Монстры и манеры

Альфред сидел в ванне в нише для купания в комнате Герберта и думал, что в этот момент, нежась в горячей воде с чистым приятным запахом мыла, наполняющим комнату, он мог бы счастливо умереть, не сожалея о том, что упустил какую-либо роскошь в жизни, потому что не может быть ничего прекраснее горячей ванны. Герберт наполнил ванну так сильно, что вода доходила Альфреду прямо до груди. На поверхности воды плавали пузырьки от мыла, которым он скребся. "Забавное мыло", — подумал Альфред. Оно пахло цветами. Сидя в теплой воде и шевеля пальцами ног, Альфред украдкой посмотрел вниз на свою правую руку. Она все еще болела после того, как он упал, когда едва не врезался в Шарлотту, и определенно распухла. К счастью, на самом деле синяков было не так уж много, так что ему не пришлось объяснять графу фон Кролоку, когда прошлой ночью был вынужден снять перед ним рубашку, чтобы граф могу осмотреть спину, насколько он был неуклюжим. И он все еще мог шевелить пальцами, так что он предположил, что все было не так уж плохо. Со временем все должно будет зажить само по себе, не оставив и следа. Альфред просто хотел, чтобы рука перестала причинять боль. Помимо болящей руки и спины, осознания того, что вампиры реальны, и того факта, что Герберт был прямо за углом и, вероятно, собирался украдкой взглянуть на него, это был самый прекрасный момент в жизни Альфреда. Горячая вода расслабила каждую его мышцу, и ему казалось, что прошли годы с тех пор, как он был по-настоящему чистым. Обычно лучшее, на что он мог надеяться – это таз с водой и тряпка для мытья. Альфред даже почувствовал ужасно детское желание поплескаться в воде от счастья, но сумел сдержаться. Он боялся, что Герберт, который явно очень заботился о том, чтобы его комнаты выглядели так великолепно, заставит его уйти, если он устроит беспорядок в нише для купания. Он действительно не хотел покидать покои Герберта. Затем он услышал музыку. Она была мягкой и нежной, и он подумал, что, должно быть, именно так должна звучать волшебная музыка. Через некоторое время Альфред вылез из остывающей воды, сморщенный, как чернослив, и быстро вытерся. Одежда, которую дал ему Герберт, была слишком велика, и он выглядел как ребенок, играющий в переодевания с одеждой своего старшего брата. Но с заправленной рубашкой и надетым поверх пиджаком это, по крайней мере, выглядело достаточно прилично. Единственное, что нельзя было скрыть, так это чулки – они были мешковатыми и ужасно обвисли. Он посмотрел на себя и подумал о том, что хотел бы новые ботинки, так как его обувь выглядела неуместно с хорошей одеждой Герберта, но это было мимолетное желание, поскольку он знал, что должен быть благодарен, что у него вообще есть обувь. Прекрасная музыка лилась из маленького пианино, на котором играл Герберт, и когда Альфред вышел из ниши для купания в комнату, он должен был признаться себе, что Герберт не был похож на монстра, сидя так с закрытыми глазами и создавая столь прекрасную музыку. – Это…красиво, – Альфред поморщился, поскольку слова, какими бы честными и искренними они ни казались, были слишком простыми для настоящего комплимента. У него никогда не было дара красноречия, но он действительно должен был придумать что-то более подходящее, чтобы сказать нечто большее, чем просто “красиво”. Ему хотелось ударить себя за то, что он был таким глупым. Однако Герберт, казалось, ничуть не обиделся и улыбнулся Альфреду. Он пригласил Альфреда поесть и выпить, и хотя Альфред был голоден, была деталь, которую он заметил еще тогда, когда Герберт повел его по коридору ранее, и теперь слова таки крутились в голове. Он пытался придумать какой-нибудь способ намекнуть на это, не показавшись грубым, но не думал, что такой способ существует. Однако промолчать казалось еще более грубым, потому что Герберт мог прийти на бал в том виде, в каком он был, и почувствовать себя дураком, если люди будут смеяться над ним. “Следи за своими манерами, Альфи”, – всегда говорила ему мама. “Будь вежлив, и мир станет лучше”. Воспоминание о маме было одним из немногих