Чергонн

Сияние луны освещает заброшенные автомобили, торчащие из земли железные балки и невысокий забор из колючей проволоки, завалившийся набок. Чонгук движется вдоль кладбища запчастей для грузовиков, выискивая взглядом любые вещи, которые пригодятся для их нового дома, который теперь называется «Блэкдон» или обитель воронов. Всю неделю Чонгук вместе с Гунва выбирался на свалки и посещал заброшенные дома в надежде найти немного матрасов и необходимой мебели. Изначально голые стены постепенно заполнились старыми комодами, несколькими стульями и столом, даже овальным зеркалом, которое было решено повесить на выходе. Явной проблемой была внушительная дыра на втором этаже, через которую залетал ветер, но Чонгук нашел неплохие деревянные доски. Ынгон постарался забить ими четверть стены, и это действительно помогло. Как минимум там стало возможно находиться без риска замерзнуть насмерть из-за пронизывающего холода, который каждого из них приводил в легкий ужас. Чонгук шумно выдыхает, измотанный очередными ночными поисками, но идет дальше, прежде чем Гунва кивает направо, заставляя остановиться. Вдали виднеются еще четыре выброшенных стула из темного дерева. Приблизившись, он вытаскивает их из остального мусора и проверяет на прочность. Ближайший оказывается без одной ножки, но остальные можно использовать. — Как тебе? — задумчиво спрашивает он, стряхивая мелкую грязь с сидений. — В домах, которые мы проезжали, наверняка есть что-то похожее. Здания должны снести через две недели, я слышал. Как думаешь, там осталось еще что-нибудь ценное? Вместо ответа Чонгук пинает клык языком, разглядывая найденную рухлядь, но испытывая совершенное спокойствие при виде нее. Старые здания за несколько километров отсюда должны быть пустые, потому что бездомные дети и всякий сброд всегда быстро растаскивает мебель. Им было достаточно заглянуть в несколько пустующих развалин вчерашним вечером, чтобы понять, что их в округе зачистили. И все же можно проверить, решает он. На всякий случай. — Идем, — соглашается Чонгук наконец, обхватывая спинки двух стульев, и разворачивается, взглядом цепляясь за их арендованный небольшой грузовик на выезде. — Вряд ли стоит надеяться на кожаные диваны, как у ебаных аристократов, но можно и проверить. Искаженный и низкий смех Гунва звучит жутко из-за утрамбованной ваты, которой он заткнул нос в надежде не чувствовать мерзкое зловоние свалки. Чонгук вдыхает сильнее, но едва ощущает вонь. Образ жизни бездомной собаки научил его мириться с ароматом гнили и разложения, просто прекращая замечать его. Чонгук не гордится этим, но хочет верить, что в стенах обители воронов он станет единственным, кто обладает этим жалким навыком. Черный грузовик недружелюбно кашляет выхлопом, загруженный найденными стульями, и наконец набирает достаточно скорости на дороге. Заброшенные дома сменяются кривыми деревьями и заправочной станцией с облезлым названием. Чонгук прикуривает сигарету и выдыхает дым в опущенное окно, вслушиваясь в голос ведущего частной радиостанции «Червь», рассказывающего про конец света. На мотоцикле нет радиоприемника, и он усмехается, впервые за долгое время слыша его помешанные визгливые крики о грядущей войне, которая разрушит человечество, расколет мир надвое, лишит всего накопленного прогресса, заставит деградировать. Чонгук продолжает криво усмехаться, даже когда Гунва с недовольным шиканьем выключает радио. Иногда слышать этого парня было скорее весело, чем нет, во времена, когда Санги катал его на машине по заброшенной взлетной полосе. Ветер свистел в ушах, развевал волосы, в агрессивном упрямстве перекрикивал голос Санги, позволяя слышать лишь рёв мотора и это вечное, неизменно повторяющееся «я погибну на этой земле завтра или даже сегодня, но какая к чертям разница, если мы все окажемся там, где никто еще не был». Чонгук прекращает улыбаться, когда наркотический голос радиоведущего отдаляется, а знакомый смех Санги слышится намного громче, словно это он вновь катает его на красной машине без верха. Вдали — конец взлетной полосы, присыпанный руинами сгоревшего самолета. Чонгук видит почерневшие крылья и огромные двигатели, прекратив дышать. Однако всего секунды оказывается достаточно, едва он моргает, чтобы напрочь развеять эти картинки перед глазами, заставляя исчезнуть. — Ненавижу джаз, — на выдохе признается Гунва, притормаживая перед невысокими перекошенными домами. — Я как-то отравился и меня тошнило в машине под джаз, помнишь, я рассказывал, это было просто… Чонгук медленно переводит на него взгляд, не понимая, какой джаз он имеет в виду. И не догадывается, что радиостанция «Червь» прекратила работать четыре года назад, как только ее ведущий совершил самоубийство. — Идем, но давай здесь не задерживаться, — заканчивает Гунва, привлекая внимание рассеянного Чонгука и кивая на его рюкзак с пистолетом. — Я слышал, из-за скорого сноса здесь могут ошиваться всякие козлы, которые ищут драгоценности. Им не нужна компания. — Ясное дело, — отзывается Чонгук, вернувшись к реальности окончательно, и выбирается наружу, приказав себе больше ничем не отвлекаться от их настоящей задачи. Все эти образы должны оставить его. Все эти образы. — Держись крепче! — заливисто смеется Санги, выворачивая руль резким движением, и машина в последний миг срывается направо, огибая раскиданные запчасти самолёта. — Да! Чонготти, смотри, там еще один! Чонгук разминает плечи с тихим рычанием, оглядывая заброшенный дом, заросший плющом. Бесцветная паутина тянется на двери и обрывается, как тонкие нитки, едва старший входит внутрь. Раскиданные кирпичи и всякий хлам освещаются светом луны из выбитых окон, из-за которых дверь и не используется, однако этот парень явно не мог обойтись без вежливости. Чонгук сильнее сжимает пистолет на всякий случай, но не слышит чужого присутствия. Вандалы и дети как правило издают слишком много шума, чтобы остаться незамеченными. Чонгук оглядывается, замечает очертания мебели в полутьме, но все здесь давно разрушено. Как всегда, всюду сплошные руины, встречающие их пылью и одиночеством. Неспешно обходя первый этаж, они внимательно осматриваются, движутся через выбитые дверные проемы, переступают битое стекло и грязные детские игрушки. Чонгук видит семейный снимок возле камина, но отвлекается на Гунва, который говорит, что в ящиках осталась уцелевшая посуда. И слишком поздно замечает черный силуэт в стороне, прежде чем он кидается на них из темноты гостиной. — Хён! — кричит Чонгук и вскидывает ствол, но чертов пистолет заклинивает. Громила сшибает старшего с ног одним жестким движением. Гунва приглушенно стонет, обхватывает раненый затылок ладонью. Чонгук вмиг кидается к нему, желая защитить, не думая, но громила намного быстрее. Развернувшись, как балерина, он выбивает его пистолет и сразу же наносит следующий удар, приходящий четко в живот. Вспыхнувшие блики перед глазами почти слепят. Чонгук рвано выдыхает, падает на колено, вслепую пытается нащупать ствол на полу, однако мужчина не медлит. Замахнувшись, он жестким ударом разбивает его губы. Кровавые капли слетают на пол, окрашивают красным его кроссовки и джинсы. Чонгук хрипло рычит, начиная звереть, ненавидя чертовы сюрпризы, вновь кидается вперед, но его встречает вторая черная тень, не позволяя защитить хёна. — Здесь вам не проходной двор, сукины дети, — шипит он в затылок Чонгуку, резко схватив его, прежде чем с разбегу швыряет в стену, как плюшевого зайчонка, через которого ранее переступил. Сильно ударившись головой, Чонгук валится на пол, поднимая пыль. Цветных бликов становится больше перед глазами, размывающих силуэт Гунва впереди, который пытается отбиваться. Звон в голове приглушает его гневные крики и вопли, позволяет слышать лишь собственное рваное дыхание. Чонгук сильно моргает, хочет разорвать ублюдка напротив, но понимает, что нужно отдышаться пару мгновений, заставить мозги вновь заработать, прекратить трещать в висках, как тикающая взрывчатка. Избежав лишь чудом следующего удара, Чонгук перекатывается на живот и кидается назад, еще дальше, не позволяя рукам мужчины вновь схватить его. И не видит ступеней, которые внезапно появляются под ногами вместо ровного пола. Оступившись, он не успевает сохранить равновесие и проваливается в подвал. Мир исчезает на несколько мгновений, затем резко возвращается, позволяя обнаружить себя на пыльном бетоне внизу. Черный силуэт спускается по ступеням вслед за ним, медленно и методично, однако он настолько расплывчатый, что больше напоминает пятно, а не человека. — Какой жалкий щенок, просто смешно, — выдыхает он, продолжая движение. — Как тебе идея сдохнуть в этом мусоре? Именно это случается с людьми, которые вламываются в чужие дома, падаль. Чонгук усмехается, облизывая окровавленные губы. Медленно поднимается на ноги, но вместо одного ублюдка видит целых четыре, прежде чем они вновь схлопываются в один, как чудовища, которые сливаются воедино при необходимости. Внутри головы все пульсирует, пятна перед глазами продолжают мерцать. Чонгук медленно отступает назад, словно заманивая его в черноту