Последний рассвет ложного неба

Вопросы. Вопросы. Вопросы. Слишком много вопросов, слишком много мыслей, слишком много диллем, воспоминаний и проблем. Они всё летят и летят, вспыхивая в сознании как вспышки молнии: одна, вторая, третья. Спустя несколько секунд у него уже не хватает времени не только на то, что бы отвечать на вопросы, но и даже обдумать ответ - он просто напросто не успевает слышать вопросы, они накладываются друг на друга тысячей голосов. Всё это напоминает смерч. Один из тех ветреных потоков, что после прихода ко власти Барбатоса смертельными вихрями кружили на территории нынешнего Логова Ужаса Бури. В какой-то момент этих мыслей становится так много, что Дайнслейф понимает, что он ими задыхается. Голоса не истинные, он понимает, что единственный кто здесь действительно говорит это Итэр, и что всё побочное в его голове скорее напоминает фоновый шум. Он прекрасно понимает, что говорящих нет, но, тем не менее, вопросы кровавым букетом продолжают цвести в его сознании. Разные голоса. Разные люди, продолжающие и продолжающие спрашивать: Почему. Почему? За что? Неужели они достойны такой участи? Сколько чести осталось в человеке, который, несмотря на собственное проклятье, считает, что живёт? И имеет ли он таковую априори? Ирония в том, что звучащий в голосе голос вовсе не его. Это не его слова, и не слова Итэра. Голоса людей, которые он слышал, принадлежали погибшим в Каэнри'ах. Он не помнил ни их лиц, ни имён, но их голоса острием тупого лезвия остались выгравированы на изнанке его сущности. Их прикосновения были холодны как лёд Сал Виндагнира и долгое время Дайн упорно их затыкал. Они мешали, они раздражали и разбивали ещё сильнее. Он и пить то в своё время начал в основном, чтобы их заткнуть, да не помогло. В итоге голоса народа падшего Королевства стали его вечными спутниками. Он слышал их практически всегда, все свои последние пятьсот лет, чаще всего в виде ненавязчивой идеи, но порой они становились громче и по усталости Дайн не однократно принимал их за речи, сказанные кем-то стоящим вот прям тут рядом. В какой-то момент появившаяся волна его все-таки накрывает, и в какой-то момент все голоса разом исчезают. Но пропадает и Итэр, и даже три вестника бездны, что ненароком притихли в уголочке, считая, что их никто не заметит. Абсолютная пустошь, но Дайн понимает, что это ненастоящее. Это та-же холодная комната бездны, только отпечатанная в его сознании. В конце концов Дайн слышит всего один голос и вот он принадлежит точно только ему. — Почему ты врешь себе? Дайнслейф с секунду медлит с ответом. Странная ситуация, по другому и не описать, в прочем он находит в себе силы дать ответ в этой гремящей тишине. Дайн не ищет источника звука, понимая, что это лишь его сознание. — Время истекает, потому что это его естественное свойство, живут долго и счастливо лишь в сказках, да и то, учитывая сказки Тейвата далеко не всегда. Мы любим обманывать себя, потому, что правда слишком жестока. — То есть ты признаешь, что врал самому себе? — Я не врал, я лишь подобно Итэру искал смысл в том, чего уже нет. Мы обязаны так делать, иначе наше бессмертие пуще прежнего будет сводить наш несчастный разум с тех остатков ума, что пощадила сохранить эрозия. Мне просто нужно было определить цель. — И в чем же ты пытался её найти? — В том, что я всё ещё осмеливаюсь называть собственной жизнью. Грубо. Резко. Да, возможно, но возможно действительно пришло время вскрыть карты, чтобы действительно разобраться в истинности нынешнего вопроса “почему?” Его подсознание говорит с упреком, с давлением и ощутимо каплей сарказма, в то время как Дайн отвечает привычной капитанской безразличностью. — Порой важна не столько цель, сколько путь, который к ней ведет. Бывает, что и цель, и пройденный путь действительно того стоили, но это не твой случай, верно? Ты