***
Спустя месяц Аракита не понимает, почему между ним и Шинкаем до сих пор ничего не кончилось. По его подсчётам, Шинкай давно должен был разочароваться, успокоиться и позвать его на серьёзный — на самом деле нет, — разговор, но нет, ничего подобного. Как если бы встречаться с Аракитой ему действительно нравилось, и ничего, что противоречит любой здравой логике, он в этом не видел. — Похоже, у Шинкая на личном всё хорошо, — говорит Тодо, заглянувший к ним в класс на очередной перемене. Аракита приоткрывает глаза, лёжа на своей парте. — Нарадоваться не могу, если честно, снова на нормального человека стал похож. — Господи, ободочковый, тебе-то какое дело до его личной жизни? — он смотрит по сторонам. Шинкай, видимо, и впрямь куда-то свалил, раз у Тодо до такой степени развязался язык. — Своей не хватает? — Я переживал! Ты помнишь, как он нам про Усакичи ничего не говорил? Вот я и подумал, что сейчас история повторится, но обошлось, хвала богам, — и Тодо снижает голос. — Ты ничего не?.. — Даже если бы и знал, не сказал бы, — Аракита укладывается обратно на парту. — Почему?! — По кочану, — отрезает он. — Любопытство это порок, если ты не в курсе, но да, похоже, он в порядке. — Так любопытно! — восклицает Тодо, напрочь его проигнорив. — Ужасно любопытно, с кем он гуляет, он ведь второй у нас в команде по популярности, как у него вообще получается скрывать от нас свою пассию?! О, а может, она не из школы? Может, они в интернете познакомились? И поступать в один университет будут, лишь бы быть вместе? Ты не видел, как часто он сидит в телефоне? Если постоянно, значит, так и есть! Аракита слушает его вполуха, безуспешно пытаясь поспать до начала урока, но одна брошенная вскользь фраза заставляет его задуматься. Что будет, когда они выпустятся из школы? Аракита ещё с середины второго года знает, что Шинкай нацелен на университет Мейсо — престижный токийский университет, куда поступает и Фукутоми. Не совсем понятно, связано это между собой или нет, но Араките кажется, что да. По крайней мере, это предельно логично: идти за лучшим другом сперва в старшую школу, а потом и в университет, чтобы по-прежнему оставаться рядом. Что до выбора самого Аракиты… Сказать честно, Аракита до последнего не думал, что вообще будет куда-то поступать. Если бы он не встретил Фукутоми, если бы он не попал в велоклуб, он уже давно бросил бы учёбу и ушёл работать куда-нибудь на полставки, но… Аракита сам не заметил, как после знакомства с командой его «ладно уж, доучусь» постепенно превратилось в искреннее желание ни в чём от них не отставать. Да, не сразу, да, не без помощи, и да, немалую роль сыграла прямая зависимость между оценками и допуском к гонкам, и всё же Аракита справился. Он выровнял свою успеваемость настолько, что учителя, прежде не верившие в его способности, стали чаще и чаще спрашивать, в какой университет он пойдёт. И Аракита правда не знал, что отвечать. — Ты ещё не определился? Шинкай поднимает голову от учебника. Они сидят у него в комнате, друг против друга, разложив тетради на полу. За окном темнеет, а домашнего задания, кажется, меньше не становится. — Уже октябрь, Ясутомо. Оглянуться не успеешь, как начнутся экзамены, а к ним подготовиться надо. — Да знаю я, не гунди. Просто тут такое дело… — Какое? Аракита дочитывает абзац в учебнике, опускает его и переводит взгляд на Шинкая. — Ты же в Мейсо поступаешь? Ты и Фуку-чан? — Ага. Давно решили, у Джуичи там старший брат учился, говорит, хороший универ. — Так вот, я хочу куда угодно, но не в Мейсо. Выражение на лице Шинкая меняется: уголки его губ опускаются, брови на миллиметр сдвигаются к переносице. Всё это едва заметно, кто другой бы и не заметил, но не Аракита. — А я хотел предложить тебе о нём подумать, раз мы встречаемся, — говорит Шинкай. — У тебя есть причины, да? Я? — Нет, не ты! — слишком быстро отвечает Аракита и спокойнее добавляет: — Не ты, рыжий. Я о тебе и не думал. — О… — В смысле не думал, что ты можешь помешать! Чёрт! — он выдыхает, хлопнув по лбу. — Не умею я нормально в разговоры, знаешь же! Чёрт. Погоди. Я не к тому. Ты не при чём, Шинкай. Клянусь. — Хорошо. Я тебе верю, — и он расслабляется. — Тогда почему ты не