Монстры и манеры

Герберт закружил Альфреда по комнате в энергичном танце. Его сила была невообразима. Это была не просто нечеловеческая сила вампира; когда они танцевали, руки Альфреда были на руках Герберта, и он чувствовал под тонкой шелковой рубашкой напряженные мышцы. Рубашка Герберта была частично расстегнута вверху и обнажала – намеренно или нет – широкую мускулистую грудь. Даже его шея была крепкой и мощной. Альфред понял, что женственность и хрупкость – лишь видимый образ, а на деле Герберт сложен так же крепко, как кузнец. А потом, очень внезапно, Альфред обнаружил, что лежит спиной на полу. Герберт прижал руки и ноги юноши к холодному камню, и в его глазах вспыхнуло что-то горячее и опасное. В его рту сверкнули ужасные клыки. Альфред закричал, а затем появился профессор Абронсиус и так сильно напугал Герберта, что страшное "что-то", горевшее в его глазах, исчезло, как призрак. Внезапно он снова стал просто Гербертом и поспешил убраться подальше от зонтика, которым замахнулся на него профессор Абронсиус. – Что я вижу? Как вам обоим не стыдно? – Раздраженно крикнул профессор. – Ад и вечные муки! Тьфу! Он повернулся к Альфреду, севшему на полу, и кинул ему кожаный саквояж. Альфред едва сумел поймать его, а не дать упасть, что могло привести к тому, что какие-то из инструментов могли повредиться. – А ты! Ты вообще думаешь, что ты делаешь? – Продолжил распекать Альфреда профессор. – Я в шоке! В абсолютном потрясении! Вы еще и поощряли его! – Профессор намеренно уставился чуть ниже пояса Альфреда. Смутившись, Альфред опустил профессорскую сумку, чтобы прикрыться, и запротестовал: – Нет! Нет, сэр. Я ничего не делал. – Он правда не думал, что сделал что-то, что Герберт мог расценить как ответное желание. Даже когда они вышли из комнаты, и Герберт остался далеко позади, профессор не смог сдержать своего неудовольствия. Они почти бежали по коридорам замка, и профессор продолжал ругать Альфреда: – Сколько раз я тебе говорил? Сколько раз? – Много, сэр, очень много. – Альфред шел так быстро, как только мог, почти бежал по коридорам. Его сердце все еще колотилось, а руки все еще дрожали, но он не осмеливался остановиться. Профессор был прямо за ним, и его гнев ничуть не остыл. – И теперь я нахожу тебя на полу под мужчиной! Под вампиром?! – Но это была не моя вина! – Альфред всхлипнул, а когда он увидел комнату профессора в поле зрения, его затошнило от страха. – Честно говоря, сэр, я не хотел, чтобы что-то случилось. – Он вошел в комнату профессора и сразу же повернулся к нему лицом, сохраняя как можно большую дистанцию между ними и поднял руки перед собой. Профессор Абронсиус закрыл за ними дверь. – Ты не хотел, чтобы это случилось? – Его глаза под густыми бровями опасно сузились. – Ты пытаешься сказать мне, что ты просто случайно поскользнулся, упал на спину, а вампир просто случайно упал на тебя сверху? – Нет, сэр, нет. Конечно, нет, но… Профессор Абронсиус замахнулся своим зонтиком. Металлический наконечник на конце прошелся по икре Альфреда и заставил его взвизгнуть от боли. – Должен ли я ожидать, что граф фон Кролок придет и вышвырнет нас из своего замка, потому что ты не смог держаться подальше от его сына? Или, возможно, поскольку все еще ночь, они просто набросятся на нас и убьют. Они чудовища, Альфред! Ты не получишь от них ни жалости, ни доброты, ни прощения за ошибки! – Профессор практически шипел сквозь зубы. – Мне всего лишь нужно было, чтобы ты недолго вел себя прилично, и это то, что я получил? Это то, что я получил за то, что приютил тебя, накормил и научил? Вот как ты меня вознаграждаешь? Насколько неблагодарным ты можешь быть? – Я не. Я даю слово, я очень благодарен Вам. Я просто забрел не в ту комнату, и он был там, я не хотел его