Последний рассвет ложного неба

В конце концов Дайн откидывается спиной о колонну. Это действие сопровождается тихим выдохом Итэра, словно до этого он и не дышал вовсе. Итэр в итоге все же приподнимается со своего места, тянется к Дайнслейфу и осторожно убирает с лица мешающие волосы на бок, но более делать ничего не решается. Да и не особо знает, что именно. Слова о трещине на секунду выбивают из колеи, заставляя на одну секунду замереть на месте в попытке осмыслить, серьезно он или нет, и в принципе с таким же не пониманием продолжает смотреть на кажущегося буквально смертельно уставшим Дайнслейфа. Потом переводит взгляд на упомянутую колонну, все с таким же недоумением. Спустя пару секунд непонимание исчезает, и Итэр откидывается на эту же колонну, внезапно рассмеявшись. От чего? Действительно ли от того, что это было забавным? Вот уж вряд-ли, ситуация напоминала скорее слишком уж отчаянный смех, что вырывался на лице только для того, чтобы замять отчаяние, жившее в душе. В ответ на смех Дайн лишь усмехается, после чего соответственно давится этой чёрной гадостью. На самом деле слышать этот тихий смех было приятно. Не истерическую паническую усмешку и не смех полный презрения. Что-то напоминающее светлое прошлое. Интересно, откуда в его лёгких столько свободного места, чтобы хранить в себе эту черную слизь так ещё и практически нормально функционировать. Неоднократно один из голосов в голове навязчиво парировал идеей вскрытия его грудной клетки, чтобы ну, просто из творческого интереса взглянуть на состояние Дайновских лёгких. Впрочем, рыцарь, к удивлению пресёк эту идею на корню. Умирать во имя науки и интереса это конечно прекрасно, но далеко не всегда, и хватит с него тех опытов, свидетелем которых он по случайности неоднократно становился в лаборатории Рейндотирр. Ему отчего-то казалось, что руки Итэра были очень холодными, хотя он и не чувствовал его прикосновений из-за куска ткани на своём лице. Учитывая контраст температур, скорее всего ему бы даже кусок лавы показался в принципе образцом вещества вполне себе нормальной температуры. — Ну дурак и дурак, я тебя умоляю что мне теперь, голову отрубить за это..? И вообще.. Кто глупее? Дурак, или дурак за ним следующий, хм? Конкретно сейчас со мной сидишь и штаны тут просиживаешь ты, ваше величество, так что.. Задумайся.. Ты действительно что-ли хочешь ближайшие, ну.. Говоря объективно, часов ещё ну.. пятнадцать? минимум, сидеть рядом с умирающим проклятым всем чем только можно человеком, после резонанса с одной из самых опасных для него материй? Учитывая то, что вероятнее всего, ты ничем помочь ему не сможешь.? Может тобой и движет, я не знаю, очнувшееся праведное желание помочь, но знаешь. За все то время, что мы не путешествуем вместе, я научился со всем разбираться сам. Как правило, люди, которые ни в ком не нуждаются, нуждаются в том, чтобы все вокруг видели, что они абсолютно ни в ком не нуждаются. Это возможно тешило внутренне эго людей, которые считали, что они все из себя самостоятельные и не имеют нужды ни в ком и ни в чем, просто потому что. Дайн таким не был, но судьба распорядилась с ним так, что одиночество стало его спутником на последние пятьсот лет. Раньше он не был человеком, отбитым от жизни и от общества, по крайней мере, ему самому так казалось. Таковыми были его воспоминания о своей персоне или те их отголоски, что и по сей день тешились в его сердце. Исходя из тех нескольких ярких воспоминаний, которые остались у него со времен "до катастрофы", он был вполне себе счастливым и местами даже общительным искренним человеком, которого, как ему сейчас кажется, устраивала и собственная жизнь, и окружающие его люди. Впрочем, что было - того не воротить, носить этот бессмысленный траур по падшей нации которую нельзя возродить было верхом абсурда, посему Дайн старался хотя бы психологически не утопать в трауре, ведь при всем желании возможность вернуть что бы то ни было у него явно отсутствовала. (зато вот Итэра вернул, грейт саксес) Впрочем отказаться от скорби он не мог. Скорбь - это любовь