Будь смелым в том, чего хочешь

      Шторы были плотно задернуты, когда омега в следующий раз открыл глаза. Его тело было расслаблено, и он давно не чувствовал себя таким отдохнувшим. И сразу после этого Стефан вспомнил, где он и зачем. Он с тяжелым стоном перевернулся, уткнулся в подушку и не желал покидать постель никогда в жизни. У него не было ни сил, ни смелости для этого выхода. Ему пришлось как следует прислушаться, чтобы понять обстановку в доме. Готовился обед, звенела посуда, улица гудела малочисленными машинами и толпами старшеклассников, возвращающихся домой. Скорее всего, время близилось к обеду. Он продолжил слушать и смог разобрать снисходительный тон Клауса, с которым он обращался к детям. Те, казалось, даже не обращали внимание на отцовские наставления, их визги и крики, звуки, с которыми трава выдиралась из земли под их быстрыми ногами, заботили малышей куда больше. Стефан подумал о том, чтобы не называть их малышами. Тео обязательно начнет возмущаться, что ему уже четыре, он достаточно взрослый, чтобы получить нормальное обращение, а Хоуп бы посмотрела своим тяжелым, отцовским взглядом, осуждая. Ему стоило подняться и увидеть свою семью, а потом уже решить, что делать дальше. Но торопиться все равно не получалось. Будто само его тело сопротивлялось цели приезда в город. Стефан медленно отмок под прохладной водой, окончательно пробуждаясь, и был благодарен мужу за то, что тот забрал ночью его беспокойство и нагнал на него сон. Есть не хотелось, от волнений обычно у него пропадал аппетит, но здорово бушевал другой голод. Сейчас ничего этого не было. Только странное ощущение, будто кто-то сжал его внутренности в кулак и резко отпускал, чтобы горло сводило от спазма. Стефан вышел во двор, по пути к входной двери встретившаяся прислуга склоняла перед ним головы и бормотала приветствия. Он не сделал и нескольких шагов, засмотревшись на тонувшие в золоте и багрянце деревья, как его едва не сбили с ног. Дети прижались к нему, тяжело дышали, будто носились во дворе уже не первый час, и принялись дергать за одежду.       — Папа! Папа! — они перебивали друг друга, толкались, пытаясь установить свое первенство. Стефан вздохнул от тяжести родительства с такими упрямыми детьми. — Мы играли в прятки! Папа Клаус ни разу нас не нашел!       Стефан усмехнулся, когда увидел выходящего из тени мужа, зацепившего большими пальцами шлевки на джинсах. На мгновение омега залюбовался тем, как октябрьское солнце заблестело в тугих кольцах его волос, скользнуло по щетине, заставив ее заблестеть медью, и скрылось под курткой, напоследок облизав ему шею. Стефан моргнул и потрепал своих волчат по макушке.       — С каждым разом они прячутся всё лучше и лучше. Скоро я совсем не смогу их найти, — Клаус наиграно вздохнул и притянул к себе омегу для поцелуя.       Хоуп и Тео тут же скривились, высунули языки в притворной тошноте и сорвались с места, выдирая с корнем траву и едва избегая столкновения с древесными стволами. Никлаус посмотрел им вслед, прижал к себе мужа и двинулся туда, где солнце было чуть ласковей и ярче. Стефану оставалось только послушаться, идти рядом, наслаждаясь теплом и относительной тишиной. В Орлеане он о таком мог только мечтать. Приходилось жить в постоянном окружении звуков, часть из которых ему никогда не хотелось бы слышать. Нравоучения Элайджи, его недовольство племянниками и братьями, попытками вбить в голову Ребекки свои собственные желания. Даже скрипы кровати из комнаты Кола было игнорировать намного проще. Теперь Стефан мог в полной мере почувствовать себя свободней. Клаус прижался виском к его виску, задавая безмолвный вопрос, и омега не знал, что ему сказать. Ему нужна была проверенная территория, на которой он чувствовал себя уверено.       — Им здесь нравится, — они оба посмотрели на то, с каким счастьем резвились дети, лишенные постоянных окриков и сеансов воспитания. — Никто их не поучает, не напоминает, кто они такие. Могут быть обычными детьми.       Никлаус кивнул, притягивая мужа к себе крепче. Он подавил в себе ненужное волнение, зная, что оно только помешает или спровоцирует конфликт. Только не в этом городе, где у него так мало власти над всем. Так что он продолжил наблюдать за своими волчатами, такими беззаботными и счастливыми, пока, наконец, не смог задать интересующий вопрос.       — Когда ты собираешься идти? — Стефан вздрогнул в его руках, сердце рвано забилось. — Я тебя умоляю, Стеф. Ты устроил дома скандал из-за того, что я не позволял тебе увидеться с братом, а когда мы всё-таки приехали, не можешь выйти за забор? Если ты не был готов, не стоило и поднимать эту тему. Мы можем развернуться и поехать обратно в Орлеан, пока ты не наберёшься смелости, чтобы вытащить голову из песка и заговорить с ним. Но не надо строить из себя королеву драмы. Ты всегда знал, что вам будет трудно примириться. Не после того, как вы расстались.       Стефан сжался, словно муж навис над ним смертельной угрозой. Он понимал, что Клаус прав, но легче от этого не становилось. Он был тем, кто разорвал все связи. Он был тем, кто сказал, чтобы Майклсон увёз его, несмотря на отчаянное стремление Деймона остановить их. И именно он должен был быть тем, кто пойдет на примирение. Омега вжался спиной в мужчину позади себя, зажмурился, позволяя солнцу невесомыми лучами изучать его лицо. Мягкое, ласковое прикосновение грубых пальцев к шее заставило Стефана вздрогнуть. Оно совсем не вязалось с тем резким тоном, который муж использовал всего несколько минут назад. Так что он развернулся и внимательно посмотрел на альфу. За столько лет рядом, Сальваторе научился считывать его хитроумные планы по крохотным морщинкам, которые никто и не замечал. Но его лицо не выражало ничего, кроме спокойствия и заботы. Это всё становилось странным и волнующим.       — Что насчет завтрака, который ты пропустил? У детей скоро обед, но для тебя оставили кое-что.       Стефан отрицательно помотал головой. Он не был уверен, что его желудок гибрида сможет справиться в этот раз и не вытолкнуть еду обратно. Наверное, Никлаус был прав. Ему нужно было отрастить яйца и, наконец, сделать то, что должно было. Альфа погладил тыльную сторону его кисти, щекочущим движением скользнул между большим и указательным пальцем, и снова притянул к себе, разглядывая золотистые крапинки на зеленой радужке.       — Может, тогда другой завтрак? Тебе понадобятся силы, чтобы, по крайней мере, держать себя в руках, — Стефан сначала хотел отказаться, но после согласился с доводами мужа. От крови он был бы спокойней, смог бы держать себя под контролем, если всё пойдет не так. — Тогда поднимайся в комнату. Я заведу детей и догоню тебя.       Сальваторе медленно поплелся обратно в дом, через плечо наблюдая, как Клаус сорвался с места, догоняя волчат и пытаясь их поймать. Маленькая игра, в которой их дети из охотников стали добычей, но она повеселила их всех. Хоуп и Тео с громким хохотом повалились на землю и попытались отпихнуть отца, когда тот навалился на них сверху и принялся щекотать. Стефан не жалел о своем уходе. Смог бы он получить всё это, если бы послушался брата и остался в их доме, лелея тоску и боль в глубине своего сердца? Клаус быстрым движением вытащил травинки и листья из волос дочери, отряхнул одежду обоих малышей и подтолкнул их к входной двери. Стефан продолжил свой путь, но каждый шаг был таким тяжёлым, будто его ноги весили несколько тонн. Дети пронеслись мимо него с тем же громким воплем, следом за ними пробежал и Никлаус, шутливо рыча на своих шумных отпрысков. От этого на душе у омеги снова потеплело. Они казались такой обычной семьей, возможно даже слишком счастливой. Майклсону будто было едва за тридцать, а не тысяча с болью прожитых лет. Крики детей, пытающихся поделить одну ванную на двоих, чтобы привести себя в порядок перед обедом, придали ему немного уверенности. Так что Стефан ускорился, возвращаясь в спальню, которую толком и не успел рассмотреть по приезду, слишком погруженный в свои невеселые мысли. Сейчас же ему предстояло переодеться, и он понятия не имел, что ему делать. Когда-то всё было проще — вся его одежда помещалась в один большой чемодан, потому что он не нуждался во многом. Но с тех пор, как Майклсоны стали его семьей, пришлось относиться к этому по-другому. Никлаус и Элайджа настаивали на его приличном внешнем виде, и под это описание совсем не подходили футболки из Волмарта. А еще была Ребекка, которую невозможно было остановить, едва она переступала порог какого-нибудь магазина. В Орлеане ему пришлось приложить усилия, чтобы взять с собой минимум одежды и случайно не поругаться с Беккой из-за его так и не появившегося стремления к украшательству себя. Хотя, он не мог даже отрицать этого, семья была к нему щедра. Стефан тяжело выдохнул, посмотрел на ворох однотипных вещей и быстро переоделся. Он закончил как раз перед тем, как дверь комнаты открылась, и Клаус тихо проскользнул внутрь, покачивая головой.       — Они смогут загонять кого угодно. Мы можем пускать их гоняться за гибридами и делать ставки, кто более выносливый, — омега засмеялся, открыто и честно. Дети всегда были его отдушиной. — Выглядишь прекрасно. Почти так же, как в день отъезда.       Что ж, Стефан не был привередлив в одежде и не мог отделаться от своей любви к простоте. Никлаус присел на край кровати и похлопал по месту рядом с собой, приглашая присоединиться. Откладывать это не было больше смысла. Он сел рядом с мужем, уткнулся носом ему в шею и глубоко вдохнул слишком чистый запах того дома, о котором он мечтал еще человеком. Наконец, Клаус развернулся, давая больше места, погладил омегу по спине и зажмурился, когда клыки вспороли его кожу. Стефан всегда пил по-особенному — медленно, крепко цепляясь пальцами за плечи, подхватывая языком стекающие капли. Конечно, он мог быть и диким, когда от его укусов болело тело, но обычно омега был спокоен и нетороплив, растягивая удовольствие. Да и не требовалось ему много, чтобы утихомирить чудовище, всё еще живущее внутри него. Они сидели так еще несколько минут, в полной тишине. Следы от клыков исчезли, а кожа была чиста от любого следа крови, который мог на ней остаться. Стефан уткнулся мужу лбом в плечо, его пальцы рисовали круги и завитки на обнаженном предплечье, заставляя Клауса притягивать омегу к себе ближе. Их идеальный день, если убрать все неурядицы и сложности. В конце концов Сальваторе отстраняется и смотрит на альфу взглядом, больше подходящим юному, слабому вампиру. Клаус треплет его по волосам, тут же возвращая пряди в прежнее состояние.       — Просто иди туда. Если ничего не получится, мы сядем в машину и вернемся домой, — Стефан несмело кивнул. — А детям скажем, что их дядя Деймон умер страшной смертью.       — Никлаус! — омега ударил его в самый центр груди, не сильно, скорее полушутливо, не поддерживая такое веселье.       Он поднялся с места, коротко поцеловал мужа, потом зашел дать наставления детям и спустился на первый этаж. Занося ногу над порогом, Сальваторе еще раз обернулся, но Клаус только махнул рукой, прося его уже уйти. И он перешагнул порог.       Город был теплым и приветливым, как и в день его возвращения из Атрани. Вместо апрельской зелени листвы деревья были объяты октябрьскими всполохами костров, ветер гнал пыль и насыщенные запахи из открытых окон, напоминая обо всех хороших днях, проведенных здесь. Стефан свернул с одной улицы на другую, разглядывая всё вокруг себя, позволяя добрым воспоминаниям проснуться в его голове. Места, где они с братом веселились, будто не было никаких проблем во всем мире, будто этот чертов мир не рушился у них под ногами. Стефан обошел половину города, продолжая набираться смелости, пока ноги не принесли его к до боли знакомому зданию. Он несмело постучал, глубоко в душе надеясь, что ему никто не откроет, но дверь скрипнула, незапертая. И ему пришлось войти внутрь, раз само провидение желало, чтобы он это сделал.       Омега здорово удивился, когда никто не вышел ему навстречу, хотя его шаги были отчетливо слышны. Здесь ничего не изменилось за восемь лет, только едкий запах крепкого алкоголя стал сильнее. Стефан прошёл дальше, пока не увидел в гостиной брата, лениво восседающего на диване, спиной к нему. В его бледных пальцах мелькнуло толстое стекло хайбола, наполовину заполненного бурбоном. Терпкий запах дубовой бочки, в которой тот был выдержан, донесся до носа омеги.       — Кто бы ты ни был, уходи. Я не в настроении для общения.       Стефан много лет не слышал такого голоса у брата. Пустого и потерянного, слишком хриплого, будто он предпочитал общаться с людьми как можно меньше. Боль сдавила острыми когтями его сердце. Это была только его вина. Он сделал еще несколько мелких шагов, приближаясь, и замер, не доходя до дивана. Тот же самый, что и восемь лет назад.       — Здравствуй, брат.       