Осколки

К завтраку Аракита спускается последним — ещё и спасибо Тодо, который бесцеремонно растолкал его со словами, что они сюда не спать приехали. Шинкай кладёт кубики сахара в кофе, Фукутоми изучает брошюрку про местные горные источники. Тодо, увидев Аракиту, машет рукой. — Наконец-то! Я уж думал, придётся опять тебя идти будить! На этот раз с ведром воды! — Ага, только вот искупался бы в нём не я, — Аракита садится рядом с ним и просит у официантки традиционный завтрак. — Или вы ещё не заказали ничего? — Заказали то же, что и ты. Плохо спалось? — спрашивает Фукутоми. — Да этот вон всю ночь храпел, странно, что вы через стенку не слышали. — Я? Храпел?! — ахает Тодо. — Серьёзно? Господи, как приеду, пойду к врачу, спасибо, что сказал. Вы, может, не знаете, но на самом деле храп во сне может быть очень важным симптомом при диагностике… — Да он шутит, Джинпачи, — улыбается Шинкай. — Расслабься. — Да?! — он разворачивается к Араките. — Волчара ты бессовестная! Как ты можешь с таким шутить?! — Вот ты обломщик, даже насладиться его паникой не дал, — тянет Аракита. — Иначе было бы хуже, — жмёт плечами Шинкай. — И то верно, ха. — Какие вы оба… Уйду сегодня ночевать к Фуку, значит, а вы вдвоём кукуйте себе на здоровье! — дуется Тодо, впрочем, через несколько секунд его лицо проясняется. — Так какие у нас планы на день? Я предлагаю прогуляться по парку, поплавать на лодках, а ближе к вечеру рвануть на источники. Что скажете? — Отличный план, Тодо, — Фукутоми откладывает брошюрку. — Я утром звонил туда, места есть. Если не захочется возвращаться в гостиницу, возьмём номера в местном рёкане. — А не дорого, не? Фуку-чан? — Нет, там относительно дёшево. Не переживай за деньги, Аракита. — Ага. Не буду, уговорил. Они перебрасываются неторопливыми темами, пока завтракают — вспоминают, как в конце старшей школы точно так же ездили вчетвером в парк аттракционов. Тогда организовывал всё тоже Фукутоми, в качестве благодарности за проведённые вместе три года, и это было хорошо. Ветреная погода, вкусная еда, смешные мягкие уши, которые вручил им Тодо. Долгие поцелуи в комнате Аракиты после того, как они вернулись в академию. Покосившись на Шинкая, Аракита готов поспорить на что угодно, что он тоже сейчас вспоминает именно об этом. В то время встречаться было проще, они оба не говорили о серьёзных вещах, не переживали о том, что их ждёт. «Проблемы будущих нас», слышит Аракита свой голос, и прячет взгляд в чашке. Вероятно, проблемы тут только у него, и зря он пытается во всём копаться. По-хорошему давно пора бы отпустить, пережить, поставить окончательную жирную точку и повеселиться напоследок, но он ничего не может с собой поделать. Всё равно, думает он мрачно, это как быть на офигенном празднике и знать, что завтра тебя ждёт вечная ссылка на необитаемый остров. — Кинджо говорит, ты в какой-то момент хотел университет бросать. — А? — Аракита хмурится. Фукутоми идёт рядом с ним по парковой дорожке, Шинкай и Тодо, впереди на несколько шагов, обсуждают возможность эмиграции последнего в Европу. — Кинджо? — Ага. Мы общаемся иногда, и я спрашиваю, как у тебя дела. Ты не всерьёз тогда хотел? — Вот он по шапке-то получит, — бормочет Аракита. — Я хотел пару раз. Однажды даже заявление сел писать, но пришёл Мия и сел задницей на мой листок. Сказал, что если уж он там торчит, то и я должен. — Учёба плохо даётся? Или другие причины были? — в тоне Фукутоми нет ни укора, ни ноты нравоучений. Он и правда беспокоится. — Если не хочешь, можешь не говорить. — Да просто… Вот он, какой-никакой шанс. Остановиться, сказать, что без них и Шинкая у Аракиты всё впереди заволокло туманом, и