после утраты, и эта горечь плавила его душу и по сей день. – Дурак, или дурак за ним следующий, спрашиваешь? Не ты ли был тем самым дураком, что следует за первым? – в ответ на обращение, на лице проступает какая-то странная эмоция. Итэр морщится, словно бы его только что оскорбили. Да, возможно, его много раз звали так все дети Бездны, каждый чтец и маг Бездны, но от Дайна этого обращения слышать не хотелось. Это прозвучало, по ощущениям, сродни отрезвляющему пинку, сильному такому, от души. Именно потому что это обращение он слышал чаще всего, и оно просто одним своим существованием закрепляло за Итэром его обязательства перед Бездной – если возглавил Бездну, значит обязан идти дальше, дорога есть только одна, либо вперед, либо к смерти – слышать его сейчас было почти тошнотворно. Прав ли Дайнслейф касательно того, что идея сидеть сейчас здесь откровенно говоря паршивая? Очень даже. У Дайна на самом деле было очень странное ощущение от этой всей сложившейся ситуации. Всё как будто являет собою очень очень старое воспоминание, но с преплетенной тьмой нынешней действительности. Он точно не бредит.? Может быть его на самом деле уже убили.? Возможно он сейчас истекает кровью в каком-то очередном холодном углу бездны, или его убили ещё раньше, а мозг придумал эту всю сцену просто для того, чтобы Дайн мог умереть с чувством выполненного долга? Не может быть все так просто.. Не уж то Итэр и в правду так быстро согласился? Не могло ведь Дайнслейфу так повезти, чтобы ему удалось вот так вот слету подобрать нужные слова, чтобы убедить Итэра в своей позиции спустя пятьсот лет её жесткого отрицания. И ситуация сейчас по своей очень упрощённой концептности вызывает у него сильное чувство дежавю. Как будто это какое-то очень старое воспоминание, которое он забыл как и многие другие, но которое сейчас ни с того ни с сего проснулось в него в голове. Возможно это было воспоминание со времен Каэнри'ах до катастрофы, а его мозг заменил локацию на логово ужаса бури, ведь визуальная составляющая этой локации в Каэнри'ах уже скорее всего давным давно была напрочь стерта из его головы.. Может быть это было на поле с интейватами.. Привкус сюррелиалистичности происходящего перемешался во рту со вкусом чёрной слизи. Он свёл брови, задумался, и? продолжая чувствовать эту странную нереальность происходящего медленно, как будто находясь совершенно не здесь задумчиво добавил — У богов Селестии дурная привычка ходить по домам атеистов и бить стекла. Стекла, дома, мосты и этих самых атеистов. Я не понимаю, что такого крутого в том, чтобы создавать людей людьми, а потом пускать к божественному престолу тех, кто станет расстраиваться из-за того, что они ведут себя как люди.. — нельзя было ведь и в правду просто обернуться, посмотреть тому в янтарные глазки и прямым текстом спросить у Итэра настоящий ли он. Посему, Дайн ляпнул первое что пришло в голову, а в его голове перманентно циркулировали мысли о убогости внешней политики Селестии. Можно было, разумеется, неоднократно сказать вселенной, дескать: "Это все так нечестно". И услышать в ответ лишь: "Правда? Что ж, извини". И что бы от этого изменилось? Да толком ничего. От мира в эти дни нельзя было просить ни о какой справедливости практически в любом её воплощении, правда отсюда мог бы выплывать вполне логичный вопрос касательно того, что по сути своей есть справедливость. В прочем, сейчас было далеко не то время и далеко не то состояние, чтобы сидеть и, закурив сигарету, думать о великом. Об этом самом великом можно будет подумать в более располагающих к этому обстоятельствах, или хотя-бы когда Дайн не будет умирать. — Боги даров не готовят для нас, только смерть милосердна, да и та лишь один раз — подумав над ответом всего секунду, отозвался Итэр. Затем вновь задумался, и добавил, — Я не помню точно откуда среди нас появилась эта фраза, гуляла ли она среди жителей Каэнри’аха или нет, но с тех пор, как Бездна определила для себя свои стремления, именно эти слова я слышал от чтецов и магов бездны чаще всего. Они всегда звучали на вашем родном