5 августа, 1951 г. остров Осима, Япония
— Ты всё-таки пришёл, — произнесла ведьма и подкинула несколько поленьев в горящий костёр. Столп искр мерцающими огнями устремился ввысь. Тени, превращаясь в зловещие искажённые видения, заплясали на скалистых стенах пещеры. — Я ждала тебя ещё в прошлом году. — Возникли непредвиденные обстоятельства, — ответил Том и скривился, вдыхая неприятный запах сырости и трав, которыми заполнилось и пропиталось пространство вокруг. С камней тонкими змейками стекала вода, журча и собираясь в ручей у ног ведьмы. Она омывала свои руки в воде, всё ещё не поднимая на Тома глаза. То, что она могла знать о его приходе, могло бы удивить его, но не удивило. Иначе он бы не пришёл сюда. Ведьма отошла от ручья и поправила длинную ткань рукавов. Её кимоно было сшито из чёрной ткани, и единственным ярким акцентом служил золотой пояс, туго затянутый на талии худой женщины. Белые волосы, собранные в высокий пучок, открывали вид на морщинистое лицо, на котором застыло умиротворённое выражение. Том не сомневался, что она чувствовала его магию, что копошилась в нём и не могла выйти наружу. Буквально каждую ночь его суставы ломала агония, а кровь в жилах то застывала, то воспламенялась с такой мощью, что приходилось заглушать крики подушкой. Остатки разорванной души карали хозяина. И Том не знал, как облегчить боль и избавиться от этих… побочных эффектов. Долгие поиски привели его в Японию. К ведьме, ходившей по земле уже 553 года. И сейчас спокойные глаза этой ведьмы, хранящие в себе так много секретов и тайн, смотрели на него свысока, хотя её голова едва ли могла доходить Тому до груди. В её чёрных зрачках отражались вспышки огня и прожитые годы, мелькавшие с такой скоростью, что ещё немного, и можно будет лишиться разума. Том почувствовал, как немеют пальцы на руках, а во рту образуется засуха. Могущество, исходящее от этой ведьмы, облизывало его кости, нащупывало слабые места и проверяло, насколько долго он сможет противостоять её силе. Но Тому нужны были её знания, и он не представлял для неё угрозы. В этом мире было слишком мало людей, которыми бы он восхищался. Кам Ямада стала одной из этих людей. Наконец Том отвёл взгляд и уставился на потрескивающий костёр. — Я ощущаю, что твоя магия заперта в клетке, сотворённой тобой же. Том сглотнул. Кам достала свою палочку из кармана кимоно и отлеветировала Тому золотую чашу прямо в руки. — Пей. Духам не нравится то, что сидит внутри тебя. И ты испытываешь жажду. Жажда эта не несёт телесный характер. Нет-нет, — тихо посмеиваясь сказала ведьма и присела на мягкие шёлковые подушки. Том сделал глоток из чаши, почувствовав, как его желудок сковывает ледяная вода. Но ощущение длилось всего лишь мгновение, а затем яркая вспышка в глазах и острая боль озарили сознание, и Том рухнул на колени. В ладони вонзились острые камни и земля, горло обдало жаром, и крик повис где-то в воздухе, рассыпаясь на осколки. Спустя несколько минут он поднял голову. Ведьма не спускала с него глаз, держа своими бледными руками мундштук с тлеющей сигаретой. — Что это было? — его голос был хриплым и показался Тому чужим. — Подойди сюда, мужчина. Но прежде омой свои руки в этом ручье, — ведьма кивнула в сторону ручья и поднесла к губам сигарету. Том поднялся на ноги и шатаясь добрёл до ручья. Вода была кристально чистой, разноцветные камни сверкали на дне. Пальцы коснулись поверхности, и вода окрасилась в красный цвет. После того, как его ладони стали чистыми и все царапины на них исцелились, он подошёл к Кам и сел рядом. — Человек, которого ты убил по пути сюда, привозил мне каждый месяц то, что я курю сейчас. Зачем ты сделал это? Том впервые ощутил, что его природное обаяние