Рычание под боком вырвало из сна без сновидений. Я тут же вскочил. Дуло автомата мягко упёрлось в грудь не давая встать на ноги, пришлось сесть. Краем глаза увидел, что моего автомата нет на месте. Пара сектантов окружила меня — вооружены — и если один ствол предназначался мне, то второй Бумеру. Я успокаивающе погладил пса, но он всё так же глухо рычал. Темная шерсть под руками встала дыбом. Надеюсь, он не накинется на кого-то из них. Пуля может задеть меня и самого пса. Для верности я покрепче ухватился за ошейник. Входная дверь открылась, и в хижину вошёл никто иной как Иоанн Сид. Мужчина был одет в синюю рубашку, поверх которой красовался черный, пусть и потрепанный, жилет, черные штаны, на ремне крупная пряжка. Этот Сид тоже носил очки, но на голове. Коллапс Коллапсом, а стиль по расписанию. Улыбку не удалось сдержать, за что я получил недобрый взгляд сектанта. Иоанн встал напротив меня и скрестил руки на груди. Оценивающий взгляд не остался мной не замечен. Ну да, ну да, прости что не одеваюсь как ты — со вкусом. Что дали, то надел.
— Иосиф сказал, что ты здесь. Невероятное совпадение, — он усмехнулся, а я даже глубоко вдохнуть побоялся. Мысль про маячок в рации тут же пришла в голову, но мне её Датч дал, а значит отметается. Мужик то уж точно против сектантов. Никаких сомнений.
— Он выучил ради тебя язык жестов, надеюсь ты это ценишь? — с прищуром спросил мужчина. Я робко кивнул. — И тем не менее ты сбежал, убивал моих людей. — В нëм начала закипать злость. — Но Отец учит любить и прощать всех, что бы тот ни натворил. Я прощаю тебя, Помощник. — Гнев поутих, но недовольство ещё можно читать на лице. — Что ж, мне поручено выведать твои грехи и обнажить их. Это будет проблематично. — Недовольство сменилось задумчивостью. Надо же, какая честь. Внутри все закипало от злости. Пёс порыкивал на сектантов, но не выдержал и гавкнул пару раз, пытаясь вырваться. Все тут же навели оружие на Бумера. Я как мог прижал его к себе и затянул ошейник ещё туже. Пёс заскулил, но вырываться прекратил.
— Тяжело, правда? Не можешь усмирить пса, — в голосе явно чувствовалась издевка. — Только затянув ошейник потуже, шавка понимает своё место. — Слова сочились ядом, и он явно имел в виду не собаку. — Ладно, собаку в клетку и к Иакову, а этого ко мне в бункер.
Я не успел ничего сделать, как получил прикладом по голове. Опять боль, темнота, холод. Это смахивало на всё большее и большее издевательство — со мной происходит одно и тоже. «Это и есть безумие?» — мелькнула давно услышанная где-то фраза. На этот раз я очнулся сидящим на стуле, руки за спиной сковывали наручники, а не свалиться мне помогал скотч, или изолента, не знаю. Примотать человека к стулу это изобретательно, ничего не скажешь. Ушибленное место ныло. Помещение было небольшое, но просторное, по углам стояло что-то укрытое брезентом, пустая клетка и узкий деревянный стол. Единственный источник света был противного ржавого оттенка, он исходил не только с потолка, но и с плохо заколоченной досками решетки. «Стиль во всем!» — жалкая попытка пошутить, не дать себе впасть в отчаянье. Сыростью не пахло, немного прохладно. Пока мне вполне комфортно. «Иосиф очень хочет, чтобы я к нему присоединился». Вся ситуация выглядит как издевка, кто в здравом уме захочет присоединиться к секте? Они убивают, грабят и похищают. Что он там говорил? «И станешь моим», — мелькнул отрывок фразы в голове. Ни одной веской причины этого делать НЕТ. Позади тихо скрипнула дверь, вошедший насвистывал знакомую жутковатую мелодию. Это был Иоанн, с чемоданчиком в руке. Ухмылка на роже ублюдка не предвещала ничего хорошего. Чемодан он отправил на стол, а сам Предвестник подошёл ко мне.