Деймон обернулся. В его глазах застыли неверие, испуг и смирение. Он осмотрел незваного гостя с ног до головы, смерил пустым взглядом и снова отвернулся.       — Не то, чтобы я слишком расстроен в очередной раз допиться до такого состояния, что мне видится всякое, — Деймон хрюкнул в свой бокал, одним махом допил его содержимое и наполнил заново. — Кто-то из вампиров должен был найти норму, за которой галлюцинации. И зачем пришел сегодня? Снова упрекнуть?       Стефан едва не повалился с ног. Какую же боль он причинил тогда и продолжил восемь лет растить её, выворачивая брата наизнанку. Деймон, каким бы он ни был, не заслуживал такого. Уж точно не от младшего брата, которого защищал от отца. Ему пришлось найти в себе силы, чтобы не броситься к нему на шею, захлебываясь извинениями.       — Деймон, мне так жаль, — брат развернулся, загнанный взгляд смерил омегу с ног до головы. — Я не должен был бросать тебя. Думаешь, слишком много времени прошло, чтобы все исправить?       Старший не ответил. Тоскливо посмотрел на полупустой хайбол, а после швырнул в ни к месту горящий посреди октябрьского дня камин. Огонь вспыхнул ярче, стоило крепкому алкоголю попасть на обожжённые поленья. В воздухе остро запахло горящим спиртом и тлеющими углями. Совсем не так, как дома в Орлеане, где от запаха огня было тепло и уютно. Деймон схватил бутылку дрожащими пальцами, но не сделал и глотка. Лишь держал ее в руках, медленно покачивая из стороны в сторону, будто сквозь стекло мог увидеть смысл бытия и ответы на все вопросы.       — Это я должен извиняться. Если бы мне хватило ума держать язык за зубами и не говорить тебе всё то, что я сказал, ты бы не ушёл. Мы бы по-прежнему жили здесь, ругались, мирились, пили, но ты был бы со мной, — Деймон так тяжело вздохнул, хотя в этом не было необходимости. Скорее, так и не изживший себя способ показать боль и смятение. — А теперь уходи. Я не собираюсь оправдываться в очередной раз перед очередной галлюцинацией.       И тогда Стефан больше не смог. Было невыносимо видеть, как его брат корит себя, заставляет страдать за то, в чем его давно перестали винить. Он преодолел расстояние, разделяющие их, всего пара метров между тоской и любовью, и положил руки альфе на плечи. Деймон вздрогнул всем телом, даже короткие волоски на границе между затылком и шеей встали дыбом. Разворачивался медленно, поставив бутылку на каминную полку, будто боялся, что ставшее реальным видение рассеется, как только он взглянет на него так близко. Но оно никуда не исчезло. Лицо брата, нетронутое за восемь лет изменениями, смотрело на него в упор своими ласковыми, зелеными глазами, губы изогнулись в улыбке, которую Деймон знал от и до. И тогда он рискнул, вскинул руки и обнял так крепко, что кости могли сломаться. Стефан стиснул его в ответ. Они так и стояли, отблески огня играли в их волосах, а треск горящих поленьев заводил свою странную, одному костру понятную музыку. Деймон обещал себе не плакать, он был выше этого. Так что, оторвавшись от брата и убедившись, что это не очередное его видение, вызванное алкогольной интоксикацией, с которой не справлялось вампирское тело, отвесил младшему крепкий подзатыльник. Стефан покачнулся, на мгновение прикрывая глаза и ожидая, пока его организм справится с легким сотрясением. Силы брат не жалел.       — За что?! — Стефан увернулся от очередного удара, ловко выворачиваясь из-под руки.       — Ты сбежал с этим ублюдком! Оставил меня одного! Ни единой весточки за восемь лет! — в крике не было злости, только накопленные отчаяние и тоска, проросшие Деймону в сердце. — Последнее, что я внятно слышал о тебе, так это рождение второго ребенка. Укрепил влияние этой семейки Аддамс во всем мире нежити. О вас только и говорили полгода.       Стефан робко улыбнулся. Язвительность брата была отличным знаком. Намного хуже было бы, перейди он на прямые угрозы и жестокость. Это был его старший брат, с несносным, трудным характером, но по-прежнему любящий его, даже несмотря на причиненную боль.       — Сочту это за комплимент, — его улыбка стала шире, когда Деймон посмотрел на него открыто и уверенно, готовый к примирению. — Тебе всегда нравилась Мартиша.       