злить. – Что ж, я думаю, ты преуспел в этом. – Все время, пока он говорил, профессор придвигался все ближе и ближе, пока Альфред не оказался загнанным в угол. – Поставь сумку на землю, Альфред. Ты знаешь, что заслуживаешь этого. Неохотно и уже на грани слез Альфред сделал, как ему было сказано. Поскольку он знал, что сейчас произойдет, он также снял свой красный пиджак, рубашку и элегантный красный галстук. Он аккуратно положил их на кровать, чтобы не испортить. Альфред был взрослым. Эта мысль промелькнула в паникующем сознании Альфреда. Он был взрослым, совершеннолетним мужчиной. Он был достаточно взрослым, чтобы жениться и завести детей. Он был моложе и сильнее профессора, но почему-то профессор Абронсиус всегда заставлял его чувствовать себя очень маленьким и слабым. Он никогда не чувствовал себя сильным, когда профессору приходилось давать ему понять, как он разочарован. Альфред знал, что он должен быть сильнее. Сколько других взрослых приняли бы такое? Любой другой просто ушел бы и позволил старику кричать, но Альфред просто не мог. Вся его жизнь вращалась вокруг профессора и так длилось долгие годы. Почему, когда профессор впервые забрал его из богадельни, он почти целый год держал Альфреда в своем собственном доме и даже не позволял Альфреду ни с кем разговаривать, пока он, как объяснил Альфреду профессор, не научился правильно себя вести. Когда Альфред попытался представить себе жизнь без того, чтобы профессор говорил ему, что делать и как это делать, он ничего не понял. Итак, Альфред, каким бы взрослым он ни был, остался с профессором Абронсиусом, потому что не знал, что еще делать. Профессор Абронсиус сказал: – Повернись лицом к стене, Альфред. Если ты издашь хотя бы один звук – ты получишь вдвое больше! Альфред сделал, как ему было сказано, и уперся руками в стену. Первый удар зонта профессора Абронсиуса по спине Альфреда заставил его пошатнуться вперед, прижавшись лицом к каменной стене. Он не издал ни звука. Два удара, потом четыре, потом десять. А потом все закончилось. Альфред осел, перед его глазами заплясали пятна. Это был не первый раз, когда его избивали, но он думал, что этот будет хуже всего. А почему бы и нет? Альфред поступил неправильно и, возможно, испортил все шансы профессора доказать свои теории о вампирах. Это было делом всей жизни профессора, и у него были все основания злиться на Альфреда. И хотя Альфред знал это, маленькая часть его шептала, что он не сделал ничего плохого. Он не заслуживал такого обращения. Но этот голос был тихим, и Альфред едва мог его расслышать. Что он действительно слышал, так это гораздо более громкий голос, который кричал о том, что Альфред просто недостаточно хорош для профессора. Неважно, насколько он был благодарен или каким послушным старался быть, он просто был недостаточно хорош. Если бы только он был умнее, он бы просто знал, что было бы намного легче быть правильным. Если бы он был умнее, то смог бы придумать, как сделать так, чтобы встреча с Гербертом прошла по-другому… без того, чтобы он оказался на спине под Гербертом. Если бы он был умнее, он бы больше помог профессору Абронсиусу. Если бы он был умнее, он мог бы быть настоящим помощником и действительно помогать профессору в его работе, а не быть простым слугой, сильным телом, чтобы таскать багаж, стирать белье и готовить еду. Да, если бы он был умнее, профессор, возможно, ценил бы его больше. Вместо этого он стоял, прислонившись к стене, как наказанный ребенок, закрыв глаза и с трудом дыша, а в спине не было ничего, кроме сильной боли, потому что профессору пришлось учить его, как должен вести себя хороший человек. Ему было очень стыдно. – Я хочу, чтобы ты вышел из комнаты, Альфред. Альфред вскинул голову и, повернувшись, неверяще