Часть 2
2 октября 2022 г. в 16:38
Только следующим утром теплого, солнечного воскресенья все встало для него на свои места. Дети сонно потянулся своими ручками за ним, когда он вставал, пытаясь выпутаться из их цепких объятий. Дом по-прежнему спал, как и всегда. В такое время, особенно в выходные, ранние подъемы приветствовали только Стефан и Элайджа. Омеге нужно было полностью собраться к тому моменту, как проснутся дети, а Майклсон всегда был жаворонком, предпочитая тратить тихие утренние часы на что-нибудь полезное. Стефан тихо пробрался по коридору, чтобы не потревожить покой других обитателей, зашел в спальню, где, казалось, остановилась любая жизнь. Идеально заправленная прислугой кровать, закрытые шкафы, вытертая пыль. Но никакого присутствия в ней следов существования. Он торопливо принял душ, чтобы не задерживаться здесь и лишней минуты, наскоро вытерся, бросил грязную одежду в корзину, почти моментально влез в новую и покинул спальню. Нахождение там причиняло ему почти физическую боль. Еще неделю назад Клаус прижимал его к кровати, жадно кусал доверчиво подставленную шею, а теперь они едва не были готовы вцепиться друг другу в глотки. Стефан начал свой тяжелый день с проверки завтрака для детей. Прислуга снова дернулась, едва он переступил порог кухни, хотя он это делал каждое утро. Они тоже были наслышаны о разладе в семействе и старались держаться еще тише, чем обычно. Только оставшись удовлетворенным всем, Стефан отправился на несколько минут на улицу, чтобы прочистить голову. Теплый сентябрьский ветер ерошил его волосы, прокатывался по голой коже, призывно манил в сторону густого леса. Еще ветер принес с собой запах Клауса. Еле ощутимый, полный ароматов падающей листвы, древесной коры и животных. От этого у Стефана все заныло внутри. Невозможно было это выдержать. Он должен был знать, есть ли у них теперь шанс на что-то или от его желания снова увидеть брата после многих лет разлуки рухнуло все, что они так долго и упорно строили друг для друга. Но как ему было разорвать свое сердце, чтобы ни Деймону, ни Клаусу его любовь к обоим не причиняла боли? Как сделать так, чтобы и ему не было больно? Стефан обернулся на стук в стекло. Хоуп махала ему, широко улыбалась, а потом он увидел и Тео, вскарабкавшегося на широкий подоконник. Ему действительно нужно было вернуться в дом и заняться детьми. Разговор с мужем он будет откладывать до последнего.
Стефан успел собрать детей к завтраку, даже если Тео вертелся рядом и изо всех сил мешал заплетать Хоуп волосы. Приходить позже, чем было заведено, не хотелось хотя бы потому, что сейчас он не был готов выдерживать осуждающих взгляд Элайджи, продолжающего придерживаться этих чуть ли не средневековых правил этикета. Сальваторе, конечно, за много лет привык к этому и не спорил, но эти правила не особо и поддерживал. Он неспешно спускался по лестнице, приглядывая за скачущими перед ним по ступеням детьми, а потом едва не оглох от их визга. Топот их ног был сродни грохоту армейского строя на плацу. И тогда он увидел Клауса. Тот подхватил обоих волчат и прижал к себе, целуя их в щеки. Стефан замер, не зная, что ему делать. Но короткой, почти робкой улыбки мужа хватило, чтобы он набрался смелости и продолжил идти к столу, пытаясь успокоить сердце. Клаус проигнорировал все вопросы о своем пребывании ночью, был привычно ехиден, демонстрировал никуда не исчезнувшее умение виртуозно огрызаться и время от времени кидал на омегу полный раскаяния взгляд. Стефан знал, что это было. Так Клаус всегда проверял, насколько они оба готовы перейти к обычному разговору, без рукоприкладства и унижений. Что же, он хотел поговорить, но обычно альфе требовался еще день или два, чтобы окончательно собраться с мыслями и решить проблему. Не почувствовав никакого напряжения, Стефан добровольно отпустил дочь играть с отцом в ту же секунду, как понял, что их занятие итальянским совершенно не складывается. Хоуп так соскучилась, что просто не могла сосредоточиться на простейшем. Так что Сальваторе решил не давить, как не давила вся семья на него сегодня. Бекка пыталась заикнуться о необходимости поговорить, но оказалась проигнорирована в своей просьбе. Она, может, и была сестрой Клауса уже тысячу лет, но явно по-прежнему не понимала особенностей его необузданного, дикого характера. Так что Стефан позволил детям насладиться компанией альфы, а сам предпочел провести время до обеда в библиотеке, описывая в блокноте произошедшее за последние дни, дочитывая книгу и делая о ней пометки в отдельном дневнике. Он приучал и детей вести такой, чтобы прочитанные за много лет книги не забывались напрочь. После обеда он возился с волчатами во дворе, заставив их здорово побегать, пока они втроем не выбились из сил. И несмотря на то, что обед Клаус пропустил из-за дел с гибридами, за ужином он остался таким же вежливым и участливым, даже поддержал разговор с Элайджей о повысившимся уровне преступности в Орлеане. Возможно, им стоило навести немного порядка в их городе. Стефан в разговоре участвовать не хотел, иногда вовремя кивал и поддакивал, но больше был сосредоточен на том, когда муж решит сдвинуть их общение с мертвой точки. Спать он снова лег с детьми, но, устроившись поудобнее между двумя маленькими, горячими телами, услышал тихое пожелание спокойной ночи от двери. Впервые за неделю омега засыпал спокойным и расслабленным, не боявшимся рассвета.
