Осколки

О том, что его беспокойство за Шинкая переходит адекватные и дружеские рамки, Аракита понимает далеко не сразу. И далеко не сам. — А где Шинкай? — спрашивает он, когда приходит на клубное собрание спустя пару недель и не видит знакомой макушки. — Опаздывает, что ли? — Позвонил Фуку и сказал, что не придёт, — отвечает Тодо, сидящий за столом с раскрытой тетрадью на пружинах. Если Аракита помнит верно, именно в эту тетрадь они с Фукутоми записывают планы тренировок, расписание гонок и дежурств, прочую клубную мишуру. — Подробностей не дал. — Да? Прям совсем ничего не сказал? — Неа. Хотя мог бы! Ладно он прогуливает не так часто, как Манами, ты его не видел, кстати? Он с меня трубку не берёт! — Я ему не нянька, и тебе советую перестать с ним возиться, — Аракита падает на стул, хмурится из-за начинающего нарастать чувства тревоги. — Чёт не похоже на Шинкая. — Да на тебя тоже, — Тодо поднимает пытливый взгляд. — Ты последнее время каждый раз спрашиваешь, где его носит, если приходишь раньше. Не замечал? — Я?! — возмущается Аракита. — Ничё я не спрашиваю! — Ещё как спрашиваете, Аракита-сан! — слышится позади весёлый голос Куроды. — Мы тут уже ставки делаем, что вы спросите в первую очередь, и сегодня я выиграл. Гони двести йен, Тоичиро! — Вот ты кошак нахальный! — прикрикивает Аракита, обернувшись. — И что за игры на деньги, а?! — Ты думаешь, с ним что-то творится? — перебивает его Тодо. — И он поэтому пропускает тренировки с собраниями? — Ничё я не думаю, — Аракита садится прямо. — Я просто спросил. Уже и спросить ничего нельзя? — Да можно, я просто не знал, что вы так сдружились. Вообще, раз ты сказал, — Тодо шкрябает ручкой по щеке. — Шинкай и впрямь странновато себя ведёт. Он молчаливей, чем обычно, рассеянный какой-то. Я тут просил его помочь мне с эссе по японской литературе, а он забыл прийти. Сидел ждал его в библиотеке полчаса, как дурак. — Шинкай… Забыл? — Аракита моргает. — С его-то чёртовой пунктуальностью? — Да, представляешь? Ох, может, он того самого? — Тодо наклоняется ближе к нему через стол и шёпотом продолжает: — Сердце ему разбили, и он оправиться не может, м? — А может, тебе с дорамами пора завязывать? — огрызается Аракита, но чувство тревоги усиливается в разы, неприятно скручивается в животе. — Откуда ты глупости эти берёшь? — О, а может, ты в курсе? — Тодо округляет глаза. — Потому и волнуешься, да?! Ты знаешь, Аракита?! Нет, с него хватит. Аракита вскакивает на ноги, и покачнувшийся стул едва не валится на пол. Ашикиба где-то позади ойкает, и разговоры второгодок стихают. — Пойду поищу, — бросает Аракита и идёт к двери. — Чёртов рыжий! — Эй, а собрание?! — доносится вдогонку вопль Тодо. — Аракита! Получается, Шинкай и правда не в себе. Аракита подмечал, что он стал раньше всех уходить с тренировок и самоподготовки, что он начал говорить меньше, чем Фукутоми, а улыбаться перестал совсем. И если сперва Аракита списывал это на временные переживания, то теперь, раз остальные тоже заволновались, пришла пора как следует его встряхнуть. Как это сделать, Аракита пока не представляет, но уверен, что по ходу разберётся. Он не находит Шинкая ни в его комнате, ни на крыше, ни в питомнике Усакичи, где возле поилки лежит свежая морковь, нарезанная кружочками, и капустные листы. Шинкая нет на футбольном поле, где он порой сидит на трибунах и наблюдает за матчем, нет в столовой и в библиотеке. Аракита даже находит Манами, сладко заснувшего на траве под тенью огромной