посмотрел на профессора. – Что? Уйти? – Я слишком зол на тебя, чтобы вынести твое присутствие в комнате. Возвращайся утром, и мы продолжим поиски. А теперь иди. – Но…вампиры… Профессор Абронсиус отвернулся от Альфреда. Выбора не было. Альфред по-прежнему дрожащими руками собрал рубашку, пиджак и галстук и вышел из комнаты. Профессор Абронсиус закрыл за собой дверь. Долгое время Альфред стоял в коридоре со своим свертком одежды в руках и смотрел на закрытую дверь. Без тепла камина в замке было почти холодно. Казалось, этот холод исходил от всех стен и пола. Ему некуда было идти. Он медленно натянул рубашку и пиджак, а затем повязал красный галстук вокруг шеи. Такие простые действия давались с трудом из-за продолжающей болеть спины. Затем он сел на пол и осторожно откинулся назад, чтобы прислониться спиной к холодной каменной стене. Холод был приятен. Он просачивался сквозь одежду, и боль понемногу утихала. – Вот ты где. Альфред поднял глаза и увидел стоящего над ним Герберта. Воспоминание о более раннем вечере было слишком свежо, и он съежился и тихонько всхлипнул. – Chéri, - торопливо сказал Герберт, потянувшись к Альфреду. – Я так волновался, когда ты ушел. Честно говоря, я не хотел быть таким резким. Я просто увлекся. Приблизившись, Герберт сел на колени и протянул руку, как будто хотел коснуться лица Альфреда, но остановился, когда Альфред вздрогнул. Герберт положил обе руки себе на колени. – Если я напугал тебя... до… Мне очень жаль. Альфред потрясенно посмотрел на Герберта. Извинение. Никто не извинялся перед ним. Никто никогда этого не делал. Он не мог вспомнить ни одного извинения, данного ему за всю его жизнь. Это было так неожиданно, что он понятия не имел, что сказать, и поэтому промолчал. Герберт пристально посмотрел на Альфреда. – Ты плакал! Что случилось? Почему ты здесь? – Профессор Абронсиус сердит на меня. Герберт вопросительно посмотрел на него. Альфред действительно не хотел ничего объяснять, но Герберт продолжал смотреть на него. Поэтому Альфред испустил громкий, долгий вздох. Он повернул голову в одну и в другую сторону, оглядываясь, чтобы убедиться, что они одни в коридорах, прежде чем прошептать: – Профессор Абронсиус знает, что во мне есть зло, которое делает меня не вполне здоровым… я люблю других мужчин так, как мне должны нравиться только женщины. И теперь, поскольку я был рядом с вами, моя порочность затронула и вас тоже. Это очень неправильно…представлять других мужчин. Разве вы этого не знаете? Профессор увидел нас в вашей комнате и подумал, – Альфред покраснел от этой мысли. – Он думал, что я пытаюсь соблазнить вас. Глаза Герберта расширились, и на его губах расцвела улыбка. – Дорогой, если это был твой план соблазнения, тебе нужно гораздо больше практики. – Он сделал паузу, а затем ухмыльнулся. – И я буду рад помочь тебе получить эту практику. Кроме того, даже если бы ты пытался соблазнить меня, вряд ли это его дело, не так ли? – Конечно, это его дело, – сказал Альфред. – Я принадлежу ему. Я должен делать то, что он мне говорит. И вам не следует поддаваться такому искушению; ваш отец очень рассердится, если узнает. Что, если он так разозлится, что попытается убить вас? Альфред знал, что так случится. Профессор Абронсиус сказал ему об этом. Улыбка Герберта исчезла. – Мой отец никогда бы так не поступил. Затем, после паузы, он тихо спросил: – Твой профессор причинил тебе боль? – Только моей спине. – Альфреду и в голову не пришло не отвечать. В конце концов, профессор Абронсиус не сделал ничего плохого. – У меня просто немного побаливает спина после того, как он ударил меня своим зонтиком. Камень холодный, и от него становится лучше. Выражение, появившееся на лице Герберта, было чем–то, чего Альфред не мог понять – злым, печальным и испуганным одновременно. Это усилило тревогу Альфреда. Он хотел убежать – хотя это мало помогло ситуации в прошлый раз, когда он убегал от Герберта, – но ему некуда было идти. И он думал, что все закончится плохо, если он попытается вернуться в комнату профессора. Герберт закрыл глаза, затем кивнул. Через минуту он встал и, взяв Альфреда за плечи, тоже поднял его на ноги. Движение было ужасно болезненным, и у Альфреда на мгновение перехватило дыхание. Затем Герберт схватил Альфреда за руку и быстро зашагал, таща юношу за собой. Не имея особого выбора, Альфред позволил вести себя до тех пор, пока окончательно не потерялся, перестав понимать, в какой части замка они находятся. Через некоторое время он обрел дар речи и сказал: – Его Сиятельство сказал, что мне не следует бродить по ночам – это небезопасно. Альфред, конечно, не хотел снова встречаться с Шарлоттой. – Никто не побеспокоит тебя, когда ты со мной. – Голос Герберта был напряженным, сердитым. Он продолжал тянуть Альфреда. Без предупреждения он крикнул: – Отец! –Он прошел еще несколько метров по коридору, затем толкнул одну из больших дверей, и Альфред оказался в комнате, которую он не узнал. Здесь было так же чисто, как и в комнате Герберта, но почему-то более мрачно. Комната была освещена свечами в больших канделябрах, несколькими фонарями и огнем в очаге, и весь этот свет наполнял ее теплом и уютом. Герберт вошел в комнату, все еще таща за собой Альфреда. – Отец! – Я здесь, сын. Из-за чего это вы подняли такой шум? – Граф сидел в кресле с высокой спинкой в углу комнаты. Большая книга, очищенная от пыли, покрывавшей книги в библиотеке, лежала у него на коленях, и он поднял от нее глаза, когда Герберт и Альфред подошли. – Перестань так тянуть моего гостя; ты можешь уронить его. Однако Герберт не остановился. Он продолжал, пока не встал перед графом и очень серьезно посмотрел на него сверху вниз, все еще держа Альфреда за руку. – Отец, я думаю, мне уже давно пора жениться. Граф взглянул на Альфреда с легкой насмешливой улыбкой, прежде чем повернуться к своему сыну. – Настолько? – На девушке. Граф моргнул, глядя на Герберта, затем поднялся на ноги и приложил руку ко лбу Герберта. – Ты болен? – Нет, я в порядке. Ты будешь счастлив, если я женюсь на девушке? – Это шутка? – Нет, но я подумал, что должен предложить это, потому что мой милый Альфред, кажется, боится, что он несет ответственность за то, что мои пристрастия в романтических интересах стали неестественным, и что ты собираешься убить меня за это. – Герберт посмотрел на своего отца широко раскрытыми глазами. – Это правда, отец? Ты убьешь меня, если я окажу немного внимания красивому молодому парню? Граф закатил глаза. – Так вот в чем дело? – Затем он посмотрел на Альфреда, который хотел оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда. Предупреждения профессора очень громко звучали в его голове. Граф убьет его. Он собирался умереть, и думал о том, что никто никогда не будет скучать по нему. О нем скорее всего никогда не вспомнят. Но граф, казалось, ни капельки не рассердился. – Альфред, - терпеливо произнес граф фон Кролок. – Я хорошо осведомлен о вкусах Герберта, и это меня нисколько не тревожит. Тебе не о чем беспокоиться. Казалось, что весь мир Альфреда рухнул и разлетелся на куски. – Но... но это грех. Граф многозначительно посмотрел на Альфреда. – Дитя, ты действительно думаешь, что грех сильно меня беспокоит? Альфред подумал об ужасных клыках Герберта и о том, как он видел графа, склонившегося над Сарой в ванной комнатке гостиницы. Он подумал о страстной речи графа об отказе от морали, о том, что он чародей, и вспомнил, как он говорил что-то о темном граале. Альфред был вынужден признать правоту графа: – Нет. Полагаю, что нет, Ваше Превосходительство. – Хорошо. Есть много других вещей, которые волнуют меня гораздо больше, чем то, с кем Герберт хочет покувыркаться. – Он усмехнулся. – И даже если бы это было не так, если бы я действительно верил, что Бог смотрит на нас свысока, почему Бог, который, по слухам, является любящим Богом, должен считать любовь грехом? Герберт, все еще взволнованный, выпалил: – Этот профессор избил его, потому что он нашел нас, когда я пытался подружиться с Альфредом! Альфред вздрогнул при этих словах. Герберт пытался сделать гораздо больше, чем просто проявить дружелюбие. Граф посмотрел с сочувствием. – Бедный маленький мальчик. Ты сильно ранен? – Нет. –Альфред замотал головой – Все не так плохо, как думает Герберт. Профессор Абронсиус хочет, чтобы я был умным и хорошим. Он пытается научить меня. – Альфред поднес большой палец ко рту и некоторое время грыз ноготь, прежде чем заметил, что делает, и засунул руки в карманы куртки. – Я не очень быстро учусь. Но это была всего лишь небольшая взбучка. С каждым бывает. – Верно, – согласился граф. – Я мог бы рассказать о нескольких памятных случаях, когда мне приходилось кричать на сына и даже давать моему Герберту ремня за какой-нибудь необдуманный проступок. Но я также могу сказать, что я был абсолютно уверен, что он серьезно не пострадал, когда все было сказано и сделано. А твой профессор, проверил ли он, позаботился ли о тебе? Альфред открыл рот, но не смог найти, что сказать, чтобы не выставить профессора в дурном свете. Он знал, что все было не так плохо, как предполагали граф и виконт. Профессор не был жесток – он был суров только потому, что Альфред, казалось, ничему не мог научиться. Он был расстроен и оттого нетерпелив, но это была не его вина. Это была вина только самого Альфреда. Герберт же без труда находил слова: – Я нашел его в коридоре. Он смотрел на дверь комнаты этого профессора и выглядел таким несчастным – как потерявшийся маленький мышонок. Он остужал свою ноющую спину о холодные камни в поисках комфорта. Граф неодобрительно посмотрел на Альфреда, и Альфред почувствовал, как в животе у него затянулся тугой узел беспокойства. Он понимал, почему профессор был зол на него, и признавал, что поступил неправильно, но теперь он сделал что-то, что разочаровало графа? И почему для него должно было иметь значение, был ли граф разочарован? Герберт не был разочарован, он был зол. Однако Альфред не мог догадаться, из-за чего Герберт вдруг так разозлился. – Холодный камень и комфорт? – С горечью пробормотал граф фон Кролок. – И после этого он называет меня монстром? – Он покачал головой и встал прямо перед Альфредом. Это напомнило Альфреду о том, каким маленьким он был по сравнению с графом. Граф с улыбкой смотрел на Альфреда сверху вниз: – Могу я осмотреть твои раны? Альфред обеими руками вцепился в полы застегнутого пиджака. – В этом нет необходимости, Ваше Сиятельство. Я действительно в порядке. – С моей стороны было бы негостеприимно допустить, чтобы гостю причинили вред, пока он находится под моей опекой. – Я под вашей опекой? – Конечно. Ты гость в моем доме, и я несу за тебя ответственность. Итак, ты же не хочешь, чтобы я был невежлив, не так ли? – Ну, нет. Но… – Но для этого пришлось бы снять рубашку, а что, если бы он истекал кровью, стоя перед вампирами? Даже если бы у него не было кровотечения, Герберт, казалось, был слишком взволнован, и Альфред не хотел еще одного страшного повторения того, что произошло ранее вечером. Словно прочитав мысли Альфреда, граф снисходительно улыбнулся и сказал: – Герберт может покинуть комнату, если от этого тебе будет спокойнее. – Ох! – Герберт запротестовал, в его голосе звучала обида. – Я не ставлю его в неловкое