Resident Evil (Сборник)

Крис долго, проникновенно, будто желая рассмотреть всё до мельчайших атомов, смотрит. Вескер делает это в ответ, скрестив руки, в своём привычном положении для распития алкоголя, с закинутыми на стол ногами, совершенно не сдаёт позиций, только наоборот, начинает выигрывать с каждой секундой всё быстрее. Редфилд опирается руками о стол, напрягает их, хмурится, не желая проигрывать эту схватку. Альберт сильнее. Его взгляд, мрачный, с нотками смертельности, почти что превращает в камень, а потом разбивает в пыль, которая развивается по пространству кабинета, залетая в самые отдалённые уголки, чтобы больше никогда не видеть и не помнить Оперативника. Они молчат и смотрят так друг на друга уже на протяжении пятнадцати минут, не переставая и сражаясь не на жизнь, а на смерть. Пирс вклинивается в это, впервые врываясь в их идиллию, ритуал. — Крис, ты бутылку забыл. И он им совершенно не мешает. Они продолжают, не меняя позы и выражения лиц. — Поставь на стол. Голос у Вескера загробный, даже без привычной хрипотцы, чёткий, будто сказал приказ. Почему «будто»? Это он и есть. Нивенс выгибает бровь, выполняя сказанное блондином, но не уходит, оставаясь стоять посередине, наблюдая и пытаясь понять какого чёрта происходит. — Испарись. Крис командует тоже не хуже, но его интонация намного мягче, пускай более оскорбительна. Удивлению супруга нет предела, он скрещивает руки, теперь уже вставая на сторону Вескера, прожигая возлюбленного глазами и Крис, начавший вжимать голову в плечи, проигрывает. — Что у вас случилось? Пирс наблюдает за прикуривающим сигарету Вескером, как тот уже по отработанной за года технике, выдыхает дым, сразу стряхивая пепел. — Ничего криминального, не беспокойся. Супруг Криса, который потом просто вышел стремительным шагом из кабинета блондина, совершенно не верит. Он думает, что между ними ещё что-то есть, понимает тот факт огня, который ещё горит для них, в любой момент способный дать зелёный свет на их совместные, более ужасные действия, чем распитие алкоголя. Измена. От одного этого слова становится тошно, передёргивает, а взгляд косится на Альберта, что приподняв очки, принимает вызов вибрирующего телефона. Чёткое и сухое «Да» включает ещё более официальный вид мужчины и это выбивает из головы Пирса всё остальное. Если звонят Вескеру, значит есть десять минут на то, чтобы собраться, экипироваться, зарядить оружие и оказаться у вертолёта. Блондин сбрасывает вызов, дослушав информацию, бросает окурок на землю, по привычке используя берцы, собирается уходить но слышит решительный голос. — Ты можешь помочь мне? Альберту становиться интересно, он остаётся на месте, слушая, а потом и вовсе удивляясь. В тихом омуте черти водятся, а размножаются они, оказывается, не только у Майора. Редфилд, со своими заскоками проигрывает и Вескеру в этом плане и кое-кому ещё, как оказалось. — Я не виноват, клянусь. Альберт выгибает бровь, в неизменной позиции своего кабинета. Крис помнит своё поражение, снова переводит взгляд на пол. Разбитая бутылка Мартини расстраивает своим видом ужасно, почти до слёз, вместе с запахом который расходится по помещению. — Да? В прошлый раз ты забыл. В этот разбил. Крис, когда ты пьяный свалился с этого кресла, у меня в голове чётко отпечаталось твоё обещание. О, оно было отвратным для Вескера, внутри которого всё-таки взыграло извращённое любопытство, уступая решение, в уже святом для них обоих. Выборе Алкоголя. Крис рубашку на груди порвал, крича что теперь только он будет носить выпивку на их совместные попытки спиться, потому что вкус тёмного пива, которого он выпил больше, как всегда, был для него отвратительным, а ещё Альберт отвратительный, поставка новых автоматов