следуешь этой тропе из-за цели и результата, что дарует тебе его достижение или из-за пути, что идёт параллельно твоей вечности? Что для тебя важнее? Итог или путь? — Прости? — Ты пятьсот лет носишься как конченный за этим Итэром, так? — Допустим. — Ты осуждаешь Итэра за попытки стучать в закрытые двери, но при этом сам делаешь буквально то же самое, не глупо ли это? — Хм.. Знаешь.. С дверями нельзя установить психологическую связь, но не потому, что невозможно, а лишь потому, что они чертовски обижены. Ну представь себе жизнь двери: люди проходят мимо, всё стучат и стучат, но ради кого-то другого... Практически все стучат потому, что им нужно что-то за порогом, но никому никогда не было дело до самих дверей. — То-есть.? — То-есть я хочу сказать, что у Итэра психологическая связь с Вратами Селестии, я не уверен, что он уже действительно хочет.. Свергнуть ли богов, умыться их кровью и всё такое, просто он настолько заблудился в своём отчаянии, и запутался в предначертанности собственной судьбы.. Он настолько устал, что свет мести кажется ему единственным светом в непроглядной тьме собственной жизни. — Дайн, меньше пафоса - больше сути. — Что это вообще за глупости, что за дурацкий диалог, ведомый самим с собой, ни это ли признаки классической шизофрении.? — Во Вселенной столько мыслей, что найти покой можно только в одиночестве. — То-есть ты считаешь, что вот сейчас я спокоен как никогда благодаря диалогу с тобой, со мной.. Неважно!? — Что есть, по-твоему, спокойствие? — А оно существует? — Ты считаешь, что спокойствие это такое же относительное понятие как Свобода или Время? — Возможно. — Но при этом ты не считаешь относительным понятие счастья. Почему? Ведь время можно измерить, а счастье нет? — Потому что время относительно. Оно никогда не остановится, может только когда вселенная потухнет, и то не факт. Время - необратимо, оно летит вперёд в бешеном ритме, и никогда не остановится, ни за что не повернёт назад и не пощадит никого и никогда. Мы не можем говорить об истинности времени, особенно учитывая то, что мы не можем даже доказать его существование, ведь не знаем имеет ли время начало или конец. Это ли не субъективная единица придуманная людьми для упрощения собственного понимания вселенной? А если мы начнём говорить о сингулярностях, по типу тех, в которые можно попасть при использовании точек телепортации или порталов? В них же искажается сама суть пространства и времени, а человек туда попадающий существует одновременно в нескольких суперпозициях: в пространственной, включая все три возможных материальных измерения и во временной. А что если мы будем находиться в сингулярности, где будет вот прям весь Тейват разом.? Что ты на это скажешь? Ну понятно что время может остановиться, например, для человека, который, припустим, свалился в портал вестника бездны, но если вся вселенная разом попадёт в сингулярность, то время ведь остановится, правда.? А если оно остановится, значит оно было. Что хотя бы косвенно даёт нам понять, что время, по крайней мере, истинно существующая величина, а вот насчёт его измерения.. Мы можем начать говорить, например, о мнимом времени, которое основано на том, что Рэйн подставила мнимые числа в теорию относительности, которую сперла в другом мире, по физике идентичному нашему, и пришла в итоге к тому что время бесконечно.. А учитывая то, что в нем, то есть в этом времени нет никаких сингулярностей, то вполне возможно, что как раз таки оно является фундаментальным, а ваше человеческое "реальное время" это лишь субъективное представление людей в попытках описать принципы работы вселенной.. Той какой её создали боги. Осмелюсь предположить, что этот аспект был сделан плевком на кусок бумаги, однако, тем не менее, имея несколько способов задания времени, мы не можем настаивать на истинности любого из них, покуда