пришкольной ивы, но Шинкай будто взял и испарился. Может, он уехал домой? Может, он сидит сейчас где-то один и никак не может перестать переживать? Может, с ним что-то стряслось?.. От сжимающего грудь волнения и раздражения Аракита рявкает на веснушчатого первокурсника, налетевшего на него с горкой книг, плетётся обратно в сторону клубного зала, потеряв остатки настроения, и тут замечает Шинкая возле тепличного комплекса. Он стоит к Араките спиной, сунув руки в карманы брюк, и, видимо, с кем-то разговаривает. Аракита выдыхает. Накатившее облегчение позволяет, наконец, расслабиться, и он бесшумно подходит ближе, чтобы как следует дать Шинкаю по шее. — … я знаю, что ты со мной честен, — долетает до Аракиты подрагивающий женский голос. — Шинкай-кун, до выпускного осталось всего полгода, и я не могла больше сдерживать свои чувства… Ты правда не хочешь? — Прости, не могу, — отвечает ласково Шинкай, и не знай его Аракита, он ни за что бы не поверил, что это его естественный, ни капли не напускной тон. — Ты очень хорошая и смелая, Отаэ-сан. Мне приятно, но я не стану с тобой встречаться. — Тебе другая нравится, да? Аракита останавливается. Из-за плеча Шинкая он замечает невысокую девушку с коротко стриженными русыми волосами и заколкой-бабочкой на густой чёлке. Щёки у неё красные, в глазах стоят слёзы, вот-вот расплачется. Отчасти Араките её жалко, и он радуется, что сам никогда не оказывался в подобных ситуациях. В конце концов, он и любовных писем в шкафчике никогда не находил. — Да, — говорит Шинкай. — Мне нравится другой человек. — Вот как… Хорошо, — девушка стирает выступившие слёзы и кривовато улыбается. — Извини, что отняла твоё время, Шинкай-кун. — Ничего, всё в порядке. Извини ещё раз. Уверен, ты обязательно встретишь свою половинку. Если не здесь, так в университете точно. Куда хочешь поступать, кстати? — В Йо… В Йонан, — с трудом говорит девушка. — Слушай, я пойду, ладно? И она убегает, не сдержавшись и заплакав. Шинкай провожает её взглядом, вздыхает и оборачивается — при виде Аракиты на его лице мелькает нечто между паникой и испугом. — Ясутомо? Что ты тут делаешь? — Уж всяко не девиц отшиваю, — говорит Аракита, скрестив руки на груди. — Ты до чего тут людей доводишь? — Я не довожу… Ты давно тут стоишь? — Где-то с момента «я не могла больше сдерживать свои чувства», — подражает голосу девушки Аракита. — Зря ты ей отказал. Повстречался бы, отвлёкся, ещё целых полгода есть. Чё мешает-то? Она ведь вполне в твоём вкусе, нет? — Откуда ты знаешь, какой у меня вкус? — Шинкай подходит к нему. — В последний раз, если забыл, в моем вкусе был ты, и она на тебя ну никак не похожа. — Ага, то есть если бы она была высокая, тощая, некрасивая… — Ты красивый. — … то ты бы согласился? — Аракита делает паузу. — Я не красивый. — Говори что угодно, но с этим я не согласен. — Чёрт. Прекращай уже. — В клубе сейчас собрание, почему ты не там? Искал меня? — Ничего я не искал. Тодо там просто на стенку лезет, волнуется за тебя, подозревает, что ты от несчастной любви страдаешь и никому ничё не говоришь. — Тодо? Или ты? Шинкай улыбается. Его улыбку так хорошо слышно, что Аракита вскидывает голову. — Мне-то с чего волноваться, придурок? — Не знаю. Я просто спросил, — Шинкай смотрит на наручные часы. — Пойдём тогда? Мы даже не сильно опоздаем. — Да погоди ты. — М? Аракита трёт затылок. Оглянувшись, он на всякий случай тянет Шинкая подальше от тротуара, взяв за запястье. Повезло, что возле теплиц в