он не знает, куда в нём идти. Резкое расставание, постепенный распад «квартета», учебная нагрузка и отказ от велоспорта — в какой-то момент Аракита боялся, что сорвётся и натворит бед, от которых никому не станет лучше. Например, отправит в чат пьяное голосовое со всей правдой, или свалит куда-нибудь, не сказав никому ни слова. Может, и что похуже. Честно говоря, он рад, что в те моменты с ним рядом оставались Кинджо и Мачимия, хоть Аракита и слал их куда подальше не самыми ласковыми словами, но то ли они к нему привыкли, то ли понимали, что рано или поздно это пройдёт. Пройдёт. Можно сказать, уже почти прошло, и Аракита машет рукой. — Осточертело мне тогда всё. Семинары, сессии, пойди туда, пойди сюда, никакого покоя, Фуку-чан. Вот и захотел перерыв взять. — Вот как. Ну, в таких случаях догонять потом учёбу сложно, — говорит Фукутоми. — Если только возвращаться в тот же семестр и проходить программу заново. У меня на курсе есть один такой ронин. Целыми днями из библиотеки не выходит, и ты бы видел его мешки под глазами. — Да ладно, у Мии всё равно хуже. Я тогда чхать на это хотел, но Кинджо вот слово в слово тебя повторил, и я заставил себя продержаться. Типа… Человек ко всему адаптируется, да? Как псина какая. — Про псин это ты лишнее, но я рад, что ты перетерпел. Я и Кинджо сказал, что ты справишься. — Вот кстати о Кинджо, — Аракита смотрит на Фукутоми. — Ты мне настолько не доверяешь, что просишь его за мной приглядывать? — Не доверяю? — моргает Фукутоми. — Я доверял и доверяю тебе точно так же, как доверяю Шинкаю и Тодо. А значит, безгранично. — Почему тогда?.. — Наверное, я слишком привык о тебе заботиться, — отвечает Фукутоми, и Аракита спотыкается. — Ты всё-таки был с нами целых три года, и если за Тодо и Шинкая я могу не переживать, то с тобой другая история. Можешь считать это странным, я не обижусь. — Фуку-чан… — Ты не так чтобы много говоришь о своих чувствах, Аракита. Ты их показываешь, и мне всегда было проще считывать всё по твоему поведению и голосу. Сейчас такой возможности нет, в чате ты пишешь редко… — Фукутоми молчит несколько секунд. — Раньше меня держал в курсе Шинкай, но ты и с ним стал видеться реже. Так что я волновался. И попросил Кинджо иногда рассказывать мне, как у тебя дела. Особенно если ему покажется, что что-то не так. — И что, ему показалось? Фукутоми кивает. — Ты стал тише. Ушёл из велоклуба, подумывал об уходе из университета… Такие изменения не происходят на пустом месте. Тодо боялся, что ты и сюда не приедешь. — Как я мог не приехать-то, — Аракита кусает губу. — Стоп, Тодо? — Тодо. Я знал, что ты будешь, а он готов был ехать за тобой сам, если ты вовремя не появишься на вокзале. Потом сказал, что у него отлегло, как только увидел тебя с Шинкаем. — Тц, — он бросает взгляд на спину Тодо и усмехается. — Идиот ободочковый… — Что я опять тебе сделал?! — сразу оборачивается тот, и Аракита уверяется в давней догадке, что у него вместо ушей локаторы, ну или на крайний случай датчики на своё имя и всяческие прозвища. — М?! — Ничё, ничё, — отвечает он. — Смотри не запнись. — Вы догоняете? — оборачивается следом Шинкай. — Мы тут с Джинпачи подумали, что неплохо бы перед источниками прокатиться на великах по округе. Хотите? — Джерси брать не будем, — кивает Тодо, — тем более у них вряд ли там шоссейники есть. — Ты предлагаешь на сити-байках кататься, что ли? — А что? Не надо недооценивать городские велосипеды, Аракита! Ещё Маки-чан мне рассказывал, что вот в Лондоне… — Ой всё, — Аракита показательно затыкает уши пальцами, но спрятать лёгкую улыбку у него не получается. Фукутоми, кажется ему, на мгновение улыбается тоже.