второй не будет опровергнут. Чувствуешь как оно плавает? Могу ли я утверждать о его постоянстве, коль при малейшем изучении тотчас же упираюсь лопатой в крышку гроба ограниченности этого мира и нашего же человеческого сознания? Что касаемо счастья.. Хм.. Несомненно, у всех оно разное, однако мы чувствуем его присутствие, и можем определённо выяснить, когда его у нас нет. Да, здесь я лично опираюсь исключительно на человеческий фактор, что само по себе не стабильное основание, однако, я уверен, что в каких-то других королевствах или мирах с прорывом технологий, можно было бы биологически или магически доследить феномен существования счастья. — Не слишком ли много ты знаешь, как для простого солдата? — Возможно, однако, я определённо знаю достаточно как для капитана Королевской Стражи. — Ты все ещё используешь в свой адрес этот титул. Лаукр, с момента падения Каэнри'ах эти слова - лишь пустышка. Он ничего ни для кого уже не значит и никогда значить не будет. — Это что-то значит для меня, этого достаточно. — Ты ведь не любишь солдат. — Им не нужна любовь, у них есть оружие. — Нужна ли она была тебе, когда ты был воином? Тяжёлый диалог с самим собой, тот Дайн, что считал себя своей истинной личностью, замолкает, понимания, что сам себе же наносит удар ниже пояса. Тем не менее, даже наедине с собою он считает должным сохранять достоинство. — Нет. — Уверен? Он все-таки сдаётся. — Я не знаю. — Ты помнишь страх и вкладываешь его в свои сказки, ты помнишь боль и строишь на ней ложь, в которой живёшь. Это человеческая сверхсила — забывать . — Я считаю это великим проклятием. — Но в глубине души, может, ты рад необратимости собственной амнезии? Ты рад тому, что не помнишь того, о чем скучаешь. Ты не помнишь имён, не помнишь лиц, не помнишь мест или людей. У тебя нет воспоминаний, вместо них лишь безбрежная пустошь в груди, ноющая, и напоминающая о том, что ты потерял то, что было для тебя всем, но отныне не можешь даже тешить себя воспоминаниями об этом. — Это делает мне только хуже. Загоняет в угол и душит холодными пальцами отчаяния. — Но ты не чувствуешь боли возвращаясь к этим воспоминаниям, Дайн. Это ли не дар. — Я боюсь проснуться, и не вспомнить собственного имени. — Придумаешь себе новое, тоже мне проблема.. И не смотри на меня так, сам же знаешь, тебе невпервой. — Ты сам знаешь какие на то тогда были причины. — Конечно знаю, Дайн — твоя собственная слабость и ничего более. — Я буквально не знаю, кто я такой. Моя личность большой частью мест стёрта со страниц истории, также как и с моей памяти... Я смешной? Я.. саркастичный? Живой и душевный? Депрессивный и безнадежный? Правша? Левша? Алкоголик? Воин? Борец за справедливость? Трус? Предатель? Лжец? Неврастеник? Дезертир? Я не знаю, но.. думаю, судя по всему, рот у меня определённо есть и говорить я однозначно умею.. — Используй ты его в жизни хотя бы порой для выражения более широкого диапазона чувств, чем сухие рассказы о падении Каенри'ах. — Не нуждаюсь. — Придумал же ты себе. Одиночество — моё единственное обезболивающее.. А что если бесчувственность и есть твоя наихудшая боль? Что, если разделяя боль, мы связываем себя с другими, напоминая себе, что мы не одиноки, пока у нас есть чувства..? У тебя же они есть, не отрицай.. — Длинная жизнь не всегда счастливая, устаешь от борьбы, устаешь терять близких людей. Ты видишь, как все обращается в прах, и если живешь достаточно долго, в конце концов, ты остаешься один. — Значит одиночество? — Выходит что так. — Всегда всё заканчивается смертью. — Без смерти были бы только комедии. Умирание придаёт нашей жизни размах. — И это говорит бессмертный. — Потенциально. — То-есть мы можешь умереть.? — На себе не проверял, но исходя из более или менее очевидного даже из смерти хиличурлов — мог бы, причём не в исключительном порядке от резонации