И все равно ему не удалось выспаться. Тео что-то снилось, он пихался ногами, хватался пальцами до синяков на руках Стефана, и выдерживать это еще больше он просто не мог. Даже до звонка будильника оставалось еще чуть больше часа — совсем никуда не годилось. Он укрыл детей одеялом, проверил, чтобы они оба продолжали спать, и вышел из комнаты, тихо закрывая дверь. До момента, когда он должен будет отвезти Хоуп в школу, было еще почти три часа, так что у него было время принять душ, одеться и провести немного времени на улице, вдыхая еще прохладный воздух, полный ароматов осеннего леса. Омега надеялся, что Клаус спит или занят своими делами. Но, стоило ему открыть дверь спальни, как на него уставилась пара внимательных, прищуренных глаз, оценивая его настроение. У Стефана была только усталость. Он так хотел прекратить этот спор, хотел прижаться к мужу, услышать, что у них снова все хорошо. Клаус уселся на краю кровати и похлопал по месту рядом с собой. Разговора было не избежать, но, наверное, они оба были этому рады. После недолгой тишины, заполненной только их дыханием и гулом крови в венах, альфа, наконец, заговорил.
— Мне жаль, что я причинил тебе боль, — для Стефана услышать это было сродни библейскому чуду. — Я никогда не хотел, чтобы ты страдал рядом со мной. Но я не знаю, как допустить твою встречу с Деймоном и быть уверенным, что он не сделает все, лишь бы оставить тебя рядом с собой. Я искал тебя почти девяносто лет, ненавидел за то, что оставил тебя, чтобы спасти от Майкла. Я понятия не имею, Стефан, как не потерять тебя еще раз. Потому что в этот раз я могу потерять намного больше.
Это было самое длинное извинение от Никлауса, которое Сальваторе мог припомнить. Обычно из него можно было выжать только сдавленное, сквозь зубы «прости», но не больше, если дело не касалось детей или постели. И, хоть его слова были наполнены чистейшим эгоизмом, Стефан понимал, о чем альфа говорил. Разговор с Элайджей многое поставил на свои места, привнес недостающие детали в его картину мира и семьи Майклсонов. Но Клаус так зациклился на своей застарелой боли, разорвавшей ему всю душу, то не мог видеть ясно вокруг себя, не верил окружающим, даже если утверждал обратное. Стефан придвинулся к мужчине, сцепил их пальцы, в ту же секунду испытывая невероятное облегчение от долгожданной близости. Словно он голодал месяцами, а теперь смог насытиться.
— Мне стоило сначала объяснить все тебе, а потом требовать. Мы оба виноваты, — он кожей чувствовал недовольный взгляд мужа. — Не смей спорить. Ты перегнул палку, испугал детей. И вместо того, чтобы поговорить, устроил этот спектакль и ушел в лес, заставляя нас нервничать. Не знаю, как объяснить тебе, что я никуда не уйду. Я оставил особняк, брата, всю свою жизнь, чтобы быть с тобой. Мне казалось, мы клялись быть рядом до конца времен. Неужели ты считаешь мое обещание пустыми словами?
Клаус напряженно дышал, его сердце начало ускоряться, боясь услышать больше. Все, о чем он мечтал, так это запереть мужа и детей в комнате и никуда не выпускать. Омега привалился к его плечу, прикрыл глаза, позволяя себе на миг расслабиться.
— Все, чего я хочу — увидеть снова Деймона. Хочу, чтобы мы снова начали общаться, чтобы у детей был еще один дядя. Но я никогда не планировал покинуть этот дом и тебя. Для меня нет большего счастья, чем быть твоим мужем и отцом наших детей, — Стефан, наконец, повернулся и посмотрел Клаусу в глаза. — Но он — мой брат, моя кровь. Мне нужно увидеть его, услышать. Если он не захочет со мной разговаривать, я уйду и не буду больше просить тебя о такой встрече. Но пока у меня есть хоть один шанс наладить с ним общение, я буду просить тебя об этом.
Клаус молчал. Смотрел на мужа, неловко поглаживал его пальцы. В его глазах было столько сомнения и боли, что Стефану и самому стало больно. Насколько же Майкл и Эстер искалечили его, что он сходил с ума от такой ничтожной просьбы? Стефан хотел бы убить их обоих лично, чтобы стереть это страдание из глаз мужа навсегда. Наконец, когда солнце своими светлыми лучами коснулось их кожи, будто отметив своей утренней чистотой, Никлаус заговорил, охрипший и по-прежнему неуверенный, испуганный.
— Мы подумаем, как это сделать и когда. Прямо сейчас я не готов обсуждать это, — Сальваторе кивнул, принимая это. Уже одного этого было достаточно. — Мне жаль, что я заставил тебя расстроиться и напугал детей.
Стефан положил голову ему на плечо, прикрыв глаза. Он чувствовал, как билось его сердце, как шумно текла кровь. Это успокаивало, почти убаюкало, но внезапно он вспомнил обо всех намеченных делах. Клаус поймал его за подбородок, огладил пальцем крепкую линию челюсти, а затем легко поцеловал, едва прикоснувшись к губам. Ничего серьезного, лишь скрепление обещания, данного в присутствии тишины и зарождающегося утра, их единственных свидетелей. Стефан улыбнулся и бросился в ванную. Время останавливаться не спешило, а за очередное слишком позднее, по мнению учительницы, появление Хоуп в классе, получать еще один выговор ему не хотелось. Когда он вернулся в комнату, Клауса там уже не было.
Зато он нашелся в детской, где волчата повалили его и соревновались друг с другом, кто сильнее любит отца. Это соревнование настигло их в момент создания косы на голове девочки, и теперь она была растрепана еще больше, чем час назад. Стефану пришлось их разогнать, даже если для этого пришлось повысить голос на Клауса. Тот пристыжено опустил глаза, выбрался из-под детей и взял в руки расческу. Тео был отправлен одеваться, а Хоуп только закатила глаза на замечание. Один в один ее сумасшедший отец. За завтраком никто не посмел отметить наладившиеся отношения между ними. Стефан только заметил улыбку Марселя, когда Никлаус вышел проводить мужа и дочь. Омега ворчал, что они снова опаздывают, а Хоуп никак не могла отцепиться от отца. Еще пара замечаний все-таки заставили девочку поторопиться, и она, недовольная, влезла на заднее сиденье, дождалась, пока застегнут ремень и дулась на папу до самой школы.
