«Истину выявляет время». — Сенека
19 октября, 1899 г. Лондон, Англия
Элоиз Минтамбл и предположить не могла, что из-за секундной задержки, виной которой стала прилипшая к подошве туфли агитационная листовка, на углу Агар-Стрит она столкнётся со своим коллегой, по совместительству конкурентом — Карактаком Бёрком. Сегодняшний день для Элоиз должен был стать чуть ли не самым важным за последние два года работы в Министерстве, но, к её большому разочарованию, вечно перекошенное от недовольства лицо Бёрка омрачило и без того пасмурное небо над головой. Они сдержанно кивнули друг другу и молча проследовали до кабины лифта, что находилась в подвале типографической конторы, закрытой на ремонт ещё чёрт знает когда. Шаткая конструкция, изобретённая маглами более пятидесяти лет назад, могла удержать только двоих. Элоиз не горела желанием проводить трёхминутный спуск с этим человеком. Она огляделась по сторонам в поисках того, кого могла бы пропустить вперёд себя, и, не обнаружив поблизости других волшебников, с горечью проследовала за Карактаком. Он был старше Элоиз на один год, слизеринец до мозга и костей, сноб и интриган. С первого дня их знакомства Бёрк ясно дал понять, что не терпит, когда женщина хоть в чём-то его превосходит. Но Элоиз Минтамбл была не из пугливых. — Волнуетесь? — спросил он, параллельно снимая с рук кожаные перчатки из тончайшей драконьей кожи. Элоиз проследила за его плавными движениями и нахмурилась, медля с ответом. — Что вы, вовсе нет. Уверена, делегации из Японии будет чему у нас поучиться, — наконец ответила девушка, пожимая плечами. — Вам не кажется, что это слишком? — Карактак повернулся к Элоиз, окидывая её насмешливым взглядом. Они были почти одного роста, но под натиском его стальных серых глаз ей всегда казалось, что Карактак смотрит свысока. Когда-то Элоиз сочла Бёрка привлекательным юношей, но с каждым днём его подлость вытесняла эти мысли из её головы, пока она окончательно не убедилась в том, что прогнивший внутренний мир Карактака яро сказывается и на его внешности. Высокомерие могло испортить всякую красоту. И вот, его прямой аристократичный нос уже начал превращаться в клюв хищной птицы, а густые каштановые волосы — в населённое змеями гнездо. Элоиз моргнула, прогоняя видение. «С этим человеком нужно быть всегда начеку, — подумала она. — Уж больно он разоткровенничался». — Что вы имеете в виду? — Принимать у себя волшебников из другой страны как минимум не безопасно. Наш отдел неспроста называют отделом тайн, — усмехнулся он, разворачиваясь лицом обратно к выходу. Кабинка преодолела ещё один уровень. Заскрежетали тросы. Элоиз закусила внутреннюю сторону щеки, обдумывая ответ на высказывание Бёрка. — Мы стоим на пороге великого открытия, и совсем не кстати, если кто-то узнает об эксперименте. Понимаете? — сказал он в дополнение. — Именно за этим они как раз и явились. Министр хочет, чтобы всё было засвидетельствовано, — возразила девушка, ощущая прилив жара к щекам. Вместо ответа Бёрк снисходительно улыбнулся, скосив взгляд на Элоиз, которая к этому моменту уже пылала от разрывавших её изнутри возмущений. «Деморализация противника» — кажется, так говорил её дедушка, читая очередную газету. Этого и добивался Бёрк. Он хотел посеять зерно сомнения в душе Элоиз, чтобы вырваться вперёд, в их гонке за первенство в путешествии во времени. Когда кабинка остановилась на нужном уровне, минуя главный холл Министерства, девушка была мрачнее тучи. — Желаю вам удачи, мисс, — напоследок бросил Карактак и скрылся в толпе снующих волшебников, готовившихся к приёму делегации. Элоиз простояла ещё с минуту, пока громкий хлопок закрывающихся дверей лифта не вернул её в реальность.***