проклятия, наверное. — Так почему ты все ещё жив, неужели не ты говорил о том, что твоя душа сожжена в Руинах Каэнри'ах, неужели для тебя нести всю тяжесть своей жизни проще чем лишить себя её.? — У меня есть цель, и все эти вещи, ради которых я готов умереть, просто ничто по сравнению с теми, ради которых я готов жить. — И какая же у тебя цель, Дайнслейф.? Спасти Итэра и Люмин? Уберечь Тейват от неизбежной погибели? Свергнуть богов или быть может захлебнуться местью и умыться их кровью.!? Оппонент негодует, он зол, он рассержен, и, тем не менее, он очень хочет знать ответ. Он раздражен холодом ответов Дайна на столь щепетильные вопросы, ожидая что тот будет хотя бы ещё что-то чувствовать говоря о своей смерти, однако в ответ он получает сухое, но тем не менее полное смысловой иронии. — Я хочу выкурить сигарету в разгаре конца света. Когда мир будет охвачен огнем, а божества Селестии яростью. — Не благородно. — Пусть так. — Ты изменился. — Я веду этот диалог просто потому, что они замолчали. Они ведь замолчали, верно? Как будто по щелчку пальцев, и вот здесь стоим только мы вдвоём в бездонной тишине моего умирающего сознания. — Они всё равно вернутся. — Я знаю, но у меня может быть будет немного времени побыть одному. Или с Итэром, тоже не наихудший вариант. Быть может камнем своего диалога, мы пустили рябь по воде, что отпугнет их на какой-то срок. — Ты ведь скучал, да? — У этого есть какая-то цель, кроме как самолично себя унизить? — Чтобы ты понял кто ты. — Меня уже давно не существует. Каждого меня убили в катаклизмах. Меня убили в Святилище Сал Виндагнира и меня стёрли в порошок на руинах Каэнри'ах. Я существую как идея, как долг и как обязательство с небольшой щепоткой чувств, которые сохранило время. Боли от потери, стыда, может быть где-то даже любви, но меня таким, каким может быть, ты меня помнишь, не помнит уже никто, даже я сам. Его не существует. Я теперь — это лишь олицетворение данных мною в прошлом обещаний. — И ты все ещё солдат. Ты хочешь умереть не как человек, а как воин, я прав? — Как человек я уже давно мёртв. Мрак наступившей тишины поглощает, словно зыбучий песок, и спустя мгновение Дайн понимает, что стоит там же где и стоял всё то время, которое шла эта словесная перепалка с собою же. Интересно в чем все-таки был её смысл.. Они оба.. Точнее он один. Скорее всего, будет правильнее сказать так, ведь второй являл собой лишь олицетворение его же сознания.. Итэр смеётся, говорит, парирует словами будто шпагой, а Дайн слушает. Он понимает, не уверен, конечно, что имеет право так говорить, ведь не ему судить, что он там понимает, а чего нет. Дайн далеко не телепат, и возможности влезть в чужие мысли или прошлое, дабы понять мотивы этих самых мыслей он не может. Он судит из того что видит, что чувствует и что предполагает, он боится ошибаться в своих выводах, но продолжает их делать потому, что без них не сможет даже примерно знать как помочь. Он искренне волнуется, пускай и понимает, что это не даёт ему возможности быть непредвзятым. Действительно переживает, хотя и понимает, что толку от этих переживаний, несомненно, очень мало. Не будь у него этих чувств по отношению к Итэру, вероятнее всего, не носился бы за ним пятьсот лет с желанием поговорить, а просто убил бы при первой же возможности. Но нет, он же так не может, ведь война войной, а друзей не бросают, и плевать он хотел на то, что приходит в место где его хочет прибить каждый первый, и при этом готов на это едва ли не каждый второй. Приходит почему? Потому что.. Да потому, что считает, что должен и отчасти потому, что хочет сам. Дайн. Ни Дайнслейф, ни Сумеречный меч, ни “Эта проклятая гадость, что ломает мне и бездне все планы.” Ни одно из тех имён, что ему были приравнены спустя много лет путешествий. Ни странник, ни чужеземец, ни капитан. Просто Дайн. Осознание