Старец под луной

      Ван Ибо вздрогнул и резко открыл глаза, пытаясь осмыслить, где он вообще находится. Переместиться в реальность оказалось непросто – до сих пор ощущалось тепло соприкосновения рук во сне. Боль, которую молодой человек сразу же ощутил от долгого неудобного положения, напомнила ему, что он в самолете - возвращается в Пекин после трехдневной записи танцевальной программы. И настолько устал, пытаясь все быстрее закончить, что отключился прямо так, прикрыв глаза кепкой и упав в комфортное, мягкое кресло самолета.       Это был сон? Просто сон? Кажется, он его прожил только что где-то в другой реальности - все было по-настоящему. Ван Ибо устало откинул голову на спинку – как же неудобно спать в самолетах. Надо же, какой сон… Инстинктами и эмоциями он все еще оставался Лань Ванцзи. Недавно казалось, что этот персонаж ушел в прошлое. В любом случае, «Второй Нефрит ордена Гусу Лань» доставил ему много странных минут. Ван Ибо не хотелось, чтобы в нем видели только Лань Ванцзи. Он всегда много раз подчеркивал: «Я – не Лань Чжань»! И бесился, когда гэ упорно называл его именем этого героя, злился, когда улавливал в красивых глазах восхищение этим Хангуан Цзюнем, черт возьми! Он не хотел застревать в скованных рамках ограничений нелюдимого заклинателя, но еще больше боялся, что Чжань-гэ видит в нем только образ идеального во всем «Второго Нефрита». А молодой человек хотел отражаться в глазах самого нереального человека как Ван Ибо, а не как жалкая тень сыгранного героя. Но, если вдуматься, то, с другой стороны, он сам использовал образ Лань Ванцзи по полной программе, потому что Сяо Чжань был просто очарован им и не скрывал данного факта. Через Лань Чжаня Ван Ибо смог очень быстро приблизиться к своему партнеру по съемкам, ломая и сокращая дистанцию между ними, а потом сам же злился, что тот никак не может увидеть самого Ибо за этими белыми тряпками. Но это был верный способ - время летело быстро.       Однако сейчас, именно в данный момент, все еще находясь в растрепанных чувствах после такого сна, Ван Ибо очень отчетливо понял ту простую истину, которая уже давно на подсознанке точила ему мозг не первый год… Как бы он не отрицал Лань Чжаня и его влияние, но сам Ибо многое инстинктивно перенял от него. А у этого героя все чувства, мысли и действия были обращены непосредственно к Вей Усяню. У Ван Ибо же они изначально крутились вокруг Сяо Чжаня. Иногда они просто сносили ему крышу. И тогда гэгэ испуганно пытался его утихомирить или отвлечь… Ведь вокруг люди, камеры… И именно поэтому все сцены в дораме давались Ибо так понятно в эмоциях: «Я защищаю Чжань-гэ, я волнуюсь за Чжань-гэ, я держу Чжань-гэ»…       Задолго до этих съемок улыбка солнечного парня влекла, сжимаясь тугой пружиной интереса. Ибо сохранял все фото, следил за всеми обновлениями в соцсетях… Имея внушительную армию поклонников, Ибо сам стал фанатом - подолгу внимательно разглядывал публикуемые посты и ждал свой шанс. А когда появилась, наконец, такая возможность, долго-долго сосредоточенно рассматривал уже такие знакомые черты лица вживую на своем плече, пока Чжань-гэ, закрыв глаза, отдыхал в перерыве между съемками. Все-таки, правду говорят, что глаза влюбленного человека делают самые лучшие фото. Сколько таких снимков он сохранил? И останавливаться не собирался. Ирония, сводящая с ума от своей нелепицы, заключалась в том, что когда Ван Ибо смог стать ближе к Сяо Чжаню через работу над дорамой с утра до ночи, его же соперником за внимание гэ стал собственный персонаж, ну, и этот липкий молодой дублер Лань Ванцзи и еще полкаста персонала, которые постоянно отвлекали внимание Сяо Чжаня от него самого. Да пропади они все! В эти несколько счастливых и жарких месяцев съемок Ибо понял, что умеет «пить уксус» на постоянной основе в виде ежедневно употребляемого напитка. Что он там болтал про