подвала, и мужчина продолжает движение прямо на него, прежде чем вновь бьет ногой прямо в печень, заставляя свалиться на колени. — Что, без пистолета не такой крутой, да? — интересуется он, медленно закатывая рукава, словно надеясь как следует избить его. — Вы, маленькие крысы, вечно лезете во все щели… Чонгук начинает смеяться громче, не позволяя закончить предложение. Раздраженно вскидывая брови, мужчина хватает его и жестко вжимает в стену, сцепив пальцы на его шее. Чонгук жадно сглатывает, прежде чем воздуха становится намного меньше, прекращающего поступать внутрь через пережатые мышцы. Вцепившись в его руки, он на инстинктах давит, пытаясь заставить разжать их, но мужчина лишь сильнее прижимает его к стене. Все чернеет, переливается разными цветами, затем вновь становится светлым из-за приоткрытого люка в подвал. Чонгук усмехается еще более жутко, закатывая глаза, слыша невнятный мерзкий шепот мужчины, который обещает отправить его в лучшее место, далеко, где никто еще не был, надавливая на шею еще сильнее. Чонгук опускает руки, слыша лишь его приглушенный голос. Затем заводит назад, вытаскивает нож из прорезей для ремня на джинсах и вгоняет его в чужой живот. Мужчина замирает, как восковая статуя, и просто смотрит на него непонимающим взглядом, который медленно становится стеклянным, не осознающий, что произошло. Чонгук ощущает горячий поток крови, заливающий его пальцы с ножом, и резко вытаскивает лезвие, чтобы затем вогнать снова. — Давай, продолжай трепаться, — предлагает Чонгук охрипшим голосом, на его лице змеится отвратительная улыбка, а глаза горят, жадно выхватывая меркнущий огонек во взгляде напротив. Вытащив нож рывком, он вгоняет его внутрь еще раз, затем снова, оставляя глубокие кровоточащие дыры. Ослабив пальцы на шее окончательно, мужчина заваливается на него, дрожащий и полумертвый, не в силах больше стоять. Чонгук нежно обхватывает его за плечи, чувствуя резкий железный запах, который вдыхает еще глубже, и прижимает к себе, заставляя лезвие войти еще сильнее в его тело, задевая органы. Горячая кровь быстро сочится вниз, капает на пол, заливает его пальцы окончательно. Чонгук прикрывает глаза, слушает его короткие рваные вдохи и бешеное сердце, прежде чем резко отпускает руки. Ослабленный, мужчина валится на пол. Из приоткрытого рта льется кровь, растекается вдоль его шеи, заливает бетонный пол. Чонгук смотрит на него без всякого выражения, затем перешагивает и направляется к ступеням. — Я обещаю всегда быть рядом, ты слышишь? — полушепотом клянется Санги, жестко обнимая его и зарывшись лицом в его волосы, ведь они едва избежали взрыва, который разнес в щепки соседний дом. — Всегда… я обещаю всегда… быть… Взобравшись наверх, слыша неясные голоса, Чонгук кидается вперед, заметив Гунва, который разобрался с одним громилой, однако не может справиться со следующим. Чонгук выскакивает из черноты, обхватывает ублюдка сзади и рывком вгоняет окровавленный нож в его горло, перерезая артерии. Кожа расходится в стороны с почти слышимым треском, образуя второй кровавый рот на его шее, который брызжет кровью вперед, как из маленькой взорвавшейся бомбы в его глотке. Чонгук резко отпускает его, позволяя свалиться на пол, и оглядывает нож, впитавший в себя еще больше багровой жидкости. Дыхание разрывает истерикой грудь, и он кашляет несколько раз, отводя взгляд, прежде чем слышит измотанный голос хёна: — Черт возьми, Чонгук, — выдыхает он, оглядывая мертвое тело рядом, затем поднимает взгляд выше и видит окровавленное лицо младшего, который рывком вытирает щеки, но лишь сильнее размазывает капли крови и грязь. — Я же просил быть осторожнее. Какого черта он разбил тебе лицо? — Просто не выспался, — охрипшим голосом отвечает Чонгук и вновь кашляет, прежде чем протягивает ладонь и помогает хёну подняться. — Не заметил лестницу и провалился в сраный подвал. Идем отсюда. — Дай взглянуть, — останавливает его Гунва и вплетается пальцами в черные волосы на затылке младшего, влажные из-за крови, и замечает раны, которые продолжают кровоточить. — Идем домой, я промою раствором, нельзя оставлять это… Все звуки внезапно прекращаются, кроме единственного, который они слышат внезапным грохотом в стороне, смешанным с приглушенным человеческим голосом. Чонгук резко оглядывается и замечает неясные движения впереди, словно что-то барахтается на полу, как очередная черная тень, но она не кажется опасной. Гунва останавливает его, однако Чонгук рвется вперед, желая проверить, сильнее сжимая окровавленный нож, который оставляет всюду багровые капли. — Блять, — шипит чужой голос все ближе, прежде чем Чонгук останавливается и видит парня на полу, запутавшегося в раскиданных проводах. Дергаясь в стороны, он пытается высвободить ноги, но вмиг замирает, тяжело дыша и смотря на Чонгука впереди. Чонгук прищуривается, оглядывая его драные вещи, и медленно поднимает нож выше, позволяя заметить стекающую с него кровь. Высокий парень впивается в него взглядом блестящих глаз, довольно крепкий для бездомного. Несколько мгновений смотрит на него без всяких эмоций, затем сильно морщится, словно пытаясь выглядеть угрожающе: — Давай, прикончи меня, — рычит он полушепотом, вновь дергает ногами, но еще сильнее запутывается ими в проводах. — Давай нахрен, я не боюсь смерти, слышишь, чертов придурок, я никогда не боялся. Давай, прикончи меня! Извиваясь на полу, как змей, он продолжает шипеть проклятья. Чонгук ласкает клык языком, осознавая, насколько легко может избавиться и от него, прежде чем замечает едва уловимый блеск на его шее — цепочка, выглядывающая из воротника потертой куртки. Чонгук резко наклоняется и цепляет ее кончиком ножа, заставляя парня прекратить дергаться. Ледяное касание лезвия наверняка вырывает из него все мысли. Влажный кончик ножа скользит вдоль его вспотевшей шеи и сильнее оттягивает цепочку, полностью вытаскивая ее наружу, но она оказывается пустой. Без какого-либо медальона. — Что было на цепочке? — медленно спрашивает Чонгук, переводя взгляд в его темные глаза, расширенные в явном ужасе. — Рассказывай, пока я не передумал слушать. — Какая к чертям разница? — шипит парень, однако лезвие ножа давит на горло сильнее, вынуждая его нервно сглатывать. — Череп ворона, сука! И что же с этого? Давай, ты же хочешь прирезать меня! Чонгук отстраняет нож и выпрямляется. Истерично вдыхая, парень вновь замирает, глядя на него в совершенной растерянности. И прекращает дышать вовсе, как только Чонгук вытаскивает собственный медальон ворона, слегка блестящий в полутьме, позволяя заметить очертания черепа, которые каждый бывший член Чергонн может узнать из тысячи. — Как… — начинает он в изумлении, глядя на медальон. — Я без колебаний прирежу тебя, если так хочешь, — обрывает Чонгук, переводя взгляд на нож, который при блеклом освещении кажется черным из-за впитавшейся крови. — И все же намного лучше найти общий язык, раз ты когда-то защищал то, что было дорого и мне. Сражался на одной стороне со мной и пытался выжить, когда все разрушилось. Если ты действительно хочешь жить, а не просто сдохнуть здесь, как вшивая крыса, разумнее будет послушать меня сейчас. Затем он медленно протягивает парню ладонь. Встречая ее слегка испуганным и недоверчивым взглядом, он сильно морщится, замечая кровь на пальцах Чонгука, однако не может отрицать очевидное — внутри него что-то загорается, согревает непривычным теплом все ледяные части его тела, позволяет вновь почувствовать давно забытые ощущения, которые он когда-то познал. Чувство, что на самом деле он в этом мире не один. Осознание того, что ему всегда есть ради чего просыпаться каждый день, сражаться и действительно защищать людей рядом, которые чувствовались как настоящая семья. Намного роднее всех и ближе, чем люди, которые его однажды вырастили, подарив дом, а вместе с ним и бесконечные синяки, из-за которых он себя ненавидел. Выжигая взглядом ладонь Чонгука, он облизывается и нервно прикусывает язык, но все продолжает на нее смотреть, словно боясь, что все услышанные слова окажутся просто плодом его воображения. — И что все это значит? — спрашивает он неровным голосом, всем своим существом желая схватиться за ладонь, но не хочет верить в иллюзию. — Как… что вы задумали? Чонгук прекрасно замечает его реакцию, ведь она очевидна как ничто больше. Именно такие парни ему и нужны — немного отчаянные, но чертовски нуждающиеся в том, чтобы вернуться домой. Гунва переминается рядом с заметным сомнением на лице, явно желая напомнить, что его дружки пытались прикончить их недавно, однако этот отличается от них. Чонгук видит это в его взгляде, потому наклоняется и разрывает провода, высвобождая его ноги из плена: — Идем за мной, — предлагает он и разворачивается, пряча нож обратно в потайной карман возле ремня, одновременно с этим оглядываясь на старшего. — Вытащи посуду из ящика, которую видел, хён. Нам пригодится. — Но кто ты? — слышится негромкий вопрос, заставляющий вновь обернуться на парня, который поднимается с пола, смотря на него с опасением, но и с бесконечной надеждой. Чонгук все расскажет позже.