языке. Какое-то время я не понимал, но в итоге это стало чем-то вроде местной веры. Иронично, да, но иного слова я не могу найти. Убеждения, будут ли они о святости и праведности действий богов, или о милосердии смерти, они и остаются своеобразной верой, даже если это вера лишь в собственные силы, это все еще вера. Ну да к чему это я.. Ах да, точно. Богов, кажется, никогда не интересовало, что там происходит в жизни людей на подвластной им земле. Они никогда не даруют по-настоящему милосердных подарков людям, лишь создают иллюзорную веру в свою праведность и наказывают за то, что люди — это люди, и желают большего, желают свободы. Людям этого мира кажется, что они свободны, но на деле их свобода навеяна их же сознанием и желанием быть свободными, тогда как действительно такими никому из нас не стать. Слишком относительное понятие, чтобы верить в то, что оно в истинном своем понятии и правда существует. Впрочем, каждый сам для себя определяет свою свободу, как и свои долги. Правда, Дайн? – вновь Итэр посмеивается слегка, теперь уже больше от собственных слов. Он не был уверен, на сколько правильно подобрал сейчас слова для описания своих мыслей на счёт богов и самого Дайна, но помня слова, сказанные в бездне, ему от чего-то казалось, что и Дайнслейф определил для себя свой долг и сделал некой целью, пусть и не был до конца уверен в своих выводах. Прошло уже слишком много времени, чтобы он мог быть точно уверен в своих суждениях на счёт этого человека. Ещё одна причина быть осторожным в своих словах. Как давно они нормально не разговаривали? С самого падения Каэнри'аха, кажется. Примерно столько же Итэр не мог узнать, в какую сторону на этот раз ушли чужие мысли и что вообще на этот раз станет действительно правильными словами для того, чтобы описать нынешнее состояние Дайнслейфа. Возможно, по причине необходимости именно сейчас выяснить, как вообще дальше разговаривать, Итэр и продолжал этот диалог. Отсмеявшись, Итэр уже просто откинулся на колону, глядя перед собой невидящим взглядом. Он думал. Много думал. Дайнслейф заставил шестерёнки в этой светловолосой головушке повернуться наконец, сдвинув тем самым внутреннее ощущение времени с места, Время, застывшее на месте на пять сотен лет, дальше шло крайне неохотно и медленно, еще и порываясь иногда вернуться назад, в привычное положение. Краем уха он даже слушал этот поток слов, даже запоминал, что удивительно, но большую часть мыслей занимали слова Дайна и их сопоставление с собственными убеждениями. Ну как, мыслями: непонятной массой образов, обрывков воспоминаний, слов, предложений и случайно брошенных фраз, с огромной скоростью сменявших друг друга. При этом, одно в другое перетекало крайне хаотично, и даже удивительно, как мозг вообще смог связать несвязанное в такую цепочку. Периодически вся эта хаотичная субстанция немного отодвигалась в сторону, затихала, но только ради того, чтобы обдумать быстро сказанное Дайном. Стоило только появится мысли о ответе, как она сразу менялась на что-то другое – то на обрывок воспоминания. то ещё на что-то, не всегда имеющего связь с тем, что было секундой ранее. В конце концов, после долгих размышлений, поток мыслей остановился на одной единственной нужной. – Праведное желание помочь.. Звучало бы почти правдиво, но мне кажется, что это худшее, что ты вообще мог сказать. Поэтому звучит крайне отвратительно. Праведности во мне.. А она когда-то была разве? Ты был прав, когда говорил, что я забываю себя. А я очень даже верно сказал, что это мне нужно было врезать за то, что когда-то назвал тебя предателем. Ты сделал тогда достаточно, а рыцари и по сей день защищают народ Каэнри’ах. Я же не смог сделать ничего, хотя в отличие от тебя, у меня была для этого возможность и достаточно сил. И это я по итогу ушел мстить. – эта самая нужная сейчас мысль. Та, что сопровождала его все то время, с момента, когда эмоции в нем остыли и им на смену пришло понимание того, что предателем называть Дайнслейфа было неправильно. Здесь божество – как бы прискорбно не было это признавать – Итэр, а