— Удобно? — я не мигая уставился на него. — Давай так, моргаешь один раз — да, два — нет.
Идти у него на поводу не хотелось, поэтому я собрал все силы, что были, и продолжал смотреть. Да, я упорный! А ещё неплохо чувствую настроение окружающих, когда не можешь говорить такое со временем само приходит. Иоанн начинает беситься. Он настолько неуравновешен?! Как просто вывести его на эмоции, ха! Впереди будет веселая беседа.
— Хорошо, — сквозь зубы процедил мужчина. — Иосиф предупреждал о таком. Он отлично тебя знает. Упорный, справедливый, сообразительный, хотя в последнем я сомневаюсь. — Он отошёл к столу и облокотился. — Немота научила тебя понимать людей лучше, чувствовать их настроение. Но не всё так хорошо, да? — насмешливая улыбка вызвала легкое раздражение. — Друзей нет, семья покинула тебя. Злишься на них? — Я фыркнул. Скорее я злюсь на себя, что не был рядом в момент пожара. Поступи я в местную академию, жил бы дома, и… Они не виноваты. Неровно выдохнув, я едва заметно тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Губы Иоанна сложились в тонкую полоску, а взгляд пытался разглядеть душу, как будто она в самом деле существует, как материальный предмет. Пара секунд такого натиска заставили меня часто заморгать и отвернуться.
— Я всё ещё не понимаю почему ты так важен Проекту, так важен Иосифу. Может, ты мне расскажешь? — он на полном серьёзе спросил это, выждав паузу и не получив ответа, развернулся к столу и, стряхнув пыль с него, достал что-то из ящика. Несколько секунд он словно собирался с мыслями, а потом развернулся на пятках и опираясь рукой о стол начал говорить: — Мои родители стали первыми, кто научили меня силе слова «да». — Мужчина взял в руку строительный степлер и тогда я заметил, что у стола было что-то вроде доски, на котором было уже что-то прикреплено. — Однажды вечером они приволокли меня на кухню и бросили прямо на пол. — Он прикрепил это к доске. — А потом была только боль, снова боль, и снова, и снова, — голос оставался подозрительно ровным, даже через секунду, когда он с силой поставил степлер на стол. — И когда я подумал, что не смогу больше терпеть, я смог. Что-то внутри меня освободилось. — Я практически не моргая следил за его движениями, он словно делал что-то обыденное, как и его рассказ, хорошо отрепетированный и откровенный. — Я больше не был напуган я был… чист. — Иоанн взял в руку ручку, но когда он включил лампу возле меня и подключил что-то к ней я понял, что это тату-машинка. — Я посмотрел на них и начал смеяться, и мог сказать только «да».
Увлекательная история Предвестника вызвала толику сочувствия. Мои родители хорошо со мной обращались, даже после приобретения расстройства. Неудивительно, что с такими родителями Сиды ебанулись, поголовно.
— Ты, наверное, уже знаешь что-то, о нас с братьями. — Нервная улыбка застыла на его лице. — Тебе не понять, что мы пережили. — Тату-машинка зашумела на пробу. — Чем пожертвовали друг для друга. — Мужчина выглядел отстранённо, словно был где-то не здесь. — Твой грех — гнев.
Я замер. Внезапно стало душно и тесно в этой одежде, в этом теле. Желание заткнуть уши заставило задергаться, Иоанн конечно же это заметил и оперся руками на подлокотники. «Он реально что-то знает, понимает. Он не может. Не должен», — я тешил себя секундной надеждой, что мне послышалось, или он оговорился, или он про себя. Речь о нём.