***

Пышные растения с большими зелёными листьями выставлены возле каждой стены, вьются прямо с потолка, подвешенные на тонких веревках, прикрывают собой черные кожаные диваны в глубине зала, создавая ощущение другого мира, вырванного из Дэльи, который никаким образом не может находиться внутри этого замка. И все же он существует — маленькая живая площадь посреди мрачных коридоров и вычурных картин, не имеющая с ними ничего общего. Небольшое пространство чистого воздуха и спокойствия. Джин прикрывает глаза, расположившись на черном диване, и вдыхает поглубже, испытывая настоящее спокойствие, как и всякий раз, когда он оказывается здесь. Иногда это просто необходимо. Забыть на мгновение, какого человека он каждый день видит в отражении зеркала, чем должен заниматься и как себя вести. Никакой живой человек не вынесет этого слишком долго. Всем необходимо иногда забывать о себе на минуту. Чонхён неподвижно стоит рядом, оглядывая гигантские фикусы, листья которых вытягиваются во все стороны. Здесь действительно легче дышится, чем в любом другом зале этого здания. Вдыхая немного сильнее, он тоже пытается расслабиться, однако невысказанный ранее вопрос неприятно давит на него, придавливая к земле всем своим весом. Чонхён не может игнорировать некоторые вещи, которые делает наследник, не разобравшись в них предварительно. Чонхён, который является претендентом на должность консильери их клана, обязан быть человеком, который понимает, зачем король принимает те или иные решения. Чонгук. Все дело в этом парне. — Я надеюсь, ты ответишь мне сейчас и будешь честным, иначе мне придется спросить и в следующий раз, — негромко начинает Чонхён, опуская взгляд на наследника на диване, сидящего с закрытыми глазами. — Зачем ты вызвал Чонгука на королевский этаж? Люди не должны без причины расхаживать здесь, ведь это может быть небезопасно. Чонгук не вызывает настолько много доверия, чтобы делать ему исключение из правил, я бы сказал. Джин приоткрывает глаза и негромко выдыхает, заранее измотанный этим разговором. Чонхён прекрасно видел, как Чонгук вышел из его личного кабинета тем вечером. И задал настолько же прямой вопрос, как сейчас. Джин всегда был человеком, который мог промолчать вместо ответа, совершенно ничего не объясняя, но любое молчание когда-нибудь заканчивается. Джин не может скрывать правду вечно. Даже если часть этой правды останется неозвученной. Чонхёну необязательно знать о характере его касаний, о прикосновениях, которые наследник позволил себе абсолютно необдуманным образом, едва заметив бледность кожи Чонгука, покрытой чернилами татуировок. Джин может закрыть глаза и вновь увидеть каждую неровную линию, потому что запомнил их все. И если бы он настолько же быстро запомнил, как стоит вести себя, никакой конец месяца не обозначался бы датой его регулярной смерти в календаре. — Я видел его татуировки, а ты знаешь, какие люди обожали набивать их, — медленно объясняет Джин, взглядом движется через оранжерею немного дальше, оглядывая огромные растения, и останавливается напротив статуи ангела. Их здесь несколько, и все разные. — Как наследник Дэльканто я обязан был убедиться, что он не носит воронов. Чонгук из Йонсана, как ты помнишь. Эта маленькая деталь может привести к чудовищным последствиям, если быть неосмотрительным и просто игнорировать такие вещи. Чонхён прищуривается, отводя взгляд, вспоминая его предысторию, которую слышал, и понимает, что подозрения наследника вполне оправданы. Чергонн по большей части контролировал Йонсан, базировался неподалеку и наверняка приглашал многих молодых людей, переманивая на сторону воронов. Чонгук, если присмотреться, может быть похожим на одного из них, и все же сейчас это не имеет значения. Вороны разлетелись из-за войны и расстрелов, а оставшиеся не высовываются, прекрасно зная, чем обернется их возвращение. — Чергонн давно исчез, хён, — напоминает Чонхён, переводя взгляд на старшего и замечая, как он рассматривает очередные растения. — Да, я тоже видел татуировки на его шее, выглядывающие из-под одежды, но они ничего не значили. Или ты… заставил его раздеться? Джин никак не меняется в лице, предпочитая игнорировать сердце, которое вздрагивает где-то среди костей, давая понять, насколько неуместен был его приказ Чонгуку на самом деле. Именно вещи вроде этой и привели его в зал спокойствия, ко всем этим растениям, которые ненадолго могут расслабить, даже если каждый раз после этого все становится только хуже. Как только он позволяет себе немного расслабиться, все кошмары становятся намного страшнее. — Да, — отвечает Джин. — Их было много вдоль всей груди и живота. Каждая выглядела непонятной, запутанной, ничего не рассказывающей, как сплошной беспорядок на его коже. Изначально я решил, что так и задумано, но за ними может скрываться что угодно. Поэтому мы должны быть немного внимательнее рядом с ним. Чонхён задумчиво поправляет лацканы идеального черного пиджака, прежде чем возвращает взгляд на наследника: — Чонгук набил татуировки поверх старых, хочешь сказать? — спрашивает он с легким беспокойством. — И этим же развел беспорядок, потому что каждая линия начала перекрывать прошлые. Вместо ответа Джин наконец поднимается, оглядывает наручные часы и разворачивается на выход. Чонгук перекрасил свое прошлое, что делает его человеком с тайнами и скелетами, однако Джин предпочитает не делиться этим раньше времени, потому что и сам не знает, насколько это может быть важным.