ревность в сердце и внешне холодное спокойствие? Но, конечно, все того стоило, ведь Ибо, таки, получил своего гэ целиком и полностью, несмотря на долгие сомнения и разницу в возрасте. Персонажи получились слишком живыми и настоящими, ведь каждый из них оживал через собственные настоящие черты актеров, и Сяо Чжаню труднее было проститься с образом Вей Усяня. Эта пара с молчаливого согласия обоих продолжает идти с ними по жизни с теми же чувствами друг к другу, с желанием уберечь, защитить. А в их мире «защитить» - это, практически, самое основное. Наверное, все-таки, гэ прав, когда говорит, что Вей Усянь и Лань Ванцзи открыли им новых себя. Не поспоришь, хотя из упрямства хочется, особенно, когда Чжань-гэ мило заигрывает, называя его – Лань-эр-гэгэ....       Прерывистый вздох. Ладно, пофиг… Стоит ли об этом сейчас мысли гонять в голове? Скоро приземляться. Экран телефона показывает три утра. Безумно хочется оказаться дома и закрыть глаза. Он бы даже не отказался еще от одной серии сновидений про этих двух кроликов… Ибо привычным движением вновь схватился за телефон и открыл любимые фотки своего нереально красивого гэ…       Все еще не отпуская мысли об увиденном сне, иногда спотыкаясь в темных местах, Ван Ибо доходит до машины в сопровождении охраны. Отключается от окружающих людей, хотя сейчас все тихо. Но аэропорт есть аэропорт. Ночной воздух приятно холодит, однако усталость продолжает давить на плечи, пригибая невидимой силой к земле. Молодой человек почти падает на заднее сидение. Разговаривать не хочется - просто молчать. Спасибо, никто не докапывается из персонала. В руках снова телефон – надо позвонить гэ. И тут же одергивает себя, ведь сейчас почти 4 утра! Он спит. Остается потерпеть еще полчаса. Если бы Ибо приземлился в другом городе, то сразу бы написал. Попробовал бы не сообщить… Сейчас же, несмотря на то, что он вернулся в Пекин, хотелось повредничать и все равно написать. Просто очень соскучился. Большую часть года их двоих разделяют разные города, контрактные проекты и толпы чужих людей. Но Ибо давно научился справляться со сложными обстоятельствами, а еще - ценить такие редкие и целительные для обоих встречи. Глаза снова слипаются: «Хочу домой». Тупая боль, до этой секунды контролируемая выработанным за годы терпением, вдруг резко обостряется во всех полученных ссадинах и ушибах, набрасываясь на усталый организм. Дерьмо...       Когда Ибо, наконец, вваливается в квартиру, неловко бросает, а потом отпихивает свой небольшой чемодан, он почти на пределе. Сон в самолете - это мизерная капля. Отшвыривает снятую обувь, затем кепку, спотыкается об откуда-то свалившийся скейт. Матерится, но без злости. На ходу стягивает с себя одежду, пытаясь хоть забросить ее на диван, а не оставлять на полу, хотя ему и так влетит за это. В душ бы надо… К черту.       Ван Ибо ныряет, наконец, в теплую постель - обнаженная кожа просто взрывается удовольствием от соприкосновения с нежной тканью. Знакомый запах обволакивает шлейфом и сосредотачивается где-то в пояснице сладким зудом. Ибо привычно утыкается в шею своему гэ. И моментально с беззвучным стоном расслабляется. Черт возьми, как же хорошо… Сяо Чжань, ничего не говоря, крепко обнимает прижавшегося к нему молодого человека, от которого пахнет ночным воздухом улицы, знакомым парфюмом и еще чем-то смешанным. - Гэ, я дома, – устало стонет Ибо. - Ммм…, знаю. Мне отчитались о прилете, в отличие от тебя… - Будить не… - Потом будешь оправдываться, – голос тихий, но не сонный. - Спи. Новые синяки есть? - Нет, все хорошо. Я был в наколенниках, – Ибо уже почти не соображал, что говорит. Спааать…. - Ладно, все замажем. Наколенники ты забыл дома, - Сяо Чжань, наконец, позволяет себе переступить за черту сна, крепче стиснув объятия и нежно поцеловав в макушку. - Черт, так и знал… - Ибо возвращает ему легкий поцелуй в шею и отключается.