***

До источников они добираются к вечеру, по пути заехав в местный храм помолиться за успех Фукутоми в Германии. Рёкан как рёкан, по мнению Аракиты: ничего лишнего, мало народу, лёгкий аромат эфирных масел и пар от горячей воды. Как-то раз они ездили в рёкан семьи Тодо, и различий, честно говоря, он почти не видит. Им снова выделяют две комнаты, и Тодо, выразительно посмотрев на Аракиту, просит Шинкая остановиться с ним. Шинкай не возражает, и Аракита выдыхает. Лучше уж с Фукутоми, чем с ним или с Тодо, думает он, пока раздевается, и приходит в онсен первым, чтобы успеть залезть в воду до остальных. Глупо, как глупо. Он запрокидывает голову на каменный бортик, положив туда полотенце, смотрит в небо, которое без городских огней такое красивое и звёздное. В какой-то мере можно понять, почему сюда любят приезжать — если бы Аракита так не нервничал, он бы наверняка с трудом отсюда вылез. Тепло, хорошо. Тихо, что главное, и никакой суеты. — О, ты уже тут. Фукутоми садится неподалёку — уровень воды для него маловат, но в целом он выглядит довольным и расслабленным. — Замёрз, вот первым и залез, — Аракита вновь отворачивается к небу. — В Германии-то поди таких источников нет? — Есть, но они другие. Я как раз думаю, что если вы ко мне прилетите в гости, мы обязательно съездим куда-нибудь. — Ва-ха-ха, ещё уехать не успел, а уже планы строишь! Мне нравится! Тодо прыгает в онсен рядом с Аракитой и окатывает его брызгами. — Эй! Ты совсем крышей поехал?! — Я всегда хотел так сделать, но в своём у меня никогда не было возможности, да и не поняли бы, — счастливый Тодо садится рядом, волосы у него завязаны в непривычный куцый хвостик на затылке. И никакого ободка. — Красота. — А Шинкай где? — спрашивает Фукутоми. — Говорит, чувствует себя не очень после дороги, боится лезть в воду. Может, позже присоединится, — Тодо умывает лицо. — А вода тут жёстче, чем у нас! Вы вообще знали, что на разных источниках температура и состав… Аракита прикрывает глаза. Чувствует себя Шинкай не очень, как же. Стопроцентно испугался, как и Аракита, что может неверно отреагировать, так по-дурацки спалиться и стоять краснеть во всех смыслах. Аракита с одной стороны понимает, а с другой нет — в своём теле он никогда сексуальности не находил, буквально кожа да кости, но Шинкай словно видел его иначе. Шинкай, который в отличие от него похож на модель с обложки. Шинкай, который ещё на третьем году старшей школы был икеменом, а сейчас и вовсе, когда его плечи больше раздались вширь и черты лица стали грубее. Аракита стопроцентно возбудился бы, едва увидев его обнажённым, и он опускается в воду по самый нос, старается не думать, что Шинкай в очередной раз спас его своей банальной отмазкой. Самое обидное, думает он, что вздумай сам Аракита притвориться больным, его точно вытащили бы из номера за ноги и окунули силой, тогда как Шинкай… Шинкай внушает Тодо и Фукутоми такое доверие, что к нему не возникает никаких вопросов, и Араките досадно. Он вновь чувствует себя особняком, тем, за кем нужен постоянный контроль, и настроение у него опять падает ниже некуда. — Аракита, эй… — А? — Ты не перегрелся, случаем? Тодо касается его лба мокрой ладонью. — Покраснел весь, — говорит он обеспокоенно. — Давай вылезай. — Всё нормально, сморило всего лишь. И не ты ли меня пропарить хотел? — Пропарить не значит довести до обморока прямо в воде, — хвостик у него развязывается, волосы падают на плечи, когда он тянет Аракиту наверх, но Тодо и не замечает. — Если ты утопиться решил, то давай без нас, окей? Аракита. Вылезай, говорю. — Что ещё мне без вас сделать? — М? Без нас? — А, забей. Аракита встаёт. Опасения Тодо были не беспочвенными — его и правда чуть шатает, — но вылезает он из