принципе не так много народу, и что у ботаников уже гораздо меньше практических занятий. — Ты правда так переживаешь, что я тебе отказал? — спрашивает Аракита, когда они останавливаются в надёжной тени от крыши и деревьев. — И честно давай, я чую, когда мне врут. Шинкай смотрит на него несколько секунд. — Ну? — Переживаю, — отвечает он. — Мне нужно время, чтобы успокоиться, Ясутомо. Время и силы. Если тебя это напрягает, только скажи, и я… — И ты что? — щурится Аракита. — Совсем с радаров исчезнешь? Из школы накануне экзаменов свалишь, или что? — Придумаю что-нибудь. Неловко всё же получилось, и виноват только я. Шинкай замолкает. Аракита окидывает его взглядом — оценивает поникший вид, усталость, вымученность какую-то, — и вздыхает. Мысль, которую он случайно поймал во время поисков, стремительно приобретает более серьёзные масштабы. — Ты так сильно в меня влюблён? — Да. Извини, я ничего не могу с этим поделать. Почему ты спрашиваешь? Я перегнул? Или… — Да ничего ты не перегнул, просто надоело уже видеть твою кислую рожу, — Аракита сжимает кулаки в карманах брюк, и сердце сбивается с ритма. — Не могу тебя таким видеть, никто не может. Поэтому… Если тебе легче станет… — Ясутомо? — Можем повстречаться, — он смотрит на Шинкая в упор. — И ты быстро поймёшь, что любить меня — не самая лучшая идея в мире. — Погоди. Погоди, стоп, — Шинкай моргает. — Ты сейчас предложил что? — Ты глухой? Я дважды не повторяю. — Я понял, но… Я же тебе не… — Но и не противен. Слушай, Шинкай, я соглашаюсь исключительно по доброте душевной. Мне не убудет, если мы потискаемся и поцелуемся пару неделек, а потом тебе надоест и ты передумаешь. А то, что ты передумаешь, это факт. Шинкай делает к нему шаг. Он не так радуется, как предполагал Аракита, не слишком торопится соглашаться — и это странно. — Нельзя ведь так, — говорит он, помедлив. — Как можно встречаться с тем, кто тебе не нра… — Ты мне нравишься. Не так сильно, как я тебе, и это нормально. Может, ты успокоишься, поймёшь, что ошибался. Опыта вон поднаберёшься, и я тоже. Сплошные плюсы. — Ясутомо… — Соглашаешься или нет? Я предлагать второй раз не буду, уже ска… Шинкай оказывается к нему вплотную. Аракита осекается. — Ты уверен в том, что именно предлагаешь? — тихо спрашивает Шинкай. — Ты уверен, что не пожалеешь? По спине Аракиты пробегают мурашки. От того, как близко Шинкай, от того, какой низкий у него голос. От того, как вкусно от него, оказывается, пахнет туалетной водой с чем-то цитрусовым — и Аракита кивает. — Я вообще-то надеюсь, что это ты пожалеешь, и всё вернётся на круги своя. — А если нет? Если не вернётся? — Проблемы будущих нас, — жмёт плечами Аракита. — Так ты согласен? Я не собираюсь вечно тут стоять и ждать, пока ты соизволишь ответить. — Ясутомо… Шинкай наклоняется к нему, замирает в нескольких сантиметрах от его лица и… ничего не делает. Он только улыбается, прикрывает глаза и отстраняется. Аракита, ожидавший чего угодно, только не этого, растерянно моргает. — И что это значит? — тупо спрашивает он, и разочарование — разочарование? — мешается в нём с чем-то непонятно тёплым. — Я согласен, — говорит Шинкай. — Давай поговорим нормально после собрания, хорошо? Джинпачи с нас три шкуры сдерёт, если не появимся… Пошли? — Ага, — Аракита разворачивается. — Ты придумал, что ему сказать? Отмазку какую-нибудь? — Нет, а ты? Шинкай идёт с ним рядом до самого велоклуба, и Аракита вздрагивает каждый раз, когда случайно касается его руки своей.