И вот тогда Деймон громко хмыкнул, делая большой глоток из бутылки. Осколки разбитого бокала плавились в огне камина. Свободной рукой он сгрёб брата в настоящее крепкое объятье и взъерошил ему волосы под недовольный стон младшего.       — Как вообще кому-то может не нравиться Мартиша? Роскошная женщина. Все, кому она не нравится, слепые импотенты, — Стефан прищурился, глядя брату в глаза. — Ну, или ты. Маленький любитель больших злых волков.       Омега только покачал головой на это заявление. Им еще предстоит выяснить границы шуток, но сначала нужно было всё объяснить, чтобы у старшего Сальваторе не осталось никаких недопониманий. Так что Стефан плюхнулся на диван, откидывая голову назад. Даже ощущение было тем же самым, что и восемь лет назад, ничего не изменилось. Деймон устроился рядом, сохраняя небольшое расстояние между ними, будто боялся теперь вторгаться в чужое личное пространство. Раньше его это не волновало.       — Простите, что без ковровой дорожки и оркестра, Ваше Величество. Если бы Вы предупредили о своем прибытии, мы бы всё организовали в лучшем виде.       Стефан пытался уловить в словах брата сарказм, но он был таким тонким, буквально на грани. Словно упрек его нынешнему статусу. Что ж, он знал, что у остальных всегда будут паршивые мысли из-за его брака с первородным гибридом. О нем и в Орлеане много говорили, пока там не навели порядок. И Стефан этим не гордился до сих пор.       — Перестань, Деймон. Я приехал не ругаться с тобой, — омега смело взглянул на него, пытаясь пробиться сквозь наспех возведенные братом стены вокруг его настрадавшегося сердца. — Я хочу всё исправить. Это и моя вина тоже.       Деймон попытался скрыть дрожь, но от взгляда омеги ничего больше не ускользало. Он читал альфу, словно открытую книгу, будто и не было разлуки. Так что был готов к любым нападкам, которыми тот пытался лишь сделать больно в отместку, а не оттолкнуть снова.       — Выпьешь? — он кивнул на зажатую в руке бутылку. — А я выпью. Или тебе нельзя? У вас какой-то график по рождению наследников? Серьезно, есть график?       — У тебя вообще никакого графика нет и не предвидится, — Стефан обиженно скрестил руки на груди, защищаясь. Можно было что угодно говорит про него или Клауса, но не трогать его детей.       Деймон снова хмыкнул, разглядывая мерно покачивающийся в бутылке бурбон, когда он раскачал его. Эта борьба с самим собой была очевидна невооруженным взглядом, потому младший Сальваторе тщательно следил за собственными словами, чтобы не усугубить ситуацию. Он не хотел потерять брата навсегда, не мог себе этого позволить, когда смог набраться смелости и вернуться в родной город.       — Я не сильно стремлюсь к этому. Мне нравится моя свободная жизнь, — старший обвел рукой пустой дом, в котором он продолжал жить в одиночестве. — А для спиногрызов всегда есть ты. Тебе это всегда нравилось. Семья, муж, дети. Ты этим грезил с тех пор, как тебе исполнилось лет тринадцать. А потом пришла эта сука и всё испортила.       И вот тогда Стефан решился. Тяжело, весомо положил руку брату на плечо и мягко сжал его, как всегда делал. Деймон подался навстречу прикосновению, по которому так сильно скучал. Даже если не хотел себе в этом признаваться, упрямый осёл. Но до окончательного примирения оставалось еще столько невысказанного.       — Они хорошо о тебе заботились, — Деймон продолжил после непродолжительного молчания. — Когда через нас проезжала путешествующая нечисть, я всегда пытался узнать у них что-нибудь о тебе. Говорили немногие, но те, кто знал, всегда отзывались о тебе хорошо. Одна ведьма назвала тебе мудрым и счастливым, по-моему, даже завидовала тебе. Так что я знаю, что они заботились о тебе, как о части своей семьи. Часто выводят тебя на кормёжку? Целый город принадлежит им, свежий обед в любой момент, никто и не пискнет.       Стефан с трудом поборол в себе желание отпрянуть. Брат по-прежнему считал его чудовищем, монстром, который по ночам раскрывал жадную пасть, чтобы наполнить бездонное, прожорливое брюхо. А ещё остро отдалось в глубине сердца понимание того, что брат пытался хоть что-то узнать о нём. Стефан же не знал об этих восьми годах его жизни ничего. Отстраняться не потребовалось. Деймон сам встал, делая несколько шагов к окну, чтобы рассмотреть залитую солнцем улицу. Привычная погода в Вирджинии, прежде чем снег внезапно решит укутать дома по самые крыши. Напряжение между ними росло, и омега решился продолжить говорить. Ему нужно было это сделать, чтобы поездка была ненапрасной. Он не мог быть слабым.       — Перестань. Просто замолчи. У меня нет проблем с кровью, — Стефан поднял на брата взгляд, и понятия не имел, что тот в нем увидел. — Больше нет.       Деймон сдвинулся с места. Мерил комнату шагами от одной стены до другой, затем от камина до дивана и обратно, огладил край каминной полки, с тоской посмотрел на опустевшую бутылку. Бурбона на дне осталось всего несколько капель, только язык раздразнить.       — Конечно же, у тебя больше нет таких проблем. Ты же теперь под одним из Майклсонов, — он горько усмехнулся. — Или он под тобой. Твой личный выбор, я не буду поучать.       Вздох Стефана разнесся по всей комнате, отразился от стен и, наверное, сгорел в камине, потому что после дышал только он сам. Деймон был вампиром, нуждающимся в воздухе только для речи, но волчья часть в самом Стефане жаждала воздуха. Тишина нарушилась лишь звуком, с которым открылась очередная бутылка. Старший все-таки решил вернуться к бокалу. Может, это успокаивало его, может, дарило чувство безопасности. Это не имело никакого значения. Он всё равно плеснул более щедро, чем было положено, и опустошил в два больших, шумных глотка. Кадык остро дернулся под его бледной кожей.       — Прости, не знаю, что несу, — Деймон, наконец, снова уселся на диван, ближе к брату в этот раз, едва не касаясь коленом. — Всё еще не понимаю, почему ты здесь. Сбежал от них? Устал быть инкубатором для гибридов? Они заставляют тебя убивать для них? Слишком много вопросов, Стефан, а ответов — ни одного.       — Вокруг нас всё успокоилось наконец-то, — омега склонил голову к плечу, разглядывая пляшущие языки пламени. — Я привёз детей. Они хотят с тобой познакомиться. Я хочу, чтобы у них был ещё один дядя. Не смотри на меня так, Клаус тоже здесь. Но он не желает никому в этом городе вреда. Он здесь как муж и отец, не более.       Деймон откинул голову на спинку, повторив недавнюю позу брата. Это было трудно. Вот так потерять его, а потом снова обрести, да еще и с его маленькой собственной семьей. Это было так дико, что у Деймона начала болеть голова. А может это было от количества выпивки. В конце концов, он повернулся всем телом, был таким открытым и искренним, как только мог потому, что это был его младший брат, которого он когда-то, почти сто пятьдесят лет назад, клялся самому себе защищать. Он не собирался нарушать клятву, даже если Стефан был придурком.       — Тогда расскажи мне обо всём, что случилось с тобой за восемь лет, — омега радостно взглянул на него, будто не верил собственному счастью. Будто не верил до конца, что брат примет его назад. — Расскажи, как стал гибридом, как родил двоих детей тому, чьим именем пугают маленьких сверхъестественных детей. Расскажи, кому я должен оторвать голову и вырвать сердце за то, что они так сильно задержали тебя в пути сюда.       Стефан тут же прижался к нему, как в детстве, положил голову на крепкое, твердое плечо и начал неторопливый, плавный рассказ.       За разговорами прошли часы, которым они оба потеряли счёт. На улице давно стемнело, и один раз Деймону пришлось подложить несколько поленьев в камин, чтобы огонь не угас. Сам Стефан не отказал брату в компании, разделил с ним два бокала бурбона, но от большего отказался, чтобы дома резким запахом не раздражать чувствительные носы своих волчат. Стрелки близились к полуночи, а они все еще не могли наговориться. Звук входящего сообщения привёл омегу в реальность, и он как-то странно посмотрел на свой телефон, будто видел в первый раз. Будто он забыл, что за стенами этого дома была другая жизнь. Впрочем, это могло подождать еще несколько минут. Самого главного Стефан не сделал. Быстро нашел среди кучи фотографий, которые обычно делал, те, что стоило показать. Так что он развернул экран телефона к брату и с ожиданием посмотрел на его лицо. Маленькие волчата, его гордость за всю долгую жизнь, одно из лучших фото за прошедшее лето. Они в лесу наблюдали за отцом. Тео влез на сухой пенёк, чтобы лучше было видно за спинами взрослых, не желавших пропускать малыша вперёд. Хоуп влезла рядом с ним и крепко держала брата за плечи, чтобы они оба не свалились