За дверью под номером 333 Элоиз и ещё человек двадцать, в том числе и Карактак Бёрк, не знали, куда деть себя от гнетущего ожидания. Их обычный распорядок дня впервые за долгие годы был нарушен кучкой иностранцев, опаздывающих вот уже как на десять минут. Для людей, работающих со временем, это было просто возмутительно! Овальный кабинет в приглушённых зелёных тонах вмещал в себя весь отдел невыразимцев, занимающихся исследованиям магии времени. А главным украшением кабинета, равно как и символом, служили массивные песочные часы, подвешенные под потолком. Сидящий под ними Бёрк не сводил глаз с расхаживающий взад-вперёд Элоиз. Из-за нервов и утреннего инцидента девушка не находила себе места, и Карактак наслаждался этим зрелищем, размешивая сахар в чашке с чаем. Он не сомневался в том, что Министр сделает правильный выбор. Кому, как не ему, стоило поручить столь важное задание. Этой полукровке? Бёрк не доверял ей. И больше всего он не доверял её привычке записывать всё в дневник, который она всюду таскала с собой. Но как сместить её в сторону? Бёрк многое отдал бы за то, чтобы хоть одним глазком взглянуть на содержимое этого дневника. Он был больше чем уверен, что Элоиз не только пошагово описывала в нём свойства работы маховика времени, но и добавляла к записям нечто более провокационное. Более тёмное. Что-то, что могло бы пошатнуть её авторитет перед министром. Как будто прочитав его мысли, Элоиз устремила взгляд на Бёрка, и он едва удержал себя от преждевременной победной улыбки…24 декабря, 1952 г. Юго-Запад Англии
Через завесу тёмной дымки перед Гермионой открывался вид на покрытые ослепительно белым снегом поля, поредевшие кроны деревьев, скованные льдом реки и озёра. Земля проносилась под ними с невероятной скоростью. Том прижимал её к себе крепко, без единого шанса на неосторожное падение, но для Гермионы этого было недостаточно. Она вцепилась в него как кошка. Ветер хлестал её по лицу, обжигая колючим воздухом щеки и открытые глаза. — Я чувствую, как ты дрожишь, — выкрикнул Риддл. — Если тебе страшно, то просто закрой глаза! — Сколько? — тонким голосом спросила она, не в силах выдавить из себя большее. — Потерпи. Я тоже не в восторге. Твой примитивный страх меня раздражает. Гермиона сжала челюсть и прикрыла веки, набираясь терпения. Шершавая ткань мантии неприятно кольнула щеку, когда девушка неосознанно прижала голову к груди Риддла «Плевать», — подумала она. В таком положении было проще всего справиться с ледяным ветром. За те минуты, которые превратились в целую вечность, долгожданный свежий воздух показался пыткой. Когда они приземлились, Гермиона успела проклясть Риддла раз двадцать, и столько же саму себя. Она с трудом разжала онемевшие от холода пальцы и отстранилась от Тома, делая шаг назад. В ушах шумело, голова раскалывалась от боли, а ужин, который она съела накануне, подступал к горлу, угрожая покинуть пределы желудка. — Скажи-ка мне вот что, лучшая ученица Хогвартса, как так получилось, что обычный полёт доводит тебя до подобного состояния? — в интонации Риддла проскальзывало нескрываемое раздражение, что только усугубило, и без того плохое самочувствие Гермионы. — Обычный?! Гермиона широко распахнула глаза, мечтая наградить мерзавца вполне реальной пощёчиной за всё то, что тот успел сотворить, и плевать, что это будет последнее, что она сделает перед тем, как Риддл сотрёт её с лица земли. Но как только её зрение сфокусировалось, Гермиона замерла на месте, не в силах пошевелиться. — Где мы? — её вопрос, подобно лёгкому пёрышку, подхватил порыв ветра и унёс в неизвестном направлении. Единственное, что ей оставалось — это дать себе ещё немного времени для того, чтобы осознать, ощутить и принять увиденное. Их окружали холмы, плавно переходящие в низины, мелкие кустарники морского ракитника, засохший