Худший друг

Я выхожу от руководителя на негнущихся ногах и силой сжимаю челюсти, чтоб не выругаться на пороге кабинета. Последние полгода я убила на разработку масштабного проекта, от результатов которого зависело моё повышение. Нельзя сказать, что я переживала, поскольку я довела этот проект практически до идеала, и повышение было у меня в кармане, пока не появилась Лена. Эта женщина поистине способна спровоцировать меня на отборный мат и желание ударить живого человека. История стара как мир: она протеже генерального, я иду нахуй. Нет. Ладно. Я ничего не имею против продвижения родственников и друзей по карьерной лестнице, когда эти родственники и друзья хоть что-то смыслят в том деле, которым приходят заниматься. Лена путает слова «абонент» и «абонемент», и это в принципе всё, что вам нужно о ней знать. Каким образом она собирается справляться с должностью руководителя направления, я не знаю. Но своё место отдавать очень жалко и горько. Сам руководитель нашего департамента не смог скрыть печали и разочарования во взгляде, когда во время совещания озвучивал новость о повышении «нашей незаменимой Елены Валерьевны». Все сочувствующие взгляды коллег были обращены ко мне, и я впервые за долгие годы ощутила единение с коллективом. Как известно, общий враг объединяет, и в ненависти к Елене Валерьевне мы солидарны все без исключения. Во время обеденного перерыва Лена заказала пиццу, открыла бутылку шампанского и пригласила всех коллег поздравить её с повышением в свой новый кабинет. Я демонстративно зарулила в другую сторону и гордо тряхнула головой, поэтому обедала не горячей и ароматной пиццей, а плохо разогретым грибным супом из кафешки. — Ну и дрянь, чёрт, ну какая же дрянь! — я сжимаю в руках бумажный пакет, он жалобно шуршит булочкой с маком и едва не рвётся. Света ласково гладит меня по плечу, отпивая кофе из картонного стаканчика. Внутренний дворик бизнес-центра залит светом, который отражается от стеклянных стен и бликует солнечными зайчиками. Коллеги занимают лавочки и расстёгивают пиджаки, стараясь ухватить себе побольше тепла, щурятся от яркого света и улыбаются. В мае ходить обедать приятнее в тысячу раз, чем идти через метель и срань в январе. — Все знают, что твой проект потрясающий. И все знают, кого на самом деле должны были повысить. — Ага. Отлично, только какой в этом толк? — я сдуваюсь и не хочу больше энергично ненавидеть Лену, сейчас хочется тихонько пожалеть себя, поэтому я вздыхаю. — Ну, на твоей улице тоже будет праздник. Если эта дверь закрылась, значит, открылась какая-то другая, — Света назидательно выставляет указательный палец и пытается нацепить маску серьёзности на лицо. — Тебе подарили сборник ободряющих пословиц? — я хмыкаю и снимаю крышку с чашки, чтоб собрать молочную пенку. — Просто накопилось всё сразу. С Арсением какая-то херня в отношениях, на работе какая-то херня. Мне нужен отпуск, — я задумчиво облизываю пену с верхней губы и размышляю о поездке куда-нибудь в тепло. — Нам всем нужен отпуск. Ты ярче и теплее, чем все твои проблемы, малыш! Не вешай носик, — Света достаёт из кармана пиджака конфетку, как фокусник в цирке, и протягивает мне. Я усмехаюсь. — Спасибо, Карлсон, — конфета чуть подтаявшая, и от этого даже вкуснее. Как раз чего-нибудь шоколадного мне и не хватало к кофе. — Кстати о Карлсоне, — подруга бросает взгляд на часы на запястье и одёргивает блузку. — Я улетаю разбираться с договорами, но обещаю вернуться, — Света подмигивает и быстро уходит, смешно перебирая ногами в узкой юбке. Я сижу с телефоном в руке и залипаю в одну точку, как кот, и пытаюсь придумать, что написать Арсу. От слишком яркого солнца слезятся глаза, я часто моргаю и снова начинаю печатать. После «привет» ничего не получается. Мне хочется от души поплакаться в плечо Арсению на правах лучшей подруги, но я теперь не очень понимаю, какие между нами отношения. После того, как Арс покинул мою квартиру в день расставания с Мариной, он больше ни разу не возвращался. Не отвечает на присланные тик-токи, не звонит и не пишет. Я волнуюсь, но стараюсь убедить себя в том, что просто подготовка нового проекта, не командного на всех импровизаторов, а лично его, Арсения, занимает слишком много времени и сил. «Привет. Ты в Питере?». Ответ приходит даже слишком быстро, я вздрагиваю, почувствовав вибрацию гаджета в ладони, но сердце приятно и сладко ёкает. «Да, но очень занят. Освобожусь не скоро. Сам позвоню». Звучит отстойно, я даже обижаюсь немного, но потом бросаю взгляд на время и подскакиваю со скамейки: весь дворик уже опустел, обед закончился десять минут назад, и я уже опоздала на встречу. Дерьмо. *** Я шумно высмаркиваюсь в платок и шмыгаю носом в довесок, задумчиво глядя на тёмный проспект: за вечер я проплакала столько, сколько не плакала за последние несколько месяцев в сумме. Сначала меня подкосило повышение другой сотрудницы, потом у меня украли карточку и успели снять часть денег, а теперь и поездка с семьёй накрылась медным тазом, потому что мой загранпаспорт не успевают сделать в срок. Обидно, досадно и просто противно — что за чёрная полоса? Я набираю номер Светы, боясь беспокоить Арса