Танго втроем по пеплу несбывшегося

      На какое-то достаточно долгое время штаб Портовой мафии погрузился в наблюдение за разворачивающимся представлением, какого в этих стенах еще не видели. Чуя почти везде и всюду ходил в сопровождении своего очаровательного и очень взрослого спутника, провоцируя бесконтрольное желание пошутить про школьника, который нашел себе парня-выпускника института, и хвастает им перед друзьями и другими ребятами в школе. Замечательная кульминация американского сериала про подростков, только вот у них — не сериал. Но безусловно прекрасный для него сценарий.       Вишенкой на торте из чистой комедии, за ними по пятам, как галчонок в своем костюме, слонялся вытягивающий ноги молодой Дазай. Как будто потеряв интерес к чему угодно другому, он ходил следом днями напролет, и бесился настолько очевидно, что в коридорах его стали обходить по широкой дуге.       Мельком увидев, как повернувший голову Чуя нечаянно тыкается губами в щеку мгновенно озорно поворачивающегося к нему лицом Дазай-сана, Дазай-кун мечтал выпустить эту жалкую подделку на него самого в катакомбы, и преследовать с пистолетом до тех пор, пока не загонит в тупик и не пристрелит хитрую тварь. Он бы весь магазин спустил в это похожее на его собственное лицо, если бы кто-нибудь только намекнул, что уже можно избавиться от случайного гостя грядущего будущего.       О будущем кстати этот взрослый Дазай не говорил ни слова, но то, что в нем судьбы Двойного Черного связаны не только работой, очевидно было всем без исключения. Чуя либо знал об этом что-то этакое, либо его удалось убедить, но насколько он был лоялен к обществу взрослого напарника, настолько же топорщил иголки, сталкиваясь с молодым Дазаем. Тот даже впервые пожалел, что не пытался приручить этого упрямца как-нибудь по-другому, используя меньше кнута и больше пряника. Очевидно, что он-будущий такой оплошности не совершил, и теперь Накахара рядом с ним разве что электричество не вырабатывал, сияя до ожогов сетчатки глаз.       Мори на все донесения и кляузы собственного главы исполкома только улыбался, да глаза закатывал с веселыми фырками, не желая напоминать, что в ловушку, в которой он сейчас находится, Дазай загнал себя сам. Чуя не настолько легкая добыча, чтобы быстро его переварить, и потому попытка переломить Накахару затянулась почти на два года с длительными разрывами, во время которых Дазай отчаянно очаровывал других людей — и тоже безуспешно. Он был как паук, пытающийся поймать сразу несколько мух, и потому упускающий их всех.       Как итог — стоило появиться варианту получше, как Накахару стало не узнать. Все кропотливо подвешенные ружья хвастались отсыревшим порохом и неспособностью стрелять — мановением руки и медовыми речами, Дазай будущего отсекал всякую возможность воспользоваться проверенными словесными ловушками и выработанными рефлексами на тот или иной шаблон ситуации.       Взрослый Дазай тоже дразнил, но всякому, кто становился свидетелем этого, хотелось выйти из комнаты — как еще одна разновидность ласки, Осаму обольщал, очаровывал, льстил и помогал рыжему парню выпрямить спину и расправить плечи, а заодно поднять голову и посмотреть прямо, не отводя взгляда от простирающейся перед ним дороги вперед. Он смотрел так, словно Чуя — целый мир, ничуть не стесняясь внимания посторонних. Это посторонние испытывали неконтролируемое желание съежиться, извиниться и выйти вон.       Дазай-кун злился из-за этого чем дальше, тем сильнее. Он отрицал причину своих эмоций, отрицал так долго, что даже Мори стал посматривать на балбеса слегка разочарованно. Однако, каждый новый день буквально топил юнца в новых поводах для ревности, и он велся — о, как он велся! Если бы Фудзи-сан спустя триста лет покоя решила бы прервать свой сон неожиданным извержением — это было бы один в один с образом Дазая, клокочущего и извергающего ругательства в приступе ревнивой ярости.       На Чуе вдруг клином сошелся свет.       Под насмешливым взглядом взрослого двойника, Дазай-кун уже даже не тушевался, глядя с вызовом. Окружающие делали ставки, когда, наконец-то, вундер-уже-не-кинд выскажет все, что наболело, сладкой парочке разновозрастного Черного дуэта. Критики представления тактично не поминали всуе первую попытку, когда Дазай набросился на Чую с обвинениями возле архива. Ведь очевидно, что поощрял к близости Накахару вовсе не сам Накахара, а его условный, гм, «лучший друг по мечу».       Дазай-кун дозревает только спустя три месяца от того условно взятого за точку отсчета дня, с которого его старший двойник начал навязчиво сопровождать Чую в офис и на миссии. С сосредоточившимся на его безопасности стратегом Чуя настолько играючи выполнял получаемые задания в эти недели, что, когда Дазай возвращался со своих зачисток для доклада, Накахары уже давно не было в штабе, а каждая новая неделя наглядно демонстрировала, что отношения взрослого Дазая и очарованного им дурашки все ближе к черте невозврата, за которой Дазай-кун уже никак не сможет вонзить свои жадные когти в нежную плоть рыжего.       Устав тратить слова и ничуть не подкрепленные здравым смыслом доводы на загадочно своевременно глохнущего Чую, Осаму-кун решил сосредоточиться на источнике всех зол — на своей взрослой версии. Если он понимал всю степень хитрости самого себя в будущем, то и он сам будущий понимает мотивы себя из прошлого. Так почему вопреки всему стоит преградой на пути? Или не согласен с методами и просто учит наглядно? Дазаю хотелось скрипеть зубами от этого снисходительного отношения старшего.       Желая высказаться, Дазай-кун направился на поиски рыжего коротышки — где коротышка, там будет и старший. Словно сросшиеся бутоны, эта парочка была неразлучна настолько, что поймать их по отдельности казалось чудом даже лицам, не особо заинтересованным в общении.       Речь, полная злобы, яда и колких слов, стала рождаться и крутиться в голове сама по себе. Отдельные ее фрагменты, особенно красочные, Дазай с упоением крутил снова и снова, в мелочах воображая возможный сюжет — каждую ухмылку, каждый контраргумент, каждую гримасу гнева. Сверившись с часами, Осаму прикинул возможность наткнуться на этих неразлучников у Чуи в кабинете, и мгновенно направился к лифту, способному доставить до нужного этажа.       Казалось, он предусмотрел все и был готов ко всему!       Реальность врезалась в его самомнение товарным поездом, разогнавшимся на прямом отрезке проложенного пути, со снисходительным фырком непрозрачно намекнув уже через секунду после открытия двери: он слишком много о себе воображал!