на мягкий, влажный мох. Лицо Деймона просветлело. Он улыбался так тепло и радостно, что это невозможно было скрыть за его обычным сарказмом и язвительностью. Ему на самом деле нравились маленькие племянники. Стефан мягко забрал телефон, пролистал фотографии и ткнул брату уже рождественский снимок. Кто-то из прислуги помог сделать его. Вся семья в одинаковых дурацких свитерах с оленями и снежинками, белый рисунок на ярко-красном. Ребекка уговорила их купить, чтобы посмотреть на лицо Элайджи. Тот, к слову, принял это испытание достойно, едва заслышав радостные голоса детей, получивших свои собственные свитера. Деймон как-то медленно скользил взглядом по фото, увеличил, чтобы рассмотреть лица каждого. Стефан мог заметить, как задержался его взгляд на старшем Майклсоне, но не стал комментировать. И без этого было, что сказать.       — Если приедешь в этом году, то мы купим свитер и для тебя, — альфа рассеяно взглянул на брата, будто забыл о его присутствии рядом. — Ты тоже можешь быть на такой фотографии. Найдём для тебя лучшее место.       Деймон улыбнулся, воодушевленный предложением. Испортить рождественское фото чопорной семейки, наверное, стало для него смыслом жизни. Он ткнул пальцем в фото, и оно сдвинулось на экране.       — Элайджа ещё жив? Мне думалось, кто-то убьёт его за такой отвратительный характер.       Стефан не смог не ответить на это замечание. Засмеялся, вспоминая излишнюю воспитанность и консервативность старшего родственника. Но это внимание брата к первородному, комментарии Клауса по этому поводу зародили в глубине души омеги вопросы, которые задавать было неловко и неудобно после стольких лет отсутствия. Он и представить не мог, что могло связывать его брата-разгильдяя и такого, как Элайджа. Вопрос пришлось проглотить — еще одно сообщение заставило Стефана поторопиться. Ему пришлось прощаться, хотя он не хотел покидать брата, словно кто-то мог его забрать, прежде чем наступит рассвет. Деймон обнял его на пороге, утыкаясь носом в шею, как делали дети перед разлукой. И было в этом объятии что-то такое, от чего ныло сердце.       — Думаю, нам нужно поужинать вместе, — Стефан кивнул, продолжая утыкаться ему лбом в плечо, неестественно и болезненно для обычного человека изогнув спину. — Ты, я, твоя семья. Но не в вашем доме, это будет перебор. Могу я ждать вас завтра к шести? Или тебе нужно спросить разрешения у своего блохастого муженька?       Стефан тут же ударил его в грудь, как обычно делал с Клаусом, забывшись. На его лице не было злости, только лёгкое раздражение. Ляпни Деймон такое в присутствии Майклсона, пришлось бы разнимать неравную драку. Он еще раз слабо ударил его, на этот раз в плечо, широко улыбнулся, чтобы не разрушить момент между ними.       — Не вздумай сказать это ему, — Деймон оскалился в язвительном предвкушении. — Я тебя прошу. Мы приехали не скандалить. Ты тоже часть моей семьи, и мне нужно, чтобы ты был рядом. Конечно, мы придем завтра, дети будут в восторге. Ты им понравишься.       Старший тут же сменил оскал на улыбку. Иногда, совсем изредка, в этом даже стыдно было признаваться, он представлял этих детей себе. Какими они могли бы быть, на кого больше похожи — на Стефана или Клауса, какой у них характер, что им нравится. Дети были не виноваты, что их отец — самое настоящее чудовище, о котором веками слагали такие легенды, что не на каждом кладбище услышишь. Деймон готов был попробовать помириться с этим первородным ублюдком, но только ради брата и малышей, которые так сильно хотели его увидеть.       — Я приглашу Рика и Кэролайн, они тоже захотят вас увидеть. Они скучали по тебе.       Стефан тут же согласно кивнул. Он, может, и вспоминал их намного реже брата, но они тоже были ему дороги. Объятья для подтверждения их договоренности было достаточно. Деймон еще смотрел вслед быстро удаляющейся фигуре, торопливо на ходу набирающей сообщение, и впервые за восемь лет запер дверь. Впервые за восемь лет он убрал недопитую бутылку обратно в бар и принялся за уборку. В этот раз он не позволит себе облажаться.       