Домой Стефан ехал с легким сердцем. Он проследил, чтобы Хоуп вошла в школу, сделал небольшой крюк через Французский квартал — соскучился по городу за неделю своей самовольной изоляции в доме. Все его выходы за пределы территории ограничивались исключительно поездкой до школы. Сейчас он с удовольствием наблюдал за суетящимися людьми, готовящими свои лавки и магазины к открытию. И лишь подъезжая к дому, где-то за пару миль до ворот, у него все сжалось внутри. Ожидание чего-то плохого часто преследовало его с тех пор, как он перебрался с Орлеан, и сейчас оно билось внутри, заставляя омегу сильнее сжимать руль. Казалось, в доме ничего не изменилось. Прислуга прибиралась, никого из Майклсонов не было видно. Только смех Тео из детской был легкой отдушиной в этой тишине и едва слышных приветствиях горничных. Стефан взбежал на второй этаж, хотя ноги его казались ватными, но в комнате не увидел ничего предосудительного. Клаус возился с сыном и железной дорогой, которую тот обожал. Они, наверное, так и не заметили бы, если бы Сальваторе не прислонился к двери, а та не скрипнула под его весом. Тео тут же бросил все, разбежался и повис на папе, цепляясь маленькими ручками за его шею. Теперь, когда между ними было все решено, дети стали радостней и спокойней, делились своим маленьким детским счастьем, которое находили в мелочах. Никлаус поднялся с ковра, нервно поправил ворох шнурков на шее, и тогда Стефан понял, что что-то еще должно произойти. Ничего еще не закончено в их утреннем разговоре, и сейчас это что-то только наберет силу.
— Тео, — мальчик обернулся к отцу, но руки на шее омеги так и не разжал. — Найди тетю Бекку и скажи, что я попросил ее поиграть с тобой. Скажи, что нам с папой нужно поговорить.
Волчонок надулся. Он-то думал, что теперь родители будут рядом, а раз Хоуп уехала в школу, то они оба будут играть с ним до самого вечера. Мальчик нехотя спустился на пол и нарочито громко топал ногами, направляясь к тете. Если бы он мог, то и язык бы показал родителям, но получить за это большой отцовской ладонью пониже спины совсем не хотелось. Как только Тео скрылся из вида, Клаус взял мужа за руку и погладил большим пальцем мягкую кожу между указательным и большим пальцами.
— Давай прогуляемся? — Стефан несмело кивнул, принимая предложенную руку. — Лес сейчас восхитительно красив.
Место прогулки тоже не обнадеживало. Удалиться далеко от дома можно было и для обычной прогулки, чтобы окончательно примириться, и для того, чтобы снова поскандалить. Сердце омеги тяготело ко второму. Сальваторе затылком ощутил взгляд Элайджи через окно библиотеки, но оборачиваться не стал. В конце концов, они уже достаточно взрослые, чтобы не убить друг друга. Хотя иногда он в этом сомневался.
В лесу действительно было красиво. Некоторые деревья уже начали менять цвет листвы, яркие всполохи желтого, красного и оранжевого между зелеными облаками крон над головой зачаровывали взгляд, приковывали к себе и не отпускали, пока от порыва ветра один из листьев не отрывался и не летел плавно к земле. Стефан проследил за этим полетом, поднял упавший к ногам листок с оранжевыми и желтыми вкраплениями на красно-коричневом и, наконец, смог взглянуть на мужа. Тот указал на поваленное дерево, всем видом демонстрируя, что разговор будет не из легких. Омега мысленно пытался подготовиться, но он никогда даже не догадывался, о чем Никлаус в очередной раз соврал ему. Он уселся, упираясь ладонями в шершавую кору, и закрыл глаза. Лучше бы альфе ничего вообще говорить и не портить то равновесие, которое между ними установилось. Хотя он видел, как тяжело собрался Клаус с силами, чтобы рассказать. Это было еще более плохим знаком, чем все остальное.
— Хочу, чтобы ты узнал сейчас от меня, а не от других, — Стефан обернулся к нему, пораженный и испуганный тоном его голоса. — Не смотри на меня так, я не изменяю тебе. Кое-что другое, важное. Когда мы приехали в Орлеан, и ты привыкал здесь жить.
Никлаус замолчал, и у омеги внутри все задрожало. Что-то происходило, что-то жуткое, с чем он мог не справиться. Он пристально смотрел на мужа, пытаясь самому понять, но все было тщетно.
— Деймон искал тебя и пытался с тобой встретиться, когда я забрал тебя.
Стефан замер. Это было не то, что он ожидал услышать. Любая подлость Клауса, его тяжелый, иногда невыносимый характер, запреты и жестокость померкли после этих слов. Омега почувствовал, как под пальцами затрещало ни в чем неповинное дерево. Он даже не был уверен, что ему не показалось. Но весь вид Никлауса, его напряженные, приподнятые плечи и опущенная голова, стиснутые в кулаки ладони и сжатые в тонкую линию губы подтверждали то, что Стефан услышал. Его муж оказался подлым, лживым ублюдком.
— Прости, что ты сказал? Деймон искал меня? Искал, а ты не соизволил мне об этом сообщить? — альфа пристыжено кивнул, так и не подняв взгляд. — Как долго? Как долго, Никлаус, мой брат пытался со мной встретиться?
— Пока твоя беременность не стала очевидна.