будет бессильно перед лицом этой древней ведьмы. — Я не хотел, чтобы кто-то знал, что я был здесь, — честно ответил Том, выдерживая на себе взгляд её чёрных глаз. Кам кивнула и сделала ещё одну затяжку, выпуская изо рта дым. Пространство вокруг наполнилось сладким терпким ароматом табака. — Там, откуда ты родом, кто-то ещё пытался разделить свою душу на части? — Я не уверен. Возможно, я стал первым, кто это сделал. — Ты справился. Но обуздать силу не в состоянии. Так ведь? Отнимать жизни крайне не просто. Но так увлекательно, да? — Кам улыбнулась и хлопнула своей морщинистой ладонью по предплечью Тома. — Я помогу тебе, но возьму за это плату. Когда-нибудь ты отплатишь мне за те знания, которые я дарую тебе. И твоя награда в знак моей щедрости будет для тебя иметь большое значение. Это больше никогда не появится в твоей жизни. — О чём Вы говорите? Кам покачала головой, и её белоснежная улыбка стала ещё шире: — О том, что у тебя ещё не появилось. Но скоро появится. То, что ты не захочешь отпускать, но тебе придётся. Помни об этом, мужчина. Если ты решишь обмануть меня, я не стану убивать тебя. Но на твоих глазах дорогое твоему сердцу навсегда померкнет в лучах весеннего солнца. И та боль, которую ты чувствуешь сейчас, покажется тебе щекоткой. Он уже начал сомневаться в правильности своего решения. Ведьма выглядела безумной и говорила безумные вещи. Если она завуалировано имела в виду любовь, то здесь она сильно ошибалась. Том улыбнулся ей в ответ. — Я согласен, госпожа Ямада. — Ты уверен? Когда я говорила про твою жажду, то имела в виду твоё стремление к власти, признанию и обладанию. Сейчас это имеет отношение только к твоим мечтам и грёзам, но когда-нибудь ты направишь это совершенно в другую сторону. Том сжал челюсть. Он уже наслушался этих бредней от Дамблдора. Все кому не лень твердили об этом чувстве, которое Том никогда не собирался признавать. Оно только мешало, унижало и меняло в худшую, слабую сторону. Для него опускаться до такого состояния равно стать куском плоти, движимым только плотскими утехами и душевными муками. Любовь можно имитировать и подчинять, направляя в нужное русло, не более. И ещё никогда Том не чувствовал, как в его венах бурлило это мерзкое чувство. Нет. Его мать была примером слабости. И он не хотел опускаться до такого. Кам выжидающе смотрела на него, её пальцы постукивали по коленке, отбивая ритм. Том кивнул. Если ведьма и могла знать что-то, то, возможно, на этот раз она просто ошибалась. Будущее изменчиво. — Нет, мужчина. Не изменчиво, — произнесла Кам. Её глаза вспыхнули, а огонь в костре разросся до такой степени, что языки пламени, шипя, тянулись к Тому, но не обжигали. Парень задыхался от переизбытка магии, которая исходила от рядом сидящей Кам. Ведьма расхохоталась, и всё тут же прекратилось. — Не пытайся обмануть меня. Ты же пришёл не за смертью, верно? Я знаю, кто ты, кем был и кем будешь. Вашему народу эти знания не даны. Вы залезаете в голову с помощью заклинания и взмаха палочки. Я же делаю это иначе. — Я не хотел оскорблять Вас. Но то, о чём Вы говорите, я презираю! Если Вы знаете обо мне всё, то почему не понимаете этого? — Глупец! Только слабаки отрицают силу, которую создают чувства! Гнев, боль, любовь — столпы магии. Тебе нужно принять это, мужчина. Ты — не исключение. — Не исключение, говорите?! — закричал Том, вскакивая на ноги, ощущая, как невидимые руки опускаются на его плечи, давя вниз. — Всё верно. Не исключение. Ты человек. Не бог. Ты можешь победить смерть, но ничто не может гарантировать тебе вечную жизнь. Якоря, которые ты разбросаешь по всему свету, не коснутся дна. На твоём пути будут великие люди, несущие в своих руках молнию. Я не буду лгать