***

То ли благодаря найденному Шинкаю, то ли из-за захваченного по пути Манами Тодо совершенно не журит их за опоздание, и собрание проходит в привычном режиме. Аракита, развалившись на одной из передних скамеек, не так чтобы вслушивается в расписания тренировок и обсуждение будущего основного состава. Он и раньше не вслушивался — обо всём важном напоминал или Тодо, или Фукутоми, которые были с ним рядом круглые сутки, — а теперь и вовсе не видит в этом смысла. Он же третьегодка, в конце концов. Он может прямо сейчас встать, уйти, и никто слова не посмеет сказать, потому что его время уже истекло. Аракита больше не поучаствует в межшкольных, не получит шанса проявить себя, не попытается прыгнуть выше головы, лишь бы обеспечить своей команде победу. Всего через несколько месяцев он отсюда уйдёт, его пути со всеми, кто тут сидит, наверняка разойдутся, и это одна из главных причин, по которой он решился ответить Шинкаю. Они ведь всё равно расстанутся, глядя на него думает Аракита, и для таких отношений конец третьего года старшей школы — идеальный момент. Если вдруг что-то пойдёт не так, им не придётся неловко сталкиваться друг с другом в коридорах, потому что они в любом случае разъедутся в разные города. Им не придётся строить из себя друзей, не придётся ссориться, не придётся бог знает что — Аракита ещё ни разу не был в отношениях, чтобы разбираться в поведении бывших. У его свиданий с Шинкаем нет будущего, а значит, можно и повстречаться. Маленькое приключение напоследок, и кто знает, вполне вероятно, что сердце Шинкая после него вновь станет свободно. Аракита зевает, и Тодо смотрит на него с нескрываемым возмущением. После собрания второгодки предлагают покататься — не «потренироваться», как переспрашивает Фукутоми, а именно «покататься», как будто они любители какие, — и все охотно соглашаются. Ворчит один Аракита, мечтавший побыстрее свалить, но на километре третьем, в лучах близкого к закату солнца, попускает и его. Он едет перед Шинкаем, и всё это время не слышит от него ничего особенного. Так, привычные просьбы ехать помедленнее, или, наоборот, побыстрее на прямых участках, и кажется, что разговора возле теплиц не было вовсе. Всё осталось по-прежнему, без полутонов и незримого напряжения, и если быть в отношениях с Шинкаем действительно так просто, решает Аракита, то он всё сделал правильно. Забавно, что раньше сама мысль о теоретических «отношениях» вызывала у него негатив. Он думал иногда, что вкладывают во фразу «я встречаюсь с кем-то», и не приходил к утешительным выводам — настолько сложным, энергозатратным и приторно-конфетным для него это выглядело. Он не представлял, как можно в любую свободную минуту висеть на своей второй половине и визжать о чём-то на ухо, как можно посвящать ей всё свободное время и ни капельки не злиться. Аракита никогда не видел себя в отношениях, а сейчас, выходит, вступил в них по собственной блажи. И с кем, с Шинкаем. Популярным, чёрт его, спринтером из его же команды. Аракита оглядывается, ловит его непроницаемый взгляд и лёгкую улыбку. Невыносимый, непонятный, хотя, может, и обойдётся. Он всё-таки не девчонка из параллельного класса, о которой ничего не известно, они знакомы третий год и вполне себе ладят. По крайней мере, Аракита в курсе его повадок, характера, вкусов — ничего страшного, если узнает ещё что-нибудь, более личное. Да и, честно говоря, уже пора бы ему научиться нормально целоваться. Шинкай идёт с ним в жилой корпус, когда Фукутоми распускает команду и сам остаётся доделать отчётные документы, а Тодо с второгодками дополнительно сваливает в спортзал. На пришкольной территории, несмотря на вечер, полно народу: кто-то возвращается из клубов и библиотеки, на скамейках сидят компании, слышно, как недалеко на футбольном поле доигрывают тренировочный матч. — Вот скажи, Шинкай, — Аракита закидывает руки за голову. — Чего все мелкие находят в Тодо? Он хуже курицы-наседки, а все вьются и вьются вокруг него, даже Курода-чан не устоял. — Ты ревнуешь, что ли? — ухмыляется Шинкай. — Хочешь быть для них таким же уважаемым семпаем? — Чего? Я наоборот счастлив, что ко мне они не лезут и в рот не заглядывают. Делать мне нечего, как за детсадом присматривать. — Джинпачи просто… — Шинкай пару секунд думает, — любит о всех