вереск, выглядывающий из-под снега и одинокий маяк на фоне рассветного неба, окружённый скалами и свирепым прибоем моря. Всё это было всего лишь дополнением к маленькому городку, который до этого она встречала только на экране телевизора. Она могла ошибаться, но соломенные и черепичные крыши домов и замок, возвышающийся на вершине крутого холма и побережье, отсеивали варианты один за другим. Данстер, графство Сомерсет. Вид был до того захватывающим и непохожим ни на один другой, что Гермиона начала задыхаться от переизбытка охвативших её чувств. На глазах тут же навернулись слёзы, а уголки губ приподнялись сами по себе. За последний год она видела слишком мало подобной красоты, поэтому стала забывать, какой могла быть впечатлительной. «Настолько красиво, что твоя душа проявляет своё восхищение в улыбке и слезах одновременно», — сказала ей мама, когда Гермиона впервые увидела море и расплакалась. И прямо сейчас чувства были схожими. — Узнала? Гермиона вздрогнула и спустилась с небес на землю. Сердце ухнуло в пятки. Слёзы застыли. Улыбка погасла. Она кивнула ему в ответ и опустила глаза, разглядывая под ботинками примятый к земле вереск. — Нам пора, — произнёс Том и схватил Гермиону за предплечье, потянув её за собой. — Я могу идти сама! — возмутилась она и попыталась вырваться. — Отлично! Надеюсь, после спуска, ты не потеряешь сознание? — Том отдернул руку, и, не дождавшись ответа, продолжил путь вниз по склону. Гермиона едва поспевала за его быстрыми шагами, постоянно путаясь в длинном подоле мантии. Но упасть в грязь лицом фигурально и буквально, тем самым предоставить Риддлу повод для усмешки, ей совершенно не хотелось. Поэтому, придерживая мантию, она поспевала за ним как могла. — Почему мы не аппарировли сразу в город? — Потому что вокруг него установлен барьер. — Здесь живут волшебники? — Только один. — Это он возвёл барьер? Риддл резко остановился, и Гермиона чудом избежала столкновения с его спиной. Ей не нужно было видеть его лицо, для того чтобы понять — он разозлился. — Поступим следующим образом, — Риддл повернулся к ней, смотря на Гермиону сверху вниз, — Я предоставлю тебе ответы, как только мы дойдём до места. А пока постарайся не издавать звуков. Я привёл тебя сюда для дела, а не на экскурсию. Гермиона насупилась от досады, но всё же послушалась его, и они молча продолжили идти вперёд до тех пор, пока не подошли к деревянным воротам, встроенным в каменную стену высотой примерно в четыре фута. — Здесь когда-то жила Элоиз, — сказал Том, пропуская её вперёд. — И это как-то связано с тем, что написано в дневнике? — Это связано со всем. В том числе и с тобой, — безапелляционным тоном ответил Том, закрывая за собой проход. Гермиона промолчала, обдумывая его слова. Очевидно, Том решил соединить все нити, ведущие к ней, эксперименту и Элоиз. Он всегда преследовал свою цель до конца, и Гермиона убеждалась в этом из года в год. Теперь маховик представлял для него как угрозу, так и некую возможность, благодаря которой он сможет наворотить немыслимых дел. Гермиона изо всех сил уповала на благоразумие Тома. Встреча со своим будущим «я» в априори не могла сулить ничего хорошего. Они сделали пару шагов по усыпанной гравием дороге, когда неестественная тишина заставила насторожиться не только её, но и Риддла. Его плечи напряглись под плотной мантией, а рука с палочкой взметнулась вверх. Гермиона инстинктивно потянулась к карману и с тихим стоном опустила руку, осознавая, что она была полностью безоружной. Этот факт вселил в неё полную растерянность. Что ей делать, если кто-то решится напасть на них? Прятаться за спиной своего похитителя? Или попытаться сбежать? Но без маховика она никогда не выберется из этого года… — Всё верно. Не получится, — прошептал