Как бы сильно не заждался его муж, Стефан предпочел пересечь город быстрым человеческим шагом. Ему нужно было время, чтобы разговор с братом улегся в его голове и перестал терзать мысли. Слишком много всего было ими обоими сказано, чтобы так просто вернуться в дом, к своей обычной роли мужа и отца. Людей на улице почти и не было, может, встретились несколько парочек, крадущих у темноты последние на сегодня поцелуи и минуты близости. Вдалеке шумела компания пьяных парней-болельщиков, рьяно выясняющих, чей клуб сильнее. Обычная ночь в маленьком, неприметном городке, облюбованном нечистью. Ничего, что бы он не видел раньше, когда приезжал сюда регулярно, не забывая семью. Стефан еще раз обвел взглядом пустынные, темные улицы и ускорил шаг. Телефон в его кармане разрывался входящими сообщениями.       Клаус то ли прислушивался к шагам, то ли и вовсе не покидал холл. Стоило омеге открыть дверь и переступить порог, как он оказался в таких крепких объятиях, что чуть не треснули ребра. Попытка выбраться ничем не закончилась, так что он предпочел просто стоять, пока руки Клауса шарили по его спине и бокам, а прохладный кончик носа тыкался за ухом, в шею, в волосы. Чужой запах, осевший на теле, едва не выводил его из себя. Стефан покорился происходящему. Зная излишнюю тревожность мужа, он уложил подбородок ему на плечо, сцепил пальцы на его спине, позволяя им обоим на несколько минут, которые они здесь простояли, стать одним целым. Стефан мягко покачивался, будто баюкая, терпел каждое властное, жесткое прикосновение к себе, царапающие голую кожу когти. Лишь после того, как его собственный запах остался на податливом теле, Клаус отстранился, внимательно осматривая омегу. В его глазах отчётливо мелькнуло невыполненное желание собственнического укуса. Но он сдержался. Смог вместо этого слабо растрепать волосы мужа, разглядывая его с ног до головы. Ничего не изменилось, всё тот же Стефан, мягко улыбающийся ему, со взглядом, полным уважения и любви. Омега обхватил его запястье, погладил кончиком пальца тонкую, нежную кожу вдоль голубовато-синих напряженных вен, поднял руку и коротко прикоснулся сухими губами к острым костяшкам. Клаус шумно выдохнул, напрягся всем телом от понятной только им одной ласки.       — Я дома, — мягкий шёпот защекотал кожу, и Никлаус обнял мужа уже осторожней, совладав с самим собой. — Почему дети не в комнате? Им давно пора спать.       Майклсон хмыкнул, провожая омегу в гостиную.       — Очень хотели дождаться тебя, но уснули на диване. Ты же знаешь, какие они упрямые. Невозможно их уложить в спальне, если они решили ждать своего отца.       В словах Клауса не было обвинения, но Стефан почувствовал короткий, болезненный укол под рёбрами. Он так был занят собой и братом, их вновь наладившихся отношений, что совсем забыл о маленьких волчатах, до поздней ночи ждущих его. Стыд затопил его с головы до ног. Дети, тесно прижавшиеся друг к другу, зашевелились, скинули на пол одеяло, которым их укрыл Клаус, громко засопели, просыпаясь. А потом Тео приоткрыл глаза и заторопился слезть, на ходу будя сестру ударом маленького острого локтя в бок.       — Папа! Папа вернулся! — спросонья он свалился с дивана, вскочил, на полпути запутался в ногах и рухнул Стефану прямо в руки.       Хоуп была так же не сдержана, но на ногах держалась куда крепче. Она прижалась к его боку с разбега, едва не оставив синяк в том месте, где схватилась своей маленькой ручкой, сонно бубнила что-то, даже слов не разобрать, и Стефан потрепал по волосам своих малышей. Всего несколько секунд насладился их теплом и любовью, прежде чем отправил детей в комнату. Им давно уже стоило спать, тьма ночи крепко окутала огромный дом. Подгоняемые родительским голосом, волчата сонно плелись по лестнице, Хоуп крепко держала брата за руку, чтобы тот не свалился со ступенек, еле волоча ноги. Когда они скрылись в темноте второго этажа, Клаус взял мужа под локоть, как обычно делал на официальных вечерах, что так любил Элайджа, и неспешно повёл в спальню, где всё давным-давно было готово ко сну. Стефан бросил часть вещей прямо у входа. У него совсем не осталось сил, чтобы следить за порядком в собственной комнате. Всё, на что его хватило, дойти до ванной, наскоро смыть с себя этот день, а после рухнуть в постель, прижимаясь к тёплому боку мужа. Сон в этот раз пришёл быстро. Едва Стефан уложил голову альфе на плечо, а одеяло укрыло его почти по самый нос, всё вокруг потемнело, а тело стало лёгким, словно ангельское перо.