заботиться? Не знаю, с чем связано, но он не ждёт в ответ ни похвалы, ни уважения. Для него это так же естественно, как для Фукутоми спать на жестком футоне, или как для тебя пить только классическую бепси… — Потому что остальные вкусы та ещё дрянь! Неужели я один так думаю?! — Именно поэтому второгодки к нему и тянутся, — продолжает Шинкай как ни в чём не бывало. — Они видят в Джуичи пример лидера, в тебе пример независимости и честности, а в нём — поддержку и правильность. И если в случае с Джуичи и тобой можно понаблюдать издалека, то тут без взаимодействий никак. И Джинпачи охотно идёт им навстречу. — На всё-то у тебя есть объяснения. — Не на всё, — мотает он головой. — В тебе, между прочим, тоже много качеств, которые младшие очень ценят. Подойти только не решаются и считают, что ты… как бы так сказать… Аракита поднимает бровь. — … их сожрёшь, — заканчивает Шинкай. — Я?!.. Хотя да, могу и сожрать, если начнут пресмыкаться или понтоваться… Что? Шинкай смеётся, и Аракита смотрит на него. — Что я смешного сказал? — Они искренне думают, что ты их сожрёшь, и ты думаешь, что сожрёшь их, а на деле никто вообще сожран не будет, потому что ты не такой, Ясутомо. И это забавно. — Опять ты свои странные комплименты отвешива… — Не хочешь зайти ко мне на минуту? Аракита останавливается. Оказывается, за разговором они успели дойти до корпуса и стоят теперь прямо у двери комнаты Шинкая. Аракита был в ней всего раз, и то случайно, когда они всей гурьбой пришли его проведать во время простуды. — А чё хотел? — Да так… Поговорить ещё. Шинкай лукавит. Аракита слышит, как он недоговаривает, и становится ясно — что-то будет сейчас. Что-то, что не касается ни учёбы, ни велоклуба. Шинкай хочет поговорить с ним о том, что случилось тогда в раздевалке, и что случилось сегодня перед собранием. Может, проскакивает в мыслях Аракиты, он успел передумать и теперь хочет попросить свои слова обратно, и кто Аракита, чтобы отказываться. — Ну пошли, — жмёт он плечами, и Шинкай достаёт из кармана ключ с болтающимся брелком в виде шоссейника. В его комнате светло и чисто, никакой валяющейся одежды и бардака на столе. Совсем не похоже на комнату Аракиты, где тут и там стоят пустые банки из-под бепси, а между страничками учебников лежат неточенные карандаши. Один из них, кстати, принадлежит Манами, с вариантами ответов на конце, и по-хорошему до выпуска надо бы его вернуть… Аракита падает на стул, расставив ноги и скрестив руки на груди. — Так чего ты хотел? Шинкай проворачивает замок и подходит к нему. В личное пространство, правда, не вторгается — остаётся стоять перед Аракитой, смотрит, наклонив голову чуть вбок. Щёки у него розовеют. — Хотел тебя поцеловать. Ещё спросить, не передумал ли ты, но поцеловать — куда сильнее. — Поцеловать, значит, — говорит Аракита, моргнув. — Серьёзно? — Да, — Шинкай кивает. — Весь вечер об этом думал. — Тогда… — Аракита встаёт, оказываясь к нему впритык. — Давай. Целуй. Смятение на лице Шинкая мелькает всего мгновение. Он берёт Аракиту за руку, тянется вперёд, замирает, обдав сладким ароматом цитрусов. Шинкай прикрывает глаза, когда, наконец, касается его губ своими, и у Аракиты стучит пульс в ушах. Этот поцелуй не похож на два предыдущих. От этого поцелуя — медленного, нежного, чувственного, — перехватывает дыхание, от него по спине прокатывается дрожь, а внутри щекочет нетерпение с неожиданным, жгучим желанием прижаться ближе. Шинкай, словно поняв, осторожно привлекает его к себе. Он обнимает Аракиту, положив ладонь на лопатки, углубляет поцелуй, и Аракита целует в ответ, закинув руки ему на шею. О том, что они на шее, что его пальцы касаются мягких рыжих волос, он понимает позже, когда Шинкай отстраняется и смотрит ему в глаза. — Не зря? — спрашивает он шёпотом. — Ясутомо. — Есть над чем поработать, — отвечает Аракита немного хрипло. Опомнившись, он убирает руки, выпутывается из тёплого объятия, в котором Шинкай до сих пор его держит. — Чуть не решил, что ты меня съешь. — Извини, я не так чтобы много целовался. Значит, мы встречаемся? — Нет, просто в куколки играем, чё ты такой тупой, Шинкай? Если бы нет, я бы тебе по роже двинул вместо поцелуя, не знаешь, что ли? — Знаю, — и он улыбается так искренне и красиво, что Аракита забывает сделать вдох. — Спасибо, что дал мне шанс.