положение! Правда, Альфред? Альфред с минуту колебался и опустил взгляд на свои ботинки. Герберт отпустил руку Альфреда и заявил: – У меня внезапно возникло желание почитать. Если вы двое меня извините. – Он резко отошел в дальний конец комнаты, где повернулся спиной к Альфреду и графу, взял с полки, казалось бы, случайную книгу и начал читать. Альфред предположил, что это был максимум, который он мог получить от Герберта, и, честно говоря, это было гораздо больше, чем он ожидал. – Итак, Альфред, твои раны? – Я должен? – Нет. Я не буду тебя принуждать. Но, как я уже говорил ранее, пока что ты в безопасности. Я не могу обещать, что так будет всегда, но сегодня вечером – да. Все, что я хочу сделать, это убедиться, что ты не умрешь до завтрашней ночи. Такой ответ тебя устроит? Альфреду некуда было бежать, и не было никаких причин, чтобы дать ему уйти. Он с трудом сглотнул. – Предположим. – Очень хорошо. – Когда Альфред некоторое время продолжил просто неловко стоять, будто застыв, граф спросил: – Тебе нужна помощь? – Нет! Нет, не…Я могу это сделать. – Альфред снял пиджак и наполовину отвернулся от графа, чтобы не смотреть на него, пока расстегивал рубашку. Он бросил быстрый взгляд, чтобы убедиться, что Герберт все еще читает, и только после этого снял рубашку. Граф шагнул ему за спину, и Альфред почувствовал, как эти длинные прохладные руки, так похожие на лапки паука-секоносца, ощупывают его спину. Это было больно. Граф, казалось, дотрагивался до каждого ноющего места, по которому профессор ударял своим зонтиком. – Видите? – сказал Альфред, когда граф долгое время молчал. – Все не так уж плохо. – Это достаточно плохо. – Большие руки графа опустились на плечи Альфреда. Граф сказал что-то на своем родном языке. Альфред не очень хорошо понял это, но ему показалось, что он уловил слова "пить" и "сейчас". Герберт немедленно вышел из комнаты. – Ты сегодня был очень храбр, Альфред, – похвалил граф. – Тебе помочь одеться? – Я могу сам. Я в порядке. – Было больно двигать руками, но ему было холодно, и он не хотел оставаться таким незащищенным. К тому времени, как ему удалось надеть пиджак, Герберт вернулся, неся с собой бутылку и стакан. – Я не пью, – запротестовал Альфред. – Я сказал Герберту, что меня от этого тошнит. Все равно спасибо вам. – Это не алкоголь. Это лекарство. – - сказал граф, когда Герберт налил совсем немного в стакан и протянул его Альфреду. – Оно поможет справиться с болью и позволит тебе спать спокойнее. Выпей. Это не причинит тебе вреда. Его спина действительно довольно сильно болела, и идея облегчения была заманчивой. Граф потрепал Альфреда по макушке. – Я уже говорил – мой единственный мотив на данный момент – убедиться, что ты останешься здоров к завтрашнему вечеру. Я буду очень огорчен, если ты не сможешь танцевать на балу. Альфред взял стакан, но все еще колебался. Он оглянулся через плечо, затем поднял глаза на графа. Только спустя довольно долгое время ему пришло в голову, что это действие поставило его в затруднительное положение, как тогда, когда он обнажил горло перед Гербертом, и, действительно, если бы граф хотел укусить его, все, что ему нужно было бы сделать – немного наклониться, чтобы достать до ничем не скрытой шеи. –Ты вполне можешь начать доверять мне, Альфред, – произнес граф. – Скоро, очень скоро ты поймешь, что я не лгу. У меня много недостатков, но ложь не входит в их число. Я даю тебе честное слово – это лекарство ничего не сделает, но позволит тебе спокойно отдохнуть, и сегодня вечером тебе не причинят вреда. Альфред выпил. Он не мог оскорбить графа, назвав его лжецом. Напиток был совсем не похож ни на один из тех, что он когда-либо пробовал. Напиток был сладким и крепким, и когда он попал ему в желудок, он почувствовал