не Дайнслейф. Несмотря на то, что свою божественную сущность он очень яро отрицал для самого себя, посмотрев на Селестию, но факт от этого в помойную яму не смоется, к огромному сожалению. Здесь, кстати, назревал еще один не менее интересный вопрос: если Дайн узнает, что эти пятьсот лет бегал за богом, какой будет его реакция на это? Итэр то и раньше, зная о порядках Каэнри’ах, не стремился говорить о своей сути, а потом стало уже не до того. В том королевстве было хорошо. Именно там можно было перестать чувствовать себя богами, и стать обычными путешественниками, забредшими в этот уголок мира после долгих странствий для отдыха. Там они не были никому и ничем обязаны. Каэнри’ах в этом просто не нуждался: не нуждался в защите, тем более защите богов, и по праву назывался гордостью всего человечества, с невероятно сильной волей у его людей. Место, так тепло принявшее изрядно вымотанных путешественников, позволило отдохнуть и найти здесь родных людей, освободившее их от вечного «должны». Куда бы не забрел в своем путешествии по Тейвату Итэр, все дороги так или иначе приводили сюда. Он помнит стены королевского дворца, куда время от времени приходил вместе с Дайном. Кажется, именно хранитель ветви был первым, кто встретил его в этом мире. Второй дом. И его Итэр тоже не уберег. — Кстати, может меня глючит, но кажется где-то севернее от нас тусуются кто-то из твоих детей.. Из детей бездны, я имею ввиду, элементальные ребята с классными посохами. Вот, кстати, в отличие от хиличурлов, с магами бездны, пускай и очень редко, но удаётся даже нормально поговорить.. Мне один маг бездны недавно отдал небольшую веточку, ахах.. Мы сидели на каком-то отшибе, спустя небольшое промежуток времени после событий в Разломе. Он сказал, что я выгляжу как тот, кто смог бы о ней позаботиться.. Даже не знаю, стало ли мне легче или тяжелее от этого, учитывая то, что он далеко не первый кто так считает.. Почему все в этом мире считают, что я прекрасный претендент на должность человека, который хранит Палки.. Он мне дал в руки ветвь артерий земли. Хоть они и так далеко от того места, где когда-то лежали, эти палки кстати всё ещё пульсируют энергией, к моему искреннему удивлению.. Я её почувствовал когда эту ветку в руки взял.. Странное ощущение. До сих пор не допер зачем я вообще эту ветку забрал... Зато теперь у меня есть палка.. Он задумывается, но спустя долю секунды понимает, что уже и не понимает о чем он думал. То-ли он думал о Ветке, которую ему дал одинокий маг бездны, то-ли о том, что не будь тут Итэра, вероятнее всего он бы тоже вёл диалог, правда сам с собой ибо это помогает отвлечься. Хотя впрочем, если считать голоса падших, то можно ли было априори считать, что в голове Дайнслейфа лишь он один? Но, скорее всего, в любом случае диалог этот, или дискуссия, проходили бы не вслух, а мысленно, хотя и первое тоже так-то было весьма вероятно. Мысли путаются и местами представляют собою белый шум спровоцированный болью. Следующая часть его мыслей не остаётся озвученной, он лишь перебирает эти мысли в голове сам с собой на каком-то фоновом режиме "Про Драконний хребет я вообще молчу.. Но там как-бы и.. Буквальное кладбище погребенного в снега королевства Виндагнира.. Покуда Сал Виндагнир похоронен в снегах, Каенри'арх похоронен в пепле.. Ммм не жизнь, а сказка.. Хотя тут уже давно не жизнь.. Это скорее смерть.. Хотя.. А что можно говорить о смерти, до поры, пока сам не умрёшь.. Да и смерть тут скорее была бы уже своего рода актом милосердия, но знаешь.. Я лично почти смирился, хотя вот эта боль так раздражает.. Как там говорилось.. Жизнь и смерть всего лишь два мгновенья, бесконечна только наша боль... Вот это подходит как нельзя кстати, я не могу.. И все мы.. Постепенно умираем в плену собственного сознания, те-же хиличурлы буквально сгорают в плену собственных тел от эрозии, посему в их случае порой смерть от меча действительно куда более благородна и безболезненна, чем естественная кончина.. Агх. Я к чему это.." Он тупит какое-то время , понимая, что мигрень ещё усилилась, хотя, казалось