тебе, говоря, что не презираю это чувство. Не всегда моё лицо было таким морщинистым, а душа разорванной в клочья. Ты — первый человек, пришедший ко мне за этим знанием. Ты сильный, но одновременно с этим - ты слаб. Твоя слабость кроется в отрицании человеческих чувств. Именно поэтому я попросила за свои знания любовь. Том повёл плечами, сбрасывая с себя невидимые руки. Сердце в груди громыхало с неистовой силой, ударяясь о рёбра, а тело била мелкая дрожь. Ложь! Ложь! Ложь! Он зажмурился на несколько секунд, борясь с подступающим к горлу комом. Ведьма только что разбила все его представления о самом себе. Слабак! Но мог ли он верить ей? Неужели он ошибся? Пуститься в длительное путешествие ради того, чтобы узнать, что он не исключительный и что проклятая любовь заставит его сложить голову на плаху? — Хорошо, госпожа Ямада. Вы только сделаете мне одолжение, лишив меня этой заразы. Кам снова покачала головой и поманила его к себе пальцем. Том послушно опустился рядом. Ведьма схватила Тома за руку, сжимая своими острыми ногтями ткань его мантии. — Том Марволо Риддл, поклянись мне, и да начнётся то, чему суждено свершится! Яркая вспышка света озарила пещеру, когда с губ Тома слетело всего лишь одно-единственное слово: — Клянусь.***
16 декабря, 1952 г. Литтл-Хэнглтон, Англия
Каждую ночь ей снились «Нора» и Кричер. Она всё так же умоляла его, стоя на коленях, и трава щекотала её руки. Беззвучные горячие слёзы стекали по её щекам, капали на подол сорочки и превращались в лужи. Она тонула, захлёбываясь в собственном страхе и отчаянии. В её снах Кричер говорил, что обязательно будет помнить Гермиону. Только вот… в свою очередь, ей следовало всё забыть. Веснушки Рона превращались в мириады сверкающих звёзд, а шрам Гарри в виде молнии рассекал небо над головой. Разразилась буря, сметающая всё на своём пути, и «Нора» постепенно исчезала из её воспоминаний. Сладкий запах выпечки миссис Уизли, заразительный смех Тонкс, мягкий успокаивающий голос Люпина, шутки близнецов, вечно удивлённый тон мистера Уизли и огонёк в глазах Джинни — всё это провалилось под землю. Лица родителей приобретали размытые черты, с их губ слетали обвиняющие во лжи слова, которые больно ударяли по сердцу, и Гермиона буквально чувствовала, как оно обливается кровью. Всего лишь за каких-то семь дней она превратилась в пустую оболочку, и только где-то внутри неё теплилась острая надежда, и проявлялась она в чувстве необходимости цепляться за любую возможность. Утешительные слова, произносимые самой себе, сохраняли рассудок. Во сне она могла позволить себе видеть красочные воспоминания из уже, казалось бы, прошлой жизни. Воспоминания не останавливались ровно до тех пор, пока тело не решалось выйти из мира сновидений. Этим утром всё было иначе. Находясь на краю пропасти и вглядываясь в яркий огонь горящей «Норы», Гермиона почувствовала чьё-то присутствие. Оно не было ментальным, скорее физическая оболочка подавала сигналы, что она уже не находилась в комнате одна. Взглянув в последний раз на лица друзей, Гермиона заставила себя пробудиться. Ослепляющий утренний свет неприятно резанул по сетчатке, и в глазах заплясали чёрные точки. Правый висок обдало пульсирующей болью, и Гермиона зажмурилась, собираясь с силами. — Что тебе снилось? Тихий, властный голос разрезал блаженную тишину, и Гермиона распахнула глаза, встречаясь с расплывчатым силуэтом напротив её кровати. Он сидел в метре от неё, положив ногу на колено и подперев рукой подбородок. Его расслабленная поза свидетельствовала о том, что Риддл наблюдал за ней во сне на протяжении длительного времени. Чёрные глаза не выражали ни одной эмоции, а на лице застыла маска полного безразличия и скуки. Как