онсена без его помощи, проходит под навес, берёт полотенце со стойки и тщательно вытирается. — Конечно я беспокоюсь! — доносится до него голос Тодо, который он безрезультатно пытается приглушить. — Он чуть не отключился, и вид у него как у побитой собаки!.. Вот и мне интересно!.. Нет, Шинкай тоже не знает… Аракита больше не вслушивается. Бросив сырое полотенце в корзину, он завязывает оби на выданном в рёкане кимоно, смахивает чёлку со лба, смотрит в зеркало. Щёки у него красные, вид утомлённый. Продержаться бы ещё несколько часов, думает он рассеянно, когда выходит, и сталкивается с идущим навстречу Шинкаем. — Ясутомо? Он поднимает взгляд. — Чего? Шинкай полностью одет, но уже не в дорожную, а в более лёгкую и свежую одежду. Пахнет даже стиральным порошком. — Ты уже искупался, что ли? — спрашивает он, глядя на Аракиту. Глядя на его кимоно, на босые ноги в сандалях. — Быстро. — Не люблю долго в воде торчать, помнишь ведь. Ты сам-то чего не пришёл? — Да настроения нет на источники, и чувствую себя не очень… Шёл сказать, что заказал нам еды в номер, так что переживать за ужин не надо. Ты в порядке? «Нет, я совсем не в порядке», звенит в голове Аракиты. Желание прижаться к Шинкаю, наплевав на всё, вдруг обдаёт его так сильно, что ему приходится до отрезвляющей боли прикусить язык. — Лучше не бывает. Еда, значит, ха? — Попросил побольше мяса, — улыбается Шинкай. — И саке. Раз мы никуда не возвращаемся и ночуем здесь, можно и выпить. — Ага. Шинкай. — Да? — Не надо… — Аракита мотает головой. — Ничего. — А! Шинкай! — слышен голос Тодо, и они поворачиваются к нему. — Ты всё-таки надумал к нам присоединиться? Вода тут отличная, чтоб ты знал! — Неа, — машет ему рукой Шинкай, выглянув из-под навеса. — Чего я, в источниках не был, что ли. Вы долго ещё? — Вылазим, — отвечает Фукутоми. — Аракита как, пришёл в себя? — А что-то было? — он смотрит на Аракиту. — Ты плохо себя чувствовал? — Да ничего не было, это Тодо панику поднял на пустом месте. Правда, — добавляет Аракита в ответ на вопросительный взгляд, но не похоже, что Шинкай ему хотя бы немного верит. — Пошли давай, а то мешаться будем. — Ясутомо… — Ну и ладно, пойду сам, раз не хочешь. Он разворачивается и делает всего несколько шагов, когда Шинкай его догоняет. — Чёртовы сандалии, — выругивается тихо Аракита, посмотрев на ноги. — Ни уйти в них нормально, ничего. Кто их только придумал. — Зато не сбежишь раньше времени, — говорит Шинкай. — И да, их придумали ещё в Китае. Наверное, монахи или крестьяне. — Всё-то ты знаешь, рыжий. — А то. Кстати, я ведь тапки с собой взял. Ну, те, которые с зайцами. Надо? — Спасибо, обойдусь. — Вот и зря, хорошие же тапки…

***

Еда в рёкане оказывается отличной, ну или Аракита попросту не хочет придираться. В неярко освещённой комнате с полураскрытыми на улицу сёдзи он сидит за низким столиком рядом с Шинкаем, подтягивает то и дело кимоно, которое вечно норовит развязаться и сползти с плеча. Тодо напротив посмеивается. — Тебе уже проще пойти переодеться в футболку, Аракита, сил нет моих смотреть на страдания этого чудесного кимоно. — Погоди-погоди. То есть ты это щас кимоно жалеешь? Не меня? — Конечно, — он кивает, показывает на него палочками. — Ты ж такой тощий, хуже вешалки, естественно ему на тебе неудобно! Мне тоже было бы на тебе неудобно. — Я тебя на себя и не звал, так что завались, — Аракита отпивает прохладное саке из чашечки. На вкус отдаёт спелыми яблоками, чуть горчит, идеальное, как ему кажется, соотношение. По крайней мере, ощутимо лучше тех чухаев, которые они пили вчера. — Хуже тебя только Шинкай, который отстал от коллектива и до сих пор сидит в футболке с шортами. Не стыдно? — переводит на него взгляд Тодо. — Ни капельки, — отвечает