такая же, кофе Пирса и маленькая зарплата. Вескер позволил, разрешил. Он даже клятву дал, что в его кабинете больше не будет никаких заначек, а если Редфилд их найдёт, то они будут вылиты на блондина в ту же минуту. Альберта раздражало, ужасно бесило, что ему не дают спокойно почувствовать вкус алкоголя. Он не подсел, ему просто нравится вот так расслабляться, но перестаёт устраивать кампания, в которой этот прекрасный процесс происходит. Второй раз уже с полным отсутствием алкоголя. Запах разбитой бутылки щекочет нос и Альберт поднимается, опираясь о стол, очень медленно, опасно для жизни. Крис отступает, поднимая ладони, испытывая бесконечное чувство страха. — Бога ради, тормози, не пугай меня так. — Обосраться боишься? Вескер рычит, полный ярости, уже готовый расчленить человека напротив голыми руками. Неужели зверь воскрес из пепла, готовый мстить? — Стой! Я принесу! Дай мне десять минут! Альберт медленно обходит стол, закатывая рукава чёрной рубашки, которая вполне может впитать огромное количество крови Криса. — Уже не нужно, спасибо, от души выпил, расслабился так хорошо, что сейчас яйца отвалятся от удовольствия. Боже, Крис, какое прекрасное, дешёвое поило ты притащил, снова, а как прекрасен его вкус, я сейчас кончу, клянусь, но перед этим — Угроза Вескера, который одичал на глазах, с выпавшими волосами из стабильной укладки, с горящими глазами, с напряжёнными до максимума руками, с хрустом стекла под подошвой офицерских берц, даже с этой чудовищной смертельной атмосферой, которая заполнила Криса до верху, обрывается, его бегством. Альберт стоит, смотря на полуоткрытую дверь, секунду назад в которой был Редфилд. Поджимая губы, сжимая кулаки, мужчина остаётся один. Редфилд длительное время не попадается собутыльнику на глаза. Недели две точно. Стоит только увидеть широкую спину, обтянутую чёрной рубашкой и Крис спешит ретироваться из пространства, как можно быстрее, молясь Ктулху, Богу, Сатане, Макаронному монстру, чтобы его не засекли. Только Альберт всё видит, чувствует. У него за годы на Криса радар выработался и тот не разу не сбоил, работая точно и исправно. Они сталкиваются глубокой ночью, в коридоре. Сон у брюнета как рукой смело, зато Вескер, бодрый и до сих пор злой, сжимает в кулаке документы, спуская пальцем очки. — Какие люди. Крис, а когда мне удастся снова отхлебнуть очередной мочи с палёным спиртом? В прошлый раз вкус был так изумителен, м, я никогда не забуду этого. Давай, заскочи ко мне как-нибудь, посидим, поговорим, пропустим стаканчик. А потом я вскрою твой череп, как переспелый арбуз. Слова блондина сочаться угрозой, опасной достаточно, чтобы Редфилда почти схватила смерть, роняя и утаскивая с собой в ад, в кабинет мужчины, который вдыхает больше и становится крупнее, со своими, не спрятанными, горящими глазами. — Да когда ты успокоишься, алкаш чёртов, я же не виноват, что нормальная бутылка стоит, как восемь моих почек. Вескер выгибает бровь, разжимает несчастные документы из кулака, подходит ближе, выцепляя пальцами ворот футболки Криса, тянет, не сильно, но её хозяин наклоняется к своей угрозе для жизни, слушает злой, специально, почти интимно, приглушённый голос. — Ты имеешь потрясающую возможность приносить что-то стоящее и это совершенно не ударит по семейному бюджету, поверь. Или ты возвращаешь мне наше обеспечение алкоголем или не сможешь больше входить в мой кабинет без уважительной причины. Крис слушает, взвешивает, поднимает голову, смотря на серьёзное лицо. Альберт оттягивает одежду на себя, непозволительно сильно, в процессе своих слов сжимая её в кулак и этим действием практически прижимая Редфилда к себе, потому что если не поддаться, то брюнет вернётся в комнату без неё, в одних