***

Каждый в замке аристократов знает, что Ингерро — клан радикально настроенных наемных убийц, поощряющих уличные разборки и массовые расстрелы. Их любимыми занятиями является наркоторговля и терроризм. Использующие даже детей в качестве дешевой рабочей силы для каких-либо заказов или заданий, они часто оказываются настоящими отморозками без совести и морали. Дэльканто презирает их клан всеми фибрами своей королевской души, каждым своим взглядом, замечающим очередные налеты второго по могущественности криминального клана страны. Ингерро имеет власть над некоторыми районами, однако чаще всего они не сосредоточены в центре, потому что центральные кварталы Сойля занимают аристократы. Разумеется, Ингерро пытается отыграться в других городах, имея больше власти в них, но никто не станет спорить, что именно Сойль — лакомый кусочек их государства. Им считался и Йонсан, прежде чем его вытерли с карты. Чонгук затягивается в последний раз и швыряет бычок прочь, рассматривая престижные рестораны в конце квартала, находящиеся на стыке бедных и богатых частей города. Ингерро владеет почти четвертью хорошеньких заведений, предоставляя им прекрасную защиту от нападений мелких уличных банд. Чонгук поднимает взгляд выше, оглядывая вывески их названий. И понимает, что все защищенные рестораны и бары имеют нечто общее — головорезов с огромными пушками на выходе. Чонгук издали замечает их автоматы и колкие взгляды, которыми они осматривают окрестности. Разумеется, нападение на защищенный ресторан окажется плохой идеей, которая закончится ничем или даже смертью. Значит, придется действовать иначе. Искать слабых. Чонгук натягивает мотоциклетный шлем, застегивает ремни и дает отмашку машине позади, прикрытой низким дырявым навесом ближайшего здания. Выкрутив ручку газа, он мчится вперед половину квартала, затем резко останавливается напротив сияющей вывески «Insonma». Красиво переливаясь красным и розовым цветом, она привлекает внимание, но всего на миг. Чонгук вскидывает автомат и за несколько выстрелов убивает двух охранников. Разносит зеркальные витрины остальными, стреляет через выбитые окна в зал, распугивая к чертям всех посетителей. Звон битого стекла и высокие испуганные вопли приглушаются автоматной очередью. Из машины позади стреляют тоже, Ынгон и второй парень, которого они нашли недавно, разнося вдребезги небольшие декоративные статуи на выходе и красивые светильники. Люди на улице кидаются во все стороны, крича, пытаются спрятаться, однако Чонгук ни в кого не целится. Разгромив ресторан, он закидывает автомат на плечо, висящий на ремне, и выкручивает газ, исчезая настолько же быстро, как и появился. Через несколько дней они возвращаются. Вывеска «Insonma» оказывается снята, ведь ее разнесло выстрелами, однако за несколько дней ресторан, владелец которого обладает неплохими деньгами, начинает восстанавливаться. Несколько новых охранников сканируют взглядами прохожих. За их спинами видны парни в рабочей униформе, меняющие зеркальные витрины внутри. Чонгук приезжает на машине, оставив мотоцикл дома, и выпускает тридцать четыре выстрела из автомата. Зеркальные витрины вновь разлетаются, охранники падают на асфальт замертво, окрашивая кровью канализационные решетки на земле. Чонгук облизывает клык языком, давит на газ, слыша приглушенные крики изнутри ресторана, но не обращая на них никакого внимания. Декоративные статуи ангелов на выходе оказываются вновь разгромлены, как и прошлые. В следующий раз вооруженной охраны намного больше, однако и это не спасает «Insonma» от очередного нападения, вновь разрушающего все, что владелец пытался восстановить. Испуская отчаянные вопли, он хватается за волосы внутри своего кабинета, расхаживая из стороны в сторону и пытаясь придумать, кого настолько сильно разозлил, что его любимый ресторан оказался целью для вандалов. Правды он не знает, как и постоянные его клиенты, которых становится намного меньше с каждым следующим днем. Люди не хотят умереть при следующем нападении, очевидно, и это выводит мужчину из равновесия еще сильнее, заставляя в отчаянии обзванивать представителей Ингерро в надежде защититься их людьми от дальнейших разгромов. Чонгук прекрасно знает, как синдикаты ведут свои дела в подобных ситуациях. Любой ресторан или бар, на который несколько раз было совершено нападение, может запросить их защиту, однако она будет стоить намного дороже при таком раскладе. Ингерро, помимо всего прочего, невероятно жадные. Выжимая из владельцев заведений бешеные деньги, они процветают именно из-за них, заламывая невыносимо высокие цены. И этим же позволяют Чонгуку провернуть его небольшой план. Чонгук привычно выдыхает дым, выкидывает горящий бычок и просит Ынгона держаться ближе, направляясь к зданию с новенькой вывеской «Insonma» в конце недели. — Я могу встретиться с владельцем ресторана? — спрашивает он ближайшего парня внутри, переклеивающего обои, которые были испорчены выстрелами. Взгляд темный, но мягкий, насколько это возможно, не обещающий никакой опасности. Их проводят вглубь здания, через небольшой красивый коридор с картинами цветов и изогнутых японских мечей, создающих впечатление хорошего вкуса и утонченности. Мужчина в помещении управляющего оказывается невысоким, заметно бледным и нервным, испытывающим очевидные проблемы в ведении бизнеса. Чонгук низко кланяется в знак приветствия, представляет себя и Ынгона, прежде чем совершенно фальшиво восхищается его заведением: — Прекрасный дизайн, господин, я был очень впечатлён каждый раз, когда проезжал мимо вашего ресторана, даже ужинал здесь несколько раз, — рассказывает он с воодушевлением, прежде чем немного понижает голос, заставляя его звучать медленнее и глубже, так, чтобы прямо в душу забирался. — И недавно я очень расстроился, когда мне сказали, что происходит здесь в последнее время. Вы пережили несколько нападений, верно? Мужчина напряженно поправляет лацканы шикарного пиджака, испытывая явное раздражение этим разговором, напоминающими, сколько денег он выложил за ремонт за последнее время, пока не выдерживает: — Какие-то чертовы вандалы решили просто поиздеваться, — шипит он, отчаянно пытаясь сдерживаться, но Чонгук прекрасно видит его настоящие чувства. — Вы даже не представляете, сколько души я вложил в этот ресторан. Вся моя семья занималась ресторанным бизнесом многие годы, и я продолжил их дело, надеясь, что мы составим хорошую конкуренцию остальным в этом городе. Все шло прекрасно, я готов поклясться, но в последнее время… вы совершенно правы. Эти нападения все разрушили. Высмеяли мои многолетние старания. Все разрушили! Чонгук внимательно слушает его нытье, понимающе кивая несколько раз, выражая искреннее беспокойство его историей. Закончив, мужчина наконец закрывает свой паршивый рот, и Чонгук использует момент, осознавая, что больше его соплей не выдержит: — Ужасная история, — соглашается он, поджимая губы, затем смотрит более решительно. — Я слышал о нападениях и в других районах, господин. Здесь завелась какая-то мелкая банда, которая просто кошмарит людей и издевается. Ваше заведение мне нравится больше всех, честно сказать, потому я пришел именно к вам с предложением. Я знаю людей, которые могут защитить вас. Приподнимая брови с заметным опасением, мужчина поправляет галстук: — Защитить? — спрашивает он, мельком оглядывая неплохой костюм Чонгука, но не зная, что он одолжил его для этой встречи. — Я обращался к определенным людям с просьбой защиты, но вы должны понимать, что сейчас все деньги уходят на ремонт первого этажа и витрины, потому я не могу обещать, что… — Все хорошо, — заверяет Чонгук, пытаясь мягко улыбнуться и не представлять, как разламывает его череп железной битой. — Защита этих людей обойдется совсем недорого. Вы сохраните ваши деньги и сделаете прекрасный ремонт, а мои люди обеспечат вам то, ради чего вы старались все это время. Вы можете просто попробовать. Знаю, что доверять людям непросто в вашей ситуации, но я гарантирую, что вы не пожалеете. Чонгук прекрасно знает, что иногда может быть даже милым, если сильно постарается и закинется расслабляющими таблетками «ржавых сладостей». Чонгук прекрасно знает и то, что богатенькие свиньи остаются богатыми именно благодаря тому, что грамотно распоряжаются своими деньгами, не раскидывая на ветер слишком много бумажек. Выбравшись наружу с победным блеском в глазах, он оглядывается на сверкающую вывеску «Insonma» и похлопывает Ынгона по спине, направляясь к припаркованной машине. Несколько парней из числа их новеньких теперь пристроены. Ынгон предлагал себя ради этой работы, раньше защищая довольно ценные объекты банд в городе, но Чонгук хочет сохранить его себе. Имея неплохие проблемы с доверием, он ощущает странную жадность, смотря на этого парня, потому что понимает, что за последнее время начал доверять ему сильнее, чем остальным. Как и его мальчишке Сонто, которого придется пристроить следующим. — Куда дальше? — спрашивает Ынгон, выезжая обратно в пригород на недавно угнанной машине с перебитыми номерами. — В любимый клуб моего знакомого, который любит розовые стволы и отвратительный японский рэп, — отвечает Чонгук на выдохе, прикуривая сигарету и вспоминая, как давно видел Чимина. — Направо.

***

В конечном итоге именно Чимин становится человеком, которому можно верить немного больше людей в этой части пригорода. Как и человеком, который может помочь, если предложить что-нибудь выгодное взамен. — Итак, — сладковатым полушепотом протягивает Чимин, откидываясь на розовом кресле и изучая Чонгука взглядом. — Выглядишь лучше с момента нашей последней встречи, Чонготти. Вместо всякой реакции Чонгук усмехается настолько неприятно, приглаживая нож через карман джинсов, не полностью очищенный от крови, что Чимин сильно сглатывает, явно жалея о своих словах. — Хочешь знать, в каком порядке я вытащу из тебя все блядские органы, если еще раз используешь это прозвище? — спрашивает Чонгук и кивает на его амбалов возле стены. — И даже эти дружки не спасут тебя. Высокомерно выдыхая, Чимин принимает вид оскорбленного человека и даже отворачивается, но его врожденное любопытство не позволяет выгнать Чонгука вон. Чимин цепляет блестящий бокал с шампанским и отпивает немного, прежде чем в его глазах появляется еще больше заинтересованности. Иногда Чонгуку кажется, что этого парня заводят оскорбления, но во все остальные моменты он думает, что не хочет знать наверняка. — Зачем пришел, выкладывай, — говорит Чимин, прищуривая хитрые маленькие глаза, на которых слишком много теней и подводки, как всегда. — Иначе я решу, что ты просто тратишь мое время, а оно стоит дороже, чем ты думаешь, малыш. Чонгук хочет усмехнуться или закатить глаза, но сохраняет безмятежное лицо. — Ингерро, — просто говорит он. — Я хочу выяснить, как напряжены их отношения с аристократами за последние месяцы. Чувствую, ты общаешься с кем-нибудь из их людей. Чимин приподнимает брови из-за этих слов, однако его удивление настолько же искусственно, как и блестящие камни на его перстнях, которые пытаются казаться драгоценными. Чонгук прекрасно знает, что их цена не переваливает за двадцать баксов. — Окей, я могу ответить, как выясню детали, но я не очень понимаю, зачем тебе это, — протягивает Чимин. — Я считал, что ты озабочен идеей найти выживших воронов, как Юнги, а сейчас спрашиваешь про кланы, как будто затеваешь революцию и переворот власти. Звучит прекрасно, мысленно решает Чонгук, но не может согласиться, потому что настоящая причина не в этом. Ингерро — ближайший сильный соперник аристократов в этой стране, который способен противостоять им, если действительно решится на это. Комиссия во главе с Вироццо обязательно вмешается, разумеется, но если ставки окажутся слишком высоки, они не остановят настоящую войну кланов. Вироццо не всесилен, как и его армия. Чонгук обхватывает стакан и отпивает немного виски, размышляя, что может что-нибудь придумать, если Ингерро настроены серьезно. Ведь идти против наихудших своих врагов намного выгоднее не в одиночку, а сотрудничая с их врагами. Чонгук приходит к мысли, насколько сильно хочет прикончить аристократов, что готов сотрудничать с еще более бесславными ублюдками, но эта идея ощущается мерзкой и пахнет отвратительно, потому он слегка поджимает губы, возвращая взгляд на Чимина. — Выясни и расскажи мне, — просит он и поднимается. — Взамен не стану взрывать твою стариковскую тачку из восьмидесятых. Чимин недовольно визжит за спиной, обещая казнь на площади. Чонгук не слышит, выходя из клуба и думая лишь о том, как далеко может зайти благодаря этим чудовищным демонам, которые каждой ночью пытаются найти выход из его головы наружу.