воспоминаний, которые у него остались о родителях. Он помнил, что его мать была больна, но она часто улыбалась. Он не помнил, почему она сказала ему это, но он помнил ее слова и старался жить в соответствии с ними. Поэтому он знал, что должен сказать, даже если Герберт рассердится на него, потому что казалось, что лучше быть смущенным наедине, чем оконфузиться в окружении толпы. Поскольку он не мог придумать, как тактично это сказать, он выпалил: – У вас дырка на брюках. О! Как расстроился Герберт! Его глаза расширились, и он издал такой рев, что Альфред, испугавшись, что Герберт рассердился на него, выбежал из комнаты и закрыл за собой дверь как раз в тот момент, когда Герберт начал стаскивать с себя брюки.В коридоре перед комнатой Герберта Альфред обернулся и уставился на дверь. Он не знал, что именно, но ожидал, что что-то произойдет. Ничего не произошло. В конце концов, он приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Он увидел Герберта, стоящего посреди комнаты с брюками в руках и выглядящего так, словно он вот-вот заплачет. Альфред не считал это ужасной катастрофой. Судя по тому, что он видел, разрыв был на шве, и его можно было быстро заштопать. Он выполнял и гораздо более сложные ремонтные работы. Поэтому Альфред просунул руку в приоткрытую дверь и крикнул Герберту, чтобы тот отдал ему брюки, чтобы он мог их починить. Вскоре Альфред сидел в коридоре и шил. Он никогда не работал ни над чем настолько прекрасным, как брюки Герберта, но в конце концов это были просто брюки, и, как он думал, их было просто починить так аккуратно, что никто ничего и не узнает. Это было несложно; он не понимал, почему Герберт выглядел таким изумленным, когда вышел из своих комнат. Альфред мог без проблем заштопать брюки, так что он должен был сделать именно это. В конце концов, это были хорошие манеры – помочь кому-то, находящемуся в беде… даже вампиру. Вскоре после того, как Альфред вернул Герберту брюки и извинился, Альфред вслед за профессором Абронсиусом прокрался в бальный зал. Через несколько мгновений после того, как они вошли в него, профессор Абронсиус прошипел Альфреду: – Прячься! Они приближаются! В бальном зале практически не было места, чтобы спрятаться; это было большое открытое пространство с несколькими колоннами, поддерживающими потолок, и величественной винтовой лестницей, полностью сделанной из тонко кованого железа. Они воспользовались этой лестницей, чтобы спрятаться, в то время как Куколь ходил по комнате так быстро, как только мог, зажигая свечи в замысловатых канделябрах. Наконец он закончил, и комната стала великолепной. Она сверкала. А затем, после громкого крика Куколя, который быстро вышел из зала, дверь в дальнем конце открылась, и вошел Герберт. Альфред был уверен, что его сердце остановилось. Герберт вошел с грацией и уверенностью любого принца и повел за собой массу вампиров, которые казались серыми в свете Герберта. Все, вплоть до мелочей, в его образе было на своем месте. От ленты в волосах до подошв высоких ботинок Герберт был одет так элегантно, что Альфред, даже находясь рядом с профессором Абронсиусом, начал краснеть. Герберт шел, задрав подбородок и понимающе ухмыляясь, из-за чего казалось, что он изо всех сил старается не смеяться над окружающими его людьми. Он ни с кем не разговаривал, но легко передвигался по комнате, лавируя между людьми то тут, то там. Его длинный плащ развевался позади него и закручивался вокруг него всякий раз, когда он поворачивался. Он сверкал. Он носил так много драгоценностей, что Альфред не мог даже предположить стоимость того богатства, которое он носил. На пальцах у него были кольца, а на шее - золотые и серебряные цепочки. Подойдя ближе к винтовой лестнице, Альфред даже смог разглядеть, что Герберт носит крошечные рубиновые серьги. Профессор Абронсиус схватил Альфреда за руку и дернул его. – Двигайся! – И они бросились в угол зала, не освещенный свечами и хорошо скрытый от гостей. Им удалось раздобыть пару костюмов, чтобы замаскироваться, и, одевшись, они покинули безопасное место своего укрытия, чтобы смешаться