трусах, с зарождающимся стояком, вызывая у Нивенса много вопросов и тот ведь, докопается до истины, заряжая пистолет на пути к кабинету мужчины, который ведь стрелять начал только лучше и оружие всегда при себе держал. — Ты усрёшься, если не получишь своё, да? Гордость щемит? Вескер наклоняет ниже, учитывает разницу в росте. Рука с футболки оказывается сзади на шее, сжимая, вызывая искры по телу, которые отдаются даже в кончиках пальцев и головке члена. Дыхание мужчины горячее, опаляет шею. — Меня чувство трезвости щемит, Крис, поэтому, будь так добр, принеси через два дня что-то стоящее, желательно к десяти вечера, в мой кабинет, без забываний и своей неуклюжести. Крис выдыхает в ключицы блондина, видит их отчётливо, благодаря не мешающей рубашке. Закусывает губу изнутри, потому что понимает очень многое. Он скучал по этой грубости, все эти годы. Пирс нежный, как кожа младенца, мягкий, как новая подушка, тёплый, как нежное солнце греющее своими лучами. Вескер грубый, как наждачная бумага, стирающая в кровь только одним прикосновением, твёрдый, как самая огромная гора, горячий, как расплавленный титан. А ещё, если Альберт сожмёт чуть сильнее, то Крис кончит. — П-понял.. Смешок над ухом почти бросает в дрожь, как перед оргазмом и Редфилд, держащий руки по швам, сжимает кулаки, впиваясь ногтями в кожу, вполне вероятно до крови. — Не разочаруй меня, Крис. Говорит это, зная, что нужно лишь подтолкнуть, помочь, именно хочет увидеть, почувствовать, впитать в себя и вены, как Редфилд кончит, просит достойного зрелища. Это сопровождается буквально небольшим прикладыванием силы пальцев. Чувствует чужой, напряжённый член, утыкающийся в бедро, оставляя пятно на ткани чёрных штанов, дёргает ногой, ухмыляясь. И Крис кончает. В тот самый момент, когда мужчина грубо отталкивает его в сторону, уходя по направлению к своему кабинету, умышленно забывая смятые бумаги на полу коридора. Он видит, знает, чувствует тоже самое. Когда шаги удаляются, Редфилд падает на колени, соприкасаясь вспотевшим лбом с полом, чувствуя отрезвляющую боль. Мужчины в кабинете нет. Нет на этаже, в множестве лабораторий. Нет на базе в принципе, хотя никаких выездов не планировалось. Он стоит с бутылкой хорошего коньяка у закрытой двери, хлопая глазами. Пирс удивляется возвращению мужа, у которого лицо разочаровано до такой степени, что тот жалеет трезвого, поглаживая по голове, но радуясь, что у собутыльника, во время опытов, произошёл эксцесс и теперь его не будет на месте, может недели две. Да недели достаточно будет. Их плану это не помешает. В течении двух с половиной недель, делается очень многое. Например полностью перебирается оружейная и медицинский отсек, отмечается, какие модели оружия не нужны, не эффективны, какая экипировка требует доработки, сколько медикаментов нужно докупить, чтобы вылечить если не всю галактику, то планету точно. Для утверждения последнего требуется подпись руководителя. Крис видит размашистую, знакомую подпись, понимая, что Вескер вернулся. Проблема в том, что бутылки коньяка нет, она была распита с Пирсом, который после втрахивался в кровать, стол, пол, стены в ужасно грубом порядке, как хотел бы сам брюнет. Стоит отметить, что Нивенсу такое не понравилось. Альберт зато, наверняка оценил бы, своей привычной ухмылкой, говорящей всегда куда больше, чем он сам, взглядом, пожирающим и удовлетворённым. Редфилду становится плевать, что он войдёт вечером, в кабинет блондина, без спиртного в руках, но убедиться в его присутствии на базе, просто необходимо. Отговорка придумывается моментально и Крис прокручивает её ещё несколько раз, пока открывает дверь кабинета, конечно без стука, встаёт как вкопанный. На столе Альберта стоял графин, пустая