бы, куда больше, но Дайн решает, что учитывая то, что ему и так хреново, то хуже уже не будет и поэтому продолжает говорить в пустоту, несмотря на то, что каждое слово отражается болезненным эхом в его голове. — Когда я жил в Каэнри'ах, у нас, кажется, была распространена фраза относительно того, что молодость, то-есть возраст до тридцати лет это весна твоей жизни.. А у меня с этим проклятием какая-то вечная весна в одиночной камере, на пару с дымом, отравляющем тело и душу получается.. — Погоди ка, ты только что задвинул всю эту тираду исключительно для того, чтобы упрекнуть меня в моем серьёзном отношении к такому относительному понятию как честь.? Ты не меняешься, Итэр, ты не меняешься. Хотя ладно, впрочем.. Как говорится.. Не мне с моей сожженой памятью судить.. В любом случае касательно свободы мне сейчас говорить не особо хочется, пускай и есть что молвить в дополнение. Толку то от этих диванных мыслей льющихся сплошным потоком в небеса. Ни одно размышление о великом не приносит ничего, кроме твоего удоволетворения в том, что тебе хоть что-то в этом мире досконально ведомо. Я могу хоть сутки напролёт рассуждать о относительности свободы и справедливости, однако от этих размышлений справедливость в мире не появится. Свой вклад в это понятие я делал всегда, и делаю по сей день, однако я не могу вложить свое мировоззрение в чужие головы и заставить людей думать так, как хочется мне сколькократно я бы не считал свои суждения правильными. В конце концов это и будет нарушением их личной свободы, понимаешь о чем я? — Ты говоришь о том, что был не прав, чтобы снять груз со своей плечей касательно того, что в порыве гнева наговорил чего-то, что не даёт тебе покоя по сей день? Тебе станет легче, от того, что я просто услышу то, что ты тогда ошибся, или мне стоит вслух произнести, что я не придал этим словам особого значения, несмотря на то, что оба из нас будут знать каким едким ядом лжи будут пропитаны мои слова? Уже неважно было ли это сказано со злости или нет, уже прошла половина тысячелетия с тех пор, и ещё около года с тех пор как ты повторил эти слова в мой адрес перед Люмин. Всё это уже никогда не будет иметь никакого значения. В любом случае, остановимся на том, что клеймо дезертира тут за мной и не надо тебе начинать карать себя за это же. — Итэр..? А ты многое помнишь про Каэнри'ах? Прости, наверное, это не самые приятные воспоминания, точнее.. Не то, что хотелось бы вспоминать после случившегося, и я абсолютно не настаиваю на том, чтобы ты отвечал, потому, что.. Какие-то воспоминания у меня сохранились, и я могу представить как больно может быть к ним возвращаться, однако. Мы с тобой говорили последний раз пятьсот лет назад, и знаешь.. С тех пор, я.. Я потерял практически все, что помнил о своей жизни до.. Уничтожения королевства.. В моем сознании безбрежная пустота, моя память рассыпается, а то, что осталось также хрупко, как тонкий лёд, что ранней зимою покрывает озера.. Если тебе было бы несложно рассказать. Думаю твоя божественная память менее восприимчива к эрозии, чем мой мозг.. Одним словом.. Был бы весьма благодарен. — он задумывается на несколько секунд, сглатывает в надежде что это поможет его голосу звучать более живо и продолжает, с жалостью отметив, что это не помогло — Хотя впрочем.. Да, извини, это очень глупо и очень резко, приношу извинения, забудь.. Хм.. Логово.. Ужаса бури. Ты слышал про историю, что бытует у жителей Мондштадта про это место? Скорее всего не слышал, ты то со своей бездны высовываешься явно не для того, чтобы с людьми Тейвата говорить.. Да и я на самом деле тоже, мне об этой истории рассказала твоя сестра.. В общем, в народе её прозвали Последним гневом тирана.. Говорят, мол, это история о жуткой опасности , которая поселилась в руинах древнего Мондштадта, то-есть тут.. Много - много лет назад были времена, когда на любого, кто подходил к древнему Мондштадту, с небес обрушивались огненные шары.. Люди того времени верили, что это проклятье на город наложил непосредственно Архонт бури, Декарабиан, что-ли, поэтому