с толпой. Альфред нигде не видел Сары, что его беспокоило, но он также не видел Шарлотты, и это было очень хорошо. Однако был один человек, которого Альфред тоже не видел, и это его озадачило. Отец Сары – Шагал. Когда он застал Сару в ванной, она сказала Альфреду, что не может дождаться, когда ее отец приедет в замок, чтобы увидеть, как хорошо граф фон Кролок обращается с ней. Но ее отец уже был в замке. Его уже укусили и превратили в вампира, и именно он привел Альфреда и профессора Абронсиуса к воротам замка. Почему Сара не знала, что он был здесь? Альфред заметил, как Герберт внезапно прекратил обходить зал и посмотрел вверх, на верхнюю площадку лестницы. Затем он поднял руку, чтобы показать, что он видел. Как один, все вампиры в зале повернулись, чтобы посмотреть туда, куда указал Герберт, и весь зал погрузился в жуткую тишину. – Добро пожаловать! – Сверху прогремел голос графа фон Кролока. Они смотрели и слушали, как граф говорил, обращаясь к своим подданным, и цеплялись за его слова, как рыба за крючок. Произнося речь, граф спустился по винтовой лестнице в бальный зал, где прошелся среди своих гостей. Он обещал им пир, и они с нетерпением ждали его начала. Он рассказал им о девушке, которую они не должны были трогать, а затем заговорил о двух смертных, обреченных остаться, и Альфред понял, что граф говорит о нем и профессоре Абронсиусе, и, когда он посмотрел на море голодных вампиров, почувствовал, что его дыхание стало частым, почти болезненным. Он хотел быть подальше. Он хотел убежать, но не мог оставить Сару. Граф сказал, что она может уйти по собственной воле, и хотя, когда он говорил с ней в последний раз, она, казалось, не была склонна уходить, он был уверен, что если бы она знала, как расстроена ее мать, она наверняка захотела бы вернуться домой. По крайней мере, она могла бы заверить свою мать, что пойти с графом – это то, чего она хотела. Но ему нужно было увести ее подальше от опасности, чтобы поговорить с ней, и он понятия не имел, как это сделать. Именно тогда появилась Сара, спускающаяся по винтовой лестнице. Ее красное платье было великолепно, и она сияла, а ее волосы были собраны в элегантную прическу на макушке. Альфред дернулся в ее сторону, но профессор Абронсиус удержал его. – Не сейчас. – Но… – Не сейчас! Альфред покачал головой и продолжил стоять на своем: – Нет. Граф сказал, что она может уйти, если захочет. Я должен сказать ей, что она нужна ее матери! Она захочет пойти к своей матери! Профессор Абронсиус бросил на Альфреда яростный взгляд. – Как жаль, что тебе совершенно не удалось превратить себя в вампира… – Но он не пытался укусить меня! – Это едва ли уменьшает твою неудачу. Я не упущу возможности увидеть рождение вампира! Мое исследование требует этой жертвы! А теперь замолчи! Альфред был потрясен такой бессердечностью и потерял дар речи. Он не мог этого сделать. Тогда, когда профессор Абронсиус с тревожным ликованием наблюдал за разыгравшейся сценой в центре бального зала, он понял, что не может подчиниться. Он не мог стоять там и позволить Саре стать жертвой ради исследований профессора. Профессор Абронсиус был неправ. Он был совершенно неправ, и это понимание заставило весь мир Альфреда пошатнуться. Впервые с тех пор, как он стал жить под властью профессора Абрсонсиуса, Альфред сознательно бросил вызов профессору. Он открыл рот, чтобы крикнуть Саре... но было слишком поздно. Граф фон Кролок укусил Сару, и Альфред понял по выражению ее лица непосредственно перед тем, как он это сделал, что Сара знала свое будущее и сама жаждала этого. Она была именно там, где хотела быть. Мир Альфреда погрузился во тьму, а затем он обнаружил, что лежит на спине на полу. Он упал в обморок. Возможно, это была самая глупая и постыдная вещь, которую он когда-либо делал. Он пришел в себя так быстро, как только мог, и поднялся на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, как вампиры начинают танцевать. Небольшая группа музыкантов играла медленный вальс. Следуя указаниям профессора Абронсиуса, они оба включились в танец, и Альфред понял, что