рюмка, а вторую он держал зажатой между пальцев, наполненную на половину, внимательно изучая. Содержимое было прозрачным и с резким запахом. Ох защипет же в этих глазах. Крис за два шага преодолевает расстояние, сжимая кулаки. — Сука, так ты бухаешь, ещё и без меня! Вескер поднимает глаза на оперативника, ставит рюмку рядом со стеклянными товарищами, складывая руки в замок. — Ты дурак или идиот? Брюнет взрывается, собираясь действовать неосмотрительно, но бунт в нём присикается за три секунды, когда он оказывается прижат к столу, в захвате, заломе рук, пока в задницу, ещё ничего не упирается, но если потереться, может повезёт. — Это, чистый спирт, Редфилд, а я, трезв как стекло. Ты действительно подумал, что я буду пить такое? Вескер прижимается всем телом, слышна это ухмылка на его лице. Крис держится. Старается фильтровать мысли и желания. — Да я вообще документы отдать пришёл, чего ты сразу так? Альберт выгибает бровь, свободной рукой снимает очки, а потом сжимает ягодицу оперативника, который начинает медленно плыть, растекаться по поверхности стола, полностью прижимаемый крупным блондином. Его руки, закованные в чёрные перчатки, сильные, под ними хочется находиться целую вечность, чувствуя эту извращённую, садистскую грубость, от которой становиться потрясающе хорошо. — Что-то я их не вижу, Крис. Названный сглатывает, теряя самообладание и остатки разума, почти стонет от этой грубости, понимает, что в штанах опять железобетонный стояк, а эта Вескеровская интонация, как всегда выводит бортовой компьютер бойца, в качестве мозгов, из строя и делает это, сука, очень оперативно, как вирус. — Забыл. Редфилду требуется собрать очень много сил, чтобы сказать это, а не начать умолять. Тяжелый вздох, словно брюнет сильно провинился, как-то на пару секунд разрушает атмосферу, а потом уже не на пару, потому что мужчина отпускает, отходит, убирая волосы назад, переводя взгляд на вошедго, совершенно неожиданно. Для Криса. — Ты чувство верности забыл. Альберт скрещивает руки, опирается спиной о шкаф, приветственно кивая Пирсу, который за ворот поднимает супруга, с очень специфичной грубостью. Оперативник выдыхает, почти с рыком, хмурится. — Если ты до сих любишь и хочешь его, то мог бы просто сказать. Щелчок зажигалки за спиной замечается не сразу, как и дым, медленно распространяемый по комнате. Вескер потрясающе спокоен. Сука, он скооперировался с Нивенсом. — Мне кажется, что плохого мальчика стоит качественно наказать. Что скажешь, Пирс? Последний ухмыляется, причём с тем же подтекстом, что и Альберт, который со спины укладывает голову, с сигаретой в зубах, на чужое плечо, руками разрывая рубашку оперативника. — Ты прав. Он твой. Крис в ауте, смотрит, как супруг оставляет на чужом столе кольцо, а после уходит. Что? Вескер выдыхает, празднуя победу внутри себя, снова с силой прижимая брюнета туда, где он был пару минут назад, изнывая от желания. Вот теперь отчётливо чувствуется чужое возбуждение, вместе с горечью сигарет в поцелуе, а кровь из покусываемых с силой губ даёт совершенно другой вкус и ведь не знаешь, как к нему относится. Блять. Приходиться отдать Альберту очередное должное. За всё время, как они расстались и пока тот не спелся с Нивенсом в этом потрясающем плане, он ни разу не пытался как-то трахнуть Криса. Избивал, плевался ядом, но не касался его в этом самом смысле, даже подтексте. Но теперь не ограничивал себя, покусывая, сжимая, проводя языком по очередному шраму. Вескер теряет весь свой контроль с долгим, гортанным рыком на ухо. Он мучительно медленно ведёт пальцами по спине, пока Редфилд боится даже пошевелиться, вдохнуть. Нужно оттолкнуть этого маньяка. Догнать Пирса, поговорить. Но страх и предвкушение, это