каким-то образом знала, что он этого не сделает, потому что, если бы он это сделал, это означало бы, что она больше не будет страдать от его пинков, или ударов, или пощечин по лицу, или быть пристегнутой ремнем до тех пор, пока кожа не будет покрыта синяками . Это означало бы, что Одри возненавидит его, если когда-нибудь узнает, что он причинил ей боль.       Это означало бы, что он останется один, без жены, а это было последнее, чего хотел такой человек, как Леопольд. Но каким-то образом, даже если бы Реджина знала, что он никогда не посмеет убить её, глубоко в её сердце и разуме всегда было сомнение, которое подсказывало ей совершенно обратное.       Как будильник, который ты никогда не сможешь отключить навсегда, сколько бы раз ты ни нажимал на чертову кнопку повтора.       – Ты все поняла, дорогая? – прошипел он прямо в лицо своей жены.       Реджина никак не могла ответить, просто кивнув головой в вынужденном согласии. Не тогда, когда рука Леопольда сжимала ее горло все крепче и крепче, пока он не услышал, как она слегка подавилась, чтобы глотнуть кислорода, за которым последовал резкий вздох, когда он, наконец, отпустил её и продолжил свою ночную рутину в их спальне, как будто то, что он только что сделал, было самой естественной вещью в мире.       Он просто позволил ей самой справиться с кашлем, даже не потрудившись повернуться в её сторону, поскольку её тело полностью опиралось на ту же стену, к которой он прижал её всего несколько минут назад.       Затем Леопольд направился в ванную, захлопнув за собой дверь. Реджина прижала руку к горлу, а затем к груди, как только смогла набрать в легкие побольше воздуха. Затем она медленно открыла глаза.       Знаете ли вы такое чувство, которое охватывает человека, когда он чувствует, что за ним наблюдают?       Именно такое чувство в тот момент сжало желудок Реджины.       Реджина посмотрела за окно и обнаружила, что бассейн пуст, а Эмма стоит рядом с ним, вытираясь полотенце. Но её действия полностью прекратились, как только она заметила Реджину через окно второго этажа. Она смотрела на нее снизу вверх!       Реджина на мгновение замерла, её внимание было сосредоточено на девушке своей дочери, которая стояла прямо внизу, подняв голову и глядя на неё, как на долбаную статую. Это наполнило брюнетку внезапным гневом. Злость на Леопольда, злость на себя, злость на Одри за то, что она привела сюда эту девушку.       «Ну и что? Даже если она что-то и видела, это ничего не значило. Ты застряла здесь» – подумала Реджина про себя, становясь еще злее.       Именно тогда Реджина взяла на себя смелость задернуть шторы на окне спальни, но перед тем она в последний раз взглянула на Эмму Свон.       – Эмма! – Эмма повернулась на звук своего имени, когда ее окликнула Одри, ее лицо блестело от капель воды. – На что ты смотришь?       – Ни на что, – улыбнулась блондинка, слегка промокая лицо полотенцем, которое дала ей Одри.       – Давай, пошли внутрь, – Одри кивнула в сторону дома.       Эмма добежала обратно до шезлонга, чтобы забрать свой телефон, прежде чем отправиться внутрь, но прежде чем сделать это, ее глаза бросили последний взгляд на окно второго этажа, увидев что шторы оставались закрытыми.       Улыбка расцвела на её губах, когда она взяла свою подругу за руку и направилась прямо в дом через заднюю дверь на ночь.       ____________________       На следующее утро все сидели за столом за завтраком. Все, кроме Леопольда, учитывая, что ему надо было рано уехать на работу и, вероятно, он вернется домой поздно. Это был один из тех дней, когда Реджина могла свободно вздохнуть.       Представьте себе это. Какая жена предпочла бы, чтобы ее мужа весь день не было дома из-за работы, вместо того чтобы с нетерпением ждать его прихода?       Она. Реджина.       Реджина жила в те дни. Ей нравилось, когда она была сама по себе дома. Или, в данном случае, она и Одри.       Она знала, что Одри ненавидела, когда её отцу приходилось работать весь день, но она понимала её. Одри тоже была не против заняться чем-то со своей матерью. Она очень скучала по ней и её знаменитым блинчикам с шоколадной крошкой.       В доме, конечно, было тихо и спокойно без Леопольда. Настолько спокойно, что Реджина удовлетворенно вздохнула, смакуя глоток апельсинового сока утром.       – Жаль, что папы нет весь день, не так ли? – нарушила Одри спокойное молчание.       – Твой отец любит свою работу, дорогая. Ты это знаешь, – сказала Реджина, спокойно откусывая кусочек от блинчика.       