танцует с кем-то, кого он не знал. Партнеры поменялись, и у Альфреда появился еще один незнакомец, с которым он мог танцевать. Все это время он продолжал пытаться сблизиться с Сарой, все еще надеясь, что, возможно, найдется способ вернуть ее матери. Партнеры по танцу снова поменялись местами, и он снова танцевал с Гербертом. Герберт крепко держал его, пока они танцевали, как будто его руки были железными оковами вокруг Альфреда. Он с улыбкой смотрел на Альфреда сверху вниз. – Сара.., – спросил Альфред. – Она в безопасности с отцом. Тебе не нужно беспокоиться о ней. Это не очень-то успокоило Альфреда. Герберт слегка нахмурился. – Альфред, cheri, через некоторое время я отведу тебя к отцу. Ты знаешь, что произойдет? – Он говорил мягко и медленно, как будто пытался успокоить испуганное животное. – Я... я думаю…Герберт, я не хочу быть вампиром. Герберт обнял его. – Я знаю, но иногда жизнь оказывается не такой, какой мы хотели бы, чтобы она была. Происходят странные вещи, и это одна из таких вещей. Ты слышал, что отец сказал? – Он сказал, – у Альфреда перехватило дыхание. – Он собирается позволить всем убить нас. – О, нет! – Мгновенно заверил его Герберт. – Нет, они не убьют тебя. Они просто собираются выпить немного твоей крови. И потом отец планирует превратить тебя в одного из нас. Нет! – Он усилил хватку, когда Альфред попытался вывернуться. – Не паникуй! Все в порядке. Ты не будешь один; я не оставлю тебя ни на минуту! Тебе не причиняет вреда, отец очень хорош в такого рода вещах. Ему просто нужно убедиться, что с Сарой все в порядке, и тогда настанет твоя очередь. – Я не хочу. – Дорогой, мне жаль, но у нас действительно нет выбора. Даже у нас есть законы, которые управляют нашим обществом, и мы должны им следовать. Как ты знаешь о нас, мы не можем просто позволить тебе уйти. Ты можешь либо стать одним из нас, либо умереть. – Он протянул руку и коснулся щеки Альфреда. – Как мы могли просто позволить тебе умереть? Из–за спины Альфреда донеслось рычание: – Он может легко умереть! Альфред развернулся и столкнулся с Шарлоттой, на лице которой была ужасная гримаса. – Это частный разговор! – Рявкнул на нее Герберт. – Я пришла попробовать. Граф фон Кролок действительно сказал, что мы будем пировать. – Позже. Глаза Шарлотты сузились. – Если ты не отдашь его мне, я заберу его. Герберт зашипел. Это была такая странная, неожиданная реакция, что Альфред отвернулся от Шарлотты, чтобы посмотреть на него, и ахнул от того, что увидел.Лицо Герберта было искажено и сурово, его клыки обнажились, как у зверя. Он выглядел так, словно мог оттолкнуть Альфреда в сторону только ради того, чтобы с удовольствием разорвать Шарлотту на части. И Альфред, оказавшийся между двумя прекрасными созданиями тьмы, внезапно с ясностью осознал, что если бы ему предстояло встретиться с нежитью, высасывающей жизнь из его тела, и самому стать нежитью, он хотел бы, чтобы это был Герберт. Или граф фон Кролок. Или любой из вампиров в замке, лишь бы это была не Шарлотта. Шарлотта первой потеряла контроль. Она бросилась к Альфреду, но Герберт был быстрее и оттолкнул Альфреда. Альфред споткнулся, но удержался на ногах. Он видел, как Герберт швырнул Шарлотту на пол, а затем прыгнул на нее сверху, снова и снова нанося удары кулаками. Она не была слабой и сумела протянуть руку, чтобы схватить его за длинные волосы и дернуть так сильно, что он запрокинул голову и свирепо взревел. Она ударила его в живот, но он ударил ее ладонью прямо по лицу с такой силой, что ее отбросило назад, и ее голова ударилась об пол с тошнотворно громким треском. “Герберту было весело бороться со мной”, – подумал Альфред, ошеломленный их видом. Он также не упустил из виду, что никто в толпе, казалось, не замечал того, что происходило между ними, и он задался вопросом, действительно ли гости были так увлечены танцами или драки были обычной частью их торжеств. Только граф фон Кролок заметил это и, с того места, где он стоял с Сарой, смотрел на это с неодобрением. Когда драка, казалось, достигла высшей степени ожесточенности, граф направился к