Шинкай и тянется за гёдза. — Устроим кимоно-вечеринку в следующий раз, не страшно. — В следующий раз, мм. Между прочим, как думаете, когда мы в следующий раз соберёмся? — У Фуку-чана? — предполагает Аракита. — И не в каком-нибудь рёкане, а в Германии, чёрт возьми. Звучит как что-то офигеть несбыточное. — Не, помимо Германии. Туда съездим, окей, это уже запланированное, и не надо тут головой мотать! Может, Фуку раньше приедет, если подвернётся повод? — Какой, например? — Шинкай опирается на руки, выставив их назад, касается невзначай плеча Аракиты своим. Аракита вздрагивает и затягивает потуже оби. — Может, жениться кто надумает! Даже вот ты! — Я? — удивляется Шинкай. — Я-то почему? — Ты выглядишь как человек, который вот-вот остепенится, — с видом знатока говорит Тодо. — У Фуку сейчас взлетает карьера, у меня учёба и переезд на носу, Аракита, видимо, пожизненный холостяк… — Эй. — Неправда, что ли? Ты если в отношения и вступишь, на брак созреешь лет через пять, не меньше. Тодо, сам того не подозревая, попадает в яблочко — Аракита вспоминает, что за полтора года даже не признался вслух Шинкаю, и отводит взгляд. — Вот-вот. Соответственно, остаётся Шинкай! — Вычёркивай, — лениво отвечает тот. — Чего это вычёркивай? — обижается Тодо. — А ну как встретишь послезавтра красивую девушку, влюбишься, оно и закрутится само по себе так, что не заметишь, как приглашения будешь сидеть подписывать. Ты учти кстати, что твоим шафером буду я! — Нет, в таком случае им будет Джуичи. — Да. — Что значит «Джуичи»? Вдвоём с ним тогда будем! Фукутоми коротко говорит что-то, и Аракита не слышит. Шинкай ведь и впрямь может жениться. При расставании Аракита думал об этом лишь как об очередном аргументе, но вся серьёзность, вся истинность и важность этого факта догоняет его прямо сейчас, пока он медленно вливает в себя очередную порцию алкоголя. Он почему-то представляет, как получает пригласительное по почте. Как в числе близких друзей приезжает в синтоистский храм и видит Шинкая в чёрном кимоно с хаори — его семья чтит традиции, и вряд ли его свадьба будет исключением из правил. Шинкай в чёрном, девушка рядом в белом, и он, Аракита, стоит позади них незамеченной тенью без будущего. Не пойти к нему, думает он мельком, тоже будет нельзя — Аракита знает, что иначе все забеспокоятся, и это будет худшее, что он может натворить в такой день. Нет, он, разумеется, придёт. И улыбаться будет, и шутить, и вести себя как ни в чём не бывало, как будто Шинкай для него лучший друг, каким и был все эти годы. Он подарит ему что-нибудь памятное — точно не идиотский ножной браслет, пропади он пропадом, если уже не, — и поздравит от всей души, а потом… потом… Аракита смотрит на него, чуть повернув голову. Шинкай безмятежно улыбается, покусывает короткую бамбуковую палочку, пока слушает очередную болтовню Тодо. Аракита и не в курсе, что сейчас происходит в его жизни. Он не знает, встречается ли Шинкай с кем-нибудь, и встречался ли вообще с тех пор, как у него с учёбой, не докучают ли ему соседи, что он делает по вечерам и в свободное время. Раньше Аракита невольно знал про него всё, вплоть до любимого аромата туалетной воды, а сейчас сменился и он тоже, и это… Если Шинкай женится, если обзаведётся новыми привычками, занятиями и работой, он не сможет слушать о нём даже вскользь. Ни от него самого, ни от Фукутоми и Тодо, которые наверняка пойдут по его стопам. Может быть, они вовсе не вернутся из-за границы, и квартет однозначно развалится. Аракита неминуемо останется один с такой ненужной никому любовью и привязанностью, и ему становится настолько тоскливо, настолько больно, что после очередной чашки саке он устало закрывает глаза, а потом и вовсе падает в бездонную темноту.