будто его вопрос был таким привычным и будничным. Как будто он задавал ей его тысячу раз. Гермиона моргнула несколько раз, фокусируя зрение на Риддле и на его внешнем виде: рукава рубашки были закатаны до локтей, чёрный галстук затянут на шее, идеально выглаженные брюки пестрили стрелками. Чёрные волосы волнами спадали на его лоб, немного прикрывая левый глаз, что совершенно не мешало ему рассматривать Гермиону из-под опущенных ресниц. Тень усмешки промелькнула на его лице. Он выглядел так, как будто только что вернулся с работы, на которой ему пришлось разгребать кучу бумаг, а затем писать огромный отчёт для того, чтобы начальник из Министерства не лишил его премии. Или нет. Он мог и сам быть начальником какого-нибудь отдела. Отдела агрессивных ублюдков, мечтающих поработить мир и жить вечно. Да. Определённо. — Ты лишилась дара речи, дорогая? Может, мне всё-таки стоило поселить тебя в подвале? Отвечай на мой вопрос. Гермиона поморщилась, поднимаясь на локтях и прислоняясь спиной к изголовью кровати. Её ночная сорочка, которая была слегка велика по размеру, соскользнула с плеча, что не укрылось от цепкого взгляда Риддла. Робея, Гермиона натянула её обратно и сложила руки поверх одеяла, впиваясь своими глазами в Тома. — Что мне снилось? Ничего. Или может… Да, припоминаю один сон, но, боюсь, тебе не понравится, — её язвительный тон заставил Тома сменить позу, в которой он сидел, и откинуться на спинку кресла. Глаза, которые и так были чернее ночи, потемнели до такой степени, что смотреть в них — ровно что тонуть в бездне. Он не приходил к ней семь дней. Никаких пыток, расспросов и угроз. Она жила в этой комнате, в его доме, в котором он, возможно, убил своего отца, бабушку и дедушку. Её не морили голодом — еда появлялась три раза в день. А Нонни приходил только тогда, когда ему нужно было сменить постельное белье и полотенца в ванной. Чистая одежда, состоящая только из белых сорочек, стопкой покоилась на дне комода. У неё была даже зубная щётка и душевые принадлежности. Комната была безжизненной и пустой, как книжные полки, которые висели на этих стенах. Гермиона была лишена всякого средства массовой информации («Пророка», даже если все новости были за 1952 год), книг и общения. Нонни не поддавался ни на какие уловки. Он даже перестал смотреть в её сторону. Единственной отрадой было то, что Риддл избавил её от своего общества. Но сейчас Гермиона поняла, что он дал ей всего лишь короткую передышку. — Расскажи. Я настаиваю, Гермиона. Полагаю, что такая искусная лгунья как ты обучена окклюменции, и нет смысла пытаться проникнуть в твою голову. Поэтому, я прошу тебя, расскажи мне о своём сне. Твоё лицо было наполнено тревогой, — елейным голосом произнёс Том и улыбнулся ей. — Хорошо, — девушка поёрзала на месте и подтянула к себе колени, обхватывая их руками. — Я убивала тебя. Долго и мучительно. Сначала я пытала тебя Круциатусом, а затем… Как думаешь, когда с человека сдирают живьём кожу — насколько сильно ему больно? Том удивлённо вскинул брови. Гермиона опасалась, что её выдумка принесёт с собой гнев Риддла, но это, казалось бы, только позабавило его. Больной мерзавец. — Как по мне, это слишком варварский способ. Больше присущий маглам, чем волшебникам. — Этот варварский способ неплохо помогал ацтекам и средневековым европейцам, — огрызнулась Гермиона. — Ты ошибаешься. Ацтеки сдирали с людей кожу ради жертвоприношений, и делали они это тогда, когда человек уже был мёртв, — отчеканил Том и потянулся пальцами к карману брюк, доставая оттуда серебристый портсигар. — Я больше чем уверена, что они получали от этого действия удовольствие. Как получала его я. Риддл рассмеялся, запрокинув голову назад. Этот звук поверг