ним, выглядя более сердитым – куда больше, чем Альфред видел с тех пор, как прибыл в замок. Это был первый раз, когда граф отошел от Сары с тех пор, как она вошла в бальный зал. – Сейчас, – профессор Абронсиус оказался рядом с Альфредом. – Хватай девчонку и беги! Вскоре они мчались прочь. Сара держалась отстраненно, когда они убегали, и казалась полусонной, когда Альфред затащил ее в сани. Профессор Абронсиус сел впереди, чтобы управлять лошадьми, а Альфред с Сарой сидели сзади. Он прижал ее к себе и позволил ей положить голову ему на плечо. Они мчались по узкой дороге и через несколько минут замок скрылся из виду. Альфред лихорадочно надеялся, что поступил правильно. Сара, прижавшаяся к нему, была холодна как смерть. Он обнял ее одной рукой, чтобы подарить хотя бы немного тепла. Профессор Абронсиус всю ночь гнал лошадей так быстро, как только мог, и зимний ветер, хлеставший Альфреда по лицу, делал поездку невыносимой. Он снял свой камзол и накинул его на Сару, чтобы хоть как-то защитить ее, поскольку ее платье определенно не предназначалось для того, чтобы согревать ее. Альфред закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья саней. Был один факт из последних нескольких дней, который он не мог отрицать; кое-что, что он узнал, но за что, он знал, профессор наверняка побьет, если он осмелился даже предположить – вампиры не были злыми монстрами. Они были людьми.Но он также видел эти клыки. Он слышал голод в их голосах. Он наблюдал, как Сару укусили, а затем она упала на пол. Они не были злыми монстрами или бездумными животными, но они и не были людьми. Они не были в безопасности. Альфред увидел предстоящую развилку на дороге, где им придется повернуть направо, чтобы вернуться в деревню Сары, и он наблюдал, как профессор Абронсиус вместо этого свернул налево. – Сэр! – Прокричал Альфред, перекрикивая ветер. – Вы пропустили поворот! – Мы не едем в деревню, – сообщил ему профессор Абронсиус. – Насколько ты глуп? Это первое место, где они будут искать нас! Не будь идиотом. Мы поедем в Кенигсберг. – Но мы должны отвезти Сару к ее матери. Профессор Абронсиус с отвращением покачал головой. – Перестань думать, что она все еще человек. Теперь она всего лишь мертвое существо. Альфред содрогнулся. Он чувствовал себя примерно на два дюйма меньше, как обычно, когда профессор указывал на то, какой он глупый. Альфред обнял Сару. Это было неправильно. Она немного подвинулась к нему. Она не была мертва. Во всяком случае, не совсем мертва. Граф и Герберт гуляли, разговаривали и рассуждали. Они не были мертвы. Как бы сильно он не хотел, чтобы его укусили; и он понимал, что профессор хочет сбежать, а единственной, для него самого, причиной похода в замок было вернуть Сару ее матери. Но если Сара действительно хотела быть с графом, то… ну... конечно, это был ее выбор, не так ли? Они не имели никакого права увозить ее в чужой город. Предполагалось, что они спасали ее от похитителя, а не совершали то же самое преступление сами! Он открыл рот, чтобы попытаться убедить профессора вернуться в деревню, потому что это было правильно, но остановился, когда почувствовал, как Сара дернулась рядом с ним. Она наклоняла голову, пока ее лицо не прижалось к его шее. – Сара? Ты очнулась? Ее губы скользнули по его шее, но она ничего не сказала. – Тебе достаточно тепло? – Он повернулся, чтобы посмотреть на нее, но ее рот был широко открыт, демонстрируя ее новые, длинные клыки. Альфред закричал так громко, как только мог, и, как он и надеялся, профессор обернулся. Однако профессор был так поражен увиденным, что потерял контроль над лошадьми, и сани лихо съехали с дороги в заросли деревьев. Их выбросило из саней. Альфред увидел, как земля пролетела под ним, а затем и небо, прежде чем он сам с силой ударился об дерево. Мир погрузился во тьму, а потом он оказался на животе в снегу, уставившись на обломки саней. Сара стояла в нескольких ярдах от него и пристально смотрела. – Профессор? – Альфред попытался крикнуть, но его голос был слаб, и он не мог найти в себе сил кричать. – Профессор? Он попытался