— У нас одинаковый грех, Помощник. Ты рос с этим грехом, я прав? — Я отвернулся. Он лжет. Он провоцирует меня. Тошнота подступила к горлу, знакомые чувства замаячили где-то на подкорке. Не те, что безобидно царапают, когда вечером в выходной твоя компания — телевизор и вредная еда, а те, что жалили в детстве, больно, и в точку.
— Ты признаешь это, — ровный голос раздался прямо над ухом. — Иосиф сказал не калечить тебя. — Мужчина вернулся к столу. — Это будет сложно. Твоё упрямство… — Секундная пауза. — Рекомендую хорошенько подумать. А потом мы продолжим. — Он оставил меня одного.
***
— Гнев? Ненавижу! Я ненавижу их всех! Они оставили меня, мам! — яростно чуть ли не ломая карандаш я вывел эти слова. Она лишь положила руки на плечи и поцеловала в висок. Возможно, она решила, что слова будут излишни, потому что в тот момент мы думали одинаково.
— Хочешь, сделаю тебе твой любимый пирог с малиной? — Получив кивок, она ушла на кухню. — Мне понадобиться помощь, милый.
Это тут же подняло мне настроение, и я побежал ей помогать. Мама как раз включила мою любимую песню на CD. Улыбка на лице, неуклюжие движения в такт. Мы принялись танцевать, смеясь, мама подпевала, как и я, по привычке, хотя и не мог издать ни звука. Она достала муку из верхнего шкафчика. Я вертелся возле неё пока она возилась с тестом и не останавливаясь ни на минуту. Прервался только на мытье ягод. И вот через какое-то время мой любимый пирог отправился в духовку. Музыка утихла, а через секунду прекратилась. Я озадаченно уставился на маму. Она по-прежнему улыбалась и подошла ко мне.
— Сынок, люди могу поступать по-всякому. Ты встретишь и хороших, и плохих. — Рука легла на плечо и слегка сжала. — По разным причинам, но не забывай, что обязательно найдется кто-то близкий, кто поддержит и будет рядом. Например, как я. — Она нажала мне на нос. — Пим, ахаха. — Мама всегда так делает, когда даëт жизненный урок.
***
Я уже забыл, каким вкусным был мамин пирог. Когда родители отказались от развода, папа стал присоединяться к нашей готовке. Это были бесценные моменты волшебства. Магия уходила постепенно, с окончанием готовки, с окончанием ужина, с задержками папы на работе, с возрастом. Всё имело свойство заканчиваться. Моё лечение — не исключение.
Порой до слез обидно, как много я упускаю из-за дефекта. Учиться подавлять гнев, обиды и тревоги — тяжелый труд. Откуда Иоанн может знать это? Легко предположить, что у такого как я проблемы с окружением, но предчувствие, что это не просто гадание на кофейной гуще. Иосиф рассказал ему что-то про меня. Возможно, он знает причину почему его брат так ко мне относится. «Может, попробовать разболтать его?» — светлая мысль за последние пару часов посетила голову. — «Да, умник, а как может разболтать немой?»
Обдумать план я не успел, дверь где-то сбоку от меня открылась, а в комнате стало светлее: тут, оказывается, были лампы с нормальным освещением. Мне не удалось повернуть голову достаточно, чтобы увидеть вошедшего, но неторопливые шаги не предвещали ничего хорошего.
— Прости за моего брата. — Голос Иосифа я ни с кем не перепутаю. — Он был не слишком дружелюбен? — Мужчина встал напротив. На этот раз он снял очки в помещении. Один из его помощников разрезал мои путы, другой наставил на меня ствол. Не стоит делать резких движений.
— Пока это не лишнее, согласись? — Он сложил руки на груди. — Брат рассказал про твой грех, — обманчиво мягкий голос. — Согласен? Я пришёл, чтобы подтвердить. Иоанн разумно рассудил.