Риддл. Гермиона удивлённо вскинула брови и посмотрела на Тома, который, судя по ухмылке, рассматривал не мирно спящие дома, а её реакцию на происходящее. — Поясни, — процедила девушка, поправляя съехавший назад капюшон мантии. Как жаль, что согревающие чары имели способность так быстро испаряться. То ли из-за холода, то ли из-за слов Риддла, который продемонстрировал свою способность читать человека по эмоциям, у неё зуб на зуб не попадал. — Ты сплошная ходячая эмоция. Я удивлён, как тебе вообще удаётся сдерживать щиты в своей голове, — притворным елейным голосом Том подтвердил догадку Гермионы, не сводя с неё взгляда. О, как же ему хотелось залезть в её голову! Его желание обладать всем, даже той информацией, которая, казалось, могла причинить ему только вред, пульсировала в воздухе. Зрачки его глаз сузились, и Гермиона вздрогнула, представляя на их месте вертикальные полоски. — Я не понимаю, о чём ты говоришь, — упрямилась она, складывая дрожащие руки на груди. — Конечно, — усмехнулся Том. Звук открывающихся створок на окнах отвлёк его внимание, и кивком головы Том подал знак следовать за ним. Траектория их передвижения изменилась, когда Риддл решил воспользоваться поисковыми чарами, и бледный луч, вырвавшийся из его палочки, указал путь вперёд. Том периодически бросал на Гермиону прищуренный взгляд через плечо, но никто из них больше не решался заговорить. Она куталась в мантию, в попытках огородить себя от сквозняка и тяжелых надоедливых мыслей, что кружились в воздухе стайкой назойливых пикси. В добавок её не отпускала тревога. Она чувствовала, как безмолвные дома излучали едва уловимую ауру опасности. Без людей город казался иллюзией, миражом. Гермиона представила, как выглядел бы Данстер в разгар лета в её родном времени. Наверняка из-за наплыва туристов в девяностых здесь открыли кучу кофеен и антикварных лавок. По телевизору часто крутили рекламные ролики, в которых показывали просторы Эксмура, и Данстер входил в десятку популярных мест по посещению. Может быть, из-за этого, она сомневалась в правдивости увиденного? Через несколько минут поисковые чары наконец привели их к порогу двухэтажного дома. Он стоял чуть поодаль от остальных. Заброшенный и обильно занесённый снегом. Первое, на что Гермиона обратила внимание — висевший под карнизом фурин. Позолоченные колокольчики позвякивали на ветру, ударяясь об овальную деревяшку, украшенную выжженными рунами и иероглифами. Насколько она помнила, фурин отпугивал злых духов и прочую нечисть. Гермиона скосила взгляд на Тома и прикусила губу, сдерживая нервный смешок. — Внутри наверняка есть ловушки. Войдёшь после меня, — предупредил Том и после этого снял с прохода запирающие чары. Дверь со скрипом отворилась, и из помещения хлынул затхлый запах сырости и плесени. Гермиона поборола подступающую тошноту и прикрыла нос рукавом мантии. Том переступил порог, и мягкое голубоватое свечение Люмоса коснулось голых стен и обсыпанный штукатуркой пол. — Интересно, — хмыкнул Риддл и повернулся к девушке. — Проходи. — Что «интересно»? — Дом не охраняется, — тихо ответил он и задумчиво огляделся по сторонам. Гермиона нерешительно шагнула вперёд. Время не пощадило это место. Прямо по центру прихожей ведущая наверх лестница наполовину сгнила и обрушилась. Кое-где виднелись дыры в полах, а изъеденная грызунами и докси тряпка на полу слабо напоминала ковёр. Помимо полного разгрома и неприятного запаха, воздух здесь был наэлектризованным, тяжёлым. Перед тем, как пройти в гостиную, Том несколько раз провёл палочкой в воздухе, вычерчивая незнакомые ей руны. Как завороженная, Гермиона следила за его движениями, подмечая полную чёткость действия. И снова ничего. Только сквозь щели забитых наглухо окон тонкие полоски света смешивались