***

Невероятные королевские люстры в большом зале восхищают не меньше, чем раздражают, потому Чонгук бесконечно счастлив не видеть их последние несколько часов, занятый стрельбой в амбаре, на которую его по расписанию вызвал Идо. — Всем построиться в центральном зале! — внезапный крик вынуждает Чонгука остановиться, прежде слишком сосредоточенного на уничтожении мишеней. — Иди, — кивает старший, встречаясь с ним взглядами. — Чонхён не проводит собрания без причины. Чонгук кладет разгоряченный тренировкой пистолет на железный стол и кланяется, прежде чем выйти в коридор. Полутьма резиденции встречает его приглушенным светом и запахом мужского одеколона. Чонгук слышит чужие голоса и движется вперед, словно преследуя их, размышляя, чем может быть обусловлено сегодняшнее собрание. Чонхён выглядел нервным в последнее время — Чонгук замечал, как он бесконечно поправляет галстук и с явным недоверием оглядывает аристократов на обеде или на заднем дворе, где они иногда собираются, выполняя работу по охране территории. Чонгуку всегда кажется, что в такие моменты они скорее охраняют безвкусные статуи, чем резиденцию, которая выглядит несокрушимой крепостью среди остальных особняков. Именно эти бессмысленные часы и позволяют Чонгуку замечать вещи вроде той, которая последние дни кидается прямо в глаза в поведении Чонхёна. Оказавшись в центральном зале в западной части Дэльи, он быстро обходит остальных собравшихся аристократов и занимает место в самом конце. Чонхёна нет, и парни переглядываются, взглядами спрашивая друг друга о причинах собрания, прежде чем большие двери рывком распахиваются. Все вмиг вытягиваются, производя впечатление натренированных солдат, и синхронно кланяются Чонхёну, который быстрым шагом направляется в центр зала и резко оборачивается, вновь поправляя галстук этим кошмарно нервным движением. — Я надеюсь, никто не забыл, что сегодня поставки, на которые я возьму лишь нескольких из вас, потому что мы и без того привлекли слишком много внимания за эту неделю, — начинает он, каким-то слишком мрачным взглядом рассматривая присутствующих. Чонгук пытается понять, какое внимание он имеет в виду, однако его отсутствие в резиденции последние дни намекает, что он пропускает много интересных вещей. — Идо раздаст вам задания на сегодняшний вечер, также на завтра и послезавтра, потому что меня не будет, но не вздумайте расслабляться. Как только кто-нибудь облажается, я моментально это узнаю и напомню, в каких стенах вы находитесь. Чонгук перекатывает привкус раздражения на языке, чувствующий себя домашним питомцем, которого в любой момент накажет хозяин. И это ощущение не нравится ему настолько, что в голове вновь появляются картины кровавой казни всех в этом зале, заставляющие сильнее сжимать пальцы. Чонгук выпускает негромкий выдох и просит себя остыть, напоминая, что в конечном итоге он здесь ненадолго. Чергонн понемногу начинает возрождаться, и он хочет верить, что вскоре сможет уделять ему намного больше внимания и времени. — Я назову имена людей, которые отправятся на поставки вместе со мной, — продолжает Чонхён, голос которого становится ниже, затем вновь повышается. — Гюн, Дончун, Монсо… Чонгук прекращает слушать, задумавшись о том, как сможет найти еще больше людей в следующий раз, прежде чем внезапно слышит: — …Чонгук, — заканчивает Чонхён. — Всем остальным разойтись. Вместо реакции Чонгук облизывается, но Чонхён ничего не объясняет, взмахивая руками, словно жестом подтверждая приказ выметаться отсюда. Чонгук остается вместе с парнями, которых назвали. Он действительно не знает, что может ожидать его на этом выезде, но вместе с тем ощущает легкий интерес. Аристократы владеют неплохим арсеналом оружия, и он понимает, что выяснить детали их поставок окажется полезным делом. Чонхён тем временем кивает на двери, приказывая взять личные стволы и собраться на заднем дворе резиденции. Прихватив ствол, с которым тренировался в амбаре, Чонгук направляется к большим гаражам во дворе, из которых прежде аристократы выезжали на задания, используя грузовики или джипы. Вечерний воздух холодит лицо, проходится касанием вдоль всего позвоночника, напоминая, как неподобающе он одевается в конце осени. Чонгук надеется, что слишком долго ждать на улице не придется, и в следующий миг автоматические двери гаража поднимаются, впуская всех внутрь. Их машинами оказываются два черных джипа «форд» на больших шипастых колёсах. Чонхён велит парням рассредоточиться, и Чонгук бессознательно оказывается с ним в одной машине. Вспыхнувшие ярким светом фары освещают уродливые статуи, но выезжают из гаражей медленно и даже слишком осторожно, словно в прошлом кто-то наверняка снес этих чертовых ангелов с идеальными лицами. Чонгук пристегивается на заднем сиденье, прежде чем понимает, насколько Чонхён на самом деле близко. Приглушенный запах мужского одеколона слышится намного интенсивнее. Бессознательно обращая на это внимание, Чонгук делает немного более сильных вдох. И внезапно понимает, что это одеколон Джина. Чонхён использует одеколон наследника. Эта мысль кажется настолько неожиданной, что Чонгук приподнимает брови, чем и привлекает его внимание, заставляя немного оглянуться. — Все хорошо? — спрашивает Чонхён, демонстрируя почти пугающую внимательность. — Кстати говоря, должен ли я спросить, что случилось с твоим лицом? — Все нормально, — отвечает Чонгук на оба вопроса. Чонхён на мгновение задерживает на нем внимание, рассматривая какие-то детали его лица, возможно, эти легкие раны после недавней драки, затем наконец отворачивается. Чонгук приходит к неприятной мысли, что этот человек может в чем-то подозревать его. Возможно, именно поэтому он приказал ему выехать на поставки вместе с остальными. И оказывается совершенно прав, ведь Чонхён отлично помнит разговор о нем с наследником: «Чонгук набил татуировки поверх старых».

***

Кортеж защиты, как их назвал Чонхён, приезжает в главный центр поставки через два часа, останавливаясь напротив складов с оружием, которое переправляют сюда специальными вертолетами. Разгуливая возле главных ворот, аристократы охраняют несколько больших грузовиков, набитых нелегальными стволами, пока они готовятся к выезду. И вскоре выезжают назад вместе с ними в качестве защиты груза. Чонгук знает, что придется пригнать их на склады аристократов, откуда часть поедет прямиком в Дэльи, но пытается понять, насколько им действительно нужен их кортеж защиты, ведь никто в здравом уме не решится напасть на грузовики королевского клана. И ошибается в своей беспечности. На полпути назад их встречают цветастые машины, выскочившие из ниоткуда, из которых во все стороны начинаются выстрелы. Чонхён кричит всем выйти и защищать грузовики, остановившись посреди пустынной дороги. Чонгук выскакивает из джипа и спиной прижимается к дверям, отстреливается, рывками перезаряжает пистолет. Оглушительные автоматные очереди закладывают уши, всюду виден дым и слышны гневные вопли, когда Гюн громко обещает прикончить их всех, а парень справа, имени которого Чонгук не знает, кидается вперед и вмиг падает на землю из-за выстрела в шею. Чонгук слышит, как сильно кричит его сердце, работая на запредельной скорости из-за адреналина. Вновь перезаряжает магазин, на миг показывается из укрытия и стреляет вперед, в розовые машины, украшенные какими-то рисунками, явно принадлежащие мелкой банде, которая возомнила себя слишком смелой, чтобы напасть на их кортеж. И явно сумасшедшей, раз действительно сделала это. — Я вас всех порешаю! — слышится разборчивый крик, перекрывающий шум выстрелов, прежде чем мужчина тоже падает, убитый пулей в голову, которая комично вылетает из его черепа. Чонгук вдыхает, пытаясь отдышаться, слишком напряженный и злой внезапным хаосом, в котором участвовать не планировал, даже если смерти аристократов ему приятны. Чонгук не может забывать, что сейчас он в их числе и не должен облажаться, потому он вновь показывается из-за двери джипа и выпускает несколько свистящих пуль в чертовы лица вдали, мелькающие среди дыма, как заблудшие призраки. Невыносимый грохот автоматов раздражает еще сильнее, заставляя его рычать, испытывая настоящую ярость из-за того, что приходится использовать этот проклятый пистолет, который ему не нравился еще в амбаре, прежде чем в нем вдруг заканчиваются все патроны. Чонгук проклинает все на свете и швыряет его прочь, резко оглядываясь на второй их джип. — Защищать машины любой ценой! — надрывается Чонхён, вжавшись в двери с автоматом наперевес. Нападавшие явно знают, в кого нужно целиться, чтобы сделать аристократам еще больнее, и обрушивают намного больше выстрелов именно на второй джип, вынуждая Чонхёна прикрываться руками из-за взорвавшихся стёкол, которые вмиг засыпают его плечи. Чонгук приглушенно рычит, вперив в него взгляд, затем вдруг замечает еще одного парня рядом, который пытается отстреливаться и защищать их, как и велено, но явно не справляется. Чонгук замечает огромный дробовик в его руках и прищуривается. Именно то, что он хочет. Кидаясь к ним через град выстрелов, он совершенно ни о чем не думает, просто знает, что обязан сделать это. Иначе Чонхёна пристрелят вместе с остальными. Чонгук решает, что не выдержит наставлений другого человека в Дэльи вместо него, и эта единственная мысль кажется настолько смешной, что он действительно смеется на мгновение, однако этого никто не слышит. Оказавшись возле Чонхёна, он кидается правее, выдирает из рук второго парня дробовик и валит нескольких громил из банды, ощущая невероятную отдачу этого мощного ствола, заставляющего его плечи вибрировать. Крепче сжав его, он целится в дым, видит вспышки чужих выстрелов и стреляет сам, слыша, как разлетаются чужие мозги по земле, или же ему это просто кажется — в состоянии адреналина и чистой ярости можно вообразить себе любые вещи. Чонгук отстреливает оставшихся вместе с Чонхёном, дыша ненормально быстро и шумно, прежде чем цветастые машины банды разворачиваются и рывком газуют, испуская пыль из-под колёс, словно прекрасно понимают, что продолжать нападение нет смысла — их просто прикончат здесь до последнего. Дрожащие в напряжении пальцы сжимают дробовик невероятно сильно еще как минимум минуту, даже когда выстрелы прекращаются и опасность оказывается позади. Чонгук дышит резко и неровно, истерически, давно не испытывая столько адреналина, ведь раньше почти не попадал в перестрелки между бандами. Чонхён шумно выдыхает тоже, зачесывает взмокшие волосы назад, сильнее открывая лицо, которое вдруг кажется Чонгуку красивым, прежде чем резко поднимается и оглядывает нанесенный ущерб. Большие грузовики остались почти полностью целыми, но джипы пострадали намного больше. Выбитые пулями стёкла валяются на земле сверкающей пылью, впитывают лужи крови, которая расползается из убитых тел. Чонгук медленно опускает взгляд, замечая парня, который час назад желал ему удачной поставки, а теперь валяется в собственной крови мертвый. Чувство не из приятных, решает он, и все еще не выпускает из пальцев чужой дробовик, который на самом деле стоило бы отдать его владельцу. Чонхён оглядывается и внезапно обращается к Чонгуку: — Неплохо постарался, правда, — говорит он через шумный выдох. — Честно сказать, я недооценивал тебя после разговора с Идо. Вместо ответа Чонгук склоняет голову немного набок, словно говоря, что он может обращаться в любое время, если придется прикончить еще нескольких придурков на безвкусных машинах. Затем наконец возвращается к их джипу, вытаскивает из него чужое мертвое тело, рывком стряхивает стекло с сидений и забирается внутрь. Чонхён следует за ним вместе с Гюном и Монсо, убедившись, что водители грузовиков в порядке, и велит ехать дальше, оставив здесь второй джип, который уничтожили выстрелами. — На кортеж защиты напали, — произносит Чонхён в рацию, что замечает Чонгук, выворачивая руль в направлении севера. — Движемся на склады, груз не пострадал, но пришлите еще два джипа. На всякий случай. — Да, господин, — слышится голос Идо, и рация отключается. Чонхён переводит немного измотанный взгляд на Чонгука, разглядывает его минуту, прежде чем внезапно хлопает ладонью по плечу с явной благодарностью за его решения. И младший чувствует, что теперь этот человек доверяет ему намного сильнее, чем когда они выехали. Чувство странное, нежеланное, если задуматься, что он всерьез защищал аристократов сегодня, однако Чонгук пытается не размышлять слишком много, настраивая себя на то, что просто выполнял задание.