они называли это "последним гневом тирана". Говорят, дескать, это явление продолжалось примерно год, и никто не знал, что с этим делать, хотя, в конце концов, оно просто закончилось само по себе.. Ты представляешь? Нашего старого культиватора прозвали воплощением божественного гнева.. Я представляю какое личное оскорбление от этого титула ощутила машина.. А представь себе какое разочарование постигло бы инженера, узнай она, что нашу, Каэнри'ахскую, технику считают проявлением чего-то божественного. Жаль, правда, что пришлось разобрать робота во избежание вашего, Бездновского использования его сердца в личных целях, первый культиватор был очень славным стражем руин, да и оружие из него было тоже весьма неплохое, дань памяти все дела.. Когда Дайн говорит о Каэнри’ах и воспоминаниях, поток мыслей замирает, и все внимание оказывается направлено на эти слова. Память… Её Итэр не был лишен, но именно это казалось персональным проклятием. Он так отчаянно хотел бы забыть многое из того, что, к сожалению, хранилось в его голове, что заставил себя сделать это сам, забыв правда, местами, не только о том, что хотелось забыть. Итэр кем-то был.. Память все так же с охотой предоставляет воспоминания о родном мире, положении в нем, о своем титуле «Ваше высочество», ту суть которого, что была в том мире, он потерял за время в Бездне. Следом идут воспоминания о странствиях с Дайном. Но даже заставляя себя забыть, даже давая себе иллюзию того, что ты забыл, реальности не изменить. Можно лишь заставить себя поверить, что твои убеждения правдивы, что Итэр и сделал, но было одно маленькое «но» - кошмарам не было интересно, как далеко в свои иллюзии забрел он, они все равно будут каждую ночь мучать и напоминать о том, от чего же на самом деле ты бежишь и от чего ты так устаешь бежать. Возвращаясь к этим воспоминаниям снова, ты чувствуешь боль, тяжесть, словно бы снова заставляешь себя прожить, пусть и всего за пару мгновений. Можно, конечно, отпустить, жить дальше, но как быть, если жить дальше, среди давящего на тебя ощущения одиночества, не хочется? И в то же время, умереть ты не можешь, ведь это будет слишком смешным окончанием твоей жизни. Правильно, проще найти цель, какой бы безумной она не казалась. Забыть – то, чего хотелось больше всего. Будь у Итэра возможность по-настоящему забыть обо всем, что было, кто он, кем был и кем есть, даже если свое имя он забудет, возможно для него месть перестала бы казаться выходом, а тьма светом. В этом плане он даже немного завидовал Дайну. Именно об этом, не обращая внимания на попытку Дайна увести разговор в сторону от Каэнри’ах. — Я бы тоже хотел забывать. Забыть – благо, а когда возвращаешься снова и снова к одним и тем же воспоминаниям, это разъедает душу хуже любого яда. Каэнри’ах мог по праву считаться гордостью человечества. Знаешь, мы наблюдали кончину многих миров. Очень многих. И я надеялся, что, придя в этот мир, я не принесу и в него хаос. Мы ведь боги.. В Каэнри’ах нам не были бы рады, зная, кто мы. Иронично, но именно там я смог почувствовать себя обычным путешественником, без оглядки на то, что я кому-то чем-то обязан просто потому, что я – это я. Это королевство было процветающим во всех смыслах этого слова, со своим пониманием свободы. Я помню цветущие поляны и то, как полюбился мне интейват, пусть он и цвел не так долго. Когда ты рассказал мне о его особенности, я стал брать его с собой в путешествия, вплетая в волосы. И куда бы я не дошел, будь то пепельное море или Снежная, все мои дороги приводили меня по итогу обратно в Каэнри’ах. И люди свою страну тоже любили, доверяли королевской страже, и полностью отдавали себя развитию. Думаю, прознай они о том, как в прежние времена назвали культиваторов, которых они с таким трепетом создавали, там поднялся бы по меньшей мере бунт. Особенно бунтовали бы инженеры. Люди дорожили тем, что они делали. В отличие от того неба, что сейчас над нами, там оно было гораздо красивее. Выходя на другой стороне Бездны можно увидеть такое же. Если знать, с чем сравнивать, то это небо можно