С его уходом стало спокойнее и тише.       – Я знаю, – нахмурилась Одри, глядя на последний кусочек завтрака на своей тарелке. – Я просто надеялась провести с ним больше времени этим летом, вот и все. Ты помнишь прошлое лето? Ему буквально пришлось улететь по работе.       Ах, да. Реджина хорошо помнила то лето. Она почти хотела улыбнуться, вспомнив то время. В последнюю минуту, когда у её мужа начался отпуск, Леопольда вызвали в командировку в Токио. На другом конце света и вдали от нее! Это было здорово.       Внезапно Реджина почувствовала вину за то, что была так счастлива, что он ушел на целый день, увидев разочарование на лице Одри.       Если бы она только знала, каким монстром становился её отец наедине со своей женой, ей не было бы так грустно.       И теперь она ненавидела себя даже за то, что думала об этом.       – Что ж, хорошо, что у тебя есть Эмма, чтобы составить тебе компанию, – она улыбнулась, надеясь, что подбодрит дочь. Это сработало. Одри мгновенно улыбнулась.       – Верно, – щеки Одри становятся розовыми, когда она играла с остатками своего завтрака, как будто что-то вспомнив…       – Одри, – Реджина посмотрела в ее сторону. – Теперь ты знаешь, я спрашиваю об этом только потому, что беспокоюсь о тебе.       – Мама, пожалуйста, не надо, – Одри хихикнула, смущенно откинув назад прядь длинных волос. Потому что кому хочется говорить о сексе со своими родителями? И в двадцать четыре года!       – У вас двоих ...? – Реджина кивнула.       – Мама, – бормочет ее дочь себе под нос, избегая взгляда матери, покраснев как помидор.       – Ты знаешь, что можешь поговорить со мной об этих вещах, не так ли?       Реджина не хотела совать нос не в свое дело. Она просто пыталась быть хорошей матерью. Это все, что она могла, раз хорошей женой у неё быть не получалось.       – Да, – улыбнулась девушка. – Я знаю, мама. И я буду говорить с тобой о чем угодно, только не об этом.       – Я просто хочу убедиться, что ты осторожна, вот и все, – Реджина пожала плечами.       Одри усмехнулась.       – Ну, тебе определенно не нужно беспокоиться о том, что я забеременею. Как всегда, так что, – она делает глоток апельсинового сока, чтобы скрыть очередной румянец, проступивший на ее шее.       – Она хороша? – это был невинный вопрос, но глаза Реджины расширились, когда она поняла, как это прозвучало, и потому, что за этим последовал громкий стук вилки её дочери, когда она опустила её на тарелку.       – Ну, если ты хочешь это выяснить, почему бы тебе не пойти и не проверить это самой? – Одри смеялась, шутила и чувствовала себя довольной, увидев, как щеки Реджины становятся пунцово-красными.       – Одри! – Реджина огрызнулась на нее. – Это не то, что я имела в виду.       – Я шучу, мам. Это называется юмором.       – Ну, у тебя извращенное чувство юмора, дорогая, – Реджина усмехнулась, качая головой.       Одри сделала последний глоток апельсинового сока, прежде чем сказала:       – Она действительно хороший человек, мама, – теперь её голос был мягким, её глаза светились нежностью, когда она говорила об Эмме. – Все шутки в сторону, Эмма любит меня. Она заботится обо мне, понимаешь? Она действительно любит. Она очень страстная, – усмешка растянула её губы, когда она сказала это. – И ты еще мало её знаешь, но она романтик, – Она игриво закатила глаза. – Кое-что, в чем я не очень разбираюсь, но, похоже, это её не беспокоит.       Реджина улыбнулась, услышав новую информацию об Эмме Свон. Она была счастлива за Одри. Она заслужила всё, чего Реджина не могла иметь в жизни. И многое другое. Это то, чего хотела бы любая мать для своих детей.       – Ты когда-нибудь... – теперь настала очередь Реджины чувствовать себя неловко, так как она хотела узнать больше об отношениях своей дочери с Эммой. То, чего она никогда не делала. – Не думала о том, чтобы сделать для неё что-нибудь романтическое взамен?       Одри пожимает плечами, пытаясь придумать романтические сценарии в голове на месте.       – Я знаю, что тебе не нужно, чтобы я говорила тебе это, Одри, но в отношениях все должно быть взаимно. Представь, какой замечательной и желанной чувствовала бы себя Эмма, если бы ты сделала для неё что-нибудь романтическое.       Это было правдой. И не то чтобы Одри никогда ничего не давала Эмме - она давала. Но если она была верна себе, она была скорее получателем, чем дающим в их отношениях. По крайней мере, когда дело касалось романтики и подарков. Чувствовала ли она себя ужасно из-за этого?       