***

Намджун выплевывает жвачку на асфальт и наклоняется ниже, разглядывая внушительные дыры в розовом «крайслере», оставшиеся из-за выстрелов из дробовика. — Блядские аристократы, — шипит Намджун, затем лезет пальцами в карман и вытаскивает еще одну жвачку с привкусом вишни. — И что за сучий говнюк использовал дробаш, вы его видели? Высокий парень напротив пожимает плечами, приглаживая короткие волосы, за его ухом вьется татуировка с клыками шакала. — Не знаю, но Чонхён скорее попытается заколоть тебя саблей, — усмехается он и взмахивает руками, изображая фехтование. — Использовать дробовик это совсем не королевское дело. Раздраженно закатывая глаза, Намджун ритмично двигает челюстями с желанием быстрее расправиться с жвачкой и насладиться ее настоящим вкусом. — Да, эта падаль теперь королевских кровей, я и забыл, как он изменился, — выдыхает он, сверкая надменным взглядом. — Окей, ничего страшного, в следующий раз этим скотам не жить.

***

Вернувшись в резиденцию после того, как они оставили грузовики на охраняемом складе в нескольких милях от города, Чонгук принимает душ и переодевается, желая наконец вернуться в обитель воронов. Чонхён возникает перед ним из ниоткуда, явившись черной тенью, и становится ясно, что бесконечная ночь продолжается, не разрешая настолько просто оставить ее в прошлом. — Я хотел сказать, что ты действительно неплохо поработал, — повторяет Чонхён, словно одного раза его благодарности недостаточно. Чонгук кивает, всей душой желая наконец выбраться из замка, но старший не отпускает его. Взглядом оценивает на расстоянии метра, словно впервые видит. — Знаешь, я заметил, что дробовик тебе сильно понравился. Не все могут справиться с таким оружием, но ты был правда неплох. И у меня есть кое-что для тебя. Развернувшись, он направляется через мрачный коридор вглубь здания, приказав следовать за ним. Чонгук хмыкает, слегка воодушевленный, что может наконец получить нормальный ствол, и идет следом. Чонхён движется к помещению, в котором они хранят оружие. Им в обычные дни распоряжается Идо, однако этот парень имеет явно достаточно власти, чтобы самому принимать решения и раздавать аристократам пушки. Оказавшись внутри, он включает свет и немного перебирает контейнеры, закрепленные железными крюками вдоль всей стены. Останавливая выбор на дальнем из них, он вводит кодовый замок, раскрывает крышку и вытаскивает черный дробовик внушительного размера, чистый и блестящий, как наилучшее изобретение человечества. Чонгук задерживает дыхание при взгляде на него. Изысканный и действительно устрашающий из-за своих размеров и мощи, он выглядит как настоящее произведение искусства с этими черными линиями, вырезанными на стали явно вручную. Чонгук никогда прежде не видел такого оружия. И неудивительно, что им владеют аристократы. — Иногда мы заказываем стволы для определенных людей, они всегда особенные, — рассказывает Чонхён и мягко усмехается, заметив сверкающие глаза Чонгука, затем нежно проводит пальцами вдоль рукояти, на которой заметна гравировка клана и название «гатчер» маленькими резными буквами. — Долгое время я хранил его для особого человека, который сможет занять важную должность среди всех нас. Человека, которому можно доверять, который не боится кидаться под пули ради всеобщей цели и защиты остальных. Честно говоря, я встречал разных людей, которых принимали в Дэльи, но никогда не чувствовал, что кто-нибудь из них достоин держать его. И сегодня… я решил, что можно попробовать довериться тебе немного больше. Дать шанс проявить себя еще сильнее на благо королевской семьи и старшего господина в частности. Чонгук медленно поднимает взгляд, слыша собственное неровное сердцебиение, которое отдает вибрацией в шею. Чонхён не объясняет ничего прямо, но несложно догадаться, что он совершенно серьезен, намекая, что может повысить Чонгука в должности среди аристократов, оценив по достоинству его сегодняшние решения. Чонгук не представляет, что должен чувствовать, выслушивая все это. Искренность Чонхёна поражает, но еще сильнее его подкашивает мысль, насколько этот человек окажется разочарован, как только узнает, какие настоящие цели преследует Чонгук, явившись в королевскую обитель. И осознание этого внезапно заставляет что-то в его груди болезненно сжаться. Видеть его смерть возле джипа оказалось бы чертовски легко. И все же Чонгук кинулся защищать его, своего врага, совершенно забыв, что на самом деле испытывает к каждому из них. Чонгука действительно подкашивает эта чудовищная мысль, удивляя и раздражая, заставляя сильнее сжимать пальцы в карманах. Все это неправильно, кричит его жалкое сердце, но он не может озвучить это вслух, особенно когда вновь смотрит на Чонхёна и видит искреннюю благодарность в его взгляде. Благодарность за спасение его жизни и веру в его будущее. Чонгук не может выносить это. — Какая должность? — спрашивает Чонгук вместо всего на свете, словно решая проверить, насколько серьезно все это на самом деле, ведь если нет, то волноваться нет смысла, потому что ничего не изменится. Это просто красивый ствол, не более, внушает он себе, но нутром чувствует, как сильно ошибается. — В последние годы на этой должности никого не было, потому что я не находил подходящего человека, но сейчас мне кажется, что он все же нашелся, — рассказывает Чонхён и вновь опускает взгляд на дробовик, рассматривая его. — Человек на этой должности считается «дюнó‎» наследника. Иначе говоря, его приближенный, личный телохранитель, который всегда должен быть рядом и защищать его даже ценой собственной жизни. Каждый из нас должен делать это, да, но дюно — это совершенно другое дело. Намного более преданный и решительный, как только возникает какая-либо опасность. Дюно обязан броситься в огонь, если понадобится. Спасти наследника любой ценой. Вручить ему свое чертово сердце и душу, не прося ничего взамен. Всеми силами сражаться за него каждый день. И никогда не оставлять одного. Чонгук мрачнеет с каждым следующим словом, чувствуя необъяснимое давление в груди, и оно становится настолько сильным, что тяжелеет дыхание. Все это слишком для него. Негромко выдыхая, он собирается отказаться, сказать, что не желает никого защищать, в особенности наследника, который одним своим видом заставляет все внутри Чонгука переворачиваться, вскипать раздражением, обугливаться из-за необъятной злости и ненависти. Чонгук явился сюда и всем соврал, притворившись новобранцем, однако он не может завраться настолько, чтобы согласиться на это. Вопреки всему Чонгук не хочет становиться настолько ужасным человеком, даже если на самом деле ужасным его делают намного более жуткие вещи и решения. Чонгуку просто отвратительно. Даже стоять сейчас здесь и все это выслушивать, смотря на Чонхёна, который прежде был немного недоверчивым, но теперь искренне хочет верить ему и рассказывает такие вещи, предлагая должность, которая наверняка значит для них намного больше. — Дюно, значит, — негромко отзывается Чонгук, медленно повторяя это название, немного нелепое и странное, отдающее горечью на язык. И внезапно решает выяснить чуть больше деталей. На всякий случай. — Как давно наследник имел дюно в последний раз? Чонхён немного молчит, оглядывая оружие, затем вновь смотрит на него. — Дюно менялись несколько раз за его жизнь, некоторые теряли звание, другие задерживались немного дольше и умирали, но это именно то, ради чего дюно существует, — рассказывает Чонхён, привычно оценивая Чонгука взглядом. — Лучший дюно наследника был мужчиной с необычно черными глазами. Выращенный на военной базе «Ансар», которой владеет Комитет всех кланов нашей страны, он превосходно справлялся со своей задачей и всегда защищал наследника. Я прекрасно помню все случаи, когда он спасал ему жизнь, потому что я видел их все. И никогда не забуду последний, во время которого он защитил Джина ценой своей жизни. Давящее чувство внутри подсказывает, что не стоит слушать дальше, но Чонгук не двигается. — Являясь наследником империи, Джин всегда был в опасности, и открытое нападение на него было вопросом времени, — медленно продолжает Чонхён, и в его голосе слышится напряжение, словно каждое следующее слово вытаскивает из него силы. — Джину было двенадцать, когда все произошло. Бандиты из клана Ингерро перестреляли охрану Дэльи, ворвавшись через задние ворота, когда наследник выходил во двор. И стреляли в него прямо здесь, на пороге его собственного дома. Выживший охранник, единственный из всех, который в последствии