хочешь в Мейсо? — Ты точно не обиделся? — Точно. Обещаю. — Короче… — Аракита сжимает учебник в руках. — Глупо, может, но я не хочу больше ни от кого зависеть. Понимаешь? — Не совсем. Объяснишь? Шинкай сдвигает в сторону тетради и садится ближе. — У меня сейчас чувство, что за мной все присматривают. Что ты, что Тодо, что Фуку-чан. Фуку-чан в первую очередь. Он будто третий год личную ответственность за меня несёт, всекаешь? И я устал от этого. Устал думать, что за меня обязательно найдётся кому ответить. Как будто я сам ничего не могу, и как будто… Как будто я и сам привык на вас всех полагаться. Не хочу больше так. — Ясутомо… — Если мы с Фуку-чаном пойдём в один университет, я так и не стану самостоятельным. Понимаешь, Шинкай? — Аракита смотрит ему в глаза. — В одном университете с Тодо так не будет, с тобой так не будет, но ты идёшь с ним, и… Я не могу. И тебя отговаривать туда поступать тоже не могу. Смысла нет. — Почему нет? — Потому что ты уже всё решил. Не хочу быть козлом. «И потому что мы всё равно расстанемся». Аракита не озвучивает эту мысль, но, судя по всему, она висит в воздухе, потому что Шинкай смотрит на него несколько долгих секунд. А потом наклоняется и коротко целует, приподняв за подбородок. — Ясутомо, — говорит он с улыбкой, когда отстраняется. — Ты знаешь, что я только что влюбился в тебя повторно? — Чё? — Аракита столбенеет. — Ты какую-то свою версию сейчас услышал сквозь розовый туман, или что? Как ты… — Спасибо, что рассказал мне. И это вовсе не глупости, ты совершенно прав. Джуичи действительно о тебе беспокоится, может, и правда особую ответственность ощущает, но не осознаёт в полной мере, — Шинкай трёт затылок. — Я даже ревную иногда. — Рев… — Аракита округляет глаза. — Да? — Ага. — Ты меня? К Фуку-чану? — Почему тебя это удивляет? — Потому что… Я же… — и он откашливается. — Потому что по-хорошему, если кто из нас и должен ревновать, то это я тебя ко всяким девчонкам, да хоть к твоему школьному фан-клубу. Кто тут из нас двоих икемен местный, а? Но я не ревную, так что и ты прекращай, ясно? И вообще мы не о том говорили. — Ты правильно всё решил, Ясутомо, — Шинкай ерошит его волосы ладонью, сев рядом, и обнимает за плечи. — Я полностью тебя поддерживаю. Жаль, конечно, что в один не попадём, но что поделать… Значит, будешь искать другой университет? Есть какие-нибудь на примете? — Ну… — и Аракита вспоминает ту самую сцену возле теплиц, свидетелем которой так неожиданно стал. — Йонан вроде ничего? Может быть, туда и подамся. — Йонан, — задумчиво произносит Шинкай. — Я недавно читал про Йонан в буклете. У них в велоклубе чёрно-зелёные джерси с бело-голубыми вставками, очень стильно. — Ты что, только на джерси и смотрел? Вот ты… — Так буклет ведь про велоклубы был!***
На Шинкая смотрят девушки. Много девушек. Аракита, разумеется, об этом знал, но до тех пор, пока Шинкай не начал ходить за ним по пятам, не представлял и примерных масштабов такого внимания. Девушки были везде. Они стайками сидели на скамейках, кучковались в буфете, оравами приходили в спортзал, «случайно» наталкивались на Шинкая в коридоре и извинялись, бесстыдно глядя ему в глаза. Шинкай, казалось, всего этого не замечал, ну или успешно делал вид, что не замечает. На его месте Аракита бы уже давно как следует на всех наорал, чтобы неповадно было, а он, глядите, только улыбается и машет им по пути. — Ты понимаешь, что они так ещё больше вешаться на тебя будут? — спрашивает Аракита, когда возвращается с Шинкаем в класс ближе к концу обеденной перемены. Только что смазливая второгодка — так и представилась, «кто-то там, второй год», — с пунцовыми щеками вручила Шинкаю розовый конвертик, увидела его кивок с улыбкой и умчалась вниз. — Не рвать же мне эти письма у всех на виду, верно? Я не бессердечный, — Шинкай, сев на своё место, прячет конверт в сумку. — Почитаю вечером, приду туда, куда меня пригласили, и вот там вежливо откажу. — Да зачем приходить вообще? — Аракита бухается позади. — Разве она не поймёт всё сама, если ты не явишься? — А что? — Шинкай оборачивается к нему, положив руку на спинку стула. — Не хочешь, чтобы я ходил? — Мне без разницы, куда ты ходишь и зачем, — парирует