Последний рассвет ложного неба

"Мы с тобой как братья в древних писаниях и гимнах, которые по всем канонам перебывают в нескончаемой погоне.. Пусть ты трижды гений, Итэр, — народу Каэнри'ах нельзя помочь. Мы умираем, умираем в агонии, а ты мало того, что постоянно тычешь острием своего меча в искалеченные тела и души, так ещё и тешишь и себя, и орден Бездны ложной надеждой во спасение. У нас нет пути к искуплению, ты это понимаешь? Нет шанса на покаяние, да и перед кем каяться? Перед богами? Да хоть мы трижды сломлены, мы еще не вдолблены в грязь настолько, чтобы молить о прощении у кого бы то ни было, ты и сам знаешь. Суть не в этом. Мы обречены на погибель, Итэр, и хочешь ты того или нет, но мне не нравится, что падая на дно ты решаешь потянуть за собой мой народ или тех, кто от него остался. Итэр, тебя убивает не то, из-за чего твое сердце перестает биться, а то, из-за чего ты перестаешь жить полной жизнью. Ровно то же самое касается ордена бездны. Только вот ты не можешь спокойно вдохнуть из-за того, что как безумец ухватился в одну идею и изначально отказался допускать даже мысли о её неправильности, а они - потому что прокляты. Ты бегаешь от меня уже пятьсот лет, считая, что избегание меня поможет тебе уникнуть разговора, который ты не хочешь вести. Но из-за твоего бегства мы лишь потеряли пятьсот лет времени в бессмысленной погоне меня за тобой, а тебя за Селестией, и теперь ты будешь отказываться от идеи что-то менять просто потому, что и без того было потрачено слишком много времени и приложено слишком много сил во имя этой идеи и теперь ты не желаешь примириться ещё и с тем фактом, что это все было понапрасну, браво, Итэр, абсолютно правильное решение. Я не сдаюсь. Я смиряюсь. Принимаю, наконец, все как есть, я могу осознать, что в этой мести нет смысла, так почему этого не можешь и не хочешь сделать ты? Итэр, оглядись вокруг. Ты слишком отчаянно цепляешься за ложную надежду, которую сам себе и придумал. Может, умереть мы и не можем, но каждый из нас уже давно не живёт. Ты считаешь, что все, благодаря чему мы живы, и то, что важнее, чем кровь, кислород или даже любовь - это надежда.. Но эта вера тебя ослепляет, и теперь ты умираешь вместе с проклятыми, делая вид, что ваше существование до сих пор можно назвать жизнью." Была ли искренность его оружием, или очередным проклятием, возложенным на его плечи? На самом деле точно сказать не мог ни сам Дайн, ни возможно даже сами верховные божества. Он был человеком дела, а не эмоций, и в первую очередь опирался на факты, и лишь после на собственные чувства, таким уж он был человеком по своей натуре. Но, тем не менее, чувства у него были. По крайней мере, когда-то уж точно. Что Дайнслейф, что Итэр пережили достаточно вещей, чтобы обоим прийти к выводу, что очень часто собственные чувства начинают играть не на правильной части шахматной доски, и агрессивно выступают против тебя самого. Считал ли Дайнслейф, что заглушить к чертям все, что ты чувствуешь хорошей идеей? — едва ли. Просто он всегда помнил о необходимости отличать жизнь от работы, и поэтому практически никогда не принимал решений касательно работы, опираясь на чувства, бывало, конечно, но даже тогда он всегда просчитывал все возможные риски и каждое за и против. Тем не менее, собственная осознанность дел, не помешала ему чуть ли не спиться в свое время после падения Каэнри’ах. Это было скорее осознанным решением, что это может сработать как вариант, но в процессе выяснилось, что от алкоголя становится только хуже, только тяжелее и возвращается жуткое желание кого-то обезглавить как во времена клана Имунлаукр. Странная часть его биографии, он и по сей день хотел бы узнать каким же человеком он был тогда.. Это время, когда у тебя кровь пульсирует в венах, и ты задыхаешься от биения собственного сердца, ибо оно пульсирует по ощущениям где-то в горле, перекрывая дыхание. Когда по твоему мечу стекает на землю алая субстанция, и чужая кровь застывает на лице и высыхает на одежде. Ты