Гермиону в ступор. Какая-то её часть надеялась на обратный эффект. Она хотела показаться ему немного безумной и жестокой, чтобы он воспринимал её не как маленькую девчонку, а как женщину, которая может мыслить в другом русле. Гермионе хотелось того же, что и тогда, когда его рука сжимала её шею. Полное понимание того, кто перед ним находится. Но он просто смеялся. Заливисто и… очаровательно. Только такого человека как он могла позабавить мысль о сдирании кожи, но если попытаться произнести его имя в слух — он тут же попытается тебя убить. Восхитительно. — Разве это смешно? — Нет. Это очень очаровательно, мисс Кровожадность. На долю секунды я даже испугался. — Не вижу здесь ничего очаровательного, — пробурчала Гермиона — А что ещё? — Что? Девушка поморгала, вылезая из своих мыслей, в которых ругала саму себя за такой дурацкий ход в их имитированной словесной шахматной партии. — Что ещё ты чувствовала в своём сне, когда совершала со мной… это действие? Тебе было приятно? Ты чувствовала, как каждая клеточка твоего тела наполняется восторгом и ощущением всевластия? Я хочу услышать это из твоих уст. Гермиона сглотнула, прижимая колени к груди ещё сильнее. Она же солгала ему. Ей не снилось то, о чём она ему рассказала. Это были всего лишь слова. Но сейчас в её голове появлялись картинки. Только вот ничего, кроме тошнотворного отвращения, она не испытывала. — Нет, — шёпотом ответила она. — Мне было всё равно. — Ложь. Ты ненавидишь меня, — Риддл достал из портсигара сигарету. Обстучав её со всех сторон о поверхность, он вновь устремил глаза в её сторону, вглядываясь и прожигая ими её насквозь. — Твой гениальный план, состоящий из одного необдуманного до конца поступка оказался провальным. Ты здесь совершенно одна, твои напарники мертвы. И я знаю, зачем ты пришла. Теперь знаю. Так что ответь мне, что ты чувствовала, когда кожа отрывалась от моих костей, а по твоим рукам стекала кровь? Пульсация в виске участилась. Она могла представить, что чувствовал человек, испытывая на себе подобную боль. Но что чувствовал тот, кто совершал это действие… Гермиона активно прокручивала в голове все изученные статьи по психологии, в которых говорилось о маниакальном состоянии маньяков во время убийства. Они испытывали эйфорию, либо совершали это, до конца не осознавая, что делают. Может, ей просто процитировать Тома, его слова про власть и восторг? Но нет, это было бы слишком просто. — Экстаз, граничащий с полным отключением сознания. Твои крики были лучше любой музыки, а предсмертные вздохи сделали меня самой счастливой. Счастье. Я испытывала счастье. И конечно же, немного власти. Куда без этого? — ровным тоном ответила Гермиона и закусила внутреннюю сторону щеки до крови. Ей пришлось сказать ужасные вещи. Но, говорить — не делать. Так что трепещущая совесть внутри неё понемногу успокаивалась. Том ничего не ответил и закурил. Едкий запах табака заполнил комнату, и Риддл даже не потрудился открыть окно. Впрочем, Гермиона могла предположить, что в этой комнате окно было закрыто намертво. Его взгляд неторопливо блуждал по комнате, пока он медленно выпускал дым изо рта, полностью откинувшись на спинку кресла. Гермиона пыталась отвести от него глаза, но не могла. Ей было интересно, что крутилось в его мыслях. Обдумывал ли он её ответ, или размышлял о том, чтобы как можно скорее проклясть её Круциатусом? Риддл так же упоминал, что знает причину её вмешательства. Был ли это дешёвый блеф? Или Феликс и Оскар знали то, чего не знала она? И они уже мертвы. Безусловно, она не могла прочувствовать всю боль утраты, потому что знала их всего лишь каких-то полчаса. Но Дамблдор доверял им, и они отдали свои жизни за то дело, которое Гермиона