издевательство, просто не даёт сделать вообще ничего. Вескер трётся своим возбуждением он натянутые штаны, ягодицы Криса, попутно расстёгивая свою рубашку, сбрасывая её с тела. Жар чужой кожи ощущается просто на потрясающем уровне и оперативник не сдерживает стона, кусая губы и признавая своё поражение. Снова. — Я оттрахаю тебя так, как никогда раньше не трахал. Крис, у тебя есть последний шанс уйти, помириться с ним. Он ведь любит тебя, выслушает, вы обязательно придёте к решению, вместе, прошедшие так много, сражаясь бок о бок. Но оставшись здесь ты снова станешь моим. Навсегда. Я посажу тебя на цепь, надену намордник, буду вбиваться в твоё тело, пока ты будешь кричать. И никто, поверь мне, не придёт к тебе на помощь. Если буду в плохом настроении, оставлю множество укусов и ран. Если буду в хорошем, то похвалю тебя. Давай, Крис, поднимайся, иди к нему. Вескер говорит это, гипнотизирует, проводя сильным руками по телу, даёт возможность почувствовать кожей своё тело, напряжённое, невыносимо горячее. Он прав. Это часть их плана. Если Редфилд поднимется сейчас, то не потеряет Пирса. Но дав Альберту, выдав ему хоть часть нежелания уходить, то Вескер будет беспощаден. Он Амбициозен, Горд, педантичен, мстителен и жесток. А ещё очень возбуждён. Трезв и возбуждён, поднимаясь, опираясь руками о поверхность стола. Его руки в перчатках напряженны, вены вздулись. Они дают ему шанс. Ни Вескер, Ни Пирс не исчезнут из жизни Редфилда так легко. Будут рядом, постоянным напоминанием того, кем на самом деле является брюнет. Альберт достаёт из шкафа бутылку со спиртным, выливает немного на спину Криса, слизывая, с чувством, своим горячим и мокрым языком. Контраст холодной жидкости и горячего языка очень сильно отдаётся в теле множеством разрядов, вызывая стон и сжимаемый кулак. Вескер начинает отчёт, считая до семнадцати, столько лет он не трахал Криса, с привычной грубостью, которая так ему нравится. — Семнадцать. Альберт делает глубокий вдох, не знает, на самом деле, какой будет результат, но что-то ему подсказывает каким будет итог после «Ноль», всё-таки, питает к этому надежду, которая то угасает, то снова загораясь, как ориентир, заставляя сдерживать себя, зная, что брюнет непредсказуем. — Шестнадцать. Ему нравится держать это сильное, крепкое тело в своих руках, но сжимать, впиваясь пальцами в кожу, нравится ещё больше. — Пятнадцать. У блондина перехватывает дыхание, он закусывает губу, откидывает голову, потираясь возбужденной плотью, всё равно получает удовольствие через слои одежды. — Четырнадцать. Его голос ровный, но в паузах он рычит, через перчатки, почти царапая кожу. — Тринадцать. Ему начинает сносить крышу, хочется послать эти остатки времени на принятие решения Крисом и просто войти в него, начать втрахивать в стол долго, грубо, глубоко, как он любит. — Двенадцать. У самого Редфилда голова мутная, он пытается начать думать, но его выключенный Вескером мозг, просто не делает этого, не в состоянии. — Одиннадцать. Да что тут, блять, думать вообще? — Десять. Времени остаётся всё меньше, пьяный взгляд трезвого брюнета, чьё тело в руках блондина, сжимают с чувством обладания, падает на кольцо, оставленное супругом. — Девять. У Вескера кончается терпение. — Восемь. Его голос отдаёт всё более опасными нотками и голова начинает предательски гулять в разные стороны, опьяняемая этим, ещё больше, сбивая с направления верной мысли, единственной правильной в такой отвратительной ситуации, что выжигает непонятное клеймо на коже, а нет, это Вескер кусает в плечо. — Семь. Крис выдыхает, потом опять, сглатывает, сжимая кулаки. — Шесть. Давай, тебе просто нужно встать и Альберт отступит, не будет больше касаться тебя, никогда больше не