приподняться, но его правая рука, уже поврежденная, болела так сильно, что не могла служить ему опорой, и он снова упал в снег. Используя только одну руку, ему удалось приподняться ровно настолько, чтобы повернуть голову. Он почувствовал тошноту и головную боль. Ему было так холодно. Сани превратились в развалины; очевидно, они врезались в большое дерево. Лошади, каким-то образом, казались совершенно здоровыми. Мир расплылся, и Альфреду пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем он смог видеть четко: и там, сзади, у дороги, он увидел профессора. Он был на ногах и держал в руках свою драгоценную сумку с инструментами для охоты на вампиров. Если не считать потери шляпы, он выглядел совершенно невредимым. Профессор Абронсиус встретился взглядом с Альфредом. Он перевел взгляд с Альфреда на Сару, затем снова на Альфреда. – Помогите. – Альфред протянул руку. – Пожалуйста. Профессор с минуту серьезно смотрел на Альфреда, затем повернулся спиной и побежал. Он ушел. Он оставил его. Альфред смотрел туда, куда ушел профессор Абронсиус. Он оцепенел и ждал, зная, что профессор должен вернуться. Он бы просто так не бросил Альфреда. Он бы не стал. Грубая рука легла ему на плечо, и Альфред перевернулся на спину. Сара. Она легко держала его, опустившись на колени рядом, а затем наклонилась, прижалась ртом к его шее и укусила. Он почувствовал, как ее зубы – длинные кинжалы – впились в его шею, а затем почувствовал, как она сосет его, вытягивая столько крови, сколько могла. Это было больно! Лежа на снегу, с Сарой, склонившейся над ним, Альфред почувствовал, как мир по краям его зрения теряет краски, серея. Возможно, он плакал. Было так трудно думать. Ему было холодно и страшно, и профессор оставил его. Он был один. После стольких лет упорных попыток стать лучшим человеком, каким он только мог быть для профессора, Альфред остался один. Затем она ушла, и тяжесть пропала с его груди. Герберт кричал, а граф фон Кролок пристально смотрел в лицо Альфреду. Он оставался там мгновение, прежде чем отошел, и вместо него Альфред увидел Герберта, и он почувствовал, что его тянут. Его голова оказалась на коленях Герберта, а рука Герберта была крепко прижата к рваной ране, оставленной Сарой на его горле. – Альфред, дорогой, просто сохраняй спокойствие. О! Я не хотел, чтобы это случилось вот так! Честно говоря, этому профессору есть за что ответить! – Герберт погладил Альфреда по лицу, пригладил его волосы и в какой-то момент поцеловал Альфреда в щеку. – Просто лежи спокойно, и отец все исправит. Скоро ты почувствуешь себя намного лучше… в некотором роде. Так продолжалось всего несколько секунд, прежде чем Герберт взглянул на рану на шее Альфреда. Его глаза расширились от ужаса. – О-Отец! Отец, у него все еще идет кровь. Пожалуйста, поторопитесь! У него все еще течет кровь! Мы потеряем его! Граф сразу же вернулся и оттащил Альфреда от Герберта. Он осторожно положил Альфреда на землю и приказал Герберту присмотреть за Сарой. Когда Герберт ушел, чтобы сделать, как ему было сказано, граф фон Кролок сказал: – Альфред? Ты меня слышишь? Ты можешь говорить? Он пытался. Он действительно хотел, но он так устал. Если бы он мог просто отдохнуть… всего на короткое мгновение. – Альфред! Строгий голос графа фон Кролока заставил Альфреда широко распахнуть глаза. Он увидел за спиной графа, что Герберт держит Сару, крепко обхватив ее руками. Но предосторожность, похоже, не понадобилась, поскольку Сара не сопротивлялась. Она безвольно стояла в объятиях Герберта и смотрела на Альфреда широко раскрытыми глазами, а на ее губах была его кровь. – Ох... – прошептала Сара, – я не хотела причинять ему боль. – Вот почему ты должна оставаться в обществе отца, когда рядом смертные, дорогая сестра. – Герберт произнес это мягко, и в голосе чувствовался опыт. – Это была не твоя вина; ты слишком молода, чтобы контролировать свой голод или причинять что-либо, кроме боли, без посторонней помощи. Альфреда отвлекла прохладная рука графа фон Кролока на его лице, нежно поглаживающая щеку. Ему удалось прошептать: – Устал. – Я