***

Он просыпается в чьих-то крепких и тёплых руках. Чьих-то — очень грубо звучит, потому что Аракита и спросонья прекрасно понимает, чьи они. Только один человек в мире может держать Аракиту вот так, и он медленно приподнимает голову. Шинкай спит. Он до сих пор в футболке и в шортах, несмотря на то, что они на футоне и под одеялом. Вокруг тихо, темно, уютно, и Аракита с едва слышным вздохом прячет лицо у него на груди, прижимается теснее. Если это сон, так он возьмёт от него всё, а если нет — всегда можно списать на похмелье, даром он выпил столько саке. В конце концов, это Шинкай невесть с чего обнимает его, значит, все последующие вопросы тоже к нему. Тем более, думает Аракита, между ними явно ничего не было — оби на его кимоно крепко завязан, на теле нет никаких следов, да и он в любом случае запомнил бы, вернись они снова к начальной точке. Начальная точка. Это кажется только, что от отношений, длившихся больше года, легко отказаться. Аракита вспоминает, как вскоре после расставания они с Шинкаем встретились на выездной гонке и сразу после ввалились в лав-отель, без слов набросились друг на друга, потому что иначе быть не могло. Араките он был нужен, как воздух, он скучал по нему настолько, что вся его рациональность отключилась и уступила место простой физике с жаждой знакомых прикосновений и ласк. Шинкай, Шинкай, Шинкай. Аракита тогда не мог им насытиться, а потом без колебаний ушёл из велоклуба Йонан, чтобы никогда больше не поддаваться соблазну оказаться с ним рядом. Больше подобного не случится, надеялся он, но сейчас лежит в его объятиях, борется с искушением потянуться вперёд и поцеловать, как будто между ними всё вдруг наладилось. Как будто Шинкай снова с ним, и от мысли, что это вообще-то не так, у Аракиты ноет под ложечкой. — Шинкай, — зовёт он шёпотом. — Шинкай. Он шумно выдыхает, приоткрывает глаза. — О, Ясутомо… Я тоже заснул. Прости. — Заснул тоже? Почему ты вообще тут со мной? Чё произошло-то? — Слишком много вопросов в секунду, дай хоть проснуться. Аракита ждёт. Наблюдает, как Шинкай безуспешно подавляет зевок и трёт глаза, выглядит максимально родным и, чего там скрывать, преступно милым. Араките всегда нравилось просыпаться с ним одновременно. — Ты резко отключился и сполз под стол, — говорит Шинкай вполголоса. — Я перепугался, Джинпачи с Джуичи тоже… Так что я отнёс тебя к себе, уложил и остался рядом на всякий случай. Тебе ж в онсене ещё поплохело, мало ли. — Да перепил просто, не знаешь, что ли, как это бывает? — Аракита хмурится. — И это не объясняет, как мы оказались в одной койке. — Я же сказал, что перепугался… — И что, повод в лапищах меня держать? Я не умираю ещё, слава богу. От саке ещё никто не помирал. Из моих знакомых. По губам Шинкая пробегает улыбка. — Раз шутишь, значит, точно живой. — Почему ты со мной? Я ведь с Фуку-чаном в комнате остановился, они ведь теперь не весть чё подумают. — Не подумают. — Откуда уверенность такая? Шинкай молчит, смотрит на него, и Аракиту обдаёт холодком. — Шинкай?.. — Они знают, Ясутомо. О нас с тобой. От нахлынувшей паники у Аракиты закладывает уши. Более того, он вздрагивает, на автомате сжимает футболку Шинкая. — Чего? Шинкай, я ещё не до конца протрезвел, если чё, и могу не так тебя по… — Всё ты правильно понял. Я им рассказал. Аракита разжимает ослабевшие пальцы. — Ты что… Ты совсем… — Ясутомо, — Шинкай накрывает его руку своей. — Они сами догадались. Джинпачи подозревал уже давно, Джуичи ещё и отругал, что мы так долго