Это разорвало Стефану все внутри. Полтора года Деймон не оставлял попыток связаться с ним, искал встречи, пытался поговорить, а он даже не знал об этом, потому что… Просто потому, что Майклсон посчитал, что имеет право решать за него. Держать в себя эту боль было просто невыносимо. Стефан и не понял, как его кулак столкнулся с челюстью мужа, как один за другим он обрушивал на него удары. Они упали на землю, уже чуть теплую из-за приближавшейся глубокой осени, листья зашуршали под их телами, затрещали ломающиеся ветки. Стефан бил его так сильно, как только мог, наказывая за то, что пришлось пережить. Кровь залила все вокруг, из-за хруста костей ему заложило уши. Клаус даже не пытался сопротивляться. Лежал и позволял мужу вымещать всю ярость, что скопилась за это время. Не пытался стереть кровь, залившую глаза и нос, стекающую по разбитым губам. Все его тело превратилось в сплошной комок нескончаемой боли от лопнувших сосудов, исполосованной когтями кожи, отбитых органов и разломанных костей. Стефан сломал ему челюсть и нос, скулы, ключицы и ребра. Лупил так, словно от этого зависела жизнь. У него зудели костяшки, на которых почти до костей содралась кожа, но он все равно продолжал, яростно рыча и воя, будто действительно бился насмерть. И непонятно было, сколько времени это продолжалось. В какой-то момент Стефан просто устал и рухнул на землю, оставляя мужа в покое. Тянулись одна за одной минуты, исчезли когти и клыки, ушла ярость, оставляя после себя только тоску. Через плечо он взглянул на Никлауса, лежавшего, словно труп, покрытого кровью, не шевелящегося. Стефану показалось, что он перешел черту, но негромкий стук его сердца успокоил. Он знал себя. Даже если он научился контролировать свою неуемную жажду, потрошитель все еще был внутри него и ждал, когда он ошибется и выпустит на свободу чистейшее зло. Убивать Стефан не хотел. Достаточно было и того, что Клаусу будет хотя бы физически больно. Отсутствие сопротивления только раззадорило его, а сейчас омега понял. Это смирение, добровольное позволение каждого удара — лишь искупление за причиненную боль. Сальваторе облизал пальцы, на которых еще оставалась кровь. И в ее вкусе был страх, была неуверенность, была ненависть к самому себе. Стефан привалился спиной к дереву и краем глаза наблюдал, как альфа восстанавливался после побоища. Вряд ли кому-то еще он позволял подобное. Омега не следил, сколько времени прошло, но, когда удостоверился, что грудная клетка Никлауса снова движется так, как положено, а пальцы на пробу сжались, проверяя целостность костей, он лег рядом, смотря в чистое сентябрьское небо.
— Я знаю, почему ты это сделал. Но я так злюсь. Ты будто предал меня, хотя я тебе все отдал, что у меня было, — Клаус попытался коснуться его, но в последний момент передумал, и его пальцы так и зависли над загорелым запястьем, перебирая воздух. — Я ненавижу тот факт, что ты считаешь свои решения важнее моих. Разве хоть раз я дал тебе усомниться в своей верности и преданности? Почему ты так поступаешь со мной, Ник? Неужели я не заслужил твоего доверия после всех этих лет?
Никлаус тяжело вздохнул. Наконец, он решился и погладил мужа по внутренней стороне запястья, прочертил вены, не глядя, зная каждый их изгиб под кожей. Ему все еще было трудно говорить, но он обязан объясниться перед мужем, чтобы не потерять его. Стефан терпеливо ждал, пока тот соберется с силами и объяснится. Было достаточно, что Клаус позволил слышать свое сбившееся с ритма сердце, не прятался за маской самоуверенности и безразличия.
— Я боялся за все. Ты знаешь, как ко мне относятся. Запереть тебя рядом с собой казалось мне единственной возможностью защитить. Деймон писал тебе, назначал встречи, ждал на границе с Луизианой, всегда на нейтральной территории, — Клаус заметил взгляд мужа и поспешил его успокоить. — Был приказ не трогать его. Припугнуть издалека, но не калечить. Но он ни разу и не пересек границу. Я хотел тебе рассказать, где-то через год, почти сразу после свадьбы. Но тут ты решил принести мне радостную весть о своей беременности. И я не смог. Это было опасно для тебя, для ребенка, для всей семьи. Я не мог подвергнуть вас такому риску. А потом больше не набрался смелости. Письма перестали приходить за несколько месяцев до рождения Хоуп. Мне жаль, Стефан.
Омега молчал, но на прикосновение ответил. Он чувствовал дрожь в пальцах мужа, его выставленную на обозрение слабость, которую никому не дозволено было видеть. Стефан прижался теснее, отчаянно нуждаясь в близости и тепле его тела. Он знал, с кем связывался. Знал о тяжелой истории Клауса, о том, что он испытал за целое тысячелетие. Но разве мог он решать, что его боль сильнее и важнее боли остальных? Омега провел пальцем по восстановившимся скулам, огладил нос.
— Не смей больше так себя вести со мной. Никогда, Клаус. В следующий раз я могу тебя не простить. Есть что-то еще, что ты хотел бы мне рассказать? — когда альфа отрицательно качнул головой, Стефан окончательно расслабился. — Сейчас почти конец сентября, всего полторы недели осталось. Тебе это может не нравится, но я требую от тебя встречи с Деймоном. Срок тебе — до моего дня рождения. Можешь считать это твоим подарком мне. А сейчас давай вернемся в дом. От тебя разит кровью на весь лес, гибриды подумают невесть что.
