Лето перед концом света

      Харрингтону была нужна компания и кто-то для простых команд вроде «принеси-подай», а не полноценный мастер-компаньон, поэтому справиться с задачей оказалось не сложно. Лукас более увлеченно действительно помогал Стиву. Болтали о разном, с разбросом от Векны до итогов бейсбольного матча, которые их троих не особо интересовали. Майк то и дело мысленно возвращался к Уиллу, задаваясь обычными вопросами. Как он доехал? Чем занят? Скучает? Рассказал ли Крис, как теперь они снова близки? Снятся ли ему кошмары там или это только для Хоукинса? Хотел бы он не возвращаться никогда несмотря на то, что вся его семья и он, Майк, все еще здесь?       Конечно, их разговор рано или поздно коснулся бы самой животрепещущей темы: Дастин и Эрика. Сам Хендерсон должен был присоединиться к ним после смены в прачечной, и Майк понимал, почему Стиву так хотелось расспросить Лукаса до его прихода. Ощущая себя распоследним сплетником (а ведь всегда ставил это качество девчонкам в вину!), он прислушивался к разговору и даже вставлял свои десять центов. Интересно, когда у Холли появится парень, он сам будет вести себя так же, как Лукас? Оставалось надеяться, что у него есть в запасе еще лет семь, чтобы об этом поразмыслить. Что у них всех вообще будет все то, что может случиться через семь лет. Что все банально доживут.       Лукас, раздраженный расспросами, решил перевести тему весьма неожиданным образом:       — Майк, неожиданно, что ты здесь с нами, — бросил он, словно бы пытаясь поддеть. С чего бы это?       — Стив позвал меня, — недоуменно ответил Майк. — У меня нет причин ему отказывать.       — Я просто удивлен, что ты отлип от Уилла, — пожал плечами Лукас, словно озвучивая что-то очень очевидное.       Майку очень не понравилось это грубое «отлип». Что-то в подборе именно этого слова было не так. «Я думал, что ты все свободное время проводишь с Уиллом», — смысл фразы тот же, но звучала бы она совсем иначе. Так словно над ним дружески подтрунивали, а не обвиняли в не пойми чем. От услышанного стало неприятно, но Майк старался не показывать, что его задело. Вряд ли Лукас сказал это со зла.       — Уилл уехал к Крис на выходные.       — Конечно, был бы ты здесь, если бы он не уехал…       — Лукас, я не понимаю, — Майк отложил на верстак разводной ключ, который крутил в руках, и встал в защитную позу, словно отгораживаясь от любых ещё не прозвучавших обвинений. — Мы наверстываем упущенное. Я столько дров наломал, мне нужно завоевать его доверие снова.       — Ну ты сил не жалеешь, — хмыкнул Лукас и обернулся. Он улыбался, поэтому Майк позволил себе чуть расслабиться, ощущая, что на него не нападают. — Не боишься, что он поймет твое усердие немного не верно?       — Что ты имеешь в виду?       — Ты что, сам не понимаешь? — он сделал «страшные» глаза, как будто говорил о чем-то настолько же очевидном, как то, что солнце встает на востоке.       — Я тоже не понимаю, — подал голос Стив, выкатываясь из-под машины на стареньком ремонтном лежаке.       — Уилл по мальчикам, а Майк с ним в открытую флиртует!       — Я не флиртую с ним!       — Он сам тебе это сказал?       Голоса Стива и Майка прозвучали одновременно, заставив их переглянуться. Харрингтон задал очень правильный вопрос, ответ на который был известен наверняка — Лукасу Уилл ничего не говорил, тот озвучивал лишь собственные догадки. Вот только Майк теперь знал это наверняка, поэтому не мог даже отрицать, но и подтверждать не имел права.       Хмурое лицо Стива почти пугало. То, как легко и каким тоном Лукас выпалил эту информацию ясно сообщало, что у него не было с этим проблем, но вот вопрос и выражение лица Стива, а также большой гаечный ключ в его руке, напрягали.       — Он мне ничего не говорил, но по нему же видно.       Стив поднялся. Тревога усилилась и Майк почувствовал, как край верстака впивается ему в спину от того, что он невольно отшатнулся.       — Не нужно так говорить о нем, если он сам не сказал тебе, — голос Стива звучал спокойно, а сам он вытирал замасленные руки видавшей виды тряпкой. — Даже если ты прав, даже если уверен на сотню процентов. Пока он сам тебе не сказал, ты просто не имеешь права говорить об этом, как о всем известном факте. Это не вежливо или что-то типа того.       — Ты считаешь это оскорблением? — резко спросил Майк, подозревая, к чему ведет этот разговор.       — Что? — удивился Стив. — Нет, конечно, нет. Я говорю это к тому, что даже если это действительно так, и малыш-Байерс гей, только он один имеет право сообщать эту информацию о себе, и только тем, кому сочтет нужным.       Майк так удивился верности сказанного, что испустил слишком тяжелый вздох. Он старался не смотреть на Лукаса, чтобы взглядом не выдать, что тот прав и невольно восхищался странной мудростью Стива, нашедшего такие правильные в этой ситуации слова.       — Почему ты вообще в этом разбираешься? — удивленно спросил Лукас.       — У меня есть близкая подруга-лесбиянка, которая меня просвещает. Давайте закроем эту тему и закончим уже с машиной. Хочу пива!       Когда они расположились в гостиной с подошедшим Дастином, вечер пролетел молниеносно. Майку не нравилась идея, что Лукас сядет за руль после бутылки пива, пусть он и выпил ее в самом начале вечера, зная, что ему предстоит развозить друзей по домам. Он сам бы и средь бела дня не решился на подобное, а уж в тьме вечера и подавно. Впрочем, машина двигалась нормально и аккуратно. Лукас не казался пьяным, а сам Майк чувствовал приятный хмель в голове, оттого его и удалось застать врасплох:       — Я понимаю, что Стив прав, — начал друг, смотря на дорогу, — но ты все равно не перебарщивай. Подобные переживания могут сделать его легкой мишенью для Векны, сам понимаешь.       — Подобные переживания?       — Да. Если он будет безответно влюблен в тебя или что-то в этом роде.       — Чушь! — бросил Майк недовольно.       — Может и чушь, — легко согласился Лукас. — Просто я не хочу, чтобы следующей жертвой стал Уилл. Никто из нас, конечно, но на его долю и так слишком много выпало.       — Возможно, это прозвучит очень самодовольно, но сейчас, со мной, он куда менее уязвим, чем еще полгода назад, накуриваясь втихаря и ни с кем не общаясь, — упрямо заметил Майк.       — Знаешь, не обижайся, но когда нам было лет десять, я всерьез думал, что это ты в него влюблен, — внезапно разоткровенничался Лукас с улыбкой, игнорируя его слова. Видимо, пиво, пусть и одно, все же давало о себе знать.       — В десять у меня на уме было что-то кроме D&D и Аркады? Сомневаюсь.       — Знаю, — кивнул он. — Просто когда я узнал, что гомосексуалы существуют, почему-то сразу про тебя подумал. Без обид.       — Нас квирами дразнили с начальной школы, — всплеснул руками Майк, почти сразу складывая их на груди. Он сам не понимал, к какой части реплики относилась эта констатация факта.       — Тебя же не задели мои слова, да? Я ничего плохого не имел ввиду.       — Почему я должен обижаться? — недоуменно спросил Майк. — Мы же знаем, что я не гей. И это вообще не должно считаться оскорблением.       — Я думал, что вы с Уиллом не общаетесь, потому что он что-то тебе сказал об этом, — уже на подъездной дорожке у дома Уилеров сказал Лукас.       — И ты даже не попытался вправить мне мозги?       — Мы не слишком много разговаривали. Все вчетвером. У каждого были свои дела.       Дела. Так одновременно изящно и вместе с тем прозаично, Лукас назвал скорбь, боль, страх. Оказывается, все все понимали, каждый из них вел свою борьбу внутри, уделяя минимальное внимание внешнему. Кажется, сейчас все налаживалось, они возвращались в странное подобие нормы после всего произошедшего. Только не этого ли ждал Векна? Правда, по мнению Майка, нападать на них следовало, пока они поодиночке варились каждый в своих переживаниях и тревогах.       Он оставался в хорошем расположении духа после выпитого, и пусть разговор с Лукасом что-то в нем растревожил, та часть вечера, что он провел с мамой на кухне, слоняясь, пьяно шутя и повторяя: «Мама, мне семнадцать, я могу немного выпить с друзьями» лишь укрепила его настроение. Впрочем, Майк старался не попадаться на глаза отцу, чтобы не слушать его нотации о своем поведении.       Уже в комнате Майк понял, что сна ни в одном глазу и потянулся за книгой с птицей на обложке, что лежала на столе. Он открыл ее на случайной странице, пробегая глазами по строчкам, отметил, что вряд ли взялся бы читать что-то подобное сам. Его литературные предпочтения обычно складывались из рекомендаций друзей и особо удачных романов из школьной программы, а он и посещал углубленный английский вместе с Лукасом и Уиллом, когда Дастин и Эл ходили на базовый. У Майка не было опыта выбора книги для чтения. Как это вообще должно происходить? На какие критерии люди опирались? Обложка? Знакомый автор? Захватывающая аннотация?       