сама лично и придумала. Всё это теперь перестало иметь значение. Она ошиблась. Очень сильно. И чувствовала себя виноватой. — Допустим, — наконец раздался голос Тома, и девушка вздрогнула, выйдя из оцепенения, — я сделаю вид, что поверил тебе. Но твои слова — жалкое воплощение фантазии, которую ты придумала на ходу. Том поднялся со своего места и подошёл к окну, доставая палочку из пиджака, брошенного на спинку кресла. Невербальным заклинанием и неизвестной ей очерченной руной в воздухе Риддл распахнул окно, и зимний холодный воздух резко ворвался в комнату. Гермиона натянула до шеи одеяло и задрожала. Но скорее не от холода, а от того, что Том повернулся к ней вполоборота и начал разглядывать очертания её тела под одеялом. — А чем плоха фантазия? — неуверенно спросила Гермиона, заставляя Тома оторвать свой взгляд от её коленей и установить зрительный контакт. — Тем, что это всего лишь фантазия, маленькая грязнокровка. Смена его тона и угрожающий взгляд из-под нахмуренных тёмных бровей побудил чувство самосохранения вступить в силу. Девушка вцепилась пальцами в икры ног под одеялом, и ногти впились в кожу. Она хотела, чтобы он убрался отсюда. Забыл про неё. Не говорил с ней. Никогда. Её ответ его не устроил. Что он хотел? И действительно ли она хотела причинить ему боль? Конечно хотела. Но не могла. Не могла позволить себе опуститься до такого. — Я не лгала тебе, когда говорила, что пришла за твоей смертью. Но мои руки никогда не окрасятся твоей кровью. Том ухмыльнулся. Как будто её слова сделали своё дело — принесли ему толику удовлетворение от сказанной правды. Мистер Зло не терпел лжи. Он закрыл окно и сделал шаг в её сторону. Гермиона вжалась головой и плечами в изголовье кровати. Под пальцами проступила кровь. Том присел на край кровати, около её ног. Он вытянул вперёд свою левую руку и раскрыл ладонь. Через секунду на ней уже лежал маховик. Гермиона испуганно бегала глазами от лица Тома до маховика. — Ты собиралась остаться здесь навсегда? Позаботившись о том, чтобы сведения о крестражах попали в нужные руки в 1997 году? — Нет. Не собиралась. Правда, так правда. — Это невозможно, — произнёс Том, сжимая маховик в кулаке. — Что ты сделала с ним? — Я использовала магию крови и связывающее заклятие, — тихо ответила Гермиона. Том подался вперёд, прислоняясь грудной клеткой к её коленям. Все мышцы в теле Гермионы сжались, когда его правая рука плавно проскользнула под одеяло, а пальцы обхватили лодыжку, сжимая её с каждой секундой всё крепче и крепче. Они буравили друг друга глазами. Его чёрные и её карие вели поединок, который Гермиона не имела права проиграть. Ему было интересно, как она смогла применить свою, по его мнению, грязную кровь, на таком сильном артефакте, а ей было важно всё ещё что-то доказать Риддлу. И, по всей видимости, она уже сделала это. — Артефакты — «жадные» вещи. Они любят обладать всем, что им преподнесут в дар. Будь то это кровь или душа. Взамен с помощью связывающего заклинания — артефакт сможет подчиниться и немного измениться. Маховик, который ты отобрал у меня, будет подчиняться только мне. И никому другому. А теперь отпусти меня, — последние слова Гермиона процедила сквозь зубы и обхватила пальцами запястье Риддла, впиваясь ногтями в его тёплую кожу. Том прикрыл глаза. Тёмные ресницы коснулись его щёк, отбрасывая тени, а губы приоткрылись, выпуская еле слышный вздох. Гермиона погружала ногти в его кожу всё глубже и глубже. И он терпел. — Ты же понимаешь, что я не могу отпустить тебя? — прошипел Том. — А я и не прошу. Том нахмурился и выдернул свою руку из хватки, резко вставая с кровати. В два шага он достиг кресла, схватил свой пиджак и покинул комнату, громко хлопнув дверью.