Клаус поднялся и протянул мужу руку. Обратно они возвращались в тишине, и вызвали у Элайджи неподдельное удивление, когда он столкнулся с ними в холле. Перепачканные кровью и землей, но держащиеся за руки — вот уж действительно, пути господни неисповедимы, раз в этом мире оказалось существо, которое понимало Никлауса и готово было идти с ним рука об руку. Элайджа посмотрел на брата и легким кивком головы указал в сторону кабинета. Пришлось спешно приводить себя в порядок, менять одежду, а потом в коридоре они разошлись, обменявшись коротким, прощающим поцелуем. Клаус неспешно направился к брату решать насущные важные вопросы, а Стефана ждал день, полный игр с сыном. Они планировали сегодня дочитать книгу, и никакие другие проблемы не посмеют помешать этим планам.
Из детской он не выходил до самого обеда. Посвятил своему маленькому волчонку все время, которое у него было, словно извиняясь за напряжение и тоску, которые преследовали его всю прошлую неделю. Дочитали книгу, поиграли и даже успели повторить изученные фразы на итальянском. Язык мальчику давался легко, сказывались гены обоих родителей, хотя ему, в его прекрасном четырехлетнем возрасте, вся эта учеба казалась ненужной и скучной. Стефану приходилось здорово попотеть, чтобы заинтересовать Тео и оторвать его внимание от конструктора и машинок. Но сегодня, видимо, чувствуя примирение родителей, мальчик радовал омегу каждую минуту. Так что время для них пролетело незаметно. Они бы и про обед не вспомнили, если бы одна из горничных не пришла позвать их к столу. В столовой их было совсем немного в этот час. Кол умчался к Давине еще рано утром, едва закончился завтрак, Ребекка и Марсель уехали после того, как Стефан забрал у них сына. Так что за излишне шикарным для них столом сидели только Элайджа, Клаус, сам Стефан и Тео. Больше не было неприятной, гнетущей тишины, раздирающей нервы, волчонок не воротил нос от содержимого тарелки, как иногда бывало в обед, а Элайджа перестал смотреть своим проницательным, сверлящим взглядом самого старшего и умудренного опытом в этом доме. После этой помпезной трапезы, когда Тео был уложен на свой послеобеденный сон, Клаус и Стефан закрылись в комнате и разговаривали. Им нужно было прояснить все личные моменты, выговориться, пока их молчание снова не испортило жизнь всем и не причинило им новой боли. Стефан жался к его боку, ластился к мягкой ладони, сдерживал стыдливое желание подставит под укус шею, чтобы извиниться за утреннюю выходку. Это он задушил на корню. Никлаус должен знать, что у его действий будут последствия, и не всегда это закончится только словесной претензией. Они бы, может, разговаривали и вспоминали былое еще очень долго, если бы не услышали, как кто-то тихо скребся в закрытую дверь. Вслед за этим копошением раздалось недовольное сопение, и Стефан засмеялся.
— Он не может сказать, что ему нужно. Будет стоять, дуться, но ни слова не скажет. Мы растим пассивно-агрессивного ребенка, — Клаус вскинул на него взгляд. — В кого бы он мог быть, даже не знаю.
Мужчина сделал вид, что не заметил язвительного обвинения. Открыл дверь, впустил сына в спальню и даже не успел моргнуть, как мальчик уже забрался на кровать и развалился в самом ее центре. Он и рад был провести с ним время как отец, а не только как командир на тренировках, но пора было забирать из школы Хоуп. Стефан потрепал сына по волосам и спустил его обратно на пол, обращаясь к мужу.
— Я предупрежу, что нас не будет на ужине. Выберемся куда-нибудь все вместе, давно не проводили время вчетвером, — Никлаус взглянул на повеселевшее лицо сына, а потом прищурился, переводя взгляд на омегу. — И мне нужно хоть немного побыть подальше от манерности Элайджи. Еще пара таких ужинов, и я вцеплюсь ему в горло.
Клаус тихо засмеялся, но против идеи протестовать не стал. Ему тоже хотелось выбраться из дома, чтобы не было чужих внимательных глаз, направленных на них. Будто вся его семья по-прежнему не верила, что он может с кем-то строить серьезные отношения. Он любил Стефана так сильно, что убил бы за него любого, даже братьев и сестер, и недоверие семьи больно ранило его. В конце концов он решил не сосредотачиваться на этих мыслях и отправился помогать Тео собраться, пока омега давал распоряжения по поводу ужина. Когда они втроем садились в машину, Ребекка помахала им из окна, желая приятного вечера. Она едва ли не больше всех была рада, что между ними все наладилось.
Около школы они с трудом отыскали свободное парковочное место. Обычно Клаусу было куда легче подъехать, даже вечером после дополнительных занятий, но сегодня все родители будто сговорились и притащились забирать своих детей разом. Как только они кое-как заняли место на выезде на дорогу, Стефан тут же отстегнул ремень, наказал Тео дожидаться с отцом и вылетел из машины, чтобы поскорее забрать дочь. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как он ее последний раз видел. Хотя в каком-то смысле так и было. Все произошедшее за день так перевернуло его, что омега будто заново родился. Он промчался мимо стайки слишком шумно играющих детей, протиснулся между плотно стоящими родителями, неодобрительно смотревшими на него каждый раз. Стефан чувствовал их зависть к его жизни и всегда усмехался про себя. Смогли бы они выдержать хоть один день в том мире, в котором он жил? Глупые люди, понятия не имеющие, кто ходит рядом с ними и учится с их детьми. Одной силой мысли Хоуп могла бы уничтожить эту школу, даже не пошевелив рукой. Стефан одернул себя. Иногда он не мог избавиться от мыслей, больше подходящим Клаусу, но они были так тесно связаны, что были почти единым существом. Дочь, наконец, заметила его в толпе и с разбегу кинулась на шею. Будь Сальваторе обычным человеком, они бы рухнули на землю. Но, как только объятия закончились, девочка снова погрустнела. Сегодня за ней пришел папа Стефан, значит родители еще не помирились, а папа Клаус совсем куда-то ушел, оставляя ее одну. Она стойко сдерживала слезы, чтобы не разрыдаться на глазах у одноклассников и их родителей. Даже вприпрыжку до машины не бежалось, взяла папу за руки и медленно брела рядом, не сильно вслушиваясь, что он ей рассказывал. Но, когда она открыла дверь и попыталась бросить рюкзак на сиденье, то увидела брата, играющего с отцом. От визга Хоуп у мальчика зазвенело в ушах. Все, о чем она так просила, случилось — родители больше не ругались, забирали ее вместе.