молчали. Сказал, что не по-квартетски это, скрывать подобные вещи. — Шинкай… — он сглатывает, и паника с дрожью ничуть не спадают. — Ты сдурел без меня такие решения принимать? Мне пофиг, догадались они или внезапно прозрели, ты… Ты не смел говорить о таком один! — Ох, давай тише, тут не стены, а бумага… — Пофиг мне! — и всё-таки силой воли снижает голос до прежнего шёпота. — Я бы так никогда с тобой не поступил! Никогда! — Знаю, знаю, и я бы никогда так не поступил, клянусь, но ты не видел, как это было. У меня не было выбора, и я… Я чувствовал, что лучшего времени признаться бы всё равно не нашлось. — Ну уж просвети и меня тогда заодно про мой каминг-аут? Шинкай тяжело вздыхает. Он так и не убирает рук, так и не отпускает из них Аракиту. — Я перенервничал, когда ты отрубился. И так трясся, когда вернулся за водой, что Джинпачи напрямую спросил меня, встречаемся ли мы. Сперва я подумал, что он пошутил, ты же знаешь, как он может иногда ляпнуть, но он был серьёзен, и… Я не знаю, я просто кивнул, Ясутомо. Потом, правда, сказал, что теперь уже нет, но мои чувства к тебе до сих пор прежние. — Господи, — Аракита опускает взгляд. — Господи, вот почему ты со мной. Они нас с тобой теперь и видеть не могут, да? — Почему ты так думаешь? — А что, нет? — он смотрит на Шинкая. — Нет, — и Шинкай прижимает его к себе. — Нет, они на самом деле выдохнули, когда я им всё рассказал, потому что теперь всё встало на свои места. Им стало понятно, почему ты отстраняешься. И почему ведёшь себя так странно. Они, представляешь, надумать уже успели всякое и терялись в догадках, думали, как бы вытянуть из тебя правду. — Вот зачем, кто тебя просил?!.. — Они по-прежнему любят тебя, Ясутомо. И меня тоже любят. Понимаешь? Аракита замолкает. Осознание, что о них двоих всё стало известно, и что это не стало для них настоящим концом света с потерей дружбы, доходит до него постепенно, растекается по нему громадным облегчением и неясным теплом. Они знают, лихорадочно соображает он. Они знают, и всё равно… — Они… Они считают, что это нормально? — тупо спрашивает Аракита. — Что мы с тобой — нормальные? — Ага, — Шинкай улыбается. Гладит его по волосам. — Джинпачи сказал, что мы идиоты беспросветные. А Джуичи пожалел, что не понял и не помог раньше. — Помог? — Он хорошо представил, как мы переживали. Джуичи, знаешь, может быть очень эмпатичным, только показывает это редко. Скажи мы ему раньше, он дал бы нам обоим по лбу, особенно тебе. — Мне-то почему? — За накручивание. И за неверие в то, что они могут нас понять. Аракита прячет запылавшее лицо у него на груди. Становится стыдно — перед Фукутоми и Тодо, перед Шинкаем, — и одновременно очень спокойно, хорошо. «Мы теперь не одни», бьётся в голове чудесная мысль, «мы действительно не одни и никогда не будем». «Мы можем не прятаться». «Какой я придурок». — Ясутомо? — слышит он нотку беспокойства. — Ты чего, эй? Болит что-то? — Шинкай. — Да? Он поднимает голову. Драгоценные слова, которые он так давно хранил в сердце, которые когда-то так боялся озвучить, теперь срываются у него сами собой. — Я люблю тебя, — говорит Аракита. — Чёрт, Шинкай, я так сильно тебя люблю. Извини, что не говорил тебе этого раньше. — Ты… ты что… Шинкай краснеет. Впервые на памяти Аракиты краснеет так явно, что это заметно в темноте, и Аракиту переполняет нежность. — И я так по тебе скучал, адски. Постоянно, всё время. Хаято… Аракита тянется вперёд, и Шинкай целует его в кончик носа, прежде чем наконец накрыть его губы своими.