сделает ничего больше. — Пять. Боже, пожалуйста, думай в другом ключе, не о дьяволе за спиной, что сжимает зубы, желая вцепиться ими в кожу уже до крови, оставляя собственнические метки, просто не думай, что может быть дальше с этим жестоким манипулятором, при принятии логичного, нужного, ожидаемого решения. — Четыре. Возможно уйдёт из BSAA, оставляя своё место, а ведь чёрт знает, какой недомерок, займёт его место. — Три. Пирс стоит за стенкой, скрестив руки, ожидая, пока всё решится. — Два. Вескер выполняет их план, который сам и разработал, неукоснительно, даёт Крису этот шанс, но если последний провалиться, то брюнет, чувства к которому горят огнём сейчас, навсегда будет принадлежать дьяволу, что редко снимает свои чёрные очки, а Пирс не сможет ничего сделать, потому что это особое условие Альберта, чтобы воплотить в жизнь план, который наконец-то позволит до конца разобраться во всём этом дерьме, что с разной скоростью течёт вот уже столько времени, уничтожая их всех троих. — Один. Больше всего это сказалось на Вескере, у которого перехватывает дыхание, пока он прикладывает всё больше силы, удерживая Криса в своих руках, вжимаясь пахом в тело. — Ноль. А тот и не пытается вырваться. — Ты мой, Крис. Нивенс скатывается по стенке, не желая слышать, как Вескер смеётся, опьянённый этим, как звенит пряжка дорогого ремня, как Крис стонет через пару минут, скрип стола и гортанный, удовлетворённый рык, совершенно не человеческий, звериный, голодный по мясу, чей вкус не ощущался так долго, но был таким желанным все эти годы. Альберт сдерживает своё обещание, разрушая их семейную идиллию, при виде которой ему всегда хотелось саркастично растаять. — Давай, Крис, он же там, за дверью! Вескер издевается просто потрясающим способом уничтожая Пирса. Лучше бы он в лицо ему заявил, что теперь Редфилд его, после этой долгой и дурацкой игры в одни ворота. Даже удар был бы более милосердным со стороны блондина. — Ты мой, на весь остаток своей жалкой, проститутской жизни! Заткнись, Вескер, хватит так открыто праздновать победу, я понял, боже, убейте меня прямо сейчас. Стоны Редфилда разрывают голову, буквально срубают её огромным топором, а направляют их руки блондина, затянутые в перчатки, что дрочат брюнету быстро, сильно сжимая член. Звон кольца, ударившегося о стену, вылетевшего метким броском из кабинета, выбивает, на секунду отвлекает от этого, а после уничтожает, почти заставляя закричать в агонии. «Ты забыл, недомерок.» Это хуже всяких слов. Альберт ходит по лаборатории счастливый, довольный, убрав руки в карманы чёрного плаща. Его жилет, кожаный, специально расстёгнут чуть ниже ключиц, демонстрирует всем, что на его шее есть царапины и все знают, кто их оставил. Нивенс сталкивается с ним в коридоре. Два взгляда направлены друг на друга. Один злой, другой надменный. Гордый сукин сын. Выигравший сукин сын. — Плохо выглядишь. Я думаю, что ты нуждаешься в моём особом внимании. Пирс, потерявший способность нормально есть и спать, действительно выглядел достаточно специфично. Он даже бриться перестал, спасибо, что хотя бы не воняло. Зато Вескер буквально бросался в него желчью. За это уже не благодарят. — Тебе думать нельзя. Блондин пожимает плечами. Ему нет интереса до чужого мнения, но наблюдать за таким зрелищем чудовищно приятно. — Ты злишься, я понимаю, прекрасно понимаю. Ты любишь его, он дорог тебе. Ведь кто мы, блять такие, без близких людей? Но, Пирс, тебе пора смириться. Вескер наклоняется, кладёт руку на плечо, говорит это, отравляя остатки разума. Он прав. Проблема только в том, что смириться не получится никогда. Но, в отличии от Альберта, Нивенс не так мстителен. Крис сделал свой выбор. Он выбрал зверя, что сожрёт его полностью.