— Как насчет того, чтобы купить того вкусного мороженого и погулять в парке? А потом где-нибудь поесть, — Стефан обернулся к детям, и они захлопали в ладоши. Разве могло быть для них что-то лучше, чем это?
— Ура! — Хоуп и Тео обнялись, хотя ремни безопасности очень мешали им это делать. — Наконец-то без ужасного ужина дяди Элайджи!
Клаус даже не пытался сдержать смешок. Возможно, им всем нужно немного расслабиться, отойти от надоевшего этикета и просто хорошо провести время. Он взял курс на Французский квартал, собираясь скупить там все мороженое, которое понравится его волчатам. Ну а для мужа он добавит сверху немного крови, припасенной в багажник в сумке-холодильнике. Это будет хороший вечер для них всех.
Домой они вернулись значительно позже ужина. На часах было почти девять, а дети зевали на заднем сиденье, совсем вымотанные и выбившиеся из сил. Наевшиеся мороженого, пиццы и той вредной еды из кафе, от которой Элайджа обычно делано воротил нос, они потребовали немедленно отвезти их в парк. Клаус даже не сопротивлялся. В семье говорили, что Стефан вертит им, как хочет, может уговорить на что угодно, но на самом деле им вертели дети. Мужу Никлаус сопротивляться мог, своим волчатам — почти никогда, только если им что-то угрожало. Так что они наблюдали со стороны, как Хоуп и Тео носились по площадке, спорили, кто первый поедет с горки, а потом заняли качели и требовали, чтобы родители их раскачивали. Они и сами устали не меньше детей — груз дня совсем пропал, заставил их вспомнить, что они семья, которую оба на крови клялись защищать. И возвращаться они начали, когда дети совсем устали. Хоуп еле передвигала ноги и особо не болтала, наговорившись с новыми подружками на площадке. Тео совсем разморило, и Клаусу пришлось нести его, задремавшего, на руках и осторожно усаживать, чтобы не разбудить. Прислуга встретила их в холле, забрала детские куртки и пальто взрослых, пожелала спокойной ночи и моментально удалилась, будто ее тут никогда и не было. Хоуп, на ходу зевая, дошла до своей комнаты, долго возилась в ванной, постоянно клюя носом, не с первого раза натянула пижаму, перепутав на кофте перед со спинкой, и выглянула в коридор. Отец заносил в комнату все еще спящего Тео, на ходу о чем-то ласково разговаривая с папой Стефаном, и Хоуп все поняла. Выключила свет, пулей бросилась в кровать, укрылась одеялом и закрыла глаза. Ей не нужно было больше ничего, ни мороженого, ни кафе, ни новых подружек в парке. Ее родители больше не ругались, для нее этого было достаточно. Сквозь сон она почувствовала, как папа Стефан поцеловал ее в щеку, поправил одеяло и сказал, как сильно любит ее. А потом она уже ничего не слышала. Спалось после прогулки очень сладко.
Стефан вышел в коридор и тихо прикрыл за собой дверь, чтобы не потревожить сон дочери. Дети сегодня отлично провели время, да и они с Клаусом сблизились еще больше, чем после дневных разговоров. Впервые с прошлого понедельника у него было спокойно на душе, и он не боялся кошмаров, которые могли бы прийти к нему ночью. Он заметил, как альфа торопливо шел по коридору, поравнялся с ним, схватил за руку и потащил в спальню. Стефан даже пискнуть не успел, как дверь за ними закрылась, а губы Клауса уже касались его шеи.
— Как Тео? — он успел разобрать только невнятное, что мальчик даже глаз не открыл, когда его в кровать положили. — Ник, тебе не кажется, что ты торопишься?
Конечно, Стефан был не против. После недели, проведенной в вынужденной разлуке, он изголодался по теплу и ласке, но соглашаться так быстро, особенно после утреннего происшествия было как-то неправильно. Клаус стянул с него рубашку, удивительным образом расстегнув все пуговицы и не оторвав ни одной, и прижал ладонь к его голому животу.
— У нас есть два пакета крови, спящие дети и время до рассвета. Не хочу терять ни минуты.
Стефан всегда сдавался его напору. Он был рад снова прикоснуться к мужу, ощутить тяжесть его тела и остроту волчьих клыков на коже. Даже если он и пытался быть тихим, вряд ли у него это получилось. Смотреть в глаза Элайдже утром ему точно не будет стыдно.
Утро встретило его плотно задернутыми шторами и шумом воды в ванной. Простыня рядом была еле теплой, а подушка еще хранила вмятину от головы Клауса. Стефан с удовольствием потянулся, издавая звук, похожий на мяуканье и скуление одновременно, насладился тем, как напряглись мышцы вдоль позвоночника. Будильник прозвенел не больше пяти минут назад, так что у него было еще немного времени поваляться, возможно, затащить Клауса обратно в постель для ленивых ласк, как было раньше. После вчерашнего дня он словно вернулся на семь лет назад, к тем дням, когда они заново узнали друг друга, привыкли и не могли расстаться ни на минуту. Внутри у Стефана все сжалось, а потом рвануло к низу живота, сладко сводя от предвкушения. Он уже и забыл, каким окрыленным мог быть от любви. Наконец, дверь ванной тихо распахнулась, и омега разочарованно закатил глаза. Клаус был одет, волосы были едва влажные, а лицо уже было чересчур сосредоточенным. Но его взгляд просветлел, когда он заметил, что муж смотрит на него. Всего одно мгновение, и край кровати прогнулся под коленом альфы. Стефан с готовностью потянулся за поцелуем, расслабился, позволил рукам обвить шею мужчины, притягивая к себе ближе. Упрямый волк сдался на несколько секунд, прижал мужа к постели, приласкал теплое и расслабленное после сна тело. Стефан попытался завалить альфу на постель, но тот напрягся, коротко скользнул языком по чужим губам и отстранился под недовольный стон.