Конечно чувствовала. Хотела ли она это изменить? Конечно, она этого хотела.       – Ну, я бы хотела, чтобы она чувствовала себя желанной. Я имею в виду, очевидно, я знаю, что недостаточно сказать человеку, что ты его любишь. Ты должна ей это показать. Верно?       – Верно! – Реджина кивнула       – Я имею в виду, взять, к примеру, вас с папой, – невинно хихикает Одри. – Я уверена, что если бы он не был романтичным с тобой время от времени, ты бы подумала, что он тебе изменяет. Я, конечно, не хотела бы, чтобы Эмма так обо мне думала.       Леопольд романтик? Это было самое нелепое, что Реджина слышала в своей. Он не знал значения этого слова. Этого слова не было в его словаре.       – Я уверена, что она так о тебе не думает, Одри. Иначе её бы здесь не было.       Реджина отмахнулась от комментария своей дочери о том, что она испытывает какие-либо романтические чувства.       – Ну, учитывая твой опыт в романтике. Что бы ты посоветовала мне сделать? – интригующе спрашивает Одри.       Реджина замерла, потому что её печальная правда заключалась в том, что она не знала романтики. Лично. Она знала об этом только из того, что читала в книгах или однажды видела в фильме. Но это было очень давно. Она даже не могла вспомнить, когда в последний раз смотрела фильм. Не говоря уже о том, чтобы наслаждаться чем-либо с кем-либо, кто был заинтересован в ней.       В последний раз Леопольд осмелился на нежный жест с ней, когда у нее родилась Одри. Он был самым счастливым человеком в мире, учитывая рождение их прекрасной дочери, которое он решил отпраздновать, подарив Реджине букет цветов.       «Одри – это то единственное, что ты дала мне в своей жизни». От его слов прошлой ночью её затошнило. И как бы ей не было неприятно это слышать, или как бы Реджине не хотелось признаваться в этом самой себе – он был прав. Их дочь была единственной хорошей вещью для Реджины. Она была единственной хорошей вещью, которая вышла из этого брака.       – Мама? – Голос её дочери вырвал Реджину из ее мыслей. – Ты в порядке?       – Да. Что ж ... – Реджина привела в движение ход своих мыслей. – Почему бы не спланировать приятный вечер, которым вы могли бы насладиться вдвоем? Своди ее на экскурсию? Спланируйте пикник, – Она пожала плечами. – Сегодня такой хороший день. Ты же не хочешь провести все лето взаперти здесь, не так ли?       Одри оживилась.       – Эй! Как насчет урока верховой езды?       – О, я не знаю, – Реджина покачала головой.       – Давай, мама. Что может быть романтичнее, чем погожий денек в чистом поле?       – Одри, мы говорим о том, чтобы сделать что-то романтическое для твоей девушки. Это будет не так романтично, если ты заставишь меня научить её ездить на лошади, – брюнетка ухмыльнулась.       – Ну, давай спросим Эмму! – Взгляд Одри переместился на её подругу, которая в это момент вошла в столовую, только что приняв душ после утренней пробежки.       – Привет, – улыбнулась Эмма Одри, наклонившись, чтобы запечатлеть быстрый поцелуй на её губах в знак приветствия, прежде чем сесть рядом с ней. – Доброе утро, миссис.. Реджина, – она поправила себя.       Реджина была благодарна за это и слегка улыбнулась ей. Она задалась вопросом, видела ли Эмма что-нибудь прошлой ночью из того, что произошло в ее спальне, но не собиралась спрашивать ее об этом прямо. Особенно не перед Одри.       – Доброе утро, Эмма.       – Итак, мы с мамой поговорили, и мы думаем, что сегодня отличный день, чтобы показать тебе, как ездить на лошади, – она усмехнулась.       Эмма замерла, наливая себе стакан апельсинового сока, ее взгляд переместился на Реджину.       – Э-э... – она нервно хихикнула.       – Ну же, пожалуйста! Я обещаю тебе, это будет весело, – Одри умоляет блондинку, смотря на неё щенячьим взглядом.       – Ну, если твоя мама не против, – зеленые глаза вновь вернулись к Реджине. – Я бы не хотела вмешиваться в Ваши планы или что-то в этом роде.       – Никаких планов на сегодня. Я просто собиралась почитать книгу, но я могла бы уделить немного времени уроку, – Реджина улыбнулась.       Если это было то, чем Одри хотела заняться в течение дня, она не могла сказать "нет". Это определенно заставило бы её на некоторое время выйти из дома, и она снова могла бы ездить верхом. Она давно этого не делала.       – Итак, что ты скажешь, детка? Ты в деле? – Спрашивает Одри.       – Конечно, – блондинка пожала плечами, выдавая улыбку. – Что за черт? Хорошо.       Как Эмма могла отказаться? Несмотря на то, что она боялась лошадей.