dum spiro spero

            Именно Юна настояла на том, что им следует устроить вечеринку. Не обычную, – в их с Рюджин маленькой комнате, – а настоящую: с алкоголем и кучей людей. Черён, к удивлению всей команды, её поддержала, а Джису даже нашла место – чистый берег озера, который не просматривался со стороны лагеря.       – Смело с вашей стороны думать, что Бюли не узнает о вашей вечеринке, – пожала плечами Рюджин.       – Думаешь, она будет против?       – Нет, но завтра, если мы опоздаем хотя бы на минуту, она заставит всех бегать на час дольше.       – Но у нас же праздник, – возразила Джису, обнимая руку Юну.       – Мы просто обыграли команду мальчиков.       – И увиделись с родителями!       – Для этого мне придётся умереть, – сказала Рюджин так равнодушно, словно это совершенно не имело значения. – Мне нравится идея вечеринки, но я вас предупредила. Бюли нас не прервёт, но и поблажек делать не будет. Она заставит вас пробежать кросс, даже если вы будете умирать от похмелья.       – Тогда мы просто не будем пить, – ответила Черён. – Ладно, что нам нужно для вечеринки?       Йеджи потратила почти полчаса на то, чтобы заплести волосы в косы и собрать их в пару высоких хвостов. Белый топ идеально сидел на теле, открывая пресс и сильные руки. Ещё раз придирчиво осмотрев себя в зеркале, Хван с удовольствием отметила, что наконец-то загорела. Приятный светло-карамельный тон кожи красиво контрастировал с топом и потёртыми светло-голубыми бойфрендами.       Черён и Юна принесли на поляну найденный в одном из корпусов бумбокс. Джису смогла достать несколько кассет с хитами 70-80-ых, а кто-то из девочек раздобыл алкоголь. Конечно, Тони наверняка назвал эту вечеринку жалкой, потому что здесь не было ни дорогого спиртного, ни кучи закусок, ни современной музыки, которую он так любил, но Йеджи здесь действительно нравилось. Она чувствовала себя своей. Её окружали те, кто понимал её любовь и восторг от футбола. Здесь Йеджи не нужно было делать вид, что ей нравятся разговоры Тони о машинах или бейсболе. Никто бы не осудил её, если бы она сказала, что ей вообще плевать на бейсбол.       Её сердце замерло, когда Рюджин появилась на поляне. Заправленная в чёрные джинсы такого же цвета рубашка красиво обтягивала её тело, выделяя сильные плечи. Её татуировка, – мазки чёрной краски, – сбегали ниже закатанных до локтей рукавов, к запястью и началу ладони. Две первых пуговицы были расстёгнуты, и взгляд Йеджи зацепился за выпирающие ключицы.       «Просто чертовски красивая девушка», – подумала Хван, прикусив нижнюю губу, чтобы отвлечься от наглого изучения Рюджин.       – Кого из нас ты пытаешься соблазнить, Шин? – Рассмеялась Черён, слабо толкая её в плечо.       – Просто хочу выглядеть красиво.       – О, наконец-то узнала, что мятая одежда и грязь вышли из моды? Горжусь тобой!       – Ты просто завидуешь, – отмахнулась Рюджин.       Тепло подступило к щекам Йеджи, когда она поняла, что Шин смотрит на неё, улыбаясь одной половиной губ. Хван никогда не задумывалась, могут ли ей нравится девушки. Да, она всегда считала их привлекательными и искренне удивлялась, когда кто-нибудь из её знакомых называл другую девушку «уродливой». Обычно Йеджи требовалось всего несколько секунд, чтобы найти в ней привлекательные черты, будь то щербинка между зубов или густые чёрные кудри. Все девушки были для неё прекрасными, словно древнегреческие богини, но даже на их фоне Рюджин смогла выделиться. Идеальный овал лица, большие, круглые глаза, – чёрные, словно Лавкрафтовская Бездна, – пухлые губы. Не говоря уже об идеальных мышцах.       – Эй, красавица, – усмехнулась Шин, устраиваясь рядом с Йеджи. На фоне играла Донна Саммер, и Рюджин как кошка мурлыкала в такт песне. – Есть планы на вечер?       – «Сегодня вечером я ищу какую-нибудь малышку погорячее», – сказала Йеджи, подпевая словам песни.       – Только это? Тогда считай, что ты уже нашла.       – Так самоуверенно.       – Обычно девушек это привлекает, – пожала плечами Рюджин. Аккуратная грудь, обтянутая чёрной тканью, то опускалась, то поднималась, и Йеджи внезапно поймала себя на мысли, что не может (и не хочет) отрывать взгляд. – Им почему-то всегда нравятся наглые.       – Ты считаешь себя наглой?       – А ты думаешь, что это не так? – От усмешки на её губах к щекам Йеджи снова подступило тепло.       – Мне кажется, что тебе больше нравится быть милой.       – Или, может быть, тебе больше нравится, когда я веду себя мило?       – Может быть, – ответила Йеджи.       – Но итог всё равно один – я тебе нравлюсь.       Хван рассмеялась. Атмосфера перестала казаться наэлектризованной. Оставалось только приятное ощущение комфорта. В последний раз она чувствовала себя так полгода назад, когда папа в последний раз отвёз её в школу и крепко обнял на прощание.       – Хочешь выпить? – Спросила Йеджи, протягивая Рюджин бутылку пива.       – Я вроде как пообещала Че завязать с этим. Знаешь, мне вообще нельзя пить. В этом плане у меня просто отвратительные гены.       – Кто-то из твоих родителей… нет, прости, это неправильно…       – Всё в порядке, – отмахнулась Шин, делая глоток вишнёвого сока. – Папа.       – Но… я думала…       – Что он хороший человек? Да, но одно другому не мешает. За полгода до смерти он сильно запил. Не то, чтобы он был со мной груб, – нет, он никогда бы такого себе не позволил, – просто мне не нравилось видеть его таким… не знаю, как описать. Уставшим… потерянным… таким слабым… – она сделала ещё один глоток. Одна ярко-красная капля скользнула с уголка губ, и Йеджи, не успев даже подумать о том, что делает, осторожно стёрла её большим пальцем. Улыбнувшись, Рюджин взяла её руку в свою. – Вот поэтому я и ненавижу родительские дни. Всегда так грустно смотреть на эти счастливые лица и хочется кому-нибудь об этом рассказать, но, кажется, будто так ты испортишь им праздник. Я бы хотела, чтобы мои родители хотя бы раз увидели, как я играю.       – Ты сказала мне, что, даже если моего отца нет со мной физически, то он всегда здесь, – она положила руку на грудную клетку Рюджин, а потом поднялась выше, ко лбу. – И здесь. Твои родители тоже здесь, с тобой, и они гордятся такой дочерью, как ты.       – Нечем гордиться, Йеджи. У меня были проблемы, и даже сейчас некоторые из них дают о себе знать. Мама и папа заслуживали большего, чем такая дочь, как я. Моя мама… она была героем. Она умерла как герой, а я просто растаптываю все её заслуги, – она крепче сжала руку Йеджи, прежде чем отпустить её. Губы растянулись в грустной улыбке, которая почти сразу исчезла. – И я становлюсь грустной занудой, даже если не пью. Что может быть хуже?       – Эй… я… я не знаю, что случилось с твоими родителями, но уверена, что они были бы счастливы увидеть, какой стала их дочь. Ты крутая, Рюджин. И ты очень красивая, и играешь в футбол круче, чем все, кого я знаю. Ты потрясающая.       – Ты просто пытаешься меня успокоить, но спасибо, я ценю это.       Йеджи подняла голову, проводя рукой по зачёсанным назад синим волосам. Жар залил лицо, наполняя грудь странным ощущением тяжести. Хотелось прижать Рюджин к себе, зарыться в её волосы носом и полной грудью вдохнуть её аромат: приятный мускатный орех и пьянящий сандал с лёгкими нотками цитруса. Все танцевали и Йеджи потянула Рюджин за собой прямо в толпу, но та покачала головой.       – Не веди себя со мной так, пожалуйста, – попросила Шин.       – Как «так»?       – Мило или… не знаю, как вы, гетеро-девочки, такое называете. Просто так, как ведёшь себя сейчас.       – Как друг? – Нахмурилась Йеджи.       – Если ты это так называешь, – кивнула Рюджин.       – Что-то не так?       – Нет… не знаю. Наверное, мне стоит уйти. Не опоздай на завтрашнюю тренировку, ладно?       – Д-да…