никогда не сможешь объяснить, почему по прошествии многих лет с тех пор ты скучаешь за этим. Ты скучаешь не за собственной жестокостью и не за тем, что лишал жизни чужих отцов. Ты скучаешь за тем, что каждый день мог умереть и скучал за тем, насколько живым ты чувствовал себя по возвращению. За чем скучал Дайн.? Да за родиной своей скучал он, а в битвах участвовал, чтобы выплеснуть свою ненависть к богам в какой-то мясорубке типа за праведную мысль. Глупо? Возможно. Аморально? - Более чем, но ведь помогало же. Он нашёл свое обезболивающее после краха Сал Виндагнира, однако честь не позволила ему снова упасть в бездну безжалостной резни после Уничтожения Каэнри'ах.* В Каэнри’ах Дайн был капитаном королевской стражи, его основной задачей, помимо всего прочего была охрана королевской четы, и народа, а в то время как небо горело и в воздухе витала зола, он, давясь пеплом, отдаёт приказ о Защите Народа Каэнри'ах любой ценой. Мог ли такой человек теперь идти на убийство не в роли защиты? То-то же. После конца Каэнри’ах его было некому спасать, а тогда он действительно нуждался в помощи. Алкоголь не спасал, ввязаться в первую попавшуюся гражданскую войну ему не позволяла честь, что ж ему оставалось то. Молча сидеть и ждать пока проклятие окончательно сожрёт остатки его разбитой души? Его сердце разрывалось одиночеством и по сей день, и оно лишь подобно бедной трепыхающейся на земле рыбешке, жалко стучало в груди рыцаря и сейчас. Он не прислушивался к тому, что ему, возможно, было на самом деле нужно. Это уже не имело никакого значения. Важно то, что он наконец-то в бездне, и наконец-то говорит с Итэром практически наедине, и тот, судя по всему, по крайней мере пока что не собирался бежать. "Если ты продолжаешь холить столь безумную надежду как свержение богов Селестии даже спустя столько времени и провалов , то неужели ты действительно верил в то, что я когда-то перестану стучаться в закрытые двери Витой Бездны? Итэр, тебе правда стоит прекратить всё это, ты ведь и сам знаешь. " Несмотря на то, что этот диалог ждал своего часа пятьсот лет, Дайнслейф, что иронично, ни разу в своей жизни его не репетировал и даже не думал, что же он будет говорить, когда выдастся шанс. Всё соображать пришлось по ходу дела, включая и манеру поведения, и тон голоса. Он предпочёл отказаться от своей капитанский манеры речи, что в основном была груба и четка, ровным счётом как и от рыцарско-дипломатической, которой он зачастую доносил информацию, отчитывался перед Его Величеством всея Каэнри’ах, или вёл дискуссии в светских кругах общества, которые был иногда обязан вести как представитель. Сейчас он говорил скорее по дружески, что в принципе предполагало хоть какой-то эмоциональный окрас в его словах. На самом деле, несмотря на сдержанность, в его словах сильно чувствовался тот факт, что он говорит это не со зла. Он был чисто внешне, да и духовно, вполне себе спокоен, но при этом в его словах чувствовались едва ощутимые вкусы чувств, которые Дайн испытывал, произнося их. Он просто хотел быть услышанным. Сумеречный меч никогда не хотел принимать того факта, что он и Итэр отныне играют за фигуры разных цветов, его память хранила и по сей день определённое количество воспоминаний о Принце Бездны, и Дайн решил продолжать верить, что тот просто случайно пошёл не по той дороге, и до сих пор верил в то, сможет его обратить. Он был вынужден верить в предопределенность судьбы, однако.. Возможно же, что выполнит ли человек свое предназначение, зависит исключительно от него самого? Если судьба - это то, что должно быть, та дорога, по которой высшие силы ведут человека. Но ведь, заранее зная путь, кто помешает свернуть и больше никогда не возвращаться на дорогу, прописанную тебе богами? В любом случае то, что ему казалось истинной относительно будущего Итэра, его абсолютно не устраивало. Поэтому он продолжал нарочито стучать в закрытые двери, не теряя веры в то, что когда-то их либо откроют, либо он сам сломает их столь долгим стучанием.