бьёт, но он не понимает к чему оно бьёт такую тревогу. Его называла по этому имени и маленькая девочка, что путешествует с сестрой Итэра, и сама Люмин может быть даже пару раз, но сейчас он отчего то чувствует какое-то непонятное тепло связанное с этим. Глупо и сентиментально, несомненно, но он даже подумать не мог, что форма имени вызовет такую неловкость. Тем не менее, после этого Итэр продолжает договаривать и доносить как раз таки то, что хотел. Дайнслейф нервно сглатывает, вникая в суть речи Принца Бездны и думает, что на это собственно отвечать. И снова этот гребанный Дайн. Ему раньше даже в мысли не приходило то, насколько редко его зовут по имени, и в особенности не задумывался над тем, насколько на самом деле для него это бывает важно. Может быть потому, что душу греет тот факт, что если сам он канет в небытие, то в мире есть ещё хотябы один человек, помнящий его как человека и помнящий его имя. А может потому, что он не слышал его из этих уст так давно, что оно поднимает в памяти что-то.. Нет, разумеется не воспоминания, они уже безвозвратно канули в небытие, поднимает не воспоминания, а чувства, которые эти воспоминания могли бы быть вызвать, если бы он помнил их. Это напоминало ударную волну без взрыва, или дым без огня. *— Боже, посмотри на себя, тебе двадцать семь лет, и ты сейчас покраснеешь из-за того, что тебя назвали по короткой форме имени, стыд и позор, Дайнслейф. — Мне уже больше пятиста, и это приятно, так что заткнись. — Странные у тебя чувства, конечно.. —Зааткнись.* И вот наступает та самая тишина в диалоге, когда, как предполагает ситуация, Дайн должен что-то ответить. Он понимает, о чем говорит Итэр, понимает его в каждой мелочи, но не готов отпускать его с таким взглядом на ситуацию в целом. Если задуматься о его жизни, точнее о том, что Дайн все ещё привольно позволял себе называть своей жизнью, то какой же он по сути своей идиот. Итэр делает абсурдные вещи, идёт бунтом на Селестию, в виду собственного помешательства, а что же Дайн? А Дайн идёт за ним как тень, пускай и не помогает, не поддерживает и абсолютно не разделяет его позиции, но кто из них глупее? Глупец, или глупец за ним следующий? — Знаешь, Итэр, может, в этом всём нет смысла, но прийти сюда и поговорить, это лучшее, что я могу сделать, и поэтому сделаю и буду стоять здесь, пока это меня не убьет. Или пока не убьёшь меня ты или та тройка Вестников Бездны, что стоит за моей спиной, считая, что мы с тобой настолько утонули в обществе друг друга, что в упор не видим их.. Вы тоже умрёте когда-нибудь, ребят. Как это будет, вы думали об этом? За что бы вы лично умерли? С Итэром всё проще, хотя, пожалуй, проще лишь потому, что в десятки раз сложнее, а что насчёт вас.? Вы идёте по пути, что избрали сами, или просто плывёте по пути наименьшего сопротивления? Моё личное Я определяется тем, на чём я сейчас настаиваю и где я стою. И где я стою — там я и паду, если это понадобится. Да и вообще, Итэр.. кто нам мешает пойти и просто тратить дни в пустых путешествиях по этому умирающему миру, раз ничего не сделать, и не ждать дружно конца света..? Если уж не намерен покидать мир, то просто постарайся не способствовать его ещё более скорой кончине..Если у такого гения, как ты, всё получится, ты можешь спасти Тейват. Или взорвать его. Вот только ни в первом ни в последнем он не нуждается." Спустя мгновение он понимает, что говорит о Рагнарьке так, как будто это самый что ни на есть очевидный и предопределенный факт и желая уникнуть необходимости объяснять эту фразу, практически сразу перебивает её вопросом. "Я за тобой зачем 500 лет бегал по-твоему? Вырази свое мнение на этот счёт, как считаешь, почему?" – Мы следуем тому пути, который избрал Его Высочество, и подчиняемся его воле. Мы умрем ради своей цели или последуем дальше за ним. Тебя-то это точно не должно