с парящими в воздухе пылинками. По мере продвижения вглубь комнаты Гермиона сумела разглядеть перевёрнутый диван с содранной обивкой; свисающие клочки обоев; вывернутые ящики письменного стола, на котором беспорядочно валялись груды скомканных и порванных листов бумаги. Под ногами хрустело стекло от разбитой посуды и люстры. Единственным нетронутым предметом в этой комнате, завешанной плотной серой тканью, была то ли картина, то ли зеркало. Воспоминания о Площади Гриммо и Вальбурге Блэк всплыли моментально. Портрет этой женщины частенько закрывали портьерой. Подгоняемая любопытством, Гермиона осторожно подошла к стене, вытягивая руку вперёд. — Я отдал твой маховик одному человеку, — внезапно прозвучавший голос Тома заставил Гермиону отдёрнуть руку и обратить на него всё своё внимание. Он расстегнул верхнюю пуговицу на мантии и подошёл к девушке, останавливаясь напротив. — Не прошли и сутки, как прилетела сова. Внутри посылки был дневник, твой маховик и адрес. Человек, которому я доверил это дело, написал, что это всё, что удалось разузнать. Он попросил больше не беспокоить его, потому что за тайнами Элоиз до сих пор ведётся охота. На данный момент ты единственная, кто совершил нечто подобное, — Том замолчал на секунду, а затем усмехнулся, покачал головой и продолжил. — Поначалу, я подумал, что ты солгала мне. Такой огромный скачок во времени… И всё ради чего? Тех бумажек, на которых должна была стоять подпись жалкого вампира? Гермиона замерла, ощущая, как стенки рёбер начали сжиматься, угрожая раздавить внутренние органы. Подпись?.. Пространство вокруг сузилось до крошечной точки, и Гермионе не осталось там места. Из раза в раз она убеждала себя и остальных в том, что её решение тщательно взвешено. Ошибки быть не должно. Но стоящий напротив человек только что обернул прахом всё, ради чего она так отчаянно боролась. — Я попросила применить на себе Обливиэйт, — выпалила она, дрожащим голосом. — В моём разуме больше нет того, чего ты так отчаянно желаешь! Уголки его рта стремительно поползли вниз, а на лице появилось растерянное выражение. Глупо отрицать, что признание далось ей легко. Десятки раз Гермиона проигрывала в голове эту сцену, и ни в одном из вариантов она не могла и надеяться на благополучный исход. Риддл являл собой человека, не терпящего неповиновения. И если в девяностых любой намёк на подобное поведение со стороны других людей порождало незамедлительное смертельное заклинание, то Том из пятидесятых, был терпелив. Что, конечно, было на руку Гермионе. Растерянность, овладевшая им секундами ранее, сменила ярость; под упавшими на лоб прядями волос запульсировала венка, а глаза, отражающие его расколотую душу, заполнились немыслимой темнотой. Гермиона стояла с высоко поднятой головой, даже тогда, когда рука Тома, держащая палочку, вновь направилась на неё. Кончик древка заискрился. На мгновение ей показалось, что это конец. Но голос рассудка утешал её, повторяя одно и то же: Пока в тебе есть польза, ты будешь нужна ему. Нужна. — В таком случае ты не оставляешь мне иного выбора, кроме как заставить тебя начать всё с нуля, — произнёс он монотонным и беспрестанным голосом. Гермиона затаила дыхание. В волшебном мире, слово «заставить» — означало только одно — Империус. Несколько месяцев назад, Грозный глаз пытался обучить их приёму, благодаря которому можно было сбросить с себя это заклятие, но Гермиона так и не овладела им в совершенстве. Она задрожала всем телом, с трудом сдерживая слёзы. — Тем более, что… — Том сместил палочку, и позади Гермионы раздался тихий шелест сползающей ткани. Девушка медленно повернулась, и мир на несколько секунд утратил привычные очертания. Всё размылось, за исключением смотрящих на неё с портрета карих глаз. Её глаз.