Я медленно поднял руки, чтобы сложить слова, как сектант с пушкой тут же снял предохранитель. Иосиф обернулся на него и тот опустил пистолет.
— Прости, тебя перебили. Что ты хотел сказать?
—
Куда вы дели Бумера? — я старался не двигать руки слишком быстро. Знать язык жестов мало, надо успевать его обрабатывать.
— Бумер? Пёс, с которым тебя нашли? — Я кивнул. — Его отвезли к Иакову в горы Уайттейл.
Ожидаемо. Они говорили что-то про это, когда нашли нас. Надеюсь, у Бумера есть шанс на спасение. После Старшего Сида он не станет прежним. Судьба пса заботила меня не меньше собственной, но я хотя бы могу за себя постоять, а вот пёс… Да. Кусаться и рычать он может, но увернуться от пули — вряд ли. Я непроизвольно вздохнул.
— Тебя так волнует собака? — он прищурил глаза. — Я думал, ты захочешь высказаться по поводу моего брата.
—
Он придурок. — Мужчина усмехнулся. Это меня немного расслабило. —
Он рассказал, как с ним обращались ваши родители. — Иосиф поджал губы. —
Мне жаль. Никто не заслуживает такого.
— Спасибо за сочувствие, хоть это и дела минувших дней. — Его взгляд стал отрешенным, словно он погрузился в те дни. Я слегка похлопал в ладоши. Привести его в нормальное состояние для меня важно, если у него в голове что-то щёлкнет мне не поздоровиться. Больной на голову Глава сектантов в одной комнате со мной, да ещё и со своими людьми, в месте, где полно таких же поехавших. Ситуация удручает. Я заметно осунулся. «Хуже некуда». К счастью, это помогло, и Иосиф пришёл в себя.
— Тебя это расстроило? — Я поднял глаза на собеседника. — Что ж, поскольку ты станешь частью моей семьи, я не хочу тебя расстраивать. — Я резко дёрнулся вперед и замер, потому что он в момент оказался передо мной, расставил руки на подлокотники кресла и навис.
«Стану частью семьи? Что за.? Опять этот бред?» — руки сжались в кулаки, ничего не мешает вмазать по лицу, сил хватит. Он поймал мой взгляд и видимо только по глазам понял задуманное. На кулаки тут же опустились его руки. Теплые. Опять пахнет чем-то приятно-сладким, успокаивающим, как в тот раз у вертолёта. Все мысли тут же рассеялись, кроме одной: «Какие у него красивые глаза».
— Ты станешь моим, Рук. — Руки расслабились от приятных поглаживаний, потом переместились на запястья, слегка помассировав их. — Чудо явится. — Едва касаясь предплечий, легкая ласка отозвалась дрожью, я не могу шевельнуться. — Я уже слышал твой голос. — Плечи, потом шея. — Он очень приятный, мелодичный. — Я едва осознал, что он перешёл на шёпот. Я не понимаю, что он говорит.
Когда руки чуть сильнее сомкнулись, я услышал, как стучит в висках, как постепенно не хватает воздуха. Он приблизился, его дыхание опаляло кожу. Поцелуй в лоб совсем выбил из меня дух. «Приятно, до чего же приятно. Почему так хорошо от всего, что бы он ни сделал?» — Скопившаяся слюна начала стекать, я попытался набрать воздуха, и мне дали это сделать. Отец не убрал руки, просто ослабил хватку и поглаживал холодную кожу. Вся кровь прилила к шее и лицу. Неровное дыхание, сладкий запах, жжение где-то в груди и тепло в животе, тело становилось ватным с каждой секундой.
— Я могу вернуть тебе пса. Хочешь?
— Д-д, — горло свел спазм на секунду, во рту появился привкус железа, — Д-а, — хриплый, скрипучий голос эхом раздался в собственной голове, в комнате, и, кажется, в целом мире.
— Ну, вот. — Опаленное чужим дыхание ухо покраснело. — Ты познал силу слова «ДА».