— У меня дела, — омега насупился. Слишком много надумал себе, а не получив это, разочаровался. — Вся неделя загружена. Уйду сейчас, вернусь, наверное, после ужина. Много всего нужно сделать, Стеф.
Стефан, несколько помедлив, кивнул. Муж давно не называл его так, так что он уступил, наслаждаясь короткими поцелуями, которые Клаус оставил на его пальцах. Он давно смирился с тем, что приходилось сдавать позиции и не перетягивать внимание на себя. Мужчина еще раз поцеловал его, погладил по растрепанным волосам и отправился навестить детей перед уходом. Стефан валялся в постели еще минут пятнадцать, прежде чем понял, что разбуженные отцом дети не будут сидеть в своих комнатах, пока за ними придут. Пришлось выползти из теплого плена мягкого, сонного убежища и приступить к своим обычным обязанностям.
Отсутствие мужа до самых выходных не ощущалось слишком остро. У Стефана всегда были дела, обычная рутина, к которой он привык, забивала голову и не давала концентрироваться на том, что за столом утром и вечером место справа от него пустовало. Дети, кажется, все поняли, лишних вопросов не задавали, только смотрели грустно на пустой стул. К чести Клауса, он, возвращаясь, всегда заходил к своим волчатам и желал им спокойной ночи, хотя сам иногда еле держался на ногах. После он вваливался в спальню, принося с собой запах леса, едкий дым костра и прогорклую кровь. Стефан не смел лезть, куда не просили. Если бы нужна была помощь, его бы привлекли к решению дел. Так что он помогал вымыть засохшую грязь и кровь из волос мужа, а после укладывался рядом, рассказывал, как прошел его день, про детей, про другие мелочи, которыми полнилась его жизнь. От этого у Клауса всегда выравнивалось дыхание, сердце начинало стучать спокойней, а напряжение уходило из твердых мышц. Стефан был хорошим мужем, образцовым омегой, заботящимся о своей семье. Ему не нужна была благодарность за заботу, достаточно того, что Никлаус возвращался домой и доверял ему настолько, чтобы поворачиваться во сне спиной. Лишь в пятницу, пока Сальваторе был занят с почему-то капризничающим с самого утра сыном, альфа вернулся раньше. Забрал Хоуп из школы, привез мороженое для всей семьи и улыбался так хитро, что Стефан заподозрил неладное. Именно так он смотрел, когда замышлял очередную революцию в сверхъестественном мире. От незнания стало жутко. Но кроме взгляда ничего подозрительного не было. Поведение Клауса ни на грамм не изменилось. Улыбался детям, язвил Элайдже, отчитывал Марселя — ничего нового. В конце концов, когда вынесли десерт, Стефан расслабился. Альфа любезно наполнил вином его бокал, поднял пространный, заумный тост про семью, лишь бы позлить старшего брата, а после в прекрасном расположении духа отправился укладывать детей. Элайджа попытался выяснить, что происходит, но омега только пожал плечами. Ничего особенного, что противоречило бы характеру Никлауса. Так что он даже не стал об этом думать. Поднялся поцеловать малышей, пообещал Хоуп, что они выберутся в парк, чтобы она могла там порисовать, потом пообещал Тео, что они дочитают книжку. Обещать мужу он уже ничего не стал. Клаус ждал его в постели, и задерживаться Стефан не хотел. Наскоро принял душ, посмотрел на свое отражение, не старевшее уже восемь лет. С тех пор, как он снова пил человеческую кровь, его организм наконец-то вел себя так, как полагалось вампирскому телу. Но он был благодарен тем десятилетиям, которые ему пришлось провести, употребляя только кровь животных. Трудно было бы сейчас объяснить, что он, семнадцатилетний щенок, действительно является отцом шестилетней девочки. От своего отражения пришлось оторваться — даже через закрытую дверь омега почувствовал нетерпение Никлауса. Так что ему пришлось поспешить, чтобы не заставлять мужа нервничать лишний раз, он и так всю неделю явно сдерживался, возвращаясь домой. Засыпал Стефан в каком-то странном возбуждении, с ожиданием чего-то, чему сам не мог дать название. Но крепкая хватка альфы заставила его перестать думать об этом — Сальваторе устроил поудобнее голову на груди мужа и заснул.