Аракита, — это твоя бессмысленная трата времени, а не моя. — Разве тебе не жалко её чувства? Представь, ты набираешься смелости, зовёшь кого-то, чтобы признаться, ждёшь десять минут, двадцать, полчаса… И всё это время думаешь: «А почему никто не пришёл? Это потому, что я некрасивый человек? Потому, что меня не восприняли всерьёз? Потому, что у меня нет никаких шансов?» — Шинкай смотрит на него. — Ты после такого решишься ещё кому-нибудь своё сердце открыть, Ясутомо? — Ну… С такой точки зрения я не думал, — соглашается он нехотя. — Но с другой — ты знаешь, на что идёшь? Ты знаешь, что тебе или ответят, или откажут. Берёшь да настраиваешься на оба варианта, и в любом случае тебе будет поня… — Но не причины, — со свойственной мягкостью перебивает его Шинкай. — Ты не будешь знать, отказали тебе из-за тебя, или из-за чего-то другого, и это… Это будет грызть, поверь мне. С девушками так нельзя. Да и с парнями тоже, — добавляет он тише. — Значит, ты к ней пойдёшь? — хмурится Аракита. — Пойду. — Ну и иди. Он смотрит в тетрадь, ощущая на себе внимательный взгляд Шинкая, и бесшумно выдыхает, когда в класс заходит учитель. Ерунда какая-то. Всего пятнадцать минут назад он целовался с Шинкаем на крыше, зарывшись в его волосы пальцами и оттянув их назад, а сейчас приехали — сидит и бесится, и на что? На девчонку незнакомую, которая в курсе, что Шинкай третьегодка, и всё равно… Неужто можно влюбиться так, что рациональные оценки шансов никак не учитываются? Неужто можно пойти, рискнуть, излить, чёрт возьми, душу, чтобы тебя пусть и не жёстко, но отвергли? А если не отвергнут? Аракита грызёт кончик ручки, пялится в спину Шинкая под монотонную и скучную лекцию про реставрацию Мейдзи. С какой-то стороны понятно теперь, почему к нему, Шинкаю, липнут все кому не лень. Он и впрямь заботливый, в отличие от многих сверстников он думает в первую очередь о других, чем о себе, даже если понимает, что ему придётся причинить боль. Вот и сегодня или завтра он пойдёт к этой глупой второгодке, выслушает её, наплетёт снова про другого человека — про него, мелькает самодовольная мысль у Аракиты, — и потом… Аракита вдруг представляет, как Шинкай приходит к нему завтрашним вечером. Смущённый, виноватый, и говорит, что выбирает её. Второгодку, признание которой оказалось таким миленьким, что он не смог отказать, и прозвучит честное: «ты ведь сам ждал, когда мы расстанемся, Ясутомо». Шинкай будет терпеливо смотреть на него в ожидании свободы, расслабленного ответа, что всё в порядке, и вали ты на все четыре стороны, рыжий… Вот только облегчения, осознаёт Аракита, он скорее всего не почувствует. Он с куда большей вероятностью разозлится, накричит и прогонит, а потом невесть с чего возьмёт да расстроится. Прямо как сейчас, от одного только сценария в голове. Аракита думает об этом весь остаток дня, впервые запутавшись в собственном отношении к Шинкаю Хаято.***
На следующий день Шинкай уходит с вечерней тренировки пораньше, отпросившись у Фукутоми по «кое-каким делам». Тодо многозначительно фыркает, громко спрашивает вслед, когда же он познакомит их со своей девушкой, сумевшей пленить его неприступное сердце, подталкивает Аракиту локтем в бок, но Аракита отворачивается. — Завидуешь? — улыбается Тодо. — Да было бы чему, — он допивает воду и ставит пустую бутылку на скамейку. — От девушек одни проблемы, так что я скорее сочувствую. — Ой да ладно. Просто ты ещё ни разу не влюблялся, ва-ха-ха! — От влюблённостей тоже одни проблемы. — Например? Аракита смотрит на Тодо, прищурившись. — Ты серьёзно сейчас? Спрашиваешь у меня, — он выделяет последнее слово, — почему эти ваши любови — полная фигня? — Конечно! — кивает Тодо. — Всегда интересно услышать мнение, которое не совпадает с твоим, и оспорить его! — Ты меня не разубедишь. — А ты объясни сперва. — Да чего тут объяснять. Фигня она и есть фигня, — Аракита ставит тренировочный шоссейник на роллер. — Паришься по пустякам, бесишься из-за ерунды, не понимаешь ни черта, что испытываешь, а рядом — какой-то балбес…. Или какая-то балбеска, если от себя говорить, — поправляется он, — с сердечками в глазах. Носится вокруг, смеётся, и её-то устраивает всё, один ты как идиот ходишь. Какой