касаться. – О, продолжайте, мы вам абсолютно не мешаем – вмешался Эндзё, почти что смеясь в голос, и единственное, что его сдерживало, так это возможность получить мечом по шее, лишившись тем самым головы к чертям собачьим. – Слушай, ты сейчас явно отхватишь от Его Высочества, – тихо замечает Чтец, пока Вестник едва ли не задыхается негодованием где-то в стороне. – Я же ещё ничего не сказал. – Это ты пока ничего не сказал, но ведь он ещё не знает о том, что было с его сестрой. Помнишь, что случилось в Энканомии, и как она после это тебя избила? Ты планировал обратное, но оказался чутка неудачником, – здесь уже даже в голосе Электро Чтеца слышна насмешка. – Интересно, почему же этого не помню я – подаёт голос уже Итэр, мысленно благодаря эту троицу за прекрасную возможность не отвечать на слова Дайнслейфа сразу. А услышав, что именно собирался сделать Пиро чтец, в руке очень быстро сформировался сгусток его родной магии света, а после благополучно отправился прямиком в чтеца, впечатывая в стену уже его. Своеобразное предупреждение, но зато все так запоминают список запрещенных действий, в котором сестра на первом месте со своей неприкосновенностью. Больше на тех троих он не смотрел, вернув внимание Дайну. – Отхватил от сестры Его Высочества, а теперь и от него самого. Я же говорил, что ты лох. – тихо парирует второй Чтец. Создается впечатление, словно сознание на раскололось на две части, и сейчас обе эти части не могут прийти к единому решению. Впрочем, додумать нужную мысль – одну из тех, что чудом сформировалась из тысячи оборванных фраз, предложений и мысле-образов в нужный ответ ему не дали. Он многое хотел сейчас сказать, ответить так же, как до этого, высказав ещё многое из того, что было на душе, но вместо этого теперь ошарашено смотрит на Дайна, пытаясь понять, правильно ли расценил смысл последнего вопроса. Смотрит так, будто бы сверяется с какой-то картинкой в своей голове, и не верит своим глазам, молчаливо, одним только взглядом спрашивая "ты это серьезно?". – И правда, зачем ты бегал все эти годы за мной? – момент, за который Итэр словно в прострацию падает. Он прекрасно помнит день, когда ушел. Он помнит слова Дайна, помнит, как тот смотрел на него и это бьёт так, что вспоминать не хочется ни при каких обстоятельствах. Это и есть причина, по которой можно было сказать, что этого разговора Итэр не помнит - точнее, не хочет помнить. И его неадекватное сознание такому повороту было только радо. Дайнслейф же снова делает всё так, чтобы события повернулись ровно на сто восемьдесят градусов и заставляет вспоминать то, что, как казалось Итэру, может переломать остатки его воли. Но вместо этого, Дайн своими словами заставил вспоминать. Хуже ли это? Спорный вопрос, одно следует за другим, и воспоминания кажутся самым губительным из всего. Дайнслейфу в какой-то степени повезло даже: не помнить чего-то проще, чем раз за разом отравлять самого себя этими воспоминаниями и топиться в них, словно в дешевом вине в надежде не спасение однажды, и что в какой-то момент боль от них станет меньше. Время не лечит, а лишь притупляет, и при условии, что будет найдена цель, ну или конечная точка своего пути, и не важно, будет ли это достижимым. При нереальности достижения цели, выше шанс, что со временем можно будет забыться в круговороте смертей и мести, как в случае Итэра. Своими словами Дайнслейф сперва заставляет вспомнить катастрофу, затем последний разговор, что окончился расхождением дорог, а следом и вереница иных моментов всплывает в памяти так, словно было это только минуту назад. Зациклился на своем безумном желании уничтожить мир, не обратив внимания на то, что раз сестра жива, то и судьбу можно изменить. Дайн до тошноты прав. Снова. Итэр бессмысленно потеряет свою жизнь, вероятнее всего, оставив сестру в одиночестве. И не только её.