назвать фальшивым, даже не зная конкретной причины, почему оно фальшиво. На небе Каэнри’ах было видно множество звезд и иных созвездий. Там были видны не только звезды, но и другие земли, что когда-то были уничтожены.. Возможно, где-то там была видна раньше и наша звезда, теперь уже сгоревшая до тла, но я не уверен в этом. Тем, кто находит в этом королевстве что-то свое, родное и близкое себе, дороги всегда рано или поздно будут указывать путь именно в Каэнри’ах, сколько бы ни блуждали они по миру. Наверное, я слишком поздно узнал о том, что именно хотели сделать мудрецы с Рэйндотирр. Если бы знал, попробовал остановить еще раньше. Впускать в этот мир то, что впустили они, прорвав пространство, было категорически нельзя. Я не уверен в своих выводах, но Селестия, кажется, боится этого даже больше, чем риска раскрытия своих тайн. Они откатили бедствие, вызванное гончими разрыва, и этим спасли весь остальной мир. И, похоже, решили просто искоренить опасность, подарив жителям Каэнри’ах проклятие. Невинным жителям. Я не оправдываю их, нет, они, что бы там ни было, поступили с жителями Каэнри’ах отвратительно, а если вспомнить многие другие королевства, да даже нацию фей, что, как мне кажется, тоже не без помощи Селестии была уничтожена, то хорошего в них нет ничего, как и намека на совесть. То, что просочилось в этот мир сквозь трещину в границе, когда-то уничтожило мой родной мир. Селестия относится к людям в этом мире, словно смотрители в тюрьме: смотрят на всех с высока, удерживают, наблюдают, пресекают любые попытки добраться них и узнать больше, чем сами позволяют, и уничтожают за любой не верный шаг. — В Каэнри'ах не любили богов из-за действий, которые они совершали и в частности, помимо всего прочего, из-за политики всепрощения божественному которую они сами и внедрили. Моему народу всегда было плевать на то, кто ты от рождения. К тебе отнеслись бы с почтением даже зная твою и твоей сестры божественные сущности. В конце концов ты ведь не виноват, что являешься тем, кем ты являешься, тебя не спрашивали кем ты хотел родиться. Нас волнуют только поступки той или иной персоны, и лишь исходя из поступков совершенных тобой по твоей же воле, мы бы могли тебя осуждать, у моего народа был такой менталитет.. Каэнри'ахский народ был таким... — он на секунду задумывается, однако не позволяет своим мыслям уйти в ту иллюзию ностальгии, которую он потенциально мог бы испытывать, посему Дайнслейф резко переключает пластинку и вкрадчиво дополняет — Впрочем, твой страх и опасение вполне понятны, однако могу убедить, что в конце концов бог ты или нет никогда не имело, и до сих пор не имеет для любого человека из Каэнри'ах никакого значения.. Если ты собираешься картать себя за то, что ты не помог Каэнри'ах во время пика гнева Селестии, то просто поверь мне, что при всей твоей силе в этом не было смысла. Спаси ты их, Каэнри'ах бы потеряли свой титул нации, что справляется без защиты богов, думаю это сделало бы только хуже, как бы эгоистично сие ни звучало.. Небо.. да, небо я помню.. Ну как помню, в голове нет картинки того, как оно должно быть, но несмотря на это я могу с уверенностью сказать, что небо Тейвата выглядит дёшево. Это тоже самое, что сравнивать океан с небольшой лужой на брусчатке Ли Юэ, знаешь.. У нас была перед глазами вся вселенная.. — Он что-то хмыкаеи, после чего дополняет — Люди в Тейвате тоже здесь любуются закатами, и ночами разглядывают созвездия, которые им кажутся волшебно прекрасными, ведь им не с чем сравнивать.. Меня от этого неба коробило первые лет сто.. Я не мог на него не то, чтобы осознанно смотреть, но и не мог даже жить с понимаем того, что над моей головой отныне и навсегда будет только этот купол. Я не мог воспринимать это как небо, не мог и всё. Он на меня давил так, как будто хотел своей массой расплющить то, что осталось от моей души.. Мерзкое чувство.. Со временем привык конечно, а что мне ещё оставалось.. Путем обстоятельств я оказался вынужден смириться со многими вещами, которые откровенно говоря были мне омерзительны до невозможности.