Вкусы Уилла в литературе были хорошо знакомы с тех пор, как они оба научились читать. Ему он доверял в этом вопросе больше остальных, всегда читая что-то по его рекомендации. Раньше круг их интересов ограничивался фэнтези разной степени магичности, жестокости и видовой разнообразности. Сейчас, много времени проводя в комнате Уилла, нельзя было не обратить внимание на более классические вещи, на фантастику (не Крис ли руку приложила?) и антиутопии, теснящиеся на полках.       Открывая томик на первой странице, едва зацепив взглядом первое предложение про золотые блики молодого солнца, оказалось, что читать вдумчиво, как бы ему хотелось с этой важной для Уилла книгой, он, в силу опьянения, не мог. Однако, выпускать книжицу из рук не хотелось, и Майк наугад открыл случайную страницу.       Он говорил об очень простых вещах: о том, что чайка имеет право летать, что она свободна по самой своей природе и ничто не должно стеснять её свободу, никакие обычаи, предрассудки и запреты.       Предрассудки. Не с ними ли он столкнулся сегодня? Или Лукас действительно просто беспокоился за Уилла?       Что если Майк правда перегибает? Контраргумент этому подозрительному предположению нашелся сразу: они так вели себя всегда. Все их детство. Н-да, часть из которого Лукас думал, что Майк в Уилла влюблен, о чем говорил сегодня так легко и просто, периодически извиняясь. Словно любовь к Уиллу — любая! — могла кого-то оскорбить. Правда Майк все же решил не перегибать палку с тактильностью. Он, конечно, очень сомневался, что Уилл может как-то неверно истолковать его поведение, но все же, памятуя о словах Лукаса про Векну, решил не рисковать.       Закрались мысли о чем-то телесном снова. Вспомнил тот период, когда сильно откликался физически и на поцелуи, и на мысли, и на совершенно безобидные вещи. Конечно, сначала горькая разлука с девушкой и лучшим другом, общее тоскливое состояние, а затем напряженная борьба со злом притупили его либидо. Теперь стало любопытно, как переживал подобные «прелести» полового созревания Уилл: что чувствовал в раздевалке после физкультуры, находил ли кого-то из одноклассников привлекательным, пялился ли. Впрочем, это же Уилл! Наверняка прятал глаза или специально задерживался в спортивном зале, помогая тренеру собрать инвентарь, чтобы большая часть учеников уже переоделась.       Чтобы мысли уж совсем не утекли не в то русло, Майк снова раскрыл книгу на первой странице, углубляясь в чтение.       Припозднившись к завтраку, Майк застал за столом только старшую сестру. Он заметил, что Нэнси словно немного исчезла из поля зрения. Скоро ей предстояло возвращаться на учебу, и в любых других обстоятельствах сестра все свободное время проводила бы с семьей, но сейчас Майк даже не мог ответить на вопрос, где именно она пропадала. Робин должна была вернуться на остаток лета, и пусть их с Нэнси сложно было назвать подругами в полном смысле этого слова, они определенно ладили после всего пережитого.       — Ты занята сегодня? — бросил Майк, поливая кленовым сиропом блинчики, и подавляя зевок.       Она вскинула голову так, словно бы не замечала его присутствия за столом. Хоть она и была причесана, и накрашена, круги под глазами выделялись на светлой коже.       — А что?       — Может, возьмем Холли и съездим втроем в Индианаполис? В Зоопарк или Детский музей?       — С чего бы вдруг? — Нэнси зависла с вилкой, недонесенной до рта.       — Мама передохнет тут без нас, а ты скоро уезжаешь…       — С каких это пор ты стал сентиментальным?       — Взрослею, — засмеялся Майк.       — Или Уилл хорошо на тебя влияет, — пожала плечами она, возвращаясь к еде.       Пусть на самом деле в этом была огромная доля смысла, он откликнулся на эти слова с неожиданным раздражением. Почему все кругом теперь приплетают Уилла ко всему Майку, словно бы он сам не мог просто взяться за голову.       — Так что насчет Индианаполиса? — напомнил он.       — Да, думаю, это хорошая идея. Поговорю с мамой, а ты с Холли.       Младшая сестра обнаружилась в подвале с ворохом кукол. На полу развернулась целая улица импровизированных жилищ. Она была явно не в восторге, что ее отвлекли от игры, но услышав, что именно Майк ей предложил, разулыбалась, довольная.       — А мама не против? — уточнила сестра, прибирая место игры.       — С ней Нэнси разговаривает.       — Значит, можно идти собираться? — подпрыгивая от нетерпения спросила Холли. — Хорошо, что ты отправил ее к маме, только с тобой бы меня ни за что не отпустили!       — Почему это? — притворно возмутился Майк.       — Ты безответственный лоботряс. Так папа говорит.       Когда-нибудь подобные вещи перестанут задевать, он правда в это верил. Искать одобрения равнодушного отца, который только и мог, что придираться к мелочам, не разобравшись в сути вопроса, Майк не собирался уже давно. Он надеялся, что перерос уже то время, когда и правда был настоящим кошмаром: огрызался, грубил матери, благополучно забывал про малочисленные домашние обязанности, прогуливал уроки. Он и в этом учебном мог пропустить ненавистную физкультуру, но все же не злоупотреблял.       Отношение мамы к нему поменялось почти сразу после того, как он стал вести себя как подобает. То, как он вчера, будучи пьяным, спокойно перешучивался с ней на кухне, уже говорило о том, что его воспринимают всерьез. Не будут ругать за две бутылки пива раз в месяц (а знать, что Лукас, привезший его домой тоже пил, ей не обязательно), не будут давить с колледжем, пусть он снова перестал уделять внимание этому вопросу.       И сейчас, собирая сэндвичи в дорогу, мама похвалила Майка за идею так искренне и живо, что он не мог не почувствовать прилив сил. Иногда так мало нужно сделать для поднятия настроения — получить похвалу или порадовать чем-то близких.       Поездка выдалась шумной и веселой. Майк немного отвык от такого с тихим Уиллом. Холли росла спокойным ребенком, но, непривычная к дороге, начала вертеться через двадцать минут их полуторачасового путешествия. Условились, что Майк будет за рулем по дороге туда, а Нэнси — обратно.       Почти весь день они втроем провели в Детском музее. Хоть Майк и был в нем уже два раза, он с нескрываемым интересом слушал бодрого гида и умилялся с восхищенного и заинтересованного лица младшей сестры. Нэнси тоже чуть оживилась, но все равно в жестах и мимике проскальзывала какая-то давняя усталость.       — Я говорил с Джонатаном вчера, — сказал он небрежно. Холли с другими ребятишками-посетителями участвовала в смоделированных раскопках, пока они наблюдали со скамьи.       — Не знала, что вы общаетесь.       — Не общаемся. Думаю, он даже меня недолюбливает, не знаю, почему. Он спрашивал о тебе.       — Ну конечно, он спрашивал, — Нэнси несвойственным для нее жестом теребила пальцы. — Я сказала маме, что не буду брать трубку, когда он звонит. Мы не говорили с его отъезда.       — Он скучает.       — Я тоже. Просто, — она махнула рукой так, словно бы этот простой жест помог бы ей подобрать слова, — я однажды пошла на компромисс ради него. Не хочу прогибаться снова.       — Прогибаться? — удивился Майк. — Ты уверена, что это верное слово?       — А разве нет? Я так много хочу успеть сделать за свою жизнь, и мне бы не помешала его поддержка! А он вместо этого уезжает, чтобы…       — Чтобы тоже успеть сделать что-то за свою жизнь. Почему ты отказываешь ему в этом праве?       — Я не могу привыкнуть к тому, что ты разумный!       — Ну спасибо, — Майк закатил глаза, но когда вспомнил, что по словам Уилла (хоть и брошенным в шутку) делал это по-гейски, спохватился. — Гляди, Холли возвращается.       Неоконченный разговор не повис между ними каким-то неприятным барьером, но Майк не пытался к нему вернуться. У половины экспонатов вспоминался (если бы хоть на минуту забывался, конечно) Уилл, Уилл, Уилл. Вот тут он бы засмеялся, вот тут пихнул бы локтем в бок, привлекая внимание, а здесь уголки губ опустились бы, а в глазах отразилось бы свойственное его мудрости, понимание.       В сувенирной лавке, пока Холли разглядывала игрушки, Майк остановился у стенда с открытками, чувствуя себя немного глупо. Простая типографская карточка с мультяшным динозавром в фиолетовом колпаке со звездами привлекла его внимание. Улыбка не сходила с его лица и он чувствовал себя таким глупым идиотом, расплачиваясь на кассе. Когда Майк осознал, что они на машине Нэнси, и он не сможет спрятать свою покупку в бардачок, его захлестнула такая паника, что руки затряслись. Почему чувство такое, словно он не открытку лучшему другу купил в музее, а кольцо девушке, черт возьми!       — Что это у тебя? — Нэнси, конечно, к нему не подкрадывалась, но ощущение было именно такое.       — Открытка, — максимально спокойно ответил Майк.       — Для Уилла? — невозмутимо спросила она, продолжая идти к машине по парковке.       — Почему сразу для Уилла?       Он очень боялся услышать что-то в духе того, о чем говорил Лукас. Майк даже не до конца отдавал себе отчет в том, почему это так его пугает. Неужели он боялся, что из-за их близкой дружбы его тоже могут принять за гомосексуала? Это иррационально, Уилл стал геем не в момент, когда озвучил это вслух. К тому же, их дразнили так еще тогда, когда они оба не до конца понимали значения тех слов! Дело не совсем в том, но в чем тогда? В чем?       — У него такая же шляпа для вашей игры была когда-то, разве нет?       — Да. Да, так и есть.       В дороге Майк наслаждался закатом, стараясь освободить голову от мыслей. Так давно он не видел этого обычного для всего мира явления — солнце после долго дня работы уходило на покой за горизонт, заставляя небо темнеть, переливаться теплой палитрой цветов. Интересно, Уилл любил рисовать закаты или считал это слишком банальным? Среди его холстов не было ни одного, оттого ли, что в Хоукинсе эту красоту уже больше двух лет нельзя было наблюдать?       Холли, утомленная насыщенным днем, уснула, привалившись к его плечу, но Майк аккуратно, стараясь ее не потревожить, переместил голову сестры себе на колени, позволяя полностью улечься на заднем сидении. Строй из себя что угодно, но они не были близки. Разница в возрасте, Изнанка, родители — не имело значения, что послужило причиной, пусть даже его, Майка, не самый простой (но и не самый сложный, он уверен!) характер. Он помнил, как интересно ему, девятилетке, было наблюдать за крошечным человечком с большой головой, который только и умел, что размахивать руками, моргать и истошно вопить. Он первое время ходил за мамой по пятам, внимательно наблюдая за всеми ее действиями, стараясь запомнить, что и как делается, чтобы в будущем быть готовым помочь. Ему очень хотелось подержать свою новую сестру на руках, — не от особых братских чувств, а так, из научного любопытства — но ему всегда в этом отказывали. Частые: «Не мешай матери», «Мне и так тяжело с ней, у тебя все уроки сделаны?» и прочие подобные фразы отбили у него весь интерес. Сверток рос, учился ходить, говорить и превращался в настоящего человека, но Майк давно занимался своими делами и так удачно появившимся новым увлечением.       Холли проспала всю дорогу до дома, и Майк не собирался ее будить — теперь то он мог исполнить свое детское желание и поносить сестренку на руках (а ведь ей уже почти столько же, сколько ему было тогда!). Карен разумилялась слишком сильно. Теперь она семенила за ним, не то чтобы проследить, достаточно ли он аккуратен, не то не в силах перестать смотреть на своих детей. Майк оставил маму с Холли, чтобы та хотя бы разула ее, но из своей комнаты услышал тихий смех и голоса. Неужели мелкая все же проснулась и специально притворялась, чтобы старший брат занес ее в дом?       Майк не был против. Его переполняло странное чувство правильности того, что с ним сейчас происходило. Не только сегодня, вообще. Знание, что уже завтра они с Уиллом увидятся только поднимало настроение. Обычно, до этого лета, не занятый никем и ничем, он мог слоняться без дела неприкаянным призраком самого себя, но сейчас Майк не понимал, что из многочисленных занятий ему выбрать: почитать, поупражняться в игре на гитаре, подумать над новой компанией.       Взявшись за книгу, впитывая слова о скорости, о крыльях и полете, он не заметил, как вечер плавно перетек в ночь. Сон заявлял свои права на него, оставляя все меньше осознанности для каждого прочитанного слова, путая в голове образы птиц, динозавров и демомышей. Конечно, дремота сморила Майка, легко выигрывая бой с бодростью. Книжка выпала из рук на грудь, светильник, чуть мигая, продолжал освещать умиротворенные сном черты всю ночь.       Последняя прочитанная фраза отпечаталась где-то в глубине сознания:       Не верь глазам своим! Они видят только преграды. Смотреть — значит понимать, осознай то, что уже знаешь, и ты научишься летать.