как тепло разливается по всему телу. Очень внезапно его голова затуманилась. Он почувствовал легкость, как будто мог уплыть. Стакан выпал у него из руки. Альфред не слышал, как он разбился. Ему потребовалась минута, чтобы понять, что Герберт, должно быть, поймал его, потому что он оказался на его руках. Все его тело покалывало, но на самом деле ему было все равно. Затем Альфред почувствовал, как чья-то рука легла на его спину, и он смог сделать шаг. – Отец, ты позволишь мне оставить его у себя, не так ли? Очевидно, это был Герберт, который мягко направлял Альфреда. Его голос звучал так, как будто он был под водой. – Конечно. Он уникальный молодой человек. Как ты сказал – потерянный мышонок. – И внезапно граф оказался по другую сторону от Альфреда. Как мило. В этот момент все казалось очень приятным, и прекрасное лекарство графа согревало Альфреда с ног до головы. Альфред улыбнулся Герберту. – Привет. – Привет. – Улыбка Герберта была очень яркой. – У тебя красивые волосы. Герберт засмеялся. – Спасибо тебе, дорогой. Я приму этот комплимент, потому что не думаю, что получу его, когда ты придешь в себя. – Затем он снова посмотрел на графа. – Как долго он будет спать? Кто-то надавил Альфреду на плечо, и ему удалось поднять свою тяжелую голову достаточно высоко, чтобы посмотреть на красивое лицо Герберта. – Сядь сюда на диван, милый. Вот так. Моей маленькой мышке пора отдохнуть. Альфред был счастлив сесть. Он даже не сопротивлялся, когда Герберт снова слегка надавил ему на плечи и велел лечь. Не было никаких причин сопротивляться: Герберт раньше казался страшным, но теперь он был добрым. Хорошо, что Альфред не сопротивлялся и лег, потому что он совсем не чувствовал своих ног. Его руки тоже начинали неметь. Его веки тяжелели. “Граф не солгал”, - радостно подумал Альфред. От лекарства спина действительно переставала болеть. – Зелье быстро подействовало на него; должно быть, он довольно-таки давно ничего не ел. Я думаю, он проспит остаток ночи и часть завтрашнего дня, и это вполне заслуженно. Проследи, чтобы у него была еда, когда он проснется: что-нибудь простое, например, хлеб и сыр с водой. – Граф усмехнулся. – Не смотри так обеспокоенно, Герберт. Он хорошо отдохнет к балу; ты получишь свой танец. Это было последнее, что услышал Альфред, прежде чем погрузиться в спокойный сон без сновидений. Позже- Альфред медленно проснулся и обнаружил, что находится один в комнате, в которой они с Гербертом нашли графа. Кто-то накрыл его тяжелым теплым одеялом. Он сел и огляделся, почти ожидая увидеть ждущего его Герберта, но в комнате никого не было. Он, как и думал, спал на диване. На маленьком столике возле дивана он нашел тарелку с хлебом и сыром, кружку с водой и несколько сушеных яблок. Пока он сидел там, тупо глядя на еду, к нему вернулись воспоминания о предыдущем вечере. Его нашел Герберт, а граф дал ему лекарство. Внезапно Альфред осознал, в какой рискованной ситуации он оказался. Его рука взлетела к горлу, но там не было ни раны, ни даже царапины. Его спине, как и обещал граф, действительно стало немного лучше. Она все еще причиняла боль, но уже не так сильно, как раньше. – Альфред! Альфред поднял глаза, услышав свое имя. – Альфред! Когда он подошел к двери и выглянул наружу, то увидел профессора, стоящего в коридоре. – Да, сэр? – Ах! Вот вы где. Перестань бездельничать. Нам предстоит важная работа, и у меня есть для тебя задание. Ну же! Альфред просиял; еда, его спина и все остальное были забыты. – Да, сэр! Уже иду! – Профессор нуждался в нем. Альфред был нужен, желанен, и, независимо от того, насколько строго профессор наказывал его, Альфред знал, что он занимает важное место в жизни Абронсиуса. Он счастливо улыбался, выбегая вслед за уходящим профессором.