знаю, – голос графа звучал успокаивающе. – Я знаю, ты устал, но тебе нужно немного побыть в сознании, Альфред. Я собираюсь взглянуть на твою шею. Но Альфред был напуган, и ему было больно, и он не хотел, чтобы кто-нибудь прикасался к ране. Его голова была затуманена, а сам он сбит с толку. Он начал вертеться и слабо поднял руку, чтобы ударить графа фон Кролока. Почему профессор не остался? Он даже не попытался помочь. Альфред почувствовал, как его глаза начинает щипать от слез, когда граф фон Кролок легко взял его за запястья и прижал их к бокам. Он собирался расплакаться, он просто знал это! И все смотрели, и у него болела голова, и Сара была злой, и он не хотел плакать перед всеми. Он был уверен, что Герберт посмеется над ним. Когда Альфред расстраивался все больше и больше, граф фон Кролок отвел от него взгляд. – Сара, моя дорогая, я знаю, что для тебя это тоже была напряженная ночь, но я собираюсь попросить Герберта привязать тебя к дереву поводьями от лошадей. Прости, но мне нужна помощь Герберта, и пока ты не сможешь контролировать себя… – В этом нет необходимости, – быстро сказала Сара. – Я в полном порядке. Он нахмурился. – Ты уверена? – Очень. Я совершенно спокойна. Я ни капельки не голодна. – Как необычно. – Граф фон Кролок на мгновение задумался, прежде чем кивнуть. – Очень хорошо. Герберт. Мне нужно хорошенько осмотреть его шею, чтобы увидеть повреждения. Держи его ровно. – Конечно, отец. – В мгновение ока Герберт оказался рядом, опустившись на колени с другой стороны от Альфреда, и как бы Альфред ни понимал, что ему следует еще больше стараться убежать от Герберта, когда он чувствует себя таким слабым, все, что пришло ему в голову – это то, что Герберт собирается испачкать свои прекрасные брюки. Должно быть, он сказал это вслух, потому что Герберт улыбнулся ему сверху вниз. – Дорогой, это даст мне повод заказать новый наряд, так что не волнуйся за мой гардероб. А теперь просто дай мне свои руки. Вот, хороший маленький Альфред. Нет, не расстраивайся. Это только ухудшит ситуацию. Отец просто собирается немного взглянуть. Никто не причинит тебе вреда. Сара тоже не причинила бы тебе вреда, но она ребенок и пока не знает, как можно иначе. Герберт держал обе руки Альфреда только одной своей, а другую руку положил Альфреду на грудь и надавил, чтобы удержать его на месте. Он зашел так далеко, что перекинул одну из своих длинных ног через Альфреда, чтобы тот не брыкался. – Твое сердце бешено колотится, милый. Ты должен успокоиться. Ты в безопасности. Я обещаю. Даже когда Герберт пытался успокоить его, Альфред чувствовал, как граф слегка повернул голову в сторону, обнажив пульсирующую, ноющую шею. Он всхлипнул и понадеялся, что это звучало не так жалко, как он себя чувствовал. Граф тоже укусил бы его, а потом это сделал бы Герберт, и все бы его убили, и это было бы просто несправедливо. Его щека была прижата к холодному снегу. Он чувствовал, как длинные ногти графа ощупывают рану. –Могло быть и хуже, – сказал, наконец, граф фон Кролок. – Пожалуйста, не дай ему умереть! – взмолился Герберт. – Мы не потеряем его. – Затем граф посмотрел на Альфреда и сказал: – Мне жаль, Альфред, но Сара недостаточно взрослая или сильная, чтобы сделать тебя одним из нас. Я собираюсь зашить рану, нанесенную Сарой, и ты вернешься на бал. Если хочешь, я дам тебе немного лекарства, чтобы ты не боялась, но гости ждут, и я обещал им пир. Тебе это не понравится, и за это я приношу свои извинения. Он наклонился к Альфреду и приложился ртом к открытой ране, в то время как Герберт крепко держал Альфреда. Но губы графа касались шеи Альфреда всего лишь считанные секунды, прежде чем он выпрямился так резко, что потерял равновесие и упал навзничь в снег. Граф мгновение посидел в сугробе, с недоверием смотря на Альфреда. – ...