начал считаться его первым дюно, вскочил и закрыл его своим телом, словив несколько пуль вместо него. Чонгук ничего не отвечает. Даже если его циничное сердце внезапно начинает биться как человеческое. — На Джина попала его кровь, смешалась со слезами, но он еще несколько дней ходил в той грязной одежде, потому что никто из прислуги не мог заставить его переодеться, — продолжает Чонхён. — Или даже просто выйти наружу из комнаты. Джин получил психологическую травму, которая напоминает о себе всякий раз, когда его окружает слишком много вооруженных людей. Джин чувствует опасность, не зная, с какой стороны на него могут совершить нападение. Именно дюно должен каждый день избавлять его от этих мыслей и страхов. Изнутри разрываясь из-за ненависти к этому человеку и всех своих настоящих эмоций, Чонгук слегка морщится, внезапно чувствуя и боль, которая зарождается где-то очень глубоко внутри него, не позволяя нормально дышать. Чонгук прекрасно знает, каково быть испуганным ребенком, всюду видящим опасность. — Впредь Дэльи считается закрытой для всех территорией, которая должна быть исключительно безопасной для всех членов клана и всех важных участников, включая главу и его сыновей, — заканчивает Чонхён вместе с шумным выдохом. — Вся королевская семья возненавидела Ингерро еще сильнее после этого, и недружественные отношения между нашими кланами теперь испорчены навсегда. Честно говоря, я даже почти уверен, что сегодняшнее нападение на поставки организовали именно они. Всем остальным известно, что не стоит нарываться на нас, но Ингерро всегда считали себя людьми иной касты. Всеми силами не пытаясь показывать эмоций, которые на самом деле кипят внутри Чонгука из-за всех этих историй, он вспоминает недавний разговор с Чимином, на котором решил, что сотрудничество с Ингерро в будущем может оказаться неплохим вариантом. И всерьез хочет отказаться от этой идеи теперь, потому что внезапно понимает, что вооруженное нападение на маленького Джина, который ни в чем не виноват, было настоящим зверством. Чонгук расширяет глаза и давится этим осознанием, не ожидая, что когда-либо в жизни придет к этой мысли. Внезапно понимание настолько очевидной и простой истины едва позволяет ему сохранять равновесие, стоя перед Чонхёном, который выглядит так, словно вновь пережил тот день. Ведь он наверняка все видел через окно. — Я не принуждаю тебя соглашаться стать дюно, но если сможешь защищать Джина настолько же хорошо, как защитил меня и машины сегодня, то мы все выиграем в итоге, — выдыхает Чонхён, возвращая себе привычный серьезный вид, в котором едва видны его настоящие эмоции, но по голосу можно понять, что он действительно хочет, чтобы Чонгук согласился. — И «гатчер» поможет тебе в этом. Вспомни, в конце концов, как неплохо ты справлялся на тренировках по защите. Идо действительно был доволен. Пожалуйста, просто попробуй. Закончив, он медленно протягивает дробовик вперед. Чонгук опускает глаза. Вглядываясь в него целую вечность, боится прикасаться, словно чувствует, что все изменится после решения принять его. И не ошибается в этом. Несильно дрожащие в предвкушении и сомнениях пальцы медленно обхватывают начищенную сталь. Чонгук вмиг ощущает его вес, несравнимый с весом предыдущего, который выхватил у какого-то парня на перестрелке. Чонхён внимательно следит за эмоциями на его лице, которых не оказывается, ведь Чонгук всеми силами остается равнодушным на вид. И несильно кивает, словно молча благодаря за решение принять его. Чонхёну кажется странным этот парень, но какое-то легкое предчувствие внутри подсказывает, что он может оказаться именно тем, кого они давно искали. И неважно, какими чернилами он забил свое тело под этой драной одеждой. — Кстати говоря, я хочу передать тебе еще кое-что, личный подарок наследника, — внезапно продолжает Чонхён, заставляя Чонгука поднять взгляд, и наклоняется, вытаскивая из-за ящиков большой черный рюкзак, напоминающий военный с множеством зажимов и ремней. — Джин сказал отдать его тебе. Чонгук не представляет, чего ожидать, разглядывая его рядом с заметным опасением на лице, словно в любой момент из его выпрыгнет ядовитая змея. Гатчер ощущается еще тяжелее в его напряженных ладонях, но все же он решает, что должен разобраться со всем дерьмом за раз, не выматывая себя ненужным ожиданием. Осторожно отложив «гатчер» на железный стол, он наклоняется, медленно раскрывает молнию рюкзака и вглядывается внутрь. Сердце вмиг замирает, опустошенное внезапной картиной. — Джин заметил, что вся твоя одежда выглядит немного старой и заношенной, — объясняет Чонхён тактично и осторожно, но слишком спокойным тоном, словно не замечает, в каком изумлении Чонгук смотрит на идеально сложенные вещи. Черные или серые, они педантично выглажены и пахнут свежестью. Чистые, никем не ношенные, как из лучшего магазина в квартале аристократов, в который Джин наведался ближе к вечеру, решив прикупить немного вещей для того мрачного парня, который неделями может ходить в одной одежде. — Что скажешь? «Голоден?» «Выглядишь голодным, возьми себе что-нибудь». «Джин заметил, что вся твоя одежда выглядит немного старой и заношенной». «И чтобы я больше этих ран не видел». Вместо наследника Чонгук теперь хочет прикончить самого себя, опустошенным взглядом осматривая вещи, которые едва не смотрят на него в ответ, настолько же растерянные и не представляющие, что сказать. Несильно выдыхая, Чонгук молчит, чувствуя, как что-то внутри болезненно сжимается, давит на кости и царапает, оставляя кровоточащие следы. Чонгук даже не пытается ничего сказать. Каждая мысль внезапно исчезает, оставляя его в непроглядном черном одиночестве и ужасе из-за осознания того, как много всего услышанного пытается на него повлиять. Изменить его отношение к человеку, которого он мечтал прикончить настолько долго. Изменить его принципы, благодаря которым он просыпался каждый день и выходил наружу, вместо того чтобы сгнить в сожалениях из-за смертей его близких. Чонгук молча смотрит на вещи, не понимая, разорвать их или собственное сердце. Эту идиотскую деталь его тела, которая мерзко воет сейчас, как безумная. Выросший в нищете, он всей душой ценил внимание своих хёнов, которые всегда отдавали ему самое лучшее, даже если сами оставались ни с чем. Чонгук всегда невероятно сильно ценил их внимание и проявления этой искренней заботы. Однако Джин, этот чертов проклятый Джин не имеет права пытаться быть таким же. Джин обязан оказаться чудовищем. — Зачем это? — чужим голосом спрашивает Чонгук, едва чувствуя, что может заставить язык двигаться. Какой же нелепый и совершенно глупый вопрос, понимает он, и все равно спрашивает. — Как ты понимаешь, Джин не знает, что значит носить обноски, но он часто видел в них меня, — неожиданно признается Чонхён. — И всегда старался немного заботиться обо мне, как и об остальных людях в этом здании. Воспринимай это как небольшое проявление его благодарности, если хочешь. Джин правда благодарен за твою преданность, потому что в последнее время некоторые вокруг нас пренебрегали ей. Чонгук действительно не знает, что сказать. Через час вернувшись в обитель воронов и приглушив мотоцикл, чтобы оставить его под небольшим навесом, который они оборудовали вместо гаража на заднем дворе, Чонгук входит внутрь. И все еще не знает, что чувствует из-за всего случившегося, включая чертов рюкзак, давящий на его плечи невероятным весом. Чонгук боится вспоминать о нем, двигаясь по лестнице наверх и негромко здороваясь с присутствующими. Мысль о заботе наследника кажется чудовищной, разрывает его голову на части и не позволяет даже нормально дышать, возвращаясь к разговору с Чонхёном каждые несколько минут. Чонгук не может забыть ни единого слова, которое он сказал. И чертовски ненавидит себя за это, потому что все слова старшего повлияли на него. Каким-то немыслимым образом прикоснулись к чему-то живому внутри, что никогда не должно было показаться людям. Чонгук раздает парням все эти вещи, оставляя себе лишь несколько из них. Сонто обнимает его в знак благодарности, закутавшись в большой черный свитер, о котором никогда прежде и не мечтал. Чонгук в чувствах сильно сжимает его руками, ощущая запах, и не жалеет, полуприкрытыми глазами оглядывая остальных, кто примеряет вещи с бесконечной благодарностью на лицах. Чонгук знает, что это правильно, ведь он тоже обязан заботиться о своих людях. И неважно, какие чувства заставили Джина сделать это на самом деле. Чонгук делает это искренне.