тут кайф может быть? — Так он в этом и есть, — отвечает Тодо, хлопнув в ладоши. — В постоянных эмоциях, волнении, трепете… Радости, когда ерунда действительно оказывается ерундой! Ох, эти влюблённости, даже мимолётные… Вообще я поражён, Аракита, ты так точно описал эти чувства, как будто в кого-то уже… Или?!.. — Нет! — осаждает его Аракита и садится на шоссейник. — Ни в кого не влюблялся и не собираюсь. Тодо хочет ещё что-то сказать, но тут появляется Фукутоми с секундомером, и приходится тренироваться дальше. Аракита налегает на педали, сосредоточившись на ненавистном роллере, хотя мысли у него ожидаемо уходят не в ту степь. Влюблён, значит, ха? Оттого и переживает, значит, и оттого настроение так быстро портится? Аракита злится. Не столько на Шинкая, втянувшего его в эту любовную авантюру, сколько на самого себя, потому что если раньше понимать свои ощущения было легче простого, то теперь они вовсе не поддаются контролю. Они сбивают с толку, они иррациональны, они действительно сложные, а Аракита не привык раскладывать себя по полочкам в поисках тайных смыслов. Куда проще будет признать, что да, он всё-таки умудрился вляпаться, но что потом? Стоит ему сказать Шинкаю, или продолжать делать вид, что он равнодушен? Насколько всё изменится, если он признается ответно?.. Аракита размышляет об этом, позже сидя над домашним заданием в своей комнате, и не сразу понимает, что в дверь стучат. — Ясутомо? — слышится за ней. — Ты тут? — Ага. Заходи, раз припёрся. Шинкай заходит бесшумно, снимает кроссовки. Он вообще, заметил Аракита, двигается тихо, плавно, он весь как вода, тогда как Аракита при ходьбе задевает локтем каждый встречный угол. — Ну как прошло? — любопытствует он, развернувшись на стуле. — Извинения, драма, слёзы? — Ужасная усталость, Ясутомо. Ты бы знал, как я всё это не люблю, — Шинкай приседает перед ним на корточки, протягивает руки и обнимает за пояс. — Поцелуешь, чтобы мне полегчало? — А если не поцелую? — Попрошу ещё раз, — он улыбается. Улыбаются, кажется, и его поразительно синие большие глаза. — И тогда ты точно не откажешь… Ясутомо? — А? — Ты на меня как-то не так смотришь. Не знаю, как именно… Ты в порядке? Ничего не случилось, пока меня не было? У него тёплые руки. Большие ладони, которые лежат сейчас на бёдрах Аракиты, и в этом нет ничего… ничего, что Аракита назвал бы неправильным. Или неприятным. Вот и приехали, думает он. — Ничего. — Как знаешь, — Шинкай приподнимается и коротко его целует. — Кицураги-сан, кстати, после нашего разговора подарила мне… — Кто это? — моргает Аракита. — Второгодка, с которой я сегодня виделся. Она не расстроилась, что я ей отказал, говорит, ожидала, поэтому не так обидно, — Шинкай выпрямляется и пересаживается на его кровать. — Устал я на кортах сидеть… Так вот, она подарила мне… — Чёрт, смотрю на тебя и не понимаю, что в тебе все находят, — перебивает его резко Аракита и отворачивается на стуле к столу. — Фан-клуб твой, второгодки, я… Какая мне разница, что тебе она… Он замолкает. — Ты во мне что-то находишь? — говорит Шинкай. — И… И тебе не нравится, что я… Аракита? — О, отлично. Теперь я ещё и «Аракита». Шинкай смеётся. Незлобно — он иначе не умеет, — и в следующую секунду Аракиту бесцеремонно разворачивают на стуле. — Эй! — Ты единственный, — шепчет Шинкай, нависнув над ним, и Аракиту от его голоса, от его близости, бросает в жар. — Скажи, мне не показалось? Ты ревнуешь? И боишься, что я уйду? — Шинкай… — Ты меня любишь. Он не спрашивает — констатирует, уставившись в глаза. Аракита выдерживает его взгляд — пять секунд, семь, — а потом хватает за воротник рубашки и целует, потому что иначе невыносимо. Иначе у него и не получится, Аракита привык действовать, а не говорить. Шинкай отвечает ему — голодно, мокрым языком по нижней губе, — и ставит колено на стул, прямо между его ног. — Эй… — Аракита цепляется за его напряжённые руки, сжавшие край стола за его спиной. — Полегче! — Что? — выдыхает Шинкай. — Я ещё не сказал «да», рыжий придурок! — А ты собирался ответить «нет»? Шинкай счастливо улыбается, глядя на него. Он знает, досадно думает Аракита, знает, что угадал, что просёк между строчек, и тянет его обратно на себя.