в такое время, хотя я точно знаю, что тот не спит — слышала его громкий смех пару минут назад. Я звоню раз, два и три без ответа, но сдаваться не хочу. Через несколько гудков трубка отвечает совсем чужим голосом: — Да, алло, — я хмурюсь и на всякий случай убираю телефон от уха, чтоб удостовериться, что позвонила действительно подруге. Контакт «Света», никаких ошибок. — Э-э, здрасьте, а Света где? — Владелица этого телефона сейчас занимается оформлением ДТП и не может подойти к телефону. Вы просто очень настойчиво звонили. — ДТП? Она в порядке? — Там все в порядке, никто не пострадал, но бумажной волокиты ещё на несколько часов, — мужчина на том конце провода вздыхает, как бы говоря «а шо поделать». — Поняла, спасибо, — факт того, что я даже подруге пожаловаться не могу, доводит меня до слёз — снова. Я с ногами залезаю в подвесное кресло и утыкаюсь лбом в колени, от души позволяя себе прорыдаться. Не может быть такого, чтоб не происходило совсем ничего хорошего, а сплошь всякое говно. Из квартиры Арсения снова доносится смех, и я мягко улыбаюсь сквозь слёзы. Я так по нему скучаю. Что бы ни происходило, моё сердце всегда тянется к нему, как примагниченное, привязанное крепкой ниточкой. На улице темно, тепло и тихо, я любуюсь майским ночным небом и тру глаза ребром ладони, потому что в них как будто стеклянная крошка — резь невыносимая. В голову приходит спонтанное желание посмотреть на город с высоты птичьего полёта, я думаю о колесе обозрения в парке аттракционов и мечтательно вздыхаю, почти ощущая ласковый ветер на щеках. — А чего вздыхать, надо ехать, — говорю я вслух и даже улыбаюсь, в очередной раз вытирая сопли и слёзы. — Точно надо ехать. Я хочу разделить тепло этой ночи с Арсением, дать ему возможность взять небольшой тайм-аут в ворохе дел, в котором он погряз по уши, да просто провести время вдвоём. Хочу купить одну бутылку газировки на двоих и спорить за последний глоток, хочу лежать на скамейке и считать редкие звёзды, хочу читать вслух стихи, хочу взять Арсения за руку и затянуть на качели, чтоб слушать, как он хихикает. Я решаю не звонить, потому что Арсений в последнее время взял моду сбрасывать звонки, и направляюсь сразу к его двери, чтоб вытянуть его в парк аттракционов, до которого отсюда на такси ехать не больше получаса. — Кто там? — Арс как будто разучился смотреть в глазок или специально прикидывается дурачком. — Арс, это я. Открой, пожалуйста. Дверь распахивается, в проёме стоит Арсений, какой-то недовольный и взъерошенный, но красивый как всегда: в свободных штанах, которые делают образ расслабленным, рубашке с закатанными рукавами и, конечно, босиком. Мой запал иссякает мгновенно, хочется по-детски опустить глаза в пол и извиниться за то, что пришла, хотя раньше никогда такого не было. Попов смотрит на меня очень строго и как будто давит своим взглядом, мол, и чего ты припёрлась. — Привет. Слушай, там такая погода хорошая, небо ясное. Поехали на колесе обозрения прокатимся, съедим по мороженому и обратно домой? — вслух это звучит ещё тупее, чем в голове, и я неосознанно втягиваю голову, как черепашка, к которой поднесли руку. — Плакала что ли? — я слышу в голосе Арсения привычное тепло и беспокойство, это согревает и заставляет растянуть губы в мягкой улыбке. — Да, там столько всего навалилось… Поехали, я всё расскажу. Ты мне очень нужен, — я использую этот приём, чтоб заманить Арса в парк аттракционов, как будто уговариваю ребёнка сходить на приём к стоматологу. Хотя Арсений бывает у стоматолога гораздо чаще, чем в парках развлечений. — Тим? Это последний козырь в рукаве, за все годы нашей дружбы ни разу не было такого, чтоб один из нас не ответил на этот вопрос положительно и не отбил пятюню. Я протягиваю ладонь и робко улыбаюсь. — Я занят, Мир. Пока, — Попов быстро отворачивается и захлопывает дверь прямо перед моим носом. Что-то надламывается с неприятным сухим хрустом. Я неверяще пялюсь в дверь, так и держа вытянутой руку. Жду, что Арсений сейчас откроет, посмеётся и отобьёт, подтвердив: «Тим». Этого не происходит через минуту и две, когда я уже собираюсь уходить, из квартиры слышится какая-то возня. Сердце радостно взвивается и шарашит прямо в гло́тке. — Мир, я не один. Не стой, пожалуйста, под дверью, — на этот раз дверь грохочет ещё громче, чем в предыдущий, и я зажмуриваюсь от испуга, даже не успев осознать произошедшее. Ощущение, что Арс влепил мне пощёчину, а не просто хлопнул дверью. Чувствуя фантомное жжение на щеке, я отползаю от квартиры. Аттракционы отменяются. Горло сжимает в тиски подступающая истерика, я на ощупь иду спиной к своей двери и нащупываю ручку дрожащей ладонью. Второй зажимаю рот, потому что я как будто оказалась в своём кошмарном сне, самом страшном и тревожном. Хочется кричать во всю глотку, но это не поможет. Мне ничего уже не поможет. Через полчаса, когда я относительно успокаиваюсь и заливаю в себя ледяную воду, надеясь остудить и чувства, и тело, из квартиры Арса начинают звучать ритмичные постукивания и откровенные стоны. Я ненавижу эту квартиру, я ненавижу эти картонные стены и планировку, я ненавижу Арсения Попова даже сильнее, чем я люблю его.