***

Мягкой поступью Чонхён возвращается на королевский этаж. Приходя сюда каждые несколько часов сегодня, он придерживает черную трость, к которой на самом деле никогда не хочет прикасаться, однако ничего не может сделать с тем, что наследник только ему разрешает приносить ее. Кровавые стены второго этажа выглядят кровоточащими. Чонхён не поднимает взгляд выше, но все равно замечает малейшие узоры на обоях, где черно-бордовый переливается в красный, затем возвращаясь к более темным оттенкам. Каждый раз, оказавшись здесь, Чонхён чувствует невероятное давление, словно эти стены находятся намного ближе и едва позволяют ему двигаться дальше. Люди, которые строили это здание несколько веков назад явно не хотели, чтобы кто-нибудь захотел здесь оставаться. Двигаясь дальше вдоль коридора, он не смотрит направо, не желая видеть статую ангела в большом зале, прежде чем останавливается напротив черной двери наследника. Квадратные зигзаги на полу слегка расплываются перед его глазами, когда Чонхён мгновение смотрит вниз, перестав дышать. Затем осторожно приоткрывает дверь и оказывается внутри залитой полутьмой комнаты. Личное помещение наследника, в котором есть все необходимое, включая кровать, если он хочет остаться здесь на время. Или если не в состоянии ехать домой. Чонхён бесшумно проходит вглубь комнаты и останавливается возле большой кровати. Джин заснул час назад и не изменил положение с того времени. Сильно поджав ноги, словно чудовищно замерз, он зарылся лицом в огромные подушки. Черные волосы растрепались по простыни. Дыхание слышится медленным и спокойным. Чонхён смотрит на него несколько мгновений, прислушиваясь к его выдохам, затем переводит взгляд на столик возле кровати. Четыре банки сильного снотворного, успокоительного и болеутоляющего смотрят на него в ответ, как зелья смерти. Чонхён прекрасно помнит, что обязан называть их лекарствами, словно Джин действительно заболел, но он не может болеть в конце каждого месяца. Люди в доме никогда не спрашивают деталей. Их это не касается. И все же Чонхён, оставляя дьявольскую трость возле кровати, мечтает, чтобы каждый следующий раз был последним. Джин немного шевелится и приоткрывает глаза. Чонхён вмиг оказывается рядом, опустившись на пол, и вытягивает руки вперед, забираясь ими под одеяло, чтобы обхватить его холодные ладони. Джин негромко выдыхает, смотрит на него без всякого выражения, однако младший прекрасно знает, что происходит внутри него. Каждый раз. Все повторяется, но никто из них не может это закончить, ведь это условие господина Дон Данте, который иначе не допустит Джина на престол. — Я всем сказал, что ты заболел, — полушепотом говорит Чонхён, вглядываясь в прекрасное лицо старшего, и вдоль вен прокатывает боль из-за его отрешенного вида. Лекарства всегда делают его безразличным. Чонхён ненавидит это, даже если это намного лучше, чем когда он кричит. — Королям нельзя болеть, — шепчет Джин, сильнее сжимая его ладони под одеялом. — Выключи свет. Чонхён непонимающе прищуривается, ведь здесь темно, прежде чем видит, что Джин засыпает, не осознавая происходящее полностью. Дыхание вновь выравнивается и становится совсем тихим. Чонхён в молчании просто сидит возле кровати некоторое время. Затем приподнимается на затекшие ноги и сильнее приближается к нему, ничем пытаясь не разбудить. Мягким движением ладони гладит его волосы, поправляет их, осторожно приглаживает за ушами. Джин забылся тяжелым сном и не двигается, но Чонхён всегда обращается с ним наилучшим образом. Медленно опускаясь еще ниже, он нависает сверху и целует его волосы, едва касаясь, вкладывая в этот поцелуй все свои теплые чувства. — Я всегда защищу тебя, хён, — шепотом обещает он, выдыхая эти слова в его висок, и смертельно жалеет, что может защитить его в любой ситуации, но не в этой. Какое-то время Джин продолжает спать, негромким дыханием разбавляя тишину королевской комнаты. Чонхён остается рядом и даже не двигается, всматриваясь в его лицо, наполовину скрытое за одеялом, которое он натягивает сильнее бессознательно, прежде чем вновь немного двигается и приоткрывает глаза. Джин никогда не может расслабиться здесь окончательно. Каждый раз, оказавшись в этой комнате, он ни на секунду не забывает все, что давит на него в этих королевских стенах. Чонхён прекрасно знает, что должен забрать его домой, даже несмотря на его состояние сейчас. — Давай я вызову нескольких парней и мы вернемся домой, — негромко предлагает он, даже если Джин явно не хочет двигаться. — Я назначил тебе дюно, как и обещал. Чонгук поможет отвезти тебя. Джин полуприкрытыми глазами смотрит на него, взглядом просит замолчать, не заставлять надеяться, что дома станет лучше. Чонхён негромко выдыхает, разглядывая его в полном молчании, прежде чем цепляет пальцами край одеяла. Им не стоит оставаться здесь сегодня. Эти мнимые лекарства ничего не изменят, если наследник продолжит лежать на этой чертовой кровати и пытаться делать вид, что ему не осточертело все это. — Идем, давай, — настаивает он, раскрывая одеяло, и тянется назад с желанием взять его вещи. — Чонгук отправился домой, но я напишу ему сообщение. Дюно может сопровождать тебя, это не запрещено. — Я не беспомощный, — отвечает Джин с заметным недовольством во взгляде, однако усталости в нем явно больше, чем желания спорить или пытаться казаться сильным. — Вызови только Чонгука, я не хочу видеть остальных. Им прикажи встретить нас снаружи. Чонхён кивает и протягивает наследнику чистые вещи, не задавая больше никаких вопросов.

***

Красные стены королевского этажа неприятно давят на глаза, заставляют с раздражением оглядываться, словно проверяя, не оказались ли они ближе через несколько минут, чем раньше. Чонгук морщится, оставаясь в пустынном коридоре последние десять минут, вызванный сюда Чонхёном без всяких объяснений. Эта бесконечная ночь явно не хочет заканчиваться, понимает он на выдохе, вынужденный охранять дверь наследника, которая остается закрытой. Всем своим существом он чувствует, что напрасно тратит время возле нее, однако приказ Чонхёна не позволяет пойти вниз или наконец вернуться домой окончательно. Аристократы оказываются необычно серьезны в своих приказах и предупреждениях, как только дело касается старшего господина, особенно посреди ночи, которую ранее обещали выделить ему как выходной. Чонгук хотел насладиться им, немного поспать и снова выбраться в пригород за нужными вещами для обители воронов, но сейчас вдруг невероятно четко понимает, что должность дюно отнимет еще больше его времени. Раздражаясь на эти мысли, он опускает взгляд на огромный дробовик «гатчер» в его ладони, который выглядит еще больше в полутьме. Слишком длинный и тяжелый для своего класса, он производит впечатление настоящей звериной опасности, готовый прикончить кого угодно с единственного выстрела. Чонгук перехватывает его другой ладонью и немного приподнимает, стараясь привыкнуть к его возмутительным габаритам, но в целом он ему очень даже нравится. Рассматривая его, Чонгук мысленно обещает себе, что эта железная казнь ничего не изменит всерьез, позволит ему быть человеком, каким он и является, не пытаясь его исправить или переделать что-то внутри его головы. Чонгук отчаянно надеется не оказаться под ее влиянием, как и влиянием решений, которые она заставит принять в роли дюно. Прежде чем королевская дверь открывается. Чонхён выходит первым из полутьмы комнаты, здоровается лишь взглядом, ничего не произнося, и медленно выводит Джина следом. Чонгук опускает глаза и замечает его черную трость.