Они все любили выходные. Было тихо, спокойно, никакой суеты со сборами в школу или прочей ерундой. Стефан смог достаточно отдохнуть, чтобы, воспользовавшись ситуацией, будить уставшего за неделю Никлауса приставаниями, за которые в любое другое утро получил бы по рукам. Но сейчас Клаус сонно заворчал, схватил мужа покрепче, чтобы не вертелся и снова продолжил спать. Они лежали бы так еще долго, а потом это закончилось бы неторопливым утренним сексом, но настойчивое царапание по двери заставило их обоих открыть глаза. Даже если им обоим хотелось побыть вдвоем, то наличие детей резко уменьшало возможность уединения. Стефан нехотя направился к двери и едва успел открыть ее. Волчата тут же бросились на кровать, умудрились подраться за место, и успокоились только после тихого, но многообещающего рыка отца. Они сразу же улеглись, перестали бубнить себе под нос, только толкались, пытаясь поцеловать Никлауса. Стефан на это засмеялся, с готовностью вернулся в постель и тут же оказался в плену двух пар детских рук, обнимающих его. Клаус, наконец-то проснувшись, перевернулся на живот и попытался одной рукой обнять их троих. Вышло не очень. Но это не смогло расстроить никого, так что они, совершенно счастливые, наслаждались утром, пением птиц за окном, ласковым солнцем, пытающимся пробраться через шторы и пощекотать волчатам носы. Можно было бы остаться в кровати на весь день, провести вот так, обнимаясь, целую субботу, но учтивый стук в дверь снова отвлек их. Прислуга звала к завтраку, и пришлось покинуть теплую постель и стать частью этого мира, чаще всего ненавидящего их. Стефан отправил детей умываться, сам в ванной препирался с мужем, пока они пытались выяснить очередность. Спор был идиотским — все равно в душ они влезли вместе, потратили кучу времени и спустились к столу всем семейством под неодобрительным взглядом Элайджи. Откуда ему было знать про такие утра, как торопливо завязывать Хоуп волосы, как украдкой целоваться за спиной детей, спускаясь по лестнице. В завтраке не было ничего необычного, излишняя важность, проклятый средневековый этикет, надоевший до зубовного скрежета. Клаус почему-то был тих, не комментировал слов брата, никак не отметил присутствие Давины за столом. Дождался, пока все закончат есть и попытаются встать, и лишь тогда открыл рот. Кол раздраженно заворчал, что его планы нарушают.
— Я не займу много времени. Хочу сообщить, что завтра мы со Стефаном и детьми уезжаем, — омега в удивлении поднял на него взгляд, ничего не понимая. — Мы решили навестить Деймона и познакомить его с племянниками.
Стефан так и остался сидеть с открытым ртом. Он не мог поверить, что все эти слова вылетели изо рта Никлауса, который восемь лет скрывал, что брат его искал, который ни на секунду не подумал о том, что это может ранить. Дети соскочили со своим стульев, начали носиться по столовой, не обращая внимания на замечания Элайджи. В себя он пришел только после радостного взвизга Ребекки. Она почему-то особо обрадовалась этой новости, засуетилась, вскочила на ноги и потянула за собой ничего не понимающего Марселя.
— Это же прекрасно! Клаус, ты должен дать мне свою карточку, — отрицающий существование сестры взгляд она проигнорировала. — Дети не могу поехать на такое важное мероприятие в старых вещах. Им обязательно нужны обновки. Дай сюда карточку.
Спорить с ней не решился никто. Марсель покорно поплелся за девушкой, смиряясь с ролью носильщика на этот день. Какие у него на самом деле были планы на эту чудесную теплую сентябрьскую субботу, уже никого не волновало.
— Все? — Кол выглядел совершенно незаинтересованным, хотя каждый заметил, как волновался он от мысли, что племянники куда-то поедут. — Тогда мы уходим, у нас дела.
Давина скомкано попрощалась и поспешила за ним. Элайджа тоже не задержался. Сослался на важную встречу, но обмануть никого не мог. Важной встречей было очередное пустое свидание с очередной девицей, которой он пытался закрыть огромную дыру в своей груди. Всего за полчаса в доме не осталось никого кроме прислуги. Стефан, все еще ошалевший от услышанной новости, слабо понимал, что ему помогли встать и подняться по лестнице. Только в спальне он, наконец, пришел в себя. Клаус выглядел излишне довольным собой, что смог устроить такой сюрприз. Притянул к себе мужа, позволил повиснуть, когда тот слишком расслабился.
— Это правда? Ты отвезешь меня к нему? — Клаус кивнул, неспешно покусывая омегу за ухом. — Нужно позвонить в школу, предупредить об отсутствии Хоуп, еще нужно…
Клаус приложил палец к его губам, прося замолчать. Стефан был в смятении, не знал, за что ему хвататься и когда начинать благодарить за подарок.
— Я предупредил учительницу, когда забирал Хоуп вчера. Ничего делать тебе не нужно, только вещи собери. Хотя я бы не торопился, раз Бекка поехала по магазинам, — омега кивнул, подставляясь под скользящий по коже шепот. — Я всю неделю занимался делами, чтобы мы могли завтра уехать. А раз сейчас дома только мы, предлагаю тебе расслабиться, получить все удовольствие за шесть дней, а потом заняться всем важным.
Стефан послушно приоткрыл рот для поцелуя, постепенно ловя с мужем одну волну. Никто не мешал ему сдерживаться сейчас, когда кроме прислуги действительно никого не было. Одна мысль о том, что Клаус переступил через себя, чтобы устроить это, подстегнула его, и он не мог вспомнить, когда был таким отзывчивым к ласкам. После второго подряд оргазма у него отключился рассудок, и омега провалился в короткий, но крепкий сон. Время стремилось к обеду, дома все еще никого не было, а Никлаус рядом рисовал, тихо напевая себе под нос. Никогда еще суббота так не радовала их обоих. Через час вернулась Ребекка, подгоняя уставших волчат. Марсель смиренно тащил пакеты, принимая судьбу как должное. Пакеты были разнесены по детским комнатам, но несколько все равно перекочевали в комнату девушки, потому что она имеет право на вознаграждение за проделанную работу. Клаус говорить на это ничего не стал. Честно выдержал все то время, пока Хоуп показывала ему обновки, потом занялся детьми, пока Стефан решал, что же им взять с собой. К ужину они оба были готовы сорваться с места в любую секунду. Сальваторе за столом краем глаза отметил, как взволнован был этой поездкой Элайджа, но не придал этому никакого значения. У старшего могли быть и свои заботы, к которым ни Клаус, ни омега не имели отношения. Засыпали они оба трудно, сон у обоих был беспокойным, но по совершенно разным причинам. Стефан прижался к мужу, безмерно благодарный за его принятие и доверие, и даже не представлял, что творится у альфы в голове. Ничего не имело больше значения, кроме скорой встреч с братом.