как? – Он положил руку на живот. – Пропало. – В чем дело, отец? – Спросил Герберт, явно потрясенный реакцией своего отца. – Что пропало? Граф с трудом сглотнул и сел. – Герберт, мне жаль. Мне так жаль, но я не могу сделать Альфреда одним из нас. – Что? Но… – Это невозможно сделать. – Затем граф посмотрел вниз на лежащего в снегу Альфреда и сказал: – Но мы должны закрыть твою рану. Кролок наклонился, прижался ртом к ране и начал зализывать ее. Его не остановило то, что только что поразило его так сильно. Альфред ерзал и слабо протестовал: ощущение, что его облизывают, было таким странным, но граф фон Кролок не обращал на него внимания, а Герберт только продолжал уверять, что его отец знает, что делает, и все это к лучшему. Альфреду лучше всего лежать тихо и безмолвно. И все будет просто прекрасно. Лизание было отвратительным и причиняло немалый дискомфорт, будучи весьма неприятным; но боль в его шее действительно начала утихать, а вскоре и вовсе прошла, и лизание прекратилось. Граф сел и с выражением неподдельного изумления на лице облизал губы, очищенные от крови Альфреда. Он похлопал Альфреда по голове. – Удивительный парень. Очень удивительно. Я бы никогда не догадался. – Отец? – Спросил Герберт. Он все еще крепко держал Альфреда.Большим пальцем он осторожно погладил тыльную сторону ладони Альфреда в неожиданно успокаивающем жесте. – Позже. Надвигается буря. Герберт скинул свой плащ и аккуратно расстелил его на земле. Затем он поднял Альфреда двумя руками и положил его на плащ. Очень осторожно Герберт укутал Альфреда, пока тот не стал завернут плотно, как мумия. Покончив с укутыванием Альфреда, Герберт поднял юношу на руки и крепко прижал к себе. – Отец? Безопасно ли питаться Альфредом? Он так слаб. – Не стоит переживать по этому поводу, планы изменились. Гости не тронут его. На самом деле, отведи его прямо в свои покои... Нет. Они могут догадаться об этом. Отведи его в голубую комнату. Согрей его как можно лучше и попроси Куколя принести еду и питье. Альфред должен есть, иначе он может не оправиться от потери крови. Ты запрешь его и себя в комнате. Если кто-нибудь, кроме меня или Куколя, попытается проникнуть внутрь, ты будешь защищать Альфреда изо всех сил или заберешь его и убежишь. Ты понял? – Ни капельки, но я сделаю, как ты говоришь. Что происходит? Что ты собираешься делать, если не будет угощения для гостей? – О, у них будет свой пир и даже больше, они будут пить до тех пор, пока не раздуются, как пиявки! Я скажу им, что смертные сбежали; ни один из них не может сказать, что он никогда не терял свою добычу, поэтому они не смогут сомневаться в этом. – Граф фон Кролок решительно кивнул головой, хотя и казался взволнованным. Говоря это, он расхаживал взад-вперед, размахивая руками. – Я открою подвалы и попрошу Куколя принести сто бутылок крови из кладовой, чтобы они объелись. Герберт ахнул: – Аварийные резервы? – И они объедятся.Я бы не стал этого делать без веской причины. Они выпьют, а потом уйдут и будут благодарны за мою щедрость. – Граф снял свой плащ и набросил его на плечи Сары. — Я все объясню, как только гости покинут мою территорию, но сейчас мы должны поторопиться. И, Герберт? – Да, отец? – Что бы вы ни делали, ты не должен позволять никому видеть его! – Не волнуйся, отец. Ты же знаешь, я воплощение осмотрительности. – А потом Герберт начал двигаться. Насколько мог судить Альфред, они могли летать. Герберт бежал быстрее лошади! Или, может быть, разум Альфреда был настолько затуманен болью и потерей крови, что ему казалось. Герберт не произносил ни слова, пока вел их через лес, он смотрел прямо перед собой, и о чем он думал, Альфред понятия не имел. Когда Альфред посмотрел на него снизу вверх, ему внезапно пришло в голову, что Герберт был бы очень опасным врагом. Вскоре перед ними замаячил замок, и Альфред, все еще слабый и сбитый с толку, почувствовал, как его голова склонилась набок, когда его начал одолевать сон. Он не хотел спать, но он так устал. Он был голоден: все болело. Он подвел Сару. Он был таким слабым, таким бессильным по сравнению со всеми, кто его окружал. Неудивительно, что профессор Абронсиус оставил его позади. Бросил его. Оставил раненым на снегу. Он, должно быть, знал, что Альфред